Глава 8
Один из саксов набрался смелости и подошел к пленникам, чтобы вдеть факел в специальное отверстие в столбе, вокруг которого они сидели. Шестеро стражников стояли рядом с мечами наготове на тот случай, если викинги нападут на смельчака. Кристен с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться, когда сакс проходил мимо нее. Она слышала, как стражники спорили между собой, кто понесет факел, потому что ни один из них не хотел приближаться к пленникам, несмотря на то что те были скованы и спокойно сидели на земле. Среди них было столько раненых, что они не представляли никакой угрозы, по крайней мере в настоящий момент. Но саксы предпочитали не рисковать.
Факел предназначался не для удобства пленников, а для того, чтобы троим оставшимся стражникам было легче присматривать за ними теперь, когда наступила ночь. Пленникам не принесли ни еды, ни перевязочных материалов, чтобы они могли позаботиться о раненых. Это не сулило ничего хорошего. Еда была им необходима, чтобы подкрепить силы, если они хотят выбраться отсюда. Из того, что их не кормили, можно было сделать разные выводы, в том числе тот, что им недолго оставаться в живых.
Это предположение подтвердилось, когда стражники начали переговариваться между собой. Тот из них, который приносил факел, очевидно, осмелел после того, как ему не причинили никакого вреда, и говорил громче всех, так что его слова доносились до пленников.
– Почему, когда он хвастается, то постоянно смотрит в твою сторону? – спросила Кристен у Торольфа.
– Я единственный, кто может с ними объясняться. Они решили, что мы датчане, – с презрением сказал он. – Я вывел их из этого заблуждения. Датчане пришли сюда, чтобы захватить их земли. Мы же хотели лишь ограбить их.
– И ты надеялся, что это заставит их лучше относиться к нам? – насмешливо спросила Кристен.
– Тем не менее не вредно было довести это до их сведения, – засмеялся Торольф.
– Ты так думаешь? – мрачно спросила она. – Видно, ты не слушаешь, о чем они говорят.
– Честно говоря, этот недорослый ублюдок говорит слишком быстро для меня, и я понимаю лишь отдельные слова. О чем идет речь?
Кристен несколько минут напряженно прислушивалась, затем на ее лице появилось выражение отвращения, которого она не смогла скрыть.
– Они упоминают какого-то Ройса. Один говорит, что он сделает нас своими рабами. А тот хвастун утверждает, что Ройс слишком ненавидит викингов, чтобы оставить нас в живых, и что сразу же по возвращении он подвергнет нас пыткам и замучает до смерти.
Она не стала уточнять, что маленький хвастун по имени Ханфрит предположил, что Ройс воспользуется изобретательностью самих викингов и применит пытку, которой датчане подвергли короля Восточной Англии, когда захватили его в плен. Короля поставили к дереву и использовали в качестве мишени для стрельбы из лука, пока тот не стал похож на ежа. А когда его оторвали от дерева, он был еще жив, но мясо с его спины было полностью содрано так, что были видны ребра. Несомненно, отвратительная пытка, но другой стражник предположил, что скорее от пленников будут отрезать по маленькому кусочку и бросать на съедение собакам, заставляя несчастных смотреть на это зрелище и стараясь как можно дольше продлить их мучения.
Что толку было рассказывать обо всем этом Торольфу? Пытка есть пытка, не важно какая. Если они должны будут умереть, когда приедет этот человек по имени Ройс, значит, им нужно бежать немедленно.
Она повернулась и стала внимательно разглядывать высокий столб, вокруг которого они были скованы, образуя замкнутое кольцо. Он был примерно в три человеческих роста. Длина цепи, тянувшейся от щиколотки одного пленника до щиколотки другого, была даже больше, чем она могла рассчитывать, по меньшей мере в две длины руки, что было очень глупо со стороны саксов, так как давало достаточно возможностей для маневра.
– Понадобится всего три, ну, может быть, четыре человека, чтобы перелезть этот столб, – принялась размышлять она вслух.
