Мои детские шалости
Помню, как-то раз отцу здорово попало от мамы. Дело было так. Мне было двенадцать лет. Родители каждый день ездили на уборку урожая или еще куда-то, а мне приходилось нянчиться с маленькой сестренкой. А так хотелось гулять с мальчишками! Но сестренка никак не засыпала. Вечером, когда родители вернулись домой, я пожаловался на то, что ее никак не угомонить. Отец в шутку сказал: «Ты бы подлил ей в молоко самогона, она бы быстро заснула». Я не забыл слов отца и на следующий день применил его «совет». Прямо с утра я подлил самогона в бутылочку с молоком. Но я сообразил, что много вливать не стоит, и добавил по своему усмотрению, на глазок. Вскоре сестренка уснула, а я побежал на улицу к мальчишкам. Часто прибегал в комнату, чтобы посмотреть спит ли она. Смотрю: дышит, значит, все в порядке. Уже вечер, вот-вот должны приехать родители, а она все спит. Я старался разбудить ее, слегка шевелил ее – никак не просыпается. Я брату ничего не сказал о самогоне. Приехали родители, а она все спит. Мама спрашивает, давно ли Ольга уснула. Говорю: «Только что, недавно, перед вашим приездом». – «Ты хоть ее кормил?» – «Конечно». И только на другой день около полудня она проснулась. Прошло немного времени, я убедился, что с ней все в порядке, и рассказал родителям о том, как все было. Конечно, мама меня не похвалила. Но отцу за совет попало здорово.
В школе, хотя я учился хорошо и у некоторых учителей был любимчиком, у меня случались серьезные проделки. Была такая уверенность, что мне все сойдет с рук. Наверное, все знают поговорку «Первого апреля никому не верю». И если обманутый спросит, почему ты ему наврал, он получает ответ: «Ты что, забыл? Сегодня первое апреля», – и всем весело. И вот, в школе я подхожу к директору школы (он поляк, и мы общались по-польски) и говорю ему: «Пан директор, ваш сын Збышек пошел с детьми на речку и там утонул». Он галопом понесся к речке, нашел своего сына живого и невредимого, взял на руки, принес его ко мне и сказал: «Видишь?» Только со временем я понял глупость своей первоапрельской шутки. Понял, что шутить так было нельзя. Я, конечно, был виноват.
Вспоминаю и такой случай: в летний период во время перемены все ученики выходят на улицу, чтобы порезвиться и поиграть. К основному зданию нашей школы делали пристройку. Стены были из бревен и выложены до окон. Досок было там много. Они были разной длины. Мы, ученики, выбрали самую длинную, положили серединой на окно и расселись на концы по обе стороны доски, сохраняя равновесие. Нижняя сторона отталкивалась и шла вверх, а другая сторона доски опускалась. И так по очереди – то вверх, то вниз. На одной стороне доски сидели мальчишки, а на другой – девочки. Я сидел на стороне мальчишек, на самом краю. Когда мы опустились вниз, до самой земли, а девочки были в самом верху, в трех метрах от земли, я соскочил с доски, равновесие нарушилось, и девочки стремительно упали вниз. Если бы нога крайней девочки попала под доску, перелома было бы не избежать. По чистой случайности все сложилось благополучно и для нее, и для меня. Перелома не было, только поцарапало ногу. Девочка пошла в кабинет к директору и рассказала, как было дело. Там сидел православный священник, который должен был после перерыва проводить в нашем классе урок религии. Директор поручил ему разобраться и наказать виновных. Виновным, конечно, был я и был наказан – поставлен на колени у доски. Священник, когда обращался к классу, был обращен спиной ко мне. Он ходил по классу, что-то объяснял. В то время как он был ко мне спиной, а на ней не было глаз, я садился на корточки. Ученики в классе, видя это, сразу поднимали смех. Как только он немного поворачивался, чтобы посмотреть, не я ли это смешу класс, а поворачивался он медленно, так как был пожилой, я уже стоял на коленях. Так повторялось несколько раз. Священник подзывал к себе смеющихся, дергал их за уши, кидал в них пеналом. У меня был в классе друг, и он видел, что мантия священника меня задевает, знаками показал мне, чтобы я дернул того за край одежды. И если я это сделаю, он даст мне шоколадку. Я ответил ему жестами, что за шоколадку не продаюсь. Тогда он показал мне: что, мол, слабо? Вот это меня уже задело. Я решил доказать, что я не слабак. И когда священник приблизился настолько, что пола его мантии задела меня, я схватил ее и дернул так, что тот немного пошатнулся. И весь класс снова засмеялся. Священник выругался. Возле печки лежало полено, он взял его и приказал мне поднять руки, взять полено и держать его над головой. Я получил двойное наказание – стоять на коленях и держать над головой обеими руками полено. Священник сел в кресло и наблюдал за мной. Полено не было тяжелым, но держать руки вытянутыми вверх очень трудно. Я решил выдержать честно до конца урока, довольный тем, что докажу другу, что я не слабак. Но меня одновременно мучила совесть: ведь я соскочил с доски, и из-за меня девочка поцарапала ногу. Наказания я не выдержал, мои руки онемели, перестали слушаться. Я думал о том, что виноват, конечно, но директор никогда меня так не наказал бы. «А ты, священник, ты жестокий и учишь, что Бог вечно мучает грешников. Этого не может быть», – думал я про себя. Затем я бросил полено под кресло, на котором сидел священник, а сам встал и выбежал на улицу, оставив портфель в классе. Дождавшись конца урока, попросил друзей вынести мне портфель. Пришел домой, а отец уже спрашивает: «Что ты там натворил в школе? Меня вызывает директор. Расскажи все честно. И там мне расскажут. Если расскажешь правду, учту это при наказании». Я рассказал все подробно. Священник пожаловался на меня директору, просил жестоко наказать меня. Директор попросил одну ученицу, чтобы она зашла к отцу и сказала, что тот вызван к директору. Она зашла раньше, чем я вернулся домой. Поэтому отец знал об этом до моего возвращения. От директора он вернулся не очень расстроенным и суровым. О священнике ничего особенного не сказал, может быть потому, что он их недолюбливал. Но за то, что я соскочил с доски, он меня здорово отругал, сказал, что, прежде чем это сделать, я должен был подумать о последствиях. «Это хорошо, что так обошлось, могло быть и по-другому. Как ты сам думаешь, что могло быть?» – «Девочка могла получить несколько переломов». – «Это хорошо, что ты понял, но нужно было об этом подумать раньше».