Введение: «Белая Вера – Светлый Путь»
Стремление к самоорганизации и борьба против первородного естественного Хаоса, преодоление необузданных агрессивных тенденций в общественной жизни, в человеческих отношениях, во внутреннем психоэмоциональном и духовно-психологическом мире человека, в его взаимоотношениях с окружающим миром, Природой и Космосом с помощью медитативной практики саморегуляции, ментальной самодисциплины и контроля сознания, включающей в себя и контроль над своими мыслями, сознательными и бессознательными психическими процессами и функциями своим психоэнергетическим, эмоционально-психологическим и биоэнергетическим состоянием, а также управление обществом и государством на основе морально-этических принципов долга, справедливости и чести, сострадания и милосердия, было изначально заложено в фундаментальных основах учения о Вечном Синем Небе Тэнгри, называемом также «тенгризмом», «тенгеризмом», «тэнгрианством», которое стало самым влиятельным религиозно-философским, психологическим и морально-этическим учением Евразии.
Все эти принципы стали также и важнейшими духовно-нравственными императивами древнейшего варианта евразийского тэнгрианства – «Белой Веры» (алт. AkJang // Ак-Дян // Ак-Тян; хак. Ак-Чаяан; бур.-монг. Сагаан Заяа), представляющей собой своеобразный Путь духовно-нравственного самосовершенствования человека, который можно поэтому назвать «Белым» или Светлым Путем Вселенной и Человека как равноправного элемента синергетически взаимосвязанной и взаимодействующей Космической Триады «Небо-Земля-Человек». Этот «Белый», Светлый Путь структурной организации и саморазвития Вселенной и Человека и стал основой религиозно-философского учения тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая, который мы называем «Белