Пушкин, потомок Рюрика. Шапка Мономаха (Л. А. Черкашина, 2008)

«Примите… В сердце свое»

Владимир II Мономах[27], сын великого князя киевского Всеволода I и внук двух великих самодержцев – Ярослава Мудрого и византийского императора Константина IX Мономаха – личность в истории Древней Руси незаурядная. Славному князю-ратнику суждено было стать предком А.С. Пушкина. Родство с поэтом идет через его сыновей: Мстислава Великого (это смоленская линия) и Юрия Долгорукого (суздальская линия) – от него пошли князья суздальские (в том числе и царь Василий Шуйский).

В отрочестве Владимир княжил в Ростове. Затем в Чернигове и в Переяславле-южном. В 1103 году вместе со своим двоюродным братом Святополком II Изяславичем, великим князем киевским, совершил удачный поход на половцев. После смерти Святополка в 1113 году киевские бояре призвали его на великое княжение.

Еще в 1108 году Владимир заложил город над Клязьмой и нарек его своим именем. Городу Владимиру суждено было стать стольным великокняжеским градом.

Один из мудрейших и авторитетных князей своего времени, Владимир Мономах ратовал за единение всех русских князей: «…Не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле».

В Лаврентьевской летописи[28] сохранились три творения Владимира Мономаха: «Поучение», «Летопись жизни» и «Письмо Олегу Святославичу». Что говорил великий князь в назидание своим детям, восьмерым сыновьям и трем дочерям, как поучал их? Сквозь столетия долетели до нас мудрые княжьи слова: «Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь над нею, но примите ее в сердце свое и не ленитесь, но усердно трудитесь <…>

Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в зной и в стужу, не давая себе покоя, не полагаясь ни на посадников, ни на биричей. Все делал сам, что было нужно, весь порядок в доме у себя сам устанавливал. И следил за порядком у ловчих и у конюхов. И о соколах и о ястребах заботился. Также и бедного смерда и убогую вдовицу не давал в обиду сильным».

«…Прочитав эту грамотку, постарайтесь, дети, совершать всякие добрые дела. Смерти, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам Бог даст».

Безымянная княжна

Более девятисот лет минуло с тех пор, как у черниговского князя Владимира Мономаха, будущего великого князя киевского, родился седьмой сын, нареченный Юрием.

Первой женой Владимира (князь был женат трижды) была дочь англосаксонского короля Гарольда II, погибшего в битве с нормандскими войсками при Гастингсе в 1066 году, светловолосая королевна Гита. История ранней романтической женитьбы переяславского княжича с иноземной королевной породила ошибочную версию, что именно Гита была матерью Юрия. Но у нее был только один сын, Мстислав, старший Мономашич. Полагают, что умерла Гита в 1089 году. В том же году князь Владимир вновь женился. А вот имя матери князя Юрия летописцы не сохранили. Второй женой Владимира Мономаха стала русская княжна из обедневшего рода. Возможно, этим и объясняется, что ее особа в то время не заинтересовала древних летописцев, посему и имя, и род ее остались нам неведомыми. Известно лишь, что прожила она в замужестве 18 лет, скончалась в мае 1107 года, когда дикие половецкие орды осаждали город, и погребена в Переяславле-южном. Вот эта-то безымянная княжна и стала матерью князя Юрия.

Считается, что родился князь Юрий в 90-х годах XI столетия. Но исторические документы, до наших дней не сохранившиеся, позволили историку Татищеву считать годом рождения Юрия 1090-й либо 1091-й.

Княжич Юрий воспитывался под наблюдением отца – в пору ранней русской истории патриархат был еще мощной социальной силой, и отцовские наставления, с младенчества усвоенные княжичем, вдохновляли его потом на великие деяния.

Рано взрослели на Руси. Юрий, едва достигнув шести лет, получил от отца в княжение Ростово-Суздальскую землю с двумя старинными городами: Ростовом[29], основанным в 862 году, и Суздалем, построенным позже, в 1024-м.

Ростовское княжение

Сел малолетний княжич на ростовский престол. Но истинным правителем земли стал воспитатель Юрия тысяцкий Георгий Симонович, сын Симона Африкановича, прибывшего на Русь в 1027 году к Ярославу Мудрому. С наставником княжича связывала истинная дружба, и уже возмужавший Юрий, отлучаясь из княжества, поручал его «на бережение» своему верному тысяцкому.

