Введение
Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя…
Евангелие от Матфея, 22:37–40
А жизнь, – только слово,
Есть лишь любовь, и есть смерть.
В.Цой
Многие утверждают, что психология, якобы, «не наука». Мол, нет в ней описания и объяснения таких закономерностей, какие сформулированы, скажем, в химии или в физике. Нет якобы и фактов, предъявляемых, например, историей. И, соответственно, нет и основанной на научном методе психологической практики.
Такие заявления – ошибочны. На мой взгляд, данная ошибка связана со следующей закономерностью, сформулированной психологом К. Г. Юнгом: «…можно заниматься с помощью одного лишь интеллекта любой наукой, кроме психологии… именно благодаря «аффекту» субъект становится сопричастным реальности… бессознательного боится гораздо большее количество людей, чем это можно было бы ожидать…»4.
Дело в том, что выявляемые психологией психические (психологические) факты и соответствующие закономерности неизбежно вызывают эмоции и зачастую бессознательное сопротивление переживанию этих эмоций.
Э! – скажет тут, хитро прищурившись, иной читатель, а кто Вам сказал, что «бессознательное» существует? Где доказательства? А доказательства лежат, что называется, на поверхности. Вот вам для примера психические факты и закономерности, которые ничем не хуже фактов и закономерностей, представляемых нам любой другой наукой.
1) Так называемая психопатология обыденных действий. В нашей жизни мы совершаем множество непреднамеренных ошибочных действий типа описок, очиток, оговорок и т.д. Какая сила изнутри заставляет нас нарушать сознательно запланированное действие, причем иногда вопреки отчаянным усилиям сознания? При этом нередко выясняется, что оговорки, очитки, описки детерминированы нашими (но скрытыми от нас) желаниями, побуждениями, ценностными ориентациями.
2) Сновидения и другие измененные состояния сознания. Измененные состояния сознания фактически являются состояниями бытия в запредельном (бессознательном), состояниями выхода за пределы сознания, встречи с кем-то или чем-то, существующим в нашей психической реальности, но не в сознании.
3) Воспоминания, в том числе вытесненные воспоминания. Где хранится то, чего не помнит сознание, но что находится в психической реальности и может быть возвращено в сферу осознанного? Где находится то, что человек вытесняет из сознания (кстати, вытесняет бессознательно), и что нередко вторгается в сознание (припоминается в самый неожиданный момент)? А где находится воспоминание (слово, образ, формула и т.д.), которое мы всеми сознательными силами пытаемся вспомнить, но по какой-то причине не можем?
4) Обмороки и прочие варианты потери сознания. Где человек (как психическое и духовное «я») находится тогда, когда теряет сознание?
Что ж, – скажет воображаемый читатель, все это неплохо, но можете ли вы привести данные экспериментального исследования? Отвечая на этот вопрос, автор имеет право в свою очередь наморщить нос и сказать: в случае психологической работы, в целом, и психологического исследования, в частности, свойственный так называемым естественным наукам эксперимент, как правило, не нужен.
Психическую реальность следует изучать напрямую, в самой этой реальности5.
Данный тезис будет раз за разом подтверждаться в ходе нашего разговора, а пока, чтобы все-таки угодить нашему «воображаемому другу», предъявим и экспериментальные свидетельства существования бессознательного. Они появились еще в XIX веке.
Процитируем отрывок из работы Шойфета «Нераскрытые тайны гипноза»: «Карл Александр Фердинанд Клуге (1782–1844), профессор Императорской прусской медико-хирургической академии, в своем исследовании животного магнетизма, изданном в Вене в 1815 году, описывает один из первых опытов с отсроченным внушением, проделанных магнетизером Монилессо. Суть одного из них в том, что Монилессо внушил молодой девушке мысль прийти в дом, в который она ни за что не хотела идти в бодрствующем состоянии. Сам Монилессо издал описание этого опыта в 1789 году под названием «Neurolog. Centralbl». У бременского врача Адольфа Фердинанда Веингольда тоже есть подобное наблюдение (Wemgold, 1805, s. 124). 126 Versuchemer Darstellung des ammalischen Magnetismus als Heilmittel, Wien, 1. Th. p. 166. С трудом верили, что женщина могла забыть содержание внушения и через неделю пришла в указанное место в назначенный час, не зная истинной причиной своего визита. Многие ученые выражали сомнение в возможности такого опыта, хотя еще в 1823 году Бертран считал его банальным. Александр Бертран, о котором в свое время расскажем, лучше своих современников понимал роль постсомнамбулического внушения.
