Глава 5
Проснувшись утром, я увидела перед собой лицо Милы. Вспомнилась моя прошлая ночевка в их домике, когда я с Алексеем шла в деревню на костыле… Как тогда все было тихо и мирно – Олег был жив, и Домка тоже… Вспомнив о вчерашних событиях, я расплакалась. Мила открыла глаза и уселась на печи.
– Проснулась? С добрым утром! Давай на улицу выйдем, развеемся, да и посмотрим – как там милый мой…
Мы вышли из домика. Теплое солнышко играло пятнами на хвое под ногами. Ефима нигде не было видно. Какое-то время мы стояли, прислушиваясь. Потом Мила тихонько позвала:
– Ефи-и-им!
Часть веток на крыше зашевелилась, и оттуда выполз сонный и помятый Ефим. Вот так замаскировался – ни за что бы не заметила, если бы он сам не вылез!
– Доброе утро, любимый! Замерз?
– Есть немного… И вам доброго утра! Как спалось? Таня, я вижу – пришла в себя уже, да? Взгляд-то живой…
– Да, спасибо, Ефим – мне намного лучше… И спасибо вам обоим – за то, что спасли меня вчера…
Мила ответила:
– Да пожалуйста… Только я вот так и не пойму – почему же ты вчера такая была, если говоришь, что не в изнасиловании дело?
– Они вчера Домку убили. И Олега, возможно, тоже – я опять сорвалась в плач.
Ефим решил сразу это дело пресечь:
– Ты уверена? Погоди плакать – может и не из-за чего… Ты тела-то видела?
– Нет… – и я все подробно рассказала им, всю сцену у реки.
Когда я описывала поступок Алексея, Ефим чему-то развеселился и даже покачал головой.
– Эх, алексайос! Вот уж точно греческий дьявол! Все в своем духе – так и не остепенился, несмотря ни на что!
– Это ты о чем вообще? И откуда ты знаешь про греческого дьявола? Виктор рассказал?
– Да что мне твой Виктор… Уж не знаю – в чьей жизни алексайос отличился больше, чем в моей…
– Так ты что, тоже оттуда? Откуда и Алексей?
– Ну да.
– И знаком там с ним был? А почему же он здесь виду не подавал, что вы знакомы?
– Ну как вам сказать… Я с ним знаком, а он со мной – нет…
Тут уже подключилась и Мила:
– Ну расскажи – интересно же! Ну пожалуйста…
– Эх, девоньки… Ну так уж и быть – расскажу.
***
– Начну с самого детства, когда я впервые увидел алексайоса – так его называли греки и мы тоже – ну, моя мать и жители нашей деревни. Все мы о нем знали, некоторые встречали – но солдатам не выдавали, хотя награда за него была обещана немалая… Очень много добра он нам принес, причем бескорыстно, никогда никакой платы не брал и даже в дома не заходил, когда звали отблагодарить хоть угощением… Так вот, как-то мальчишкой пас я коз в горах, а козы – они создания резвые, скачут по каменистой горе, как по земле…
Вот за одним козленком очень уж норовистым я и полез. Было мне на ту пору лет одиннадцать. Лезу и слышу – мамка моя снизу кричит: «Фимка, назад! Фимка, слезай!» И плачет, и руки заламывает. Я думаю – и с чего бы? Все же хорошо – ползу себе и ползу… А пока на мать оглядывался – козленка-то и проворонил, он меня обскакал и вниз, к своей мамке побежал… Мне сверху не видно было, а вот снизу и матери и остальным, прибежавшим на крики, видно – часть скалы, куда я полез – оползает, откололась и сейчас упадет вниз. А залез я высоко, вижу далеко… Подо мной река, она у нас бурная, с порогами и водопадами, так вот с одной ее стороны мамка моя убивается и селяне, к ней подбежавшие, никак не решат – что же делать? За мной лезть никто не хочет… А с другой стороны реки бежит человек – вдоль берега бежит, по камням перескакивает, как козел горный, к моей скале приближается да на меня поглядывает… Засмотрелся я на него, да и не заметил, как все затрещало и я вместе с куском скалы рухнул вниз, прямо в реку на пороги…
Ушиб я тогда руку просто всмятку о подводные камни. Боль, вода, вокруг руки кровь облаком, дышать нечем… Испугался я тогда крепко – и до сих пор воды боюсь и плавать не могу… И вдруг чьи-то сильные теплые руки схватили меня и тянут наверх. Алексайос – а это был он – вытащил меня на поверхность и долго боролся с течением, зажав меня под мышкой, как щенка.