– Несомненно, поэтому они и сделали так, чтобы три здоровых мужчины не оказались скованными подряд.
Это сказал Ивар, и, взглянув на него, она увидела открытую рану у него на ноге, с которой было практически невозможно влезть на столб. А у мужчины, прикованного по другую сторону от Торольфа, из плеча все еще торчал наконечник стрелы.
– Я мог бы нести на себе одного человека, – сказал Торольф, – но это получится очень медленно. Наши спины изрешетят стрелами прежде, чем мы взберемся наверх.
– А нельзя вытащить этот столб из земли? – предложила Кристен.
– Чтобы сделать это, нам всем придется встать, что насторожит их. Мы могли бы раскачать столб, но он будет падать очень медленно, и они тоже успеют заметить это и схватятся за мечи. И даже если мы справимся с этой задачей, слишком многие из нас погибнут и превратятся в мертвый груз, не позволяющий другим передвигаться быстро, поскольку мы все скованы между собой. Если они не дураки, то даже не станут подходить близко к нам, чтобы мы не отняли у них оружие. Они просто будут осыпать нас стрелами с безопасного расстояния.
Кристен с трудом сдержала стон разочарования.
– Значит, раз цепь держит нас скованными вместе, у нас уже нет никакой надежды?
– Нет, до тех пор пока не затянутся наши раны и мы не сможем раздобыть какое-нибудь оружие, – ответил Ивар.
– Не унывай, Кристен! – беспечно улыбнулся Торольф. – Вдруг они решат, что мы сможем быть им полезны и обучим их военному искусству для того, чтобы они могли дать отпор датчанам.
– А потом они отпустят нас с миром, чтобы мы продолжали пиратствовать, не так ли?
– Ну конечно!
Она только презрительно фыркнула в ответ, но все же добродушное подшучивание Торольфа заставило ее почувствовать себя лучше. Если им суждено умереть, они умрут вместе, сражаясь, а не безропотно позволяя саксам замучить их до смерти. Таковы были обычаи викингов, а она, хоть и была христианкой, все равно оставалась дочерью своего народа.
Она как раз собиралась произнести это вслух, когда деревянные ворота открылись и во двор въехали два всадника.
Но лишь один из них по-настоящему заслуживал внимания, и Кристен не спускала с него глаз, пока он медленно подъезжал к ним на своем огромном вороном коне. Когда он спешился всего в нескольких футах от них, она с изумлением обнаружила, что он был почти такого же роста, как и ее отец, то есть, по сути, выше большинства ее товарищей по несчастью. Он был молод и при таком росте отнюдь не отличался хрупким телосложением. У него были богатырские плечи и широкая грудь. Кожаная фуфайка без рукавов больше походила на куртку, открывая взору густую черную поросль на груди, доходившую почти до самой шеи, и могучие, мускулистые руки – руки настоящего воина. Туго перетягивающий талию ремень подчеркивал, что на всаднике не было ни капли жира.
Его длинные ноги тоже были сильными и стройными, и, в отличие от викингов, этот человек был одет в плотно облегающие короткие штаны, доходившие ему до колен и заправленные в некое подобие гетр, перевязанных крест-накрест кожаными подвязками, украшенными металлическими заклепками.
Черты его лица были правильными и необычайно красивыми: прямой нос, четко очерченные, плотно сжатые губы, по форме которых можно было судить о присущей его характеру жесткости, и квадратный подбородок, лишенный бороды, но заросший темной щетиной. Густые, волнистые темно-каштановые волосы доходили ему до плеч и непослушными прядями спадали на высокий лоб и на виски.
Но больше всего приковывали к себе внимание его глаза. Чистого темно-зеленого цвета, они были исполнены такой ненависти и злобы, что Кристен затаила дыхание в тот момент, когда его взгляд небрежно скользнул по ней. Она перевела дух лишь после того, как он наконец коротко отдал какое-то распоряжение одному из стражников, повернулся и направился к дому.