Рано становились и мужьями в то неспокойное время. Шестнадцатилетним обвенчался князь Юрий с половецкой княжной, нареченной в крещении Марией. Вряд ли спрашивал отец, люба ли ему половчанка, дочь хана Аепы. После победы над половцами на реке Суле заключил Владимир Мономах мир с ханом. А чтобы прочнее был мир на Русской земле, взял у него «залог» – женил на ханской дочке своего сына Юрия. Той половчанке суждено было стать матерью старшего сына Юрия, вошедшего в историю Руси под именем святого князя Андрея Боголюбского.

Правда, женитьба князя Юрия недолго способствовала миру. Уже в 1110 году он вместе с братьями участвовал во втором походе своего отца, князя Владимира, против половцев. Поход был счастливым для русичей – возвратились они и с богатой добычей, и с немалой славой. Владимир Мономах стал великим князем лишь в мудрую пору своего шестидесятилетия. Принял он престол в смутные для Киева времена – началось восстание «черного люда». Но сумел он успокоить Русь, объединить ее земли, укрепить границы на юге и западе, за что и называли его «добрым страдальцем за Русскую землю».

Благоволила удача и сыну его Юрию: военный поход на волжские берега закончился покорением Волжской Болгарии. Подчинились молодому князю и старые города – Муром и Рязань.

И только через пять лет имя ростовского князя Юрия вновь появится на летописных страницах: в 1125 году он приезжает в Киев на похороны отца, Владимира Мономаха. Впервые, быть может, на царской тризне встречаются пятеро оставшихся в живых из восьми братьев: Мстислав, Ярополк, Вячеслав, Юрий и Андрей Добрый. Осиротела «Мономахова держава»…

В том печальном для Мономашичей году и кроются истоки долгой и кровопролитной борьбы с Ольговичами, сыновьями князя Олега Святославича (Гориславича)[30], считавшими себя законными претендентами на великое княжение.

В XII столетии одиннадцать потомков Владимира Мономаха наследовали великокняжеский киевский престол: сыновья Мстислав, Юрий, Ярополк, Вячеслав; внуки Мстиславичи – Изяслав, Ростислав, Владимир; внуки Юрьевичи – Глеб и Михаил; правнуки Ростиславичи – Рюрик и Роман. Из них трое – Мстислав, Юрий и Ростислав – предки Пушкина.

Князь Долгорукий

Место умершего отца займет старший из Мономашичей, сын английской королевны Гиты Мстислав Великий.

А князь Юрий будет пока править в своем далеком Суздальском княжестве, ставшем самостоятельным в 1132 году. (Семью годами раньше столица по велению Юрия была перенесена из Ростова в Суздаль.)

Впереди будут долгие годы жестокой борьбы за власть, за стольный град Киев. Будут боевые походы и княжеские интриги, пожарища и разорения. 23 августа 1148 года Юрий Долгорукий впервые вступает в Киев и с боем изгоняет племянника Изяслава II Мстиславича[31], считая Киев, «сей пращур русских городов», своей наследственной вотчиной. Надо признать, что это был тот самый редкий случай, когда междоусобная война способствовала торжеству справедливости.

Могущественный Юрий, став киевским князем (а его княжение длилось около двух месяцев), за короткий срок наводит в окрестных землях твердый порядок, укрепляет оборонительные сооружения, ставит князьями сыновей в Переяславле, Вышгороде, Каневе и Белгороде. И только сделав это и не желая дальнейших кровопролитий, Юрий в октябре 1148 года оставляет Киев в пользу своего брата – на престол вновь садится Вячеслав Владимирович, законный князь киевский.

И все же длительного мира за этим не последовало. Изяслав и не думает отказываться от своих княжеских амбиций и при поддержке брата Владимира III Дорогобужского в конце 1148 года вновь вступает в Киев. Вячеславу приходится покинуть Киев и со своей дружиной отправиться на этот раз в Вышгород. Юрий спешит поддержать установленный им порядок, но Изяслав непримирим. В августе 1149 года, прибегнув к силе, Юрий все-таки изгоняет Изяслава и вступает в Киев. Храбрейшему витязю Изяславу II предстоит изведать не только горечь, но и позор поражения. Войско, покинутое предводителями, трусливо разбежалось, а сам князь с трудом уходит от расправы.

