I
Разговоры о масонах
Визит в масонский музей
Фриденау, Берлин
7 февраля 1940 года
Несколько дней назад Гиммлер спросил меня, не хочу ли я посетить масонский департамент при Главном управлении имперской безопасности. Он считал, что я имею совершенно неправильные представления об истинной природе масонства и мне следовало бы ознакомиться с этим явлением поближе. Я согласился.
Сегодня я побывал в департаменте. Во-первых, там есть огромная картотека, включающая все имена из списков, конфискованных в распущенных ложах. На каждой карточке указана ложа и звание конкретного лица, его политическое и экономическое положение; на важные фигуры, как в Германии, так и за границей, имеются специальные документы. Мне разрешили выбрать несколько карточек, и, чтобы проверить их точность, я взял карточки тех, про кого знал наверняка, что они масоны. Сведения оказались верными.
Затем меня привели в настоящий масонский храм, где объяснили масонский ритуал и прочли лекцию о мнимой опасности этого движения, его международных связях, о его силе и влиянии. Мне показали документы, иллюстрирующие дела и методы масонов с целью доказать, что они пользуются ядом для устранения предателей из своих рядов. В храме были гроб с масонскими знаками, множество черепов, фартуки и регалии – не слишком-то приятное зрелище. Могу свидетельствовать, что все это вместе с достаточно умело оформленными стендами о деятельности масонов производит известное впечатление на посетителя. До того как разразилась война, в департаменте ежедневно проводились экскурсии. Здесь побывали тысячи лидеров партии, гитлерюгенда, офицеров армии и гражданских служащих. Меня уверяли, что офицерские курсы в Берлине обычно завершаются визитом в масонский музей. В целом это очень продуманный метод демонстрации той опасности, которую якобы представляет эта «наднациональная сила».
Под конец мне показали колоссальную библиотеку, в которой собрано все написанное о масонской деятельности, как самими масонами, так и их врагами. Ее источником послужили книжные богатства из закрытых масонских храмов, свезенные в одну большую масонскую библиотеку. Для библиофила это, безусловно, уникальная коллекция; в нее включены материалы об оккультных методах лечения, особенно о китайских и индийских, которые представляют для меня громадный интерес. Я разговаривал с одним из специалистов, интеллигентным молодым ученым, который полагал, что участвует в жестокой борьбе с вторыми после евреев самыми опасными врагами мира; и он собирался внести свой вклад в победу над этим «бичом человечества».
Я узнал, что идея создать подобный масонский музей исходила от Гейдриха, главы полиции безопасности. Одновременно он создал информационный центр для всех государственных и партийных структур. Когда какого-нибудь человека называли масоном, это ставило крест на его партийной, гражданской или военной карьере. Ряд видных лиц уже лишились своих должностей по этой причине. В частности, Гейдрих возглавил кампанию против доктора Шахта, президента Рейхсбанка, на том основании, что тот – «высокопоставленный масон».
Я покинул департамент с твердым решением получить от Гиммлера более полную и всеобъемлющую информацию.
Идеи Гиммлера о масонстве
Фриденау, Берлин
15 февраля 1940 года
Случай выпал сегодня, когда я сообщил Гиммлеру, что воспользовался его предложением и посетил масонский департамент.
– И какое у вас впечатление о масонах? – спросил он.
Я ответил, что ушел оттуда с впечатлением, будто все выдающиеся люди последних двух столетий были масонами. Я никогда не знал этого раньше: должно быть, за масонством стоит большая интеллектуальная сила, раз оно обладает такой притягательностью. К несчастью, об этом ничего не было сказано в лекции; она свелась к изображению ужасного наднационального тайного общества, раскинувшего над многими странами свою сеть, в центре которой, как пауки, сидят немногочисленные вожди, отдающие приказы. Если верить тому, что мне показали, то это в принципе те же самые люди, которые возглавляют международные еврейские организации.