– Что-то его вид мне не понравился, – пробормотал Ивар. – Что он сказал?
Другие стали задавать тот же вопрос, но Кристен лишь угрюмо качала головой.
– Скажи им ты, Торольф.
– Мне кажется, я не совсем понял, о чем шла речь, – уклончиво ответил он.
Кристен бросила на него сердитый взгляд. Их товарищи имели право знать, что их ждет, но либо у Торольфа не хватало духу сообщить им это, либо он не поверил в то, что услышал.
Кристен посмотрела на Ивара, но тут же отвела глаза в сторону.
– Он сказал: «На рассвете убейте их».
Ройс вошел в зал и обнаружил, что на полу лежат раненые. Решив поговорить с каждым из них позже, он быстро взбежал по лестнице, расположенной в дальнем углу зала, и направился прямо в спальню своего кузена.
Олден, вытянувшись, лежал на кровати, укрытый до самой шеи стеганым одеялом, и, глядя на его бледно-восковое лицо, Ройс застонал, решив, что тот уже умер. Это подтверждал и плач женщин, находившихся в комнате. В углу всхлипывали две служанки, время от времени делившие с Олденом постель; восьмилетняя Меган, единственная сестра Ройса, сидела около маленького столика и плакала, закрыв лицо руками. Дарель, сестра Олдена, стояла на коленях возле постели, зарывшись лицом в одеяло, и безудержные рыдания сотрясали ее хрупкое тело.
Ройс обратился к единственной из присутствовавших в комнате женщин, которая не плакала, – Эрте-Целительнице.
– Он умер только что? Я опоздал всего на несколько минут?
Старуха откинула назад свои длинные спутанные волосы и улыбнулась ему.
– Умер? Он может еще остаться в живых. Не нужно хоронить его раньше времени.
При этих словах на лице Ройса отразилась смесь облегчения и раздражения. Он дал выход своему гневу.
– Вон отсюда! – рявкнул он на обливающихся слезами женщин. – Приберегите свои рыдания до тех пор, когда они действительно понадобятся!
Дарель резко повернула к нему свое распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами и с негодованием воскликнула:
– Он мой брат!
– Верно, но своими воплями ты только вредишь ему. Как он может заснуть, чтобы набраться сил, если вы подняли здесь такой шум? Ему не нужны твои слезы, он и так знает, что ты любишь его, Дарель.
Дарель поднялась с колен. Ее голова едва доходила ему до груди, и если бы она осмелилась, то принялась бы молотить кулаками по этой груди. Но вместо этого она запрокинула голову и сердито уставилась на него.
– Какой ты бессердечный, Ройс! Я всегда это говорила!
– Да ну? В таком случае тебя не удивит, если твои слова нимало не заденут меня. Иди и приведи себя в порядок. После этого можешь вернуться и посидеть с Олденом – если, конечно, ты в состоянии не устраивать при этом истерик.
Две служанки к этому моменту уже удалились из комнаты. Дарель величавой поступью последовала за ними. Эрта знала, что его слова к ней не относились, но тем не менее тоже ушла, прихватив с собой корзину с целебными травами. Ройс взглянул на маленькое испуганное личико своей сестры и смягчился.
– Я не сержусь на тебя, малышка, поэтому не нужно так смотреть на меня, – ласково сказал он, протягивая к ней руку. – Почему ты плакала? Ты думала, что Олден умрет?
Меган бросилась к нему и обхватила его руками за бедра, так как ростом была ему всего по пояс.
– Эрта сказала, что он может и не умереть, поэтому я стала молиться, но тут Дарель принялась плакать, и я…
– Твоя кузина с ранних лет подает тебе плохой пример, малышка. Но ты правильно сделала, что стала молиться, ведь Олден нуждается в твоих молитвах, чтобы быстрее поправиться. Но неужели ты думаешь, что он будет доволен, увидев, как ты плачешь, вместо того чтобы радоваться, что он еще жив после схватки с нашими смертельными врагами? – Ему не хотелось лишний раз ругать ее за слезы, потому что она была очень робким ребенком и плакала по любому поводу. Вместо этого он взял ее на руки, вытер мокрые красные щеки и сказал: – Иди ложись в кровать, Меган, и молись за Олдена, пока не заснешь. Ну беги. – Он поцеловал ее в лоб и опустил на пол.