Русь трагическая, раздираемая бурными страстями, сумрачная и загадочная, не знающая еще своих пределов на севере, юге и востоке, между морями и океаном, истощается нескончаемыми конфликтами и войнами.

Затаив злобу на дядю, Изяслав бежит в Венгрию к своей сестре Евфросинии, жене венгерского короля Гейзы II. Чувство мести не покидает его, и после короткой передышки он с 10-тысячной венгерской армией подступает к киевским стенам.

Юрий Долгорукий вынужден вернуться в свое княжество. Он не вступает в бой, видимо, не желая кровопролития. Но в том же 1151 году Юрий с дружиной вновь пришел в киевские земли, и на реке Руте произошло большое сражение, в котором Юрий впервые потерпел полное поражение. В том бою был тяжело ранен сын Юрия Андрей, ранен был и сам Изяслав II.

Междоусобная война затянулась на годы. В феврале 1152 года Изяслав II, в надежде упрочить собственную власть, приглашает на княжение Вячеслава, обращаясь к нему уже с покаянием и смирением: «Батюшка! Кланяюсь тебе… согрешил я перед тобою сначала, а теперь каюсь… отдаю тебе, батюшка, Киев, и сядь на столе деда и отца своего!» Вячеслав приглашение принимает и княжит вместе с Изяславом остаток лет.

Но недолго длилось это совместное княжение: 14 ноября 1154 года умирает Изяслав II. И тотчас же в Киев прибывает его родной брат Ростислав Мстиславич Смоленский. После смерти Вячеслава[32], последовавшей ровно через месяц – 15 декабря 1154 года, Ростислав, узнав о приближении к Киеву войск Юрия Долгорукого, уходит к себе в Смоленск, а его место незамедлительно занимает князь Изяслав Давыдович Черниговский, внук Святослава II. Это был последний князь времени длительного междувластия. Изяслав Давыдович прокняжил всего три месяца: в марте 1155 года он поспешно покинул Киев, испугавшись огромной рати Юрия.

Воздадим должное недюжинному уму и поистине железной воле князя: стародавняя мечта его исполнится – взойдет Юрий великим князем «на царственный престол своих отцов», откроют киевляне ему Золотые ворота. И произойдет это 20 марта 1155 года.

Но судьба словно потешится над Юрием: чуть более двух лет великого княжения отпустит ему. И еще оставит за князем в истории прозвище Долгорукий – руки ведь князюшка издалече к Киеву протянул, из самого Суздаля.

Умер Юрий Долгорукий 15 мая 1157 года, через пять дней после пира в доме киевского боярина Петрилы. Возможно, что на том пиру был великий князь отравлен. Навеки упокоился Юрий Долгорукий в Киевской земле: похоронили его в церкви Спаса на Берестове, что и ныне находится на заповедных землях Киево-Печерской лавры.

«На тихих берегах Москвы»

В бурной жизни князя было одно деяние, которое в водовороте тогдашних страстей вряд ли казалось ему столь значимым: в числе городов, основанных Юрием Владимировичем, был один небольшой, даже и не город еще, а город-крепость, затерянный в дремучих суздальских лесах. Века будто спрессовали все деяния князя в одно емкое слово – Москва.

«Самъ же князь Юрий взыде на гору и обозре съ нея очима своима, семо и овамо, по обе стороны Москвы реки и за Неглинною, возлюби села оные и повеле вскоре сделати градъ малъ, древянъ, по левую сторону реки на берегу и прозва его званием реки Москва градъ»[33].

Сельцо, что предстало княжескому взору, принадлежало боярину Степану Кучке. Видимо, неспроста дал народ ему это прозвище – собирал да складывал свои богатства боярин, прибирал добро к рукам. А было оно у него немалое: одних «красных» сел по реке Москве, что грибов под кустом: Воробьево, Высоцкое, Кудрино, Сущево.

Нравом боярин Степан был крут, не привык шапку ломать перед князьями. За то и поплатился головой. Вот как о той недоброй встрече боярина с князем Юрием повествует московское сказание: «Тотъ Кучко встретилъ Великого князя зело гордо и не дружелюбно. Возгордевся зело и не почтилъ в. князя подобающею честию, а къ тому и поносивъ ему. Не стерпя той хулы, в. князь повелелъ того боярина ухватить и смерти предать… Видевъ же сыновей его, млады суще и лепы зело и дщерь едину, такову же благообразну и лепу, в. князь отослалъ ихъ во Владимиръ къ сыну своему Андрею».

