Глава 1
«Вспоминать прошлое – это как ягоды собирать. Нагнулся за одной ягодкой, а в глаза бросилась вторая, пятая, десятая, и уже не остановиться. Все берешь и берешь…»
Он был очень скромный человек и никогда не рассказывал о своей жизни. Мне хочется сказать о нем несколько слов, начав с его детства и юности.
Отец Геннадия скончался за три месяца до рождения сына, мать Анна Васильевна работала в колхозе, а за ребенком присматривала ее старшая сестра, уже пожилая женщина, очень строгого характера. Зато мать сына безмерно любила и чрезвычайно баловала. Зимой, по вечерам она рассказывала ему сказки, которые часто сама и сочиняла, если все известные ей сказки были уже несколько раз рассказаны.
Ее неволшебные сказки ему нравились больше, потому, что они были про такую же жизнь, какая была у него. А жизнь эта ему очень нравилась, вот только тетка Фекла сильно ругалась, когда он приходил домой весь в грязи, если, например, ловил руками в оставшейся после половодья луже мальков.
Справа – мать Геннадия, Анна Васильевна Юшкова, слева —тетя, сестра матери – Мария Васильевна Юшкова, 1922 год
На фотографии четырехлетний Денадеюшко, как ласково звала его мать, сидит на стуле с гармошкой в руках. Гармошка – гордость матери: такой в деревне нет больше ни у кого из детей. На нем парадная одежда, сапоги на-вырост. На лице – напряженное ожидание: как это – фотографироваться? И любопытно, и страшновато. В то же время, похоже, он не слишком доволен, что его так нарядили, да и сидеть ему уже надоело.
Геннадий, четыре года, 1936 год
Когда кончилось младшее детство, Гена стал очень внимательно присматриваться к окружающим, и особенно, к своим товарищам: кто добрый, кто жадный, кто честный, кто вороватый, кто надежный друг, а кто и предать может. И всегда делился с матерью своими наблюдениями. Не очень разговорчивая с людьми, его она выслушивала и помогала разобраться в детских спорах и характерах, при этом всякий раз говорила, что если кто-то плохо поступил, то это не значит, что он совсем плохой, в другой раз он поступит верно. Гена всю жизнь помнил эти разговоры с матерью.
Примерно в километре от деревни на небольшой запруженной речке стояла водяная мельница. После уборки урожая и обмолота зерна жители, в основном мужики, ехали сюда на лошадях, нагрузив повозки мешками с зерном, молоть муку. Гену, как и всех мальчишек, привлекала мельница. Особенно желанным было провести там ночь. Если муку молола молодежь, парни безжалостно прогоняли мальчишек, и расстроенный Гена очень медленно шел домой. А мужики, и особенно старики, никогда не гнали ребят, оставляли даже ночевать, с условием не мешать работе и разговорам.
Сначала на мельнице говорили о сегодняшних делах – у кого что уродилось, когда отелится корова, сколько думают намолотить муки. Следом шли разговоры о завтрашнем дне, и только потом начиналось самое интересное: старики и мужики вспоминали старое, охоту, рыбную ловлю, поездки за Камень с артелью и многое другое. Неспешно шлепали шлицы колес, мерно текла вода, мололась мука. Мальчишек понемногу тянуло ко сну, но вот кто-то из стариков начинал рассказывать сказку, у всех загорались глаза, и не только у мальчишек. Эти разговоры и сказки и тянули Гену на мельницу. Мать сердилась:
– Ты хоть бы предупредил, что пойдешь туда с ребятами, а то уж чужие люди сказали: «Не волнуйся Анна, твой сын на мельнице. Жив – здоров».
Гена старался предупреждать мать, но часто так получалось, что ребята шли на мельницу, когда ее не было дома.
* * *
Большим потрясением стало для него замужество матери. Он сразу повзрослел, отчима же так и не принял сердцем. Мать вышла замуж в конце 1940 года, в августе 1941 года отчим ушел на войну, через месяц погиб, а через три месяца после его гибели родилась сестренка, о которой Геннадий ненавязчиво заботился всю жизнь.
* * *
Гена рано научился читать. Мама подарила ему к 7-летию «настоящую книгу», роман Василия Юхнина «Алая лента»:
– Помню, как у себя в деревне, на печке, я, семилетний мальчишка, зачитывался этим романом, зримо представляя себе охоту в нашей парме – тайге.
Учиться в школе Гене было не так интересно, но учился он хорошо.
С дисциплиной у него тоже все было в порядке. Первые четыре года это была школа в родном селе Красное. Она размещалась в обычном деревенском доме, разделенном на две половины, в одной учились 1 и 3 классы, а в другой – второклассники и четвероклассники. Когда первоклассники, что занимались по соседству, только начинали читать и путались, Гена, который был уже в третьем классе, всеми силами старался им подсказать. В школе он никогда не дрался, сверстники его любили, особенно девочки.
Первая учительница Гены Нина Егоровна Изъюрова отмечала его способности и говорила матери Гены: «Геннадия голова ведет к большой дороге, вы не мешайте ему, помогайте».
С пятого класса Гене пришлось учиться в Часово и жить там в общежитии. Каждый понедельник, рано утром вместе с другими ребятами шел он в школу за 13 километров и тащил на себе продукты на неделю. Осенью дорога была особенно плохой – глинистая, скользкая, в нескольких местах она проходила через ручьи, заложенные бревнами, сквозь которые сочилась вода. Кроме еды мама давала ему 10 рублей. На эти деньги можно было два раза сходить в кино, купить буханку белого хлеба и съесть ее сразу.