– Спасибо, Ройс, – раздался слабый голос Олдена, когда дверь за Меган закрылась. – Не знаю, как долго у меня хватило бы сил притворяться, что я сплю, потому что всякий раз, когда я приоткрывал глаза, Дарель разражалась воплями, умоляя меня не умирать.
Ройс расхохотался и подвинул стул к кровати.
– Этот болван Селдон сказал мне, что ты ранен в живот, и, клянусь Богом, я уже не рассчитывал застать тебя в живых и уж тем более не надеялся, что ты в состоянии разговаривать!
Олден попытался было улыбнуться, но тут же сжал зубы от боли.
– Мне повезло, удар пришелся чуть вбок, не то у меня все кишки выпали бы наружу. Бог мой, ну и боль! И подумать только, это сделал совсем молоденький парнишка, да еще с самыми красивыми глазами, которые мне только доводилось видеть!
– Опиши мне его, и, если он находится внизу среди пленников, я прослежу, чтобы он хорошенько помучился, прежде чем умереть.
– Ройс, он же совсем мальчик, которому вовсе и не следовало бы там быть!
– Если их дети участвуют в набегах, они должны быть готовы к тому, чтобы умереть, – сердито сказал Ройс.
– Значит, ты собираешься убить их?
– Да.
– Но почему?
– Ты сам знаешь почему, – мрачно ответил Ройс.
– Да, я знаю, почему ты этого хочешь, но тебе не кажется, что будет лучше использовать их? Они разбиты наголову. Мы захватили их корабль, и Уэйт сказал мне, что он был нагружен богатыми товарами, которые теперь принадлежат тебе. Лайман постоянно жалуется, что наши рабы недостаточно сильны, чтобы перетаскивать огромные камни и строить из них стену. Посмотри, сколько месяцев ушло только на то, чтобы притащить камни сюда. Он уже пускает слюни, глядя на могучие спины пленников. Ты должен сам признать, Ройс: эти викинги способны построить стену вдвое быстрее, к тому же будет весьма забавно, если им придется возводить укрепления для защиты от своих же собратьев-датчан.
Но выражение лица Ройса не изменилось.
– Я вижу, вы с Лайманом уже успели спеться на этот счет.
– Да он только об этом и говорил всю дорогу, пока вез меня сюда на телеге. Но он прав, Ройс. Зачем убивать их, если от живых тебе будет намного больше пользы?
– Ты знаешь, что я люблю тебя больше, чем родного брата, Олден. Как же ты можешь предлагать мне жить рядом с ними, постоянно думая о том, что они могут сбежать, предварительно перерезав нас всех во сне?
– Я этого не предлагал. Можно принять достаточные меры предосторожности, чтобы этого не случилось. Просто я предлагаю тебе подумать, прежде чем расправиться с ними.
Дверь открылась, и на пороге появилась Дарель. Глаза ее теперь были сухими, но она все равно бросала злобные негодующие взгляды в сторону Ройса. Они выросли вместе, все трое. Олден был на год моложе Ройса, а Дарель на два года моложе своего брата. Они были единственными близкими Ройсу людьми, за исключением Меган, и он любил их обоих. Но иногда ему страстно хотелось оказаться где-нибудь подальше от Дарель – так трудно было выносить ее капризы и беспричинные истерики.
– Итак, ты обвинил меня в том, что я не даю ему спать, а сам что делаешь? Заставляешь его разговаривать, задаешь вопросы об этих проклятых язычниках?
Ройс воздел глаза к небу, потом улыбнулся Олдену.
– Оставляю тебя на попечение твоей сестры.
И вышел из комнаты, а Олден с тоской посмотрел ему вслед.