– Так вот вы до чего дошли, – засмеялся Гиммлер. – Конечно, за масонством лежит определенная идея, идея Французской революции с ее требованиями свободы, равенства и братства, с ее гуманистическими идеалами и правами человека. Но это только камуфляж, чтобы привлечь к масонству широкие массы, навязать им свое мышление, склонить их на свою сторону или по крайней мере нейтрализовать. Благодаря этому дьявольски хитроумному трюку под влиянием масонов оказались тысячи людей, сами по себе достойные и респектабельные: как государственные чиновники, так и специалисты из деловой сферы и промышленности. Эти несчастные обманутые верят, что служат великому гуманитарному идеалу, не осознавая, как их используют. Это особенно верно в отношении наших добрых немцев, которые всегда были податливы к любым идеологическим махинациям.
Насколько точно это совпадает, подумал я, с тем, что думают о национал-социализме его враги, особенно за границей. Сколько раз я слышал аналогичные умозаключения! И я спросил Гиммлера:
– А что бы вы сказали, господин рейхсфюрер, если бы услышали такое мнение о национал-социалистической партии: «Маленькая группа, состоящая из Адольфа Гитлера, Гиммлера, Геринга, Геббельса, Розенберга, Лея и нескольких других, пользующаяся национал-социалистическими идеями, особенно расовым и пангерманским учениями, чтобы обманом подчинить себе широкие массы и использовать их в собственных планах всемирного господства. Простой добрый национал-социалист доверчиво идет за ними и верит, что служит великому идеалу, в то время как, будучи немцем и, следовательно, податливым к любым идеологическим махинациям, он не замечает стоящей за ними реальности»?
– Вы иезуит, господин Керстен, – рассмеялся Гиммлер, – но не можете же вы всерьез сравнивать нашу работу на благо народа с идеологическими фантазиями масонов и Французской революции. Мы занимаемся совершенно конкретными вопросами, настолько очевидными, что любой человек легко может сам в них разобраться.
– Сторонники Французской революции утверждали то же самое, – возразил я. – Тогда тоже стояли совершенно конкретные вопросы, из которых я назову лишь несколько: освобождение крестьян из-под власти землевладельцев, а ремесленников и купцов – от тягостных корпоративных уз; освобождение личности от знаменитых lettres de cachet – ордеров на арест, покупавшихся за деньги и позволявших их владельцам посадить в тюрьму любого несчастного, который окажется вписан в такой ордер. Далее, тогда стоял вопрос свободы научных исследований и свободы совести от принуждения, налагаемого церковью. Все это были исключительно реальные и конкретные требования. Они и стали движущей силой Французской революции, придав ей столь взрывной характер и, прежде всего, столь потрясающий эффект, который она произвела на широкие массы. Вы же не думаете всерьез, господин рейхсфюрер, что обычный человек питал бы энтузиазм к абстрактным идеям свободы, равенства и братства, если бы они не имели конкретного применения к его повседневной жизни? Ведь для крестьян свобода означала избавление от вооруженной борьбы, для торговых городов – эффективный свободный бизнес, а для ученых – свободное проведение научных исследований, свободу совести и свободу деятельности в любых сферах жизни.
Более того, индивидуализм, на который вы так решительно нападаете в интересах сообщества, по-прежнему имеет откровенных приверженцев в широких кругах европейской культуры. Когда эти люди говорят о свободе личности или свободе совести и мнений, они не ограничиваются умозрительными вопросами. Мне не нужно говорить вам, кого они считают своими конкретными врагами. Неудивительно, что они видят в масонстве защитника своих идей и чувствуют влечение к нему. Среди сторонников национал-социализма наблюдаются аналогичные признаки психологического интереса.
– Но почему нас поддерживают массы? Может быть, вы скажете мне, раз так много знаете об этом?