В конце концов он вытащил меня на берег. Мать в слезах просто упала перед ним на колени и упрашивала зайти к нам в дом хоть раны промыть – по коленям и лодыжкам алексайоса сквозь порванные штаны текла кровь – видно, ободрал о каменистое дно. На что он ответил: «Река промоет. Парня береги» и прыгнул обратно в воду…
Надо сказать – он меня очень впечатлил. Мать ведь растила нас одна – отца забрали в солдаты, да и с концами… И старшего брата тоже… М-да… Так вот, росли мы с сестрой без отца, и тут этот мужчина – сильный, смелый, с яркими синими глазами – он просто покорил мое сердце. Вот так я с ним и познакомился. Он-то меня, конечно, не помнит – ведь он видел меня мальчиком… Мне вылечили руку, но не до конца. Вот, видите – левая рука не совсем правильно срослась. – Ефим поднял рукав рубашки и показал нам руку – лучевая кость выступала бугром, и вдобавок это место украшал ужасный широкий рубец. Потом он продолжил:
– Но нет худа без добра – из-за руки меня не забрали в солдаты. Как мне говорил наш приходской священник, который лечил руку – открытый перелом, кости наружу… Мне долго все это вправляли, привязывали палочки – но все равно зажило не очень. На момент моего призыва в армию рана была посвежее и рукой я тогда еще толком управлять не приспособился. Так и оставили меня на воле, чему я был очень рад… Мой дядька, мамин брат, взялся учить меня стрельбе из лука и я тренировался дни напролет… Я ведь хотел стать таким же сильным и ловким, как алексайос…
Все эти годы, пока я рос, я слышал о нем – то он в одном селении отличился, то в другом, то солдат остановил… В общем, много историй… И еще я слышал, что есть у него личный враг, который тратит немалые деньги и оплачивает экспедиции – чтобы изловить или убить алексайоса.
Я подрос, но крестьянский труд не привлекал меня – во-первых, мне тяжела была физическая работа из-за руки, а во-вторых… ну не лежала у меня ко всему этому душа… Моя сестра в то время уже вышла замуж и забрала к себе нашу стареющую мать – я ведь был непоседой, все охотился, пропадал в лесах… А я был последним, поздним ребенком, так что моя мать в то время уже была пожилой… Когда это случилось и на мне больше не лежала забота о ней, я попрощался с ними и со спокойным сердцем ушел в лес насовсем – мне там жилось лучше, без людей и их условностей – кто что должен и что как надо делать… Вот…
А был у меня приятель с детства, Никифор, так вот его и забрали в солдаты и гоняли по горам в поисках алексайоса… Я с ним встречался иногда, приносил им в лагерь дичь и выменивал на веревки и разные нужные вещи… Одежду же я брал в деревне, а зимнюю делал из меха сам. Так вот он мне все жаловался – как же им тяжело ловить алексайоса, на что я только смеялся. Надо сказать, солдаты и сами не рвались его поймать – они же тоже были местными, из нашего или соседних селений и все выросли на рассказах о смелом и справедливом защитнике крестьян… Так что ловили они его «ни шатко – ни валко», лишь бы отчитаться, что там-то прошли – его не нашли. Граф, конечно, злился, рвал и метал, но сделать ничего не мог.
Он даже выписал какого-то матерого охотника за головами откуда-то издалека – тот порыскал-порыскал, да и пропал где-то – уж не знаю, то ли алексайос его, то ли обиженные крестьяне ненароком косой задели, то ли сам где-то с гор сверзился… В общем, пропал.
И вот, однажды прибегает гонец к солдатам, а я был тогда в их лагере, с письмом от графа. Что его наследник бросился со скалы и теперь нужно ждать алексайоса в гости… Какая связь между этими двумя событиями – я так и не понял, не придал значения. То есть граф предлагал использовать его самого как наживку для алексайоса, а свое имение – как капкан. А мы, то есть солдаты, как раз в это время гнали его, как зверя, по горам, вытесняли к ущелью. Он действительно был неуловим, я не переставал им восхищаться.
Так вот, по приказу главного солдаты окружили имение графа и рассредоточились. Граф лично обходил имение и проверял готовность. На вопросы: «А ну как не придет?» заявлял с уверенной ухмылкой: «Придет, прибежит!» Ну, мы и выжидали. Я остался с ними, под видом простого любопытства я все придумывал – как бы мне помочь алексайосу выйти из этой западни. Мы ждали – день, неделю, две… За такое время, конечно, было не до укрытий, но граф сказал, что это не важно – греческий дьявол все равно придет. Но в доме поставить пару человек не разрешил – мол, он там и сам справится… И вот пришел тот долгожданный день, вернее – вечер.