Одним из первых он описал любопытный опыт: внушил загипнотизированному прийти в назначенный день и час в Политехническую школу, где он преподавал. «Чтобы он выполнил это внушение», – говорит Бертран, – вовсе не нужно об этом напоминать, когда он проснется. В назначенное время, независимо от него, явится желание сделать то, что ему внушили, причем субъект не сможет дать себе отчет, что именно толкает его действовать в этом направлении» (Bertrand, 1823, р. 199). Сходную мысль высказал Делёз: «Магнетизер может внушить находящемуся в сомнамбулизме субъекту какую-нибудь идею или действие, которое он должен выполнить наяву, сам не зная почему. Магнетизер может внушить сомнамбуле: «Вы вернетесь домой в таком-то часу; сегодня вечером не пойдете в театр; без сопротивления выпьете такое-то лекарство» и т. п. Сомнамбула почувствует склонность сделать все, что ей было предписано, не подозревая, что это лишь внушение» (Deleuze, 1825, р. 118)6.
А вот пример неуемной исследовательской деятельности в XX веке: «Силверман (Silverman, 1976) также использовал метод подпороговой психодинамической активации для оценки кардинального положения фрейдовской теории депрессии – а именно, что данный симптом предполагает направленность на себя неосознанных агрессивных желаний. Результаты многих исследований (проведенных на пациентах, склонных к депрессии) показали, что подпороговое [то есть посредством 25 кадра (здесь и далее комментарии в квадратных скобках мои, – А. Б.)] предъявление материала, содержание которого предназначено для усиления агрессивных желаний (например, фраза «Людоед пожирает человека» или изображение человека, закалывающего другого острым оружием), ведет к углублению депрессивных состояний. В то же время, усиление депрессивной симптоматики (определявшееся методом самооценки по шкалам настроения) не было выявлено после подпорогового предъявления нейтрального стимула (изображение летящей птицы)»7.
Что до XXI века, то в данном контексте вызывают интерес результаты эксперимента, посвященного эффекту «плацебо»8. Газета «Medical News Today» со ссылкой на журнал «Pain» сообщает, что таблетки-«пустышки» оказывают целительное воздействие, в том числе, на людей, которые не верят в их пользу на уровне сознания.
В статистически значимом количестве случаев такое «плацебо» уменьшает хронические боли даже у тех, кто заранее осведомлен об их бесполезности с биохимической точки зрения. В эксперименте, проведенном исследователями из США и Европы, приняли участие испытуемые с хронической болью в пояснице. Около 85–88% из них до того принимали лекарства с обезболивающим эффектом. Перед началом эксперимента врач рассказал каждому из них, что такое «плацебо». Затем испытуемые были разделены на 2 группы: контрольную и экспериментальную. Члены первой получали стандартное лечение, а членам второй, помимо настоящих препаратов, «назначили» принимать дважды в день бесполезные с медицинской точки зрения таблетки из целлюлозы. Для усиления эффекта на банке с фиктивными таблетками было написано: «Плацебо».
Каков же результат? Испытуемые, принимавшие только лекарства (контрольная группа), через 3 месяца сообщили о снижении ноющей боли на 9% и острой – на 16%. Участники же экспериментальной группы, принимавшие вместе с обычными лекарствами и плацебо, сообщили об уменьшении на 30% и хронической, и острой боли. Кроме того, они отметили уменьшение на 29% боли при выполнении движений, которые они раньше делали с трудом.
Что это значит? А это значит, что реально существует такая ситуация: помимо сознания, которое усваивает информацию («эта таблетка бесполезна, ее специально создали в целях внушения»), ту же самую информацию одновременно воспринимает какой-то центр обработки за пределами сознания, и не просто воспринимает, а соответствующим образом реагирует, и этот центр – тоже наше «я». Представьте себе, что одновременно с вашими мыслями – «это просто кусочек целлюлозы» – одновременно вы (да, именно вы!) думаете внутри себя (и не замечаете этого!) что-то типа «Это исцеляет». И это исцеляет. Получается, что вы думаете и ощущаете нечто, находясь как психический субъект одновременно, как минимум, в двух «местах». И это не психопатологическое, а вполне себе психологическое явление…
Итак, феномен, называемый бессознательным «я», существует, и это – закон психической (а также психофизиологической) реальности, причем, как нетрудно догадаться, функционированию того, что мы называем бессознательным, соответствуют определенные закономерности (среди них и та, согласно которой человеку даже в состоянии гипноза невозможно в полной мере внушить то, что противоречит его базовым, глубинным нравственным ценностям и основным инстинктам (любящую мать гипнотизер не может заставить убить своего ребенка).