– Охотно, господин Гиммлер, но не обижайтесь, если я выскажусь откровенно. Вы всерьез полагаете, что массы идут за вами из-за особого уважения к национал-социалистической идеологии? Это происходит лишь потому, что они кое-что получают от нее. Рабочий, имеющий хороший заработок, вдовы, сравнивающие свою нынешнюю пенсию с той, что получали в предыдущую войну, приходят к выводу, что национал-социализм – вещь хорошая. Промышленники получают огромную прибыль от производства вооружения и полагают, что могут отлично поладить с вами. Родителям больше не надо волноваться за судьбу своих умных детей, поскольку государство платит за их специальное обучение в «Наполас» и очень довольно, когда они решают стать офицерами в армии или в ваффен-СС, разрешая им в этом случае продолжать обучение, что очень приятно для родителей. Вы обещали землю на востоке для младших сыновей крестьян, которым прежде приходилось своим потом зарабатывать на кусок хлеба. Они облегченно вздыхают и с энтузиазмом поют: «Мы шагаем на восток».
Гиммлер просиял и сказал:
– Ну, разве это не чудесно, господин Керстен? Реальный практический национал-социализм – и это опять же демонстрирует влияние национал-социалистической идеологии.
– Можно назвать это и так, но уверяю вас, что идеологически можно обосновать величайшую чепуху, – парировал я. – Если вы будете продолжать и расширять эти меры, то получите поддержку масс не благодаря вашим идеям, а даже несмотря на них. Если лишь чуть-чуть изменить точку зрения, то легко указать, что национал-социалисты, как знатоки народной психологии, точно знают, как овладеть массами – достаточно, чтобы внутренний круг бросал им подачки, убаюкивал их, обманывал, уговаривал, – и мы снова возвращаемся к вашей идее о масонской идеологии.
Но больше всего меня интересует кое-что совсем другое. Господин Гиммлер, вы действительно верите в существование небольшой группы высокопоставленных масонов, стоящей за каждым политическим и экономическим событием и регулярно проводящей тайные встречи, на которых принимаются решения о войне и мире – решения, влияющие на историю народов и правительств? Ваши люди в масонском департаменте говорили мне что-то в этом роде и, кажется, даже сами в это верили.
– Я не только верю этому, господин Керстен, – ответил Гиммлер, – я это знаю. Вы забыли добавить, что эти высокопоставленные масоны идентичны с внутренним кругом сионских мудрецов. Так еврейские правители мира пользуются масонством для камуфляжа собственной интернациональной власти. С масонской помощью сионские мудрецы намереваются сокрушить сопротивление интеллектуального и духовного правящего класса германского мира. Ведь они интересуются обращением в свою веру лишь интеллектуалов – юристов, врачей, протестантских священников, промышленников и политиков, но не ремесленников и торговцев и тем более не рабочих. Их усыпляет другая наднациональная сила – Международный союз рабочих, который управляется масонами и их еврейскими вождями.
– Господин рейхсфюрер, это фантастика, – возразил я. – Масоны окружают себя тайной с целью оказания особого влияния на своих сторонников. Вполне естественно, что по этой причине на них возводится много напраслины, но где же реальные доказательства ваших утверждений?
– Господин Керстен, разумеется, я не могу положить перед вами на стол признание преступника с его собственной подписью. Чтобы ясно увидеть всю картину, вы должны изучить под микроскопом деятельность масонов за последние два века. Тогда сможете подтвердить: ведущие масоны принимали участие в свержении любого правительства. Они приложили руку ко всем тяжелым финансовым кризисам, которые привели экономику нашей страны на край пропасти. Масоны играют важную роль в экономической и интеллектуальной жизни страны и ведут за собой других масонов. Те решительные люди, которые вели против нас Первую мировую войну, – масоны. Во Второй мировой войне всемирное масонство снова объединилось против нас. В некоторых англосаксонских странах практически невозможно занять какое-либо положение в промышленности или политике, если только вы не масон. Разве это не достаточные доказательства, господин Керстен?
– Только не для меня, господин рейхсфюрер. Масонство привлекает многих людей благодаря своей гуманитарной программе и той помощи и поддержке, которую оказывает своим членам. Они знают, что получат возможность для новых достижений, найдут полезных друзей и улучшат свое положение. Неудивительно, что инициативные люди пользуются этим источником влияния. Учитель становится масоном, потому что его директор – масон, и бизнесмен – по той же самой причине. По-человечески вполне понятно, что люди стараются поддерживать контакты со своими знакомыми. Людей гонит в масоны нечто вроде естественного отбора. Точно так же естественно, что одни и те же люди снова и снова проявляют себя в экономической и политической жизни. Вы принимаете это за доказательство своей теории и торжествуете, когда можете продемонстрировать, что масоны принимали участие в любой экономической или политической катастрофе. Из этого вы делаете вывод, что перед нами – заговор наднациональных сил, которые ответственны практически за все. Но точно так же можно доказать, что за каждой экономической или политической катастрофой стоят юристы. Меня лишь удивляет, что вы с вашей ненавистью к юридической профессии еще этого не сделали.
– Что вы имеете в виду? – спросил Гиммлер.
– Все очень просто, – стал объяснять я. – Вам лишь нужно собрать данные по профессии ведущих людей в какой бы то ни было сфере, и вы получите доказательство, что тридцать—сорок процентов от их числа – юристы. В вашей власти, господин Гиммлер, прийти к определенным выводам относительно этой группы заговорщиков и преследовать их так же, как вы уже преследуете масонов. Аргументов у вас будет в избытке. Вы можете заявить, что все юристы получили одинаковое образование, говорят на одном жаргоне, ревностно хранят при себе свои взгляды и приемы; один юрист приводит за собой следующего и радуется, когда находит на другой стороне кого-нибудь, с кем может достичь понимания. Они играют по своим правилам и, в частности, сплочаются против политиков, которые не обладают их специальными знаниями; они создали международные ассоциации и понимают друг друга посредством языка и образования, которое носит не менее интернациональный характер. Этого вполне достаточно, чтобы прийти к логическим выводам. Я думаю, господин Гиммлер, что вы стали жертвой идеологии.
Борьба против всех анонимных сил
Мне было очень любопытно услышать, что Гиммлер ответит на это. К сожалению, на этом разговор закончился, так как его позвали. Но я смог поговорить с очень откровенным и умным человеком из его штаба и в разговоре заметил, что необходим весьма примитивный мыслительный процесс для того, чтобы всерьез полагать, что за каждым политическим и экономическим событием стоит заговор наднациональных сил.
– Только не пытайтесь объяснять это рейхсфюреру, – посоветовал он, – поскольку его убежденность непоколебима. Крайним примитивизмом он называет как раз противоположную школу мысли, которая видит за всеми политическими и экономическими событиями действие неких имманентных законов; он говорит, что это лишь прикрытие для истинных мотивов, придуманное махинаторами для того, чтобы обмануть интеллектуалов, которые, разучившись пользоваться своими инстинктами, быстро становятся жертвами лжи. Он ненавидит какую-либо анонимность. Он – как те крестьяне, которые никогда не говорят о «правительстве», но считают тех или иных чиновников, каких-нибудь Мейеров или Мюллеров, личными друзьями или врагами. Например, если рейхсфюреру говорят: «Это организовало министерство внутренних дел», он спрашивает: «Какое министерство?», имея в виду – какое конкретно должностное лицо. Вы должны это знать, если собираетесь говорить с ним на подобные темы. Он всегда пытается найти контролирующую силу.
Для него нет такой вещи, как «экономика». Он приходит в ярость, если кто-то говорит ему о неизменных законах экономики. Для него «экономика» – это господин Флик, господин Штиннес, господин Крупп или господин Тиссен. Он всегда сразу же отвечает: «Очень хорошо, так чего же хочет господин Крупп или господин Штиннес?» Он считает, что почти каждым важным человеком управляют некие анонимные силы, представителем которых тот является. Его разум и все поведение целиком настроены на то, чтобы выяснить, кто в данном случае дергает за ниточки. К этой задаче он привлек свою информационную службу, заставляя ее чертить большие диаграммы, на которых графически изображаются различные влияния. Он может часами изучать эти диаграммы с Гейдрихом, обсуждая и обдумывая их. Сфера промышленности со всеми ее хитросплетениями и рыночными соглашениями представляет для этого большие возможности.
