Язва восьмая
Вредительство мнимое и реальное
Коллективизация и раскулачивание вызвали новую, массовую волну крестьянских восстаний. Это вызвало оживление среди эмиграции, всколыхнулись надежды на падение коммунистического правительства. РОВС, БРП и другие белогвардейские организации принялись создавать небольшие отряды, посылая их через границу. Силились организовать партизанское движение в Белоруссии, Сибири, Приморье. Но у них снова ничего не получилось. Результаты ограничивались налетами на колхозы, убийствами мелких активистов. Крестьяне отнюдь не воспринимали пришельцев из-за рубежа «своими». Они выступали только за собственные права, но не против советской власти. Вооруженные группы и банды повстанцев, прятавшиеся по лесам, продержались недолго. Одних вылавливали, другие спасались поодиночке, разъезжаясь в отдаленные края, на большие стройки, где была надежда скрыть свое происхождение. А белогвардейцы, которым удалось уцелеть, пробирались обратно за кордон.
В данный период в СССР были обнаружены и подпольные структуры, связанные с заграничными центрами меньшевиков, эсеров, «Торгпромом». В 1928 г. прошел громкий процесс по Шахтинскому делу, в 1930 г. – по делу Промпартии, в 1931 г. – над «Союзным бюро меньшевиков», был раскрыт подпольный центр Трудовой крестьянской партии. В «демократической» литературе все эти дела были объявлены сфальсифицированными, основанными на «выбитых» признаниях. При этом факты, отраженные в материалах следствия и открывшиеся на судах, заведомо отбрасывались. Но, например, современный историк А.В. Шубин (причем ярый антисталинист), изучив эти факты, пришел к совершенно иным выводам. Возможно, следствие что-то «приплело» для большей убедительности, но подпольные группировки действительно существовали.
По Шахтинскому делу группу «спецов» (инженеров, мастеров, управляющих) обвинили в том, что они поддерживали связь с бывшими хозяевами предприятий, очутившимися в эмиграции, получали от них деньги, информировали о положении дел. Старались сдерживать разработку полезных ископаемых, чтобы не исчерпать хозяйские запасы, выполняли и другие заказы прежних владельцев… Но эта методика уже была отработана! В годы Мировой войны хозяева германских фирм тоже уехали за границу, а русские управляющие остались – и продолжали выполнять их указания, выезжали в нейтральные страны, где встречались с владельцами. Теперь, как уже отмечалось, Нобель, Денисов, Терещенко, Гукасов и другие российские банкиры и промышленники сохранили в эмиграции значительные капиталы, влияние. Многие из них даже вели дела с СССР – как Животовские, Шлезингер, Калашкин, Терновский, Цейтлин, Добрый, Лесин, Высоцкий, Златопольский. Да что уж говорить о возможностях бывших хозяев влиять на свой персонал, если их представители остались в советском руководстве! Бывший управляющий заводов Нобеля Серебровский возглавил Нефтесиндикат СССР, а потом Главное управление по цветным металлам, золоту и платине. Брат банкира Менжинского руководил ОГПУ. В экономическом управлении ВСНХ занимал высокую должность представитель банкирской семьи Гинзбургов…
Словом, ничего фантастического в обвинениях не было. Тем более что для «вредительства» не требовалось никаких диверсий, достаточно было выполнять свои обязанности спустя рукава. Недосмотреть за ворующими рабочими, согласиться на неправильную прокладку шурфа. «Выбивание» признаний не применялось – и 23 из 53 подсудимых вовсе не признали свою вину. Правительство шахтинский процесс не инициировало. Наоборот, проверяло. Ворошилов запрашивал у Томского, побывавшего в Донбассе, – не было ли допущено «перегибов» со стороны ОГПУ. Тот отвечал, что нет, все правильно. В результате пятерых расстреляли, большинство посадили, а четверых оправдали – доносы рабочих суд не счел достаточными доказательствами.
О том, что подпольные структуры в СССР существовали реально, нам известно не только из следственных дел, но и из других источников, в том числе антисоветских. Так, Союзное бюро меньшевиков (оно же «Московское бюро РСДРП») было оставлено в России, когда Мартов и прочие лидеры этой партии подались за рубеж. В конце 1920-х годов его возглавлял В. Иков, у него была налажена связь с эмиграцией. Но на следствии и суде он в этом не сознался, об этом стало известно значительно позже. Точно так же и эсеры оставили в России свое подполье, при расколе их организаций связи с нелегальными структурами в СССР поддерживала Трудовая крестьянская партия (ТКП). В 1925 г. эсеровские структуры были раскрыты и разгромлены, но уцелела группа Кондратьева – Чаянова.
