ГЛАВА 5,
Миновав городские кварталы, автобус устремился в горы, поросшие буйной растительностью. Серпантин пролегал между разбросанными на склонах типичными скандинавскими домиками с цветущими садами: очевидно, здесь живут вполне благополучные люди.
Мелькнул знаменитый трамплин, откуда прыгали все норвежцы, способные держаться на ногах, включая популярного короля Улафа V. Об этом свидетельствует памятник королю, изображенному, на всякий случай, вместе с лыжами. Рядом, у ног короля, скульптура любимой собаки Улафа.
Но без лыж.
Автобус лихо подкатил к какой-то эстакаде и, нырнув под нее, оказался перед стеной, поросшей плющом и неизвестными экзотическими цветами.
Неожиданно часть стены вместе с растительностью поползла в сторону, и дорога продолжилась в туннеле, мягко освещенном голубоватым светом.
Наконец, автобус остановился, дверь открылась, и Сидорова встретили двое респектабельно одетых мужчин, которые приветливо улыбались – нет сомнения, на их лицах сияла радость.
Выйдя первым из автобуса, Сидоров намеревался подать руку очаровательной блондинке, которая столь тепло и по-родственному встречала его в аэропорту (ее поцелуй все еще тревожил воображение младшего аналитика!). Однако в автобусе никого не было – девушка и оба тролля таинственно исчезли.
Растерянно оглянувшись, Сидоров шагнул навстречу двум джентльменам, они крепко пожали ему руку. Зазвучала музыка. Джентльмены стали по стойке смирно. Очевидно, это был какой-то гимн, впрочем, явно похожий на марш гномов.
Сидоров подтянулся и думал, было, напевать мелодию и приложить руку к груди – как это делают в аналогичном случае американцы, – но сами хозяева от этого воздержались, и он, издав невнятный сдавленный звук, неопределенно поводил рукой и сделал вид, что поправляет воротничок.
Гимн отзвучал, и все вздохнули с облегчением. В стене тоннеля открылись двери, Сидорова ввели в большой зал, оформленный, как бы сейчас сказали, в нордическом стиле.
Впрочем, разглядывать зал ему не дали, а подвели к массивному столу, за которым сидело несколько мужчин и голубоглазая девушка. Открыв рот, Сидоров остолбенело смотрел на нее, пытаясь понять, как она попала сюда из автобуса, но тут его взгляд остановился на картине за ее спиной – Сидоров немедленно узнал «Крик» Эдварда Мунка, и сразу вспомнил, что недавно весь культурный мир был потрясен сообщением о ее краже из музея Осло.
Мужчины молча и пристально смотрели на Сидорова. Казалось, им очень нужно было обнаружить что-то очень важное. Затем они переглянулись и предложили сесть в старинное кресло.
Сидоров удобно расположился, продолжая бессмысленно улыбаться, и стал думать, как бы побыстрее сообщить местной полиции, а заодно и международной общественности, что шедевр, наконец-то, найден. Затем он попытался вспомнить, сколько обещали за помощь в поиске… Миллион, по-моему, но чего миллион?!.. Хорошо бы – в евро…
Но тут его мысли прервал высокий худощавый мужчина, сидевший в центре. Он представился как Почетный Президент доктор Свенсон и назвал всех присутствующих, охарактеризовав их как членов Правления международной корпорации.
Голубоглазая оказалась пресс-секретарем с нордическим именем Vanja.
Пока Сидоров соображал, почему ее зовут русским мужским именем Ваня, Президент оглядел всех и, видимо, оставшись довольным, представил гостя, назвав глубокоуважаемым профессором и видным бизнес консультантом из Великой России.
Сидоров стал подозревать, что столь пышные эпитеты Президента должны отвлечь его от намерения рассказать все про Мунка. Но тот, как бы прочитав его мысли, снисходительно улыбнулся и сообщил, что Мунк, конечно, настоящий, но это, к сожалению, не «Крик».
Растерявшись и не зная, как на это реагировать, бывший младший аналитик, а теперь глубокоуважаемый профессор промычал что-то неопределенное и, поднявшись, в знак признательности поклонился. Ваня приветливо махнула ему рукой.
Лавры и премия за находку картины были явно упущены.
– Впрочем, «Крик» уже давно найден и радует посетителей музея, – почему-то с грустью сказал Президент, – а задачей нашей корпорации является противодействие всем противникам Нечетких систем и Мягких вычислений.
Не вполне понимая, что он имеет в виду, Сидоров, на всякий случай, энергично кивнул и твердо заявил, что всегда был за нечеткие системы и, особенно, за мягкие решения.
На лицах собравшихся отразилось чувство глубокого удовлетворения, и Сидоров понял, что не разочаровал их.
По крайней мере, пока.