Гейдрих поощряет эту важнейшую черту рейхсфюрера. В его промышленном департаменте есть чертежники, которые с величайшей тщательностью прослеживают эти запутанные связи. Таким образом Гейдрих оказывает большое влияние на рейхсфюрера, который всегда прислушивается к нему, когда он таким хитроумным образом разъясняет систему контролирующих сил. Теперь рейхсфюрер рассматривает промышленность и ведущих промышленников лишь с этой точки зрения. Гейдрих называет этот метод «раскрытием маскировки» и считает его шедевром своей информационной службы.
Более того, рейхсфюрер взял на вооружение то, что считает методом своих врагов и основой их власти, и, логично используя его, сделал основой доминирующей позиции, которую занимают в государстве СС. С этой точки зрения СС – не что иное, как антимасонство, – хотя рейхсфюрер этого не признает, – с помощью которого он хочет потихоньку занять ведущие позиции в правительстве и в партии. Всю систему награждения так называемых «почетных вождей» специальной формой и званиями можно оценить лишь с этой точки зрения.
– И как же работают эти ложи СС? – прервал я его.
– В целом на удивление удачно, – был ответ. – И этот факт лишь укрепляет рейхсфюрера в его взглядах. Недавно он выразился так: «Поскольку мы имеем счастье наблюдать, как эта система преобразует крохотную шлюпку, которой были СС, в большой вооруженный крейсер, которым они являются сегодня, мы можем получить представление, чего могли достигнуть и достигли враги, пока наш народ спал. В то же время это служит для нас большим стимулом к логичному и методичному наступлению по лежащему перед нами пути.
Я был потрясен этим первоклассным объяснением. Теперь я куда более ясно понимал слепое и предвзятое отношение Гиммлера к масонству и всем похожим на него организациям. Во время посещения Масонского музея я узнал, каким гонениям Гиммлер подвергал все подобные объединения, даже так называемый «Тевтонский орден» и «Германскую лигу», в целом считавшиеся безвредными, но прежде я не был способен оценить подобные события в рамках общей проблемы.
Борьба с национальным масонством
Фриденау, Берлин
20 февраля 1940 года
Сегодня я говорил об этом с Гиммлером, пока проводил сеанс лечения, и спросил, какова была истинная причина полного запрета национальных масонских лож. Он немедленно ответил:
– В каждой ложе есть тайные вожди, которые управляют теми вождями, что появляются открыто. Пусть председатель ложи – какой-нибудь достойный врач, но откуда мне знать, кому он в действительности повинуется? Мы должны последовательно действовать в этом отношении и безжалостно искоренять любые слабые места, где может прорваться враг. По этой причине мы не допустили малодушия и не позволили ни снять запрет на так называемые три национальные великие ложи Пруссии, ни дать их членам возможность альтернативной организации, хотя они утверждают, что среди их представителей были прусские короли и принцы королевской крови. Перед вами – характерный пример тех тонких методов, к которым прибегают вожди масонов. Они основывают национальные ложи, те приобретают большую независимость, провозглашают принципы, совершенно противоположные тем, которых обычно придерживаются масоны, и в итоге короли и принцы, обычно не наделенные большой проницательностью, вступают в эти ложи, достигают больших чинов и появляются на людях в масонских фартуках.
– И чего же таким образом достигают масоны? – спросил я.
– Вам еще не ясно? – удивился Гиммлер. – Во-первых, это замечательная пропаганда масонской идеи. Если в ложу входит королевская семья, то масонство становится респектабельным в глазах широких масс, владельцев собственности и образованных людей. Все сомневающиеся голоса мгновенно умолкают. Масонам больше не приходится защищаться – им достаточно лишь указать на короля, их собрата масона. Неужели кто-то считает себя умнее короля? После этого членство в ложе автоматически привлекает всех тех, кого масоны особенно хотят заполучить в свои ряды – влиятельных чиновников и политиков. Им не нужно никаких дальнейших действий, чтобы перетянуть на свою сторону ведущих политических деятелей и промышленников. После этого масонская ложа становится центром общественной жизни, проводя пышные пиршества и празднества в честь дня рождения короля или принца. Масонство превращается в нечто вроде большого национального и социального клуба; бесплатная выпивка и закуска делают его еще более привлекательным для чиновников, обделенных дарами этого мира.
