Храм в Вишняках
Церковь Троицы в Вишняках (Пятницкая улица, 51) построена в 1824 году по проекту архитектора А. Григорьева.
Этот храм значительно скромнее, нежели церковь Климента папы Римского. Но его история не менее занятна. Интересен хотя бы тот факт, что архитектор при сооружении этого храма использовал – такова была воля заказчиков – часть стены церковного сооружения, стоявшего на этом месте раньше. В планы архитектора такое явно не входило, однако же возникшую проблему он решил – не сразу и заметишь, где находится старая часть, а где – построенная А. Григорьевым.
Имя же церкви – «в Вишняках» образовано от названия этой местности – «Вишняково». Вишняково же так названо в честь стрелецкой слободы «Матвеевского приказа Вишнякова», которая располагалась здесь в семнадцатом столетии. Ягоды вишенки тут не при чем.
Искусствовед Ю. Шамурин в своих «Очерках классической Москвы» писал: «Самое прекрасное в этой церкви колокольня, построенная в духе классицизма. В ней гармонично сочетаются древнерусские формы с классической эстетикой, не уступая ни одной пяди своего художественного замысла. Высокая, квадратная в плане, в виде разнообразно украшенных кверху суживающихся ярусов, она завершается иглой-шпилем. Декорация усложняется с каждым ярусом. В нижнем ярусе гладкие стены, только четыре колонны у западного входа да пышный фриз по верхнему карнизу. Второй ярус рустованный, образующий как бы арки, легко и плавно несущий верх. Над ними самый нарядный ярус, облепленный полуколоннами, несущими узорный архитрав. Выше – вновь гладкие стены по сторонам пролетов, пролеты окаймлены двумя колоннами, их капители продолжены гирляндами на гладких стенах углов, и так и вьется по верху яруса, завершая четырехгранную композицию колокольни, прихотливый резной пояс узора. Еще выше восьмигранный тамбур, законченный высоким шпилем».
Этот храм связан с известнейшим звонарем К. Сараджевым. Он писал в мемуарах: «Мне было 7 лет. Раз весной, в вечернее время, гулял я со своей няней (няня любила меня исключительно сильно, всем сердцем) неподалеку от дома, у Москва-реки, по Пречистенской набережной, и вдруг, совершенно неожиданно, услышал удар в очень большой колокол со стороны Замоскворечья. Было это довольно-таки далеко, но в то же время колокол слышался очень ясно, отчетливо; он овладел мною, связав меня всего с головы до ног, и заставил заплакать. Няня остановилась, растерянная. Она обняла меня, я прижался к ней, мне было трудно: сильное сердцебиение, голова была холодная; несколько секунд я стоял, что-то непонятное, бессвязное пробормотал и упал без сознания. Няня сильно перепугалась и попросила первого попавшегося отнести меня домой. Дома все тоже были перепуганы и поражены, совершенно не понимая, почему это произошло. С тех пор этот колокол я слышал много раз, и каждый раз он меня сильно захватывал, но такого явления, какое было в первый раз, после уже не бывало. Этот колокол слышали и няня, и родные мои, для этого я водил их на набережную Москва-реки. Долго не мог я узнать, откуда доносится этот звук величайшей красоты, – и это было причиною постоянного страдания… Одиннадцати лет был я на одной колокольне в Замоскворечье, было воскресенье, утро, время, когда в церквах служба, при ней и звон. Вдруг услышал я удар в колокол, который, очевидно, был очень недалеко. Он заставил меня глубоко задуматься: он будто что-то напомнил мне. Затем еще раз был этот удар, я оглянулся в сторону гула и увидал колокольню. Это была Троица в Вишняках, на Пятницкой».
И впрямь – уникальнейшая колокольня.
* * *
В том же Вишняковском переулке, в доме №15 расположен еще один известный храм Москвы – церковь святителя Николая Чудотворца в Кузнецкой слободе, или Никола в Кузнецах. С этим названием все гораздо более понятно: в Кузнецкой слободе жили и работали мастера-кузнецы. Сначала та церковь была деревянная, затем, в 1683 году, ее заменили на каменную, в 1805 году соорудили новый храм, который, собственно, и сохранился до наших дней – разве что в 1847 году пристроили трапезную, надстроили колокольню и несколько реконструировали фасад собственно церкви.