Алексайос действительно прибежал – я впервые за столько лет опять его увидел, хотя и издалека. Он был в ярости, раскидал слуг и скрылся в доме ранее, чем стрелки успели подойти с границ имения. Потом вообще все было очень быстро и суматошно – выстрелы в доме, пожар, выбегающие на улицу слуги… Я заметил Алексайоса, так как подошел почти к дому, прячась за растениями в саду. Темнота и суматоха от пожара были ему на руку. Тем более из дома он выходил, держа в руках огромный портрет – наверное, солдаты приняли его за слугу, спасающего хозяйское добро…
Он поставил портрет у фонтана и медленно, не спеша побрел из имения. Я знал все посты, я знал – на кого именно он наткнется и кто может его пристрелить, как только он выйдет из сада – и я побежал именно туда. На посту сидел мой знакомый Павел, за это время я с ними всеми перезнакомился – и уже ловил алексайоса на прицел. Ему мешали деревья, да и расстояние было приличное… Я тихо подошел сзади и оглушил Павла ударом по затылку. Алексайос беспрепятственно вышел из сада – но я видел, что к нам уже стягивается кольцо остальных солдат – видимо, его все-таки заметили.
Вдруг он, будто что-то решив, побежал – скачками, очень быстро, почти в полной темноте. Я побежал за ним. Мы взбирались в горы и вдруг, добежав до вершины, алексайос раскинул руки, как птица – и прыгнул вниз. Я просто ошалел от неожиданности – как же так, мой герой и образец для подражания прямо на моих глазах покончил с жизнью?! Я взобрался на вершину, но никого и ничего не увидел – хотя было и темновато, но уж тело на светлом камне я бы заметил. Как же так? Куда же он делся?
Я решил проверить, обвязался веревкой, хорошо ее закрепил и начал спуск. До какого-то времени все шло хорошо, а потом вдруг откуда-то появились сучья деревьев – моя веревка путалась, трещала и в итоге порвалась. Я совсем не понимал, что со мной происходит – при падении я сломал ветку, а ее обломанный сук вонзился мне в бок. Наверное, я потерял сознание, потому что следующие мои воспоминания – это уже утро. Я кое-как слез с дерева и пополз в сторону моей деревни…
Я не выдержала и перебила Ефима:
– То есть после перемещения ты пополз в горы – там же твоя деревня, да? В горах с бурной рекой?
– Да, так и есть…
– Представляешь, а ведь Алексей во время перемещения был почти возле тебя – он рассказывал, что упал на землю сквозь деревья, а потом тоже какое-то время валялся и пошел к морю, к селению его Айоланты.
– Какой Айоланты?
– Ну, к селению греков.
– Да, оно было у моря… А ты, я смотрю – многое знаешь о моем мире, да?
– Это все из рассказов Алексея. Если он захочет, то сам тебе все расскажет. Тем более если ты, оказывается – тоже ему жизнь спас.
– Посмотрим… Так вот, когда мы с Милой встретили тебя и Алексея – ну помнишь, зимой? Тогда я его не узнал. Во-первых – много лет прошло, и хотя он, как и я – не очень-то состарились… Тебе ведь тоже Учитель насчет времени все это рассказывал? Но все-таки память за эти годы притупилась, тем более – столько событий здесь произошло, совсем другая жизнь… А во-вторых – алексайос, если помнишь, зарос тогда волосами так, что даже глаза не очень-то было видно… Да и не ожидал я его здесь встретить… Первое, что меня смутило – как он приволок нам кабана. Я вам, как охотник, скажу – выследить, убить и еще и освежевать кабана за такое короткое время – это мало кому под силу… А потом уже, когда мы пришли на праздник и я увидел его – с завязанными волосами, помытого и в обычной одежде – тогда я его узнал и конечно же был очень удивлен. Потому и предложил ему пожить в моем домике, потому и горю к нему такой симпатией, которую наверняка вы все заметили…
За время долгого рассказа Ефима мы успели и позавтракать – Мила достала хлеб, мясо и укроп – и мы все это дело дружно уплетали.
– Так вот, Таня, с чего мы вообще начали… Я тебе вот что скажу – да чтоб алексайос, греческий дьявол, да не спас сына с пустяковым ранением мягких тканей ноги из реки – да ни за что не поверю!