Отметим, что выше нами приведены психические факты, касающиеся так называемого «низшего бессознательного» (за исключением опоры на глубинные ценности). Согласитесь, уже их осознание может пугать, хотя, конечно, при этом влечет к себе.
Существуют и другие факты, доступные восприятию каждого человека, и открывающие перед нами доказательства существования неосознанных феноменов более высокого порядка.
Первый психический факт, который открывается нам еще на заре жизни и, так или иначе, присутствует на всем ее протяжении, называется «я есть». Это тот факт, что дан каждому из нас, но не каждым осознан.
«Я-есть» – это не сами по себе ощущения, эмоции, мысли, а источник ощущений, эмоций и мыслей, способность их испытывать, переживать. Если просто сосредоточиться на чувстве себя как первичного «я» и «разотождествиться» (термин из такого направления психологии, как психосинтез) с потоком ощущений или эмоций, то перед нами открываются многие новые возможности (скажем, возможность управлять ощущениями или эмоциями).
Более того, обращение к «чистому центру «я», так или иначе, вызывает к жизни все то, что было забыто под влиянием сиюминутных переживаний, а именно феномены, связанные с любовью и со смертью.
А осмысление и переживание данных феноменов очень часто вызывают даже не страх, а ужас.
Приведем мысленные эксперименты.
Сначала вспомните какой-то эпизод из начала Вашей жизни (как можно ближе к раннему детству). Разрешите себе сконцентрироваться на том, что Вы видите, ощущаете, слышите в этот момент. Затем, прочертив воображаемую линию жизни, перейдите к какому-либо более позднему событию. После этого переместитесь в настоящий момент и сделайте новый шаг вперед, в некую точку будущего. А теперь шагните… в момент собственного умирания… Не правда ли, с момента начала жизни, по крайней мере, осознанной, прошел всего один миг? И такой же миг остался до смерти?
Получается, что жизнь – это один миг (тут появляются новые практически значимые закономерности переживания времени и вечности, такие, например, как ускорение времени, которое в детстве течет медленно, а со взрослением – все быстрее). И важно в течение этого мига (смерти-рождения) только то… а что важно?
А то, что позволяет быть, быть перед лицом вечности. Быть же, значит, любить. В самом деле, чувство себя (того самого «я-есть») изначально подразумевает, что есть кто-то еще («не-я»), то есть Другой. Здесь важно вдуматься и вчувствоваться в только что прочитанное. В самом чувстве «я» изначально (пусть даже и потенциально) заложено чувство Другого (иного центра бытия), без которого переживание «я-есть» невозможно. Вот быть собой и, соответственно, чувствовать Другого, и значит – быть. Терять Другого – значит умирать, как будто что-то вырывают из груди. Звучит по-философски, но весьма жизненно и конкретно, не правда ли? И со всем этим связаны весьма конкретные законы и закономерности, общие и частные…
А теперь в рамках второго мысленного эксперимента представьте себе следующую ситуацию: у родителей есть любимый ребенок. И этот ребенок внезапно умирает. Они помнят о нем, горюют, быть может, молятся. И вдруг появляется некто (прилетает «волшебник в голубом вертолете») и говорит: «Вот вам робот (совершенная модель) полностью повторяющий поведение вашего ребенка и полностью похожий на него. Живите и наслаждайтесь». Как Вы думаете, читатель, будут ли утешены родители? С моей точки зрения, они бы не отождествили робота с ребенком, робот не стал бы заменой ему. Но по какой причине? В роботе отсутствовало бы нечто, составляющее суть человека, суть живого существа, некий центр переживания, интенциональности, бытия.
В «железяке» нет внутренней сущности, сущности, определенным образом чувствуемой, улавливаемой нами: «Во всех ближних мы главным образом и оберегаем их духовную личность, их психическую жизнь…»9.
Об этом же говорил психолог Виктор Франкл: «любовь гораздо шире физической личности любимого человека. Она сосредоточена на духовном существовании любимого, его внутренней сущности. Присутствует ли он тут физически, и даже жив он или нет, в каком-то смысле теряет значение. "Положи меня как печать на сердце свое, ибо любовь cильна, как смерть."10
Это – факт, неотъемлемый, фундаментальный факт человеческого бытия.