Уникальность же этого храма заключается в том, что он не закрывался на протяжении всего существования СССР. Ходили слухи, что один из настоятелей – родственник Ленина, но даже если это так, то вряд ли в этом было дело – ведь существовали и другие настоятели. Тем не менее, факт остается фактом: храм не только действовал, но также был в разные времена пристанищем православного диссидентства. В частности, в 1924 году здесь служил всенощную опальный патриарх Тихон. А позднее настоятелем этого храма был известный протоиерей Всеволод Шпиллер, духовник писателя А. Солженицына. Его проповеди ходили среди верующих на магнитофонных бобинах. Власти, разумеется, знали об этом обо всем, но храм не закрывали. Вероятно, видели в том свой резон.
Хотя не все было так гладко. Вот как излагает события тех лет один из современников: «Кто не знает в Москве храма Николы в Кузнецах, кто не знает чтимой иконы Божией Матери с чудесным названием «Утоли моя печали»? Кто, наконец, не знает настоятеля этого храма, одного из самых уважаемых и просвещенных московских протоиереев о. Всеволода Шпиллера? Мирно и тихо шла жизнь этого прихода, причт которого производит хорошее впечатление своей религиозностью и интеллигентностью. Так было до 1965 г., когда во время автомобильной катастрофы погиб староста этого храма. Его преемник (хорист из Малого театра) сразу провел новую линию. Он сменил всех работников храма (свечниц, уборщиц и т.д.). Вновь назначенные им люди не сочли нужным даже познакомиться с настоятелем, с духовенством держали себя грубо и вызывающе. Желая показать свою благонадежность, новый староста, не довольствуясь обычной процедурой проверки документов у родителей крещаемых, стал требовать у отцов еще и военные билеты, что было совершенно незаконно. Наконец, староста ввел новый порядок: в церкви начали шляться антирелигиозники – «общественники» из соседнего института внешней торговли. Антирелигиозники ходили в храм, проверяли документы, присутствовали на всех заседаниях двадцатки.
К о. Всеволоду начали поступать «предложения» прекратить свои проповеди. С этими предложениями адресовывались и непосредственно к нему, и через его родственников. О. Всеволод начал протестовать против подобных порядков. И был снят личным указом Патриарха, вместо него назначен прот. Константин Мещерский, который умер 19 августа 1966 г., когда он должен был вступить в настоятельство. Над ним совершился суд Божий».
После этого о. Всеволод продолжал быть настоятелем храма вплоть до своей кончины в 1984 году.
С точки зрения человека невоцерковленного, суд Божий должен был бы покарать не протоиерея, а отставившего отца Всеволода патриарха. Но у церкви – законы свои.
Юрий Бахрушин – сын основателя театрального музея – вспоминал о своем, детском еще, посещении этого храма: «Порой мне приходилось заходить к отцу Симеону на квартиру в его маленький домик при церкви Николы Кузнецкого. Там меня всегда поражали хитроумно устроенные звонки на дверях, особые запоры на окнах и тому подобные усовершенствования работы самого батюшки. Отец Симеон оказал большое влияние на мое духовное развитие – слушая его фантазерство, я незаметно поддавался его увлечению и невольно, оставшись один, начинал так же фантазировать и строить воздушные замки».
Фантазии этого батюшки были оригинальными и для священника сомнительными. Юрий Бахрушин писал: «Часто, рассказывая мне тот или иной эпизод из Священной истории, он вдруг прерывал свой рассказ, устремлял взгляд своих маленьких глаз куда-то вдаль и начинал фантазировать. Он говорил о том, как люди будут жить в будущем, какая у них будет замечательная жизнь, как будет развита техника, строительство. Он так же резко обрывал свои отвлеченные речи, как и начинал их, и, обратив на меня свой добрый взгляд, смущенно спрашивал:
– Так о чем я говорил-то?»
Эти истории имели неожиданное продолжение уже при советской власти: «В 1944 году заведующий отделом комплектования театрального музея как-то обратился ко мне:
– А мы вчера вас вспоминали!
– С кем?
– С отцом Симеоном Ковганкиным.
– Да разве он жив?
– Жив и вам кланяется.
– Сколько же ему лет и как он себя чувствует?
– Да ничего. Хорошо. Ему восемьдесят четыре года. Мы вчера с ним пол-литра раздавили за разговором, да мало показалось, пришлось еще четвертинку добывать.
– Что же он делает?
– Да ведь после революции он пошел на покой, а теперь с полутора десятков патентов на его изобретения, многие из них приняты и используются».
Такой вот батюшка-затейник служил в церкви Николы в Кузнецах.