Эмигрировавший на Запад меньшевик Н. Валентинов, написавший впоследствии воспоминания, рассказывал о подпольной «Лиге объективных наблюдателей», куда входили «спецы», занимавшие высокие посты в советской экономике. Один из руководителей Госплана В. Громан, важные начальники в аппарате ВСНХ – А.М. Гинзбург, А.Л. Соколовский, А.Б. Штерн, Л.Б. Кафенгауз и др. Правда, Валентинов утверждал, что «Лига» прекратила существование в 1927 г., но с какой стати? Очевидно, ему просто не хотелось топить товарищей, оставшихся в СССР. А те же самые личности оказались в списках обвиняемых по делам Промпартии, Союзного бюро меньшевиков и т. д.
На квартире у видного меньшевика Н. Суханова (Гиммера) вполне реально существовал «политический салон» – как раз на этом подсудимые и погорели. Воскресными вечерами у него собирались высокопоставленные «спецы», оппозиционно относящиеся к советской власти. Все те же Громан, Гинзбург, Кондратьев и пр. Обсуждались возможности эволюционных реформ через «правых» коммунистов. А более глубокие преобразования считались возможными, если в стране настанет «кровавая каша». Причем в условиях народного недовольства и крестьянских мятежей «каша» представлялась неизбежной. Участники встреч вырабатывали списки «теневого кабинета». Рассматривали возможности создания коалиционного правительства, в котором объединились бы меньшевики, ТКП, промпартия и «правая» оппозиция большевиков. Хотя единства во взглядах не было, по пунктам своих программ эти господа грызлись не меньше, чем их коллеги в эмиграции.
Среди тех, кто был арестован по делам нелегальных организаций, подобрались вовсе не наивные идеалисты, не новички в политике. Трое заместителей министров в масонском Временном правительстве, видные общественные и политические деятели дооктябрьской России. Но вдобавок выясняется, что эти деятели пользовались очень высоким покровительством в советском руководстве! Например, Кондратьева, активного эсера, хотели выслать за пределы страны. Но за него горой выступили нарком финансов троцкист Сокольников, «бухаринец» Пятаков, и его как «ценного специалиста» назначили руководить Конъюнктурным институтом при наркомате финансов. А подсудимый И. Рубин признался: когда ОГПУ село на пятки Союзному бюро меньшевиков, он отдал чемодан с архивом своей организации директору Института Маркса и Энгельса Рязанову (Гольдентаху). Рязанов это отрицал и архив, очевидно, уничтожил.
Почему-то принято утверждать, будто основой обвинения были показания «провокаторов», а следствием и процессами дирижировал Сталин. Но документы показывают, что это не так. Из переписки Сталина и Менжинского видно, что Иосиф Виссарионович сам очень интересовался сведениями, полученными от тех же «провокаторов» – поступившими к ним из «Торгпрома» и других эмигрантских структур. Отсюда А.В. Шубин пришел к справедливому заключению: Сталин был уверен, что эти лица – носители реальной информации, и вряд ли ОГПУ решилось бы до такой степени мистифицировать генсека. А в августе 1930 г. Иосиф Виссарионович писал Молотову: «Не сомневаюсь, что вскроется прямая связь (через Сокольникова и Теодоровича) между этими господами и правыми (Бухарин, Рыков, Томский). Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев надо обязательно расстрелять». Однако таковые связи не вскрылись, Кондратьева и Громана не расстреляли. То есть ход дела определялся вовсе не указаниями или пожеланиями Сталина.
Суд учел, что каких-либо конкретных диверсий участники подпольных кружков не совершали. Поэтому приговоры они получили относительно мягкие, на смерть не осудили никого. Но некоторые контакты подсудимых с Бухариным все же обнаружились. Суханов показал, что встречался с ним, возлагал на него большие надежды: «Но правые не выступили и уклонились от борьбы. Я высказал по этому поводу Бухарину свою досаду и мнение, что правые выпустили из рук собственную победу. Я сравнивал при этом правых с декабристами… Бухарин отвечал мне, что я ничего не разумею… События развиваются в направлении, им указанном… В будущем предстоит перевес отрицательных сторон проводимого курса над положительными, только тогда можно говорить о победе его принципов». Показания против Бухарина дал и профессор Рамзин. Но когда Сталин сообщил об этом Николаю Ивановичу, тот ответил оскорбленным письмом, назвал обвинения «гнусной и низкой провокацией, которой ты веришь». Среди знакомых распустил даже слух, что помышляет о самоубийстве, и вопрос замяли.
Конец ознакомительного фрагмента.