Первые школьные годы совпали с Великой Отечественной войной, гибелью отчима и началом работ в колхозе, так что от многих детских забав и развлечений приходилось отказываться. Каждое лето Гену назначали «пастушить» – пасти коров или телят. С годами прибавились и домашние работы в огороде и по хозяйству: заготовить дрова, починить забор, колодец вычистить, а то и выкопать новый на огороде, окно подновить, – дел в деревне всегда хватает. И еще он начал ходить на охоту по своему родовому «путику».
Семилетку Гена заканчивал в Часовской неполной средней школе. В выпускном классе пришла к нему первая любовь. Девочка училась в одном классе с ним. Высокая, стройная, с красиво посаженной головой и гордой, неспешной походкой она пленила Гену своей уверенностью и независимостью. Он посвятил ей два чудных стихотворения: «Девочка с косичками» и «Часово – пристань».
После седьмого класса Гена заодно с друзьями поехал в Воркуту поступать в горный техникум. Мальчишки провалились на экзаменах, а его приняли. Год учебы в техникуме, вдали от родной деревни, а главное, от матери, стал для Гены тяжелым испытанием. Кроме того, его, четырнадцатилетнего деревенского мальчишку, очень испугали шахты. После каникул он в техникум не вернулся.
Учиться дальше Гена не хотел, он устал от голодной учебы в Часово, от года вдали от дома в Воркуте, но матери угрозами и уговорами удалось заставить его пойти в 9 класс.
В 12-ой школе Сыктывкара его хотели принять только в 8-й класс, но он стоял на том, что программу восьмого уже прошел в воркутинском техникуме, и директору пришлось с ним согласиться.
Анна Васильевна сняла ему угол, сколько могла, помогала деньгами, и стала возить продукты из деревни. Зимой эта святая женщина рано утром выходила из дома, впрягалась в приготовленные с вечера большие санки с продуктами – мороженым молоком, морожеными ягодами, соленой капустой и картошкой – и отправлялась в свой 50-ти километровый путь пешком, поскольку автобусы в то время не ходили. Она шла берегом реки через Парчег от деревни к деревне, часто по снегу, без дороги.
В первый день проходила половину пути, ночевала у знакомых в Койты-Боже или в Слободе, куда хватало сил дойти, а наутро шла дальше и к вечеру второго дня доходила до Сыктывкара. Гена очень ждал её. Мать готовила ему ужин, кормила досыта, до ночи они говорили, а утром Анна Васильевна снова готовила, чтобы еды хватило на несколько дней, и уходила в любую погоду домой той же двухдневной дорогой.
Во время летних каникул Гена, как правило, работал в совхозе пастухом, на сенокосе, помогал матери в огороде и по хозяйству. А длинными, летними вечерами – гулянки с гармошками, танцы, посиделки с парнями и девчатами. Гена принимал в этих развлечениях самое активное участие, правда никогда не танцевал, считал, что не умеет. Когда в старших классах школы начал писать стихи, охотно читал их своим сверстникам на этих посиделках. Его всегда просили почитать, особенно девушки. Мальчишки, правда, считали это баловством, но слушали внимательно.
Серьёзно писать стихи или, как он говорил, «заниматься сочинительством», Гена начал в десятом классе, и это стало мешать ему учиться, даже по литературе пошли тройки. Годы спустя, на одной из встреч выпускников учительница литературы сказала: «Вот уж никогда не думала, что Геннадий станет писателем». На что один из бывших учеников заметил: «Ну, это уже не о нем речь, а о вас». В девятом-то классе у Гены почти по всем предметам были пятерки, и педагоги говорили, что ему стоит готовиться к медали: если не золотую, то уж серебряную – точно получит. Но в аттестате зрелости у него стоят тройки по русскому языку и литературе, да еще и по алгебре, правда, по всем остальным предметам – четверки.
Когда Гена учился в десятом классе, ему исполнилось 18 лет. Стали они с матерью искать свидетельство о рождении, но так и не нашли. Пришлось обратиться в ЗАГС. Когда он получил паспорт, то увидел ошибку в дате рождения и сказал об этом, на что ему ответили:
– Что было в свидетельстве, то мы тебе и написали.
– А можно исправить?
– В паспорте ничего исправлять нельзя.
Так и осталось у него в Свидетельстве, а потом и в Аттестате, неверное число рождения – 13 марта.
Когда Гена принес Аттестат матери, Анна Васильевна поругала его за тройки, но больше всего – за ошибку в Свидетельстве о рождении:
– Ты что, слепой был, когда его тебе выдавали? А если не слепой, то безголовый. Разве я не рассказывала, что родила тебя в Евдокиин день?
– Рассказывала.
– А какое это число? 14 число, святой день. А тебе какое-то поганое число написали. Что, исправить было нельзя?
– Сказали, что в паспорте ничего нельзя менять.
– Ну и живи с ним.
Это было первое знакомство Гены с ошибками ЗАГСа. Позже, уже учась в Москве, в Литинституте, он исправил эту ошибку, получив новое свидетельство о рождении и новый паспорт по нему в Одинцовском отделении милиции Кунцевского района Московской области в 1955 году.