Не знал, не ведал тогда князь Юрий, чем через годы обернется эта его жалость…

Красавица Улита Кучковна стала женой Андрея Боголюбского. Она же вместе с родичами Кучковичами участвовала в заговоре против Андрея, жертвой которого позже и пал святой князь. Поздней воровской ночью прокрадутся Кучковичи в княжий дворец Андрея Боголюбского и злодейски убьют набожного князя, а тело его выбросят в огород, воронью на поругание.

…Переименовал то боярское село князь Юрий Владимирович – нарек его Москвой. Но звали сельцо люди по старинке – Кучково, хотя при князе боялись произносить это крамольное слово. Долго еще хранила народная память имя незадачливого боярина: до XVII века один из районов Москвы, между Сретенкой и Лубянкой, назывался Кучковым полем, на краю которого и стоял в былые годы дом Степана Кучки.

А когда из Византии возвращались в родные земли сыновья Юрия Долгорукого – Михаил и Всеволод, летописец упомянул о том, что благополучно прибыли они «до Кучкова, рекше до Москвы».

Не первым Степан Кучка облюбовал эти места. Задолго до него селились тут славяне. На Москве-реке, на месте села Дьяково, что в Коломенском, были так называемые дьяковские городища. Укреплялись они рвами и валами, обносились тыном. Селились древние славяне и на месте Нескучного сада, и в районе Самотеки, и по берегам Неглинки, и на том самом месте, где возвышается восстановленный ныне величественный храм Христа Спасителя[34]. Когда в девятнадцатом столетии закладывали фундамент этого храма, в устье когда-то протекавшего здесь ручья Черторый нашли две редчайшие серебряные монеты. Одна из них, 862 года (время вокняжения Рюрика!), была чеканена в Средней Азии, другая, 866 года, – в Армении.

Славянские курганы возвышались на месте нынешнего Замоскворечья, в Тушино, в Царицыно. На земле Москвы жили в основном племена вятичей. А их ближайшие соседи, кривичи, селились чуть на север и запад. Кремлевский холм – «зародыш Москвы» – обжили славяне еще в IX веке. Вот уж поистине: «Не сразу Москва строилась!»

Соседи с завистью поглядывали на суздальские владения Юрия. Манила эта земля своим богатством. Да и как не манить – в суздальских и ростовских лесах всякой живности видимо-невидимо: и белка, и горностай, и лось, и медведь; полноводные реки и озера рыбой так и кишат, да и на речных бобров есть немало охотников. Бортным промыслом жители испокон веку тут промышляли. Ох и хорош здешний медок! Не оттого ли сладка так земля Суздальская, что всех к себе манит – и друзей, и недругов?

Вот и начал Юрий строить Москву, а потом и Дмитров. Как богатырские заставы, эти города-крепости заслонят от врагов, отвратят беду от Суздаля и Владимира. Встанет и вторая линия обороны: сам Ростов-батюшка, Переславль-Залесский, Юрьев-Польской. С западной границы неприступны будут княжеские земли.

Может быть, припомнились князю Юрию тогда отцовские слова: «Что умеете хорошего, того не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь – как отец мой[35], дома сидя, знал пять языков, оттого и честь ему была от других стран[36]. Леность ведь мать всему дурному: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее. Пусть не застанет вас солнце в постели».

Вот и он, князь Юрий, Мономашич, радеет о своей земле, украшает ее городами и церквами резными, белокаменными… «Тогда же князь Юрий был в Суздале, и Бог открыл его разумные очи на построение церквей. И были поставлены в Суздальской стороне многие церкви: он поставил каменную церковь на Нерли Святых мучеников Бориса и Глеба, а в Суздале каменную церковь Святого Спаса, а во Владимире каменную же церковь Святого Георгия…» – глаз не отвести от ее затейливой резьбы, словно весь мир вобрала в себя: людей и птиц, зверей и травы. Построил он и в Переяславле церковь Святого Спаса, продолжает летописец, «и дивно наполнил ее книгами…». В книжников Мономашичей, в род свой пошел Юрий.