Он, будучи содержанием сути человеческого бытия, осуществляемого в пространстве «я»-Другой», обращает нас к разнообразным (глубинным и поверхностным) данностям психической реальности (а также духовной реальности, но о ней – особый разговор) разной степени эмоциональной значимости.
Ведь помимо глубинных, экзистенциальных закономерностей существуют множество косвенно с ними законов и правил, имеющих непосредственное практическое значение.
Их очень важно осмыслить, сформулировать и собрать воедино для того, чтобы иметь возможность опираться на понятную и работающую теоретическую конструкцию практической психологии, основанную на логике бытия и здравом смысле.
На мой взгляд, такую систему ищет каждый, кто интересуется психологией, включая профессионалов.
Автор этой книги достаточно много работал, учитывая законы и закономерности практической психологии как в процессе помощи самому себе, так и при помощи другим людям. Поэтому я и взял на себя смелость представить данный труд, в котором сделана попытка изложить универсальную схему практико-ориентированной психологической теории, основанной на конкретных законах и закономерностях психической реальности.
Представленный ниже материал структурирован следующим образом.
Вначале идет практико-ориентированная общая теория психологии, которая, однако же, может быть пропущена теми, кто на дух не переносит общую теорию…
Затем вниманию читателя представлена концепция модальностей реальной психологической работы, после чего начинается описание законов и закономерностей, преимущественно относящейся к каждой из этих модальностей.
В самом же конце этой книги я предлагаю вам ознакомиться со списком-«выжимкой» выявленных различными исследователями закономерностей в сфере психологии. Туда, помимо закономерностей практической психологии добавлены и некоторые из закономерностей психологии академической. Конечно, этот список далеко не полон, но, как говорится, «лиха беда начало» …
Кроме того, через всю книгу сквозной (а по-своему и стрежневой) темой проходит описание содержания, динамики, особенностей, этапов практической работы в системе «психолог-клиент».
И вновь на авансцену выходит наш уже общий воображаемый друг-читатель, который ехидно спрашивает: «А не много ли ты на себя взял, любезнейший? Кто ты такой, чтобы предлагать «универсальную схему практико-ориентированной психологической теории»?
В ответ я могу лишь развести руками и сказать: «Я – человек, занимающийся психологией, и сумевший отчасти помочь себе, а также оказать определенную помощь некоторым людям. В этом мне помогло то знание, которым я хочу поделиться, чтобы подвести определенную черту под половиной своей жизни. Это знание далеко не полное в рамках самой по себе психологии, не говоря уж о том, что психология, как таковая, есть только часть, и далеко не главная часть, системы взглядов о мире. А насколько мой опыт и мои размышления соответствуют реальности и здравому смыслу, решать лично Вам».
В статье «Современные методологические проблемы в российской социальной психологии» известный отечественный психолог В. Е. Семенов приводит высказывание своего учителя Е. С. Кузьмина: «исходным пунктом исследования [равно как и практической работы, – А. Б.] являются общие методологические установки, которые всегда имеют место у исследователя, независимо от того, сознает он их или нет"11. Так что исследование предложенного Вашему вниманию текста, безусловно, будет определяться и Вашими «методологическими установками», равно как и мои установки определили само содержание данной книги.
Думаю, что эта книга не слишком пригодится глубоко воцерковленным православным христианам (а если и пригодится, то как дополнительная информация), и тем более, духовным лицам, – они уже достигли необходимого уровня целостности, причем на гораздо более высоком, чем описывается в моем труде, уровне.
Нужно понимать и то, что психологическая работа, как таковая, не может привести к счастью и, тем более, к совершенству, к спасению души. Она может помочь выдерживать боль жизни, обрести определенную силу, в какой-то степени осознать себя, стать несколько более целостным на каком-то жизненном этапе и, в предельном своей основании, начать (только начать!) движение к истинному бытию. На мой взгляд, это очень немало.
И еще: условимся, что а) под психологической работой я понимаю и консультирование, и немедицинскую психотерапию, и самоанализ, и многие другие ее виды и б) данная книга не является учебником или исчерпывающим учебным пособием – это не более чем констатация жизненных наблюдений автора, так сказать, размышления психолога на определенном этапе жизни.