Однако масоны тем временем тихо и незаметно расширяют свое влияние: читаются лекции на темы, дорогие масонам; обеспечивается поддержка выдающихся ученых, налаживаются связи с другими ложами, и желаемый результат налицо – сперва нейтралитет, а затем и союз со всемирным масонством. Вероятно, вы удивитесь, узнав, что все высшие должности этой ложи дублируются. Помимо Великого магистра, необходимого как публичная фигура, есть и никому не известный человек, в действительности занимающий куда более высокое положение во всемирном масонстве, мастерски пользующийся и руководящий этой «теневой системой».
Одна-единственная сила, не позволившая себя обмануть, – это католическая церковь. Она остается безжалостным врагом масонства. Конечно, вы знаете, что любой католик автоматически отлучается от церкви в тот момент, когда он становится масоном. И церковь прекрасно понимает причину такой безжалостности. Она сама работает по масонским принципам: ее религиозные ордена, в частности иезуиты, – нечто иное, чем могущественные ложи католической церкви. Церковь знает, чего добилась этой системой, и не потерпит ни одной оппозиционной ложи, пользуясь любыми средствами, чтобы не позволить своим овцам вступать в нее. Не следует обманываться объяснением, что церковь выступает против масонов, потому что они – приверженцы либеральных идей. Сейчас эти идеи получили такое распространение даже в самой католической церкви, что запреты и предупреждения на этот счет совершенно неуместны. Неумолимое отношение католической церкви к масонству – лучшее доказательство того, как точно мы оцениваем ситуацию. Лишь глупые протестантские священники еще не поняли, что поставлено на карту. Они вступают в ряды масонов, не зная, что сами роют себе могилу.
– Но не являются ли ваши СС тоже своего рода масонской ложей, господин рейхсфюрер? – спросил я Гиммлера.
– Как вы можете такое говорить? – возмутился он. – У нас же нет ни тайных вождей, ни системы масонских званий. СС – это орден с хорошо известными руководителями и открыто провозглашенными целями. Это германская форма объединения людей, преданных высшей цели. Если вам нужно сравнение с кем-то, то сравнивайте СС с немецкими рыцарями, целью которых была защита от Востока. Но любые сравнения будут ложными. СС специально созданы для национал-социалистического государства и исключительно для его целей, и не могут быть перенесены в другие государства, так же как и сам национал-социализм.
– Я не вполне вас понимаю, господин Гиммлер, – сказал я. – Тогда зачем вы создаете части СС, состоящие из норвежцев, датчан, голландцев и фламандцев?
– Это совсем другое дело. Это боевые части, единственная задача которых – обеспечить жизненное пространство для германских народов на востоке. Они не имеют никакого отношения к другой сфере, в которой действуют СС.
– Если все то, что вы и ваши люди рассказывали мне о масонстве, действительно выражает ваши твердые убеждения, – сказал я, завершая разговор, – то есть одно, чего я не понимаю. Почему вы ведете непримиримую борьбу с евреями и масонами, с одной стороны, и их заклятым врагом – католической церковью, с другой, вместо того чтобы заключить союз по крайней мере с одной из сторон и использовать ее против другой стороны? Зачем вы начали Вторую мировую войну, имея в тылу обоих этих врагов?
– К сожалению, мой дорогой господин Керстен, я не могу вам дать ответ, – сказал Гиммлер, сразу же приняв суровый вид. – Решения в такого рода делах принимает лично фюрер. Теперь, когда жребий уже брошен, говорить об этом бессмысленно.
– Вы почитаете Фридриха Великого и считаете его примером для подражания? – спросил я под конец лечебного сеанса.
– Конечно, – ответил Гиммлер.
– Но он был масоном и не позволял никому себя обманывать.
– Это был особый случай, – сказал Гиммлер.