Строил Юрий храмы и посады в честь своего небесного покровителя, первым славил его в Суздальской земле. И ведь сбылось – через два столетия, в княжение далекого преемника Юрия – Дмитрия Донского, именно святой Георгий Победоносец, поражающий копьем дракона, стал покровителем Москвы.

…Стоит Юрий на высоком крутом мысу, в великой задумчивости обозревает открывшийся перед ним вольный простор. В том самом месте, где впадает в Москву-реку речка поменьше, Неглинная, мыс навис над водой обрывами. На восток, до реки Яузы, луга тянутся, так и зовут то место – Великий луг. И повсюду, сколь может видеть глаз, стоят вековые сосновые боры. Будто сам Божий перст указует быть здесь граду-крепости.

Быстро рос город. Появилась на Боровицком холме первая часовенка. В детинце, в самом сердце Кремля, возвели уже ловкие мастеровые крышу над княжьим теремом. Рядом хоромы пониже, не столь затейливые: там – княжеский тиун будет жить, там – дворня, слуги.

Чуть поодаль – конюшни, скотный и птичий дворы, охотничий дом. Встали крепкие рубленые амбары, клети-кладовые для всякой готовизны: и рыбные склады, и «медуши», где в глиняных корчагах хранились крепкие вина и меды.

На княжьем дворе уж поставлен шатер для почетной стражи. Вдоль крепостных стен в землю вкопаны медные котлы для «вара» – крутого кипятка, будет чем «попотчевать» непрошеных гостей. Хорош княжеский терем, не наглядеться на его резные галереи, точеные башенки, высокое крыльцо. Нижний теремной ярус – для челяди, второй, княжеский, – с большой палатой, украшенной турьими и оленьими рогами, с широкой галереей, – будет где князю задавать летние пиры…

«Приди ко мне, брате»

Все бы хорошо, да тревожат Юрия вести, дошедшие к нему из Киева: убили киевляне брата князя Всеволода II – Игоря Ольговича, коему завещал Всеволод перед смертью великое княжение. Игорь княжил почти символически – всего тринадцать дней. Ровно столько понадобилось Изяславу, в числе других князей присягавшему Игорю на верность, чтобы самому захватить столь желанный киевский стол.

В вину Игорю киевляне вменили его отказ отстранить от дел великокняжеских тиунов ненавистного им Всеволода II: Ратшу, родоначальника Пушкиных, и Тудора. После того как Игорь потерпел поражение в битве с Изяславом, несколько дней он укрывался в болотах, а затем постригся в монахи. Однако монастырские стены не уберегли Игоря. Киевляне силой выволокли его из храма, и разъяренная толпа растерзала несчастного князя. Случилось это в 1147 году.

Изяслав Мстиславич – извечный противник своего дяди Юрия. Но «князь Юрий, сын Владимира Мономаха, внук Всеволода, правнук Ярослава, праправнук Великого Владимира, крестившего всю Землю Русскую», почитает себя законным наследником великокняжеского престола. Сколько сил ушло у него на борьбу с Изяславом, родным племянником, сколько русской крови понапрасну пролито! И вот теперь Изяслав приводит на Киев орды половецкие, грабит села Игоря Ольговича и его родного брата Святослава, князя новгород-северского.

Как никогда, нужен князю Юрию верный друг. Не раз и Юрий выручал Святослава Ольговича: прислал однажды на подмогу ему войско с Белоозера. И в сей час скорбит князь Святослав, просит Юрия отомстить за брата. Не отступится князь Юрий Владимирович, великая борьба предстоит ему: он, Мономашич, должен взойти на престол по праву.

«Приди ко мне, брате, в Москов» – это послание Юрия Долгорукого своему другу, князю Святославу Ольговичу, стоявшему с дружиной в городке Лобынске, при устье Протвы, и стало первым письменным упоминанием о Москве. А год, когда оно было написано, – 1147-й – принято считать годом рождения города.

…Суетятся слуги, готовят хоромы для встречи знатных гостей и их дружин.

Первым приезжает в Москву девятилетний сын Святослава Олег, родной брат Игоря Святославича, воспетого в «Слове о полку Игореве» (ко времени московской встречи князя Игоря еще не было на свете – он родится тремя годами позже). Юный княжич горд отцовским поручением: он возглавляет особое посольство. Среди многих даров, привезенных Олегом князю Юрию, была и шкура диковинного зверя «пардуса» – гепарда или барса. Видимо, не случаен был тот дар, ведь именно величественный «пардус», вставший на задние лапы, красовался на боевом щите Юрия.

Вот они, как писал поэт, «драгоценные краски старины»:

«Олег же еха наперед к Гюргеви, и да ему пардус. И приеха по нем отец его Святослав, и тако любезно целовастася, в день пяток, на Похвалу святой Богородици, и тако быша весели. Наутрии же день повеле Гюрги устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы, с любовию…»

Но что это за загадочный «день пяток», который упоминает летописец? Вот как расшифровал его известный исследователь Москвы И.Е. Забелин: «Князья съехались в Москве в пятницу, на пятой неделе Великого поста – день, который принимается первым в историческом существовании Москвы». И далее он поясняет, что Пасха в 1147 году была 20 апреля, а пятница на пятой неделе Великого поста приходилась на 4 апреля.

Думается, что исторически более правомерно было бы праздновать День города не в сентябре, а весной, в апреле, ведь весна 1147-го стала первой страницей в летописи Москвы.

Итак, следом за княжичем Олегом пожаловали в Москву и его отец – князь новгород-северский Святослав Ольгович, и князь Владимир Святославич Рязанский. Прибыли князья в Москву со своими дружинами и прочими служилыми людьми, писцами, советниками.

Полон людей княжий двор. Но всем дорогим гостям нашлось место за широкими дубовыми столами в светлой гриднице.

Поклонились честные гости святым образам, чинно расселись по скамьям. Во главе стола сам хозяин – князь Юрий Владимирович, по правую руку от него князь Святослав, по левую – князь Владимир Рязанский.

В середине широкого стола будто солнце горит – такое сияние идет от золотых и серебряных чаш, кубков и братин, что и смотреть-то больно. Возгласами восхищения полнится гридница, будто стая лебединая впорхнула в нее ненароком, – слуги один за другим чинно вносят на больших блюдах жареных лебедей.

Ломятся дубовые столы от лакомств, чего тут только нет: и пироги сладкие, и орехи, и пряники с имбирем, и сушеные плоды заморские.

За застольем присматривает кравчий – все ли гости уважены, нет ли какой для них обиды? А чашники свое дело знают – обносят гостей кубками с мальвазией и прочими сладкими греческими винами. Из больших кадок черпают серебряными чашами мед чарошники. Через край льются крепкие московские меды.

Не об этом ли пиршестве напишет спустя семь веков далекий потомок князя Александр Пушкин?

Поистине, «обед силен» устроил своим гостям Юрий. (На том пиру юный княжич Олег Святославич был обручен с дочерью Юрия Долгорукого Марией.) Пили гости за здоровье хлебосольного хозяина, за его щедрость, за новый град, построенный князем Юрием, – за Москов! Не отсюда ли, из глуби седых столетий, и утвердилась за Москвой слава города миролюбивого, гостеприимного и хлебосольного?

…Ходят по кругу серебряные братины, полнятся чаши крепкими медами. Пируют князья; и неведомо им, что городку этому, ставшему на границе Ростово-Суздальской земли, судьбой будет определено стать стольным градом огромной страны и что название Москва зазвучит на всех ведомых языках и наречиях.

«Кто думал-гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти?» – так начиналось сказание о начале Москвы, записанное в XVII веке. Как говаривали в старину, «Москву вся Русь собирала и сама в ней засела».

Множество бед – нашествий, пожарищ, разорений – предстояло испытать великому городу, но всякий раз «гнездо великого государства… тотчас же устраивалось и укреплялось в новой силе и славе». Не мог князь Юрий ведать о будущем величии заложенного им городка, но город же этот обессмертил и его имя. Не великим князем киевским почитается он, а прародителем, основателем Москвы.

Большое потомство оставил князь Юрий: одиннадцать сыновей и две дочери. Одному из них, самому младшему, Всеволоду III Юрьевичу по прозванью Большое Гнездо, суждено было продолжить род, ведущий к Александру Пушкину…

Минут столетья, и на главной московской улице – Тверской встанут бронзовые памятники: князю Юрию Долгорукому – основателю Москвы и его гениальному потомку – поэту Александру Пушкину, родившемуся в Первопрестольной и воспевшему ее.