Святые и грешники
Каждый человек Бог, только люди об этом не знают.
В студенческой группе №13 стали пропадать деньги из кошельков и вещи. Сначала таинственным образом исчезли сорок пять рублей у Ирки Худяковой, пока та ходила в туалет, а сумочку оставила всего минут на десять. Потом у Таньки Кириченко – девять. Она даже и не знала когда. Подумала, что потеряла. Галка Суматовская недосчиталась двадцати восьми рублей, когда пришла из столовой. Лиля Мальцман потеряла тоже двадцать восемь. Меньше всех пострадала Люба Медведева: у нее свистнули всего семь рублей. Когда же у Шуры Щедровицкой пропал дипломат с паспортом, девки задумались: не иначе ворует кто-то из своих.
Пожаловались куратору группы Пашкиной Татьяне Семеновне, которая вела у них «пыр-гыр» (практическую грамматику). Та подошла к проблеме как старая сыщица. Предложила девчонкам подстроить все так, чтобы была возможность украсть, а потом обыскать и уличить. Тем более некоторые приметили, что во всех случаях была рядом Катя Минц. Но тут случай с Наташкой Мудровой смешал все планы. Наташка пошла за пирожками и отдала Кате сумку с кошельком. Когда пришла и, жуя пирожок, заглянула в сумку, обмерла: кошелька как не бывало. И Кати нигде нет. Это было на большой перемене перед немецким в сильной подгруппе. В тринадцатой при делении на подгруппы выяснилось, что больше половины (в основном деревенские) почти совсем на иностранном не шпрехают. Их определили как слабых. Остальные оказались сильными. Позвали Татьяну, устроили обыск. Шурка Щедровицкая увидела, как Катя вытащила из сапога деньги. Эти бумажки и мелочь Наташка опознала.
Поднялся шум, крик. Катя выскочила из аудитории в слезах и убежала. Группа притихла.
– Гнать ее надо в шею, – спокойно и злобно сказала Татьяна Семеновна. – Это ж надо, у своих воровать; и как только она в глаза вам глядела? – возмущалась она.
Девчонки галдели, соглашаясь с ней. Тут в аудиторию вошел Санька Шутов и спросил, чем это они так встревожены.
– Воровку поймали, – наперебой заголосили студентки.
Выяснилось, что Шутов не в курсе. Он вообще был несколько погружен в себя и многого не замечал. Когда же ему рассказали вкратце историю, взъерошил пятерней свои длинные черные волосы и начал нести какую-то ахинею. Надо-де разобраться. Может, это не она вовсе. А если она, то почему она это делала? Ведь она же учится с нами уже третий месяц?
– Ты что, Саня, с Луны свалился? Это ж подсудное дело! Ее из комсомола выгонят и из института попрут. Может, даже посадят, – резко бросила Галина Лыткина, староста группы, самая старшая и умная из девчонок, фигурой похожая на грушу.
– Неужели мы ничего не сможем сделать? Надо найти ее, узнать все, помочь. Ведь она тоже человек. Мы, что, не люди? – взволновано басил Санька Шутов.
– Саня в своем репертуаре, – захихикали девчонки. – Тебя здесь не было. Ты бы видел, как нас всех заколотило, – кричали они, перебивая друг друга.
– Я все равно должен все разузнать. Почему она так делала? Иначе я не могу, – сказал Санька.
В случившемся Саньку больше всего взволновали не кражи, а полнейшее равнодушие к судьбе Кати всей группы. А ведь, прежде чем делать какие-то выводы, надо разобраться и очень хорошо подумать.
После занятий Санька сидел в библиотеке с Людой Черновой. Выписывали новые книги по газете «Книжное обозрение». На Люду он впервые обратил внимание, когда та заболела и стала сильно кашлять. Он начал давать ей советы из нетрадиционной медицины. Та внимательно слушала его, следя за ним большими серыми глазами, время от времени заходясь в кашле и тяжело дыша хорошо развитой грудью. О Кате Минц мнения разошлись. Люда была настроена по отношению к ней очень агрессивно и никаких доводов Сани не слушала. Санька пытался убеждать ее в том, что Кате нужно помочь. Мы ведь люди, прежде всего люди. А она человек… и, как можно человека бросить в беде, когда ему грозит нравственная гибель. Невозможно. Талдычил он одно и то же.
До этого Саня спорил с Татьяной на эту же тему. Но та была бесчувственна и суха, как старый засохший пень. Безразлично и спокойно говорила, рассуждала и ценила, кажется, больше всего собственное спокойствие.
Саня разговаривал и с деканом, но и тот его не понял. Сказал, что ее будут разбирать на комитете комсомола факультета. А Саньке вспомнилось, как темпераментно он читал лекции о добре, человечности, гуманизме русской литературы, вере в человека… Саня с жаром доказывал, что группа сама сначала должна во всем разобраться, но чувствовал, что говорить бесполезно, что между ним и деканом вырастает стена. Доказать что-то было невозможно.
Вечером Саня пошел к брату Кати. Тот жил недалеко, в центре, на Ленина – 8. Открыла ему жена брата Вера. Она окончила филфак. Ей около двадцати трех лет. Довольно приветливая молодая женщина. Правда, несколько невнимательная, да не в этом дело. Саня узнал, что Катя родилась и выросла в райцентре, там же закончила десять классов. Училась неплохо, и поведение было примерное. Раньше ничего подобного за ней не замечали. После школы не прошла по конкурсу в университет на филфак. Работала год в районе на какой-то счетной станции. Училась заочно в юридическом институте. Потом поступила в пединститут. Полмесяца жила у Веры. Потом ее хотели устроить в общежитие института усовершенствования учителей. Ей там не понравилось. Нашла квартиру. По словам Веры, хозяева – прекрасные люди. Глава семьи – Герой Социалистического Труда. Хозяйка ею не хвалится. Живет Катя у них с сестрой Неллей. Девочка в этом году закончила школу: скромная, стеснительная. У Кати есть друг Юра. Он любит и боготворит ее. Катя относится к нему неплохо, но по словам Веры и ее наблюдениям – не любит. Хотели в ближайшем времени пожениться. Папа ее прекрасный человек, трудолюбив, всегда готов помочь людям. Мама – чувствительная эмоциональная женщина. Болеет. Зарплата у них небольшая, но дочерям помогают. Есть у Кати хорошая подруга – Настя. Учится в ветеринарном институте на втором курсе. Катя несколько замкнуто ведет себя по отношению к родителям. Более откровенна с братом Сашей. Деньги, которые она отдала девчонкам, когда все открылось, она заняла, по-видимому, у своего друга Юры и у Насти (так она сказала ей, Вере). Юра и Нелли ничего об инциденте не знают.
Брата Кати Саня так и не дождался. Он поблагодарил Веру, сказав, что хочет еще переговорить с Катей и, узнав ее адрес, распрощался.
На следующий день Саня поехал к Кате. Она вся в слезах, плачет, говорит, что деньги брала не для себя. Нет у нее денег. Домой ездит на трамвае без билета.
– А девчонки говорили, что ты на такси ездишь? – вспомнил Санька.
– Это мы к Ирке Худяковой приезжали с Сашей. Он платил.
– Ты вообще, учиться в институте намерена или нет? – в лоб спросил Саня.
– Конечно. Но теперь, наверное, исключат из комсомола, – сказала Катя и опять заплакала.
Она бы все рассказала, как было на самом деле, если бы не боялась, что ей не поверят, и что в это дело будет впутана милиция.
Саня видел, что Катя вся дрожит и не может больше говорить. Договорились встретиться завтра в восемь часов вечера у Саши.
На следующий день на лекции по фольклору Саня разговаривал с девчонками о Кате. Галина, кажется, что-то начинает понимать. До остальных так ничего и не доходит. После третьей пары на улице напротив техникума, когда Саня с тремя сокурсницами шел к остановке, к нему привязался какой-то мужик, просил десять копеек. Санька сказал ему резко: «Прекрати, спешу!» а у самого сердце в груди так и забухало. Мужик отстал. Девчонки быстро покатили вперед, даже не оглянулись…
Вечером ждали у Саши Катю. Не пришла. Пока сидели, построили четыре версии. Первая – на преступление толкнула бедность. Вторая – угроза, шантаж. Третья – подлость. Четвертая – желание показаться лучше перед подругами и другом.
Через час позвонила Нелли. Просила приехать. Катя заболела, лежит с температурой в постели. Поехали к ней. Стали ее «пытать», сначала безуспешно. Но постепенно, по слову, выяснили, как было дело. Картина прояснилась. С ее слов, дело обстояло так.
Однажды (в начале сентября) она сидела на лекции с какой-то девчонкой. Та показала ей черный дипломат и спросила:
– Хочешь, подарю?
На следующей перемене она пришла и продала Кате дипломат. Когда Катя открыла его, то увидела там документы Щедровицкой. Она выбросила их в мусорное ведро. Страх заставил ее заклеить внутреннюю стенку дипломата, чтобы его не опознали. Потом она ходила с ним около двух месяцев. В конце октября она возвращалась из Нефтяников домой. В подъезде к ней подошли двое парней, прижали к стене и сказали:
– Будешь ложить деньги в это место. – И указали место с левой стороны, у стены, как входишь в подъезд, между первой и второй дверями. А потом добавили, дыша перегаром:
– Денег должно хватать на «флакончик».
Поднимаясь по лестнице, Катя испытывала глубокий, животный страх, ноги подкашивались, по спине бегали мурашки, а живот напрягался и вибрировал. «Только бы не окликнули и не стали догонять», – думала она с ужасом.
Затем она пришла домой, поссорилась с Юрой. Все было одно к одному. Она боялась: ей пригрозили смертью. Когда видишь, как к тебе относятся, поневоле сам начинаешь относиться так же к людям. Отсюда и кражи. Потом сцена с поимкой, обличением и уличением.
Никто ничего не хотел понимать. Был голый факт. Все его видели и больше ничего не хотели слушать, будто обрадовались чужому горю.
Они договорились, что Катя придет завтра в группу и все расскажет. Все-все – чистую правду. Приговор вынесет группа. Завтра должно было быть комсомольское бюро факультета. Надо было спешить.
Когда Саня возвращался домой и ждал трамвая, он вдруг неожиданно испытал удивительное чувство любви ко всем людям. Ему стало так хорошо, как еще никогда не было.
На самом деле, понял он, бог и дьявол, святое и грешное, добро и зло живут внутри каждого из нас и во внешнем мире ОДНОВРЕМЕННО. Или это просто способ говорить о невыразимом. Санька в этой ситуации пытался быть святым, совершил доброе дело и в награду получил встречу с божественным чувством. То, что он делал, было совершенно бескорыстно и искренне. Таких чувств он больше никогда не испытывал.
В группу Катя так и не пришла… Все кончилось тем, что ее исключили из комсомола и института и решили вдобавок, без лишних разговоров, передать дело в наш самый гуманный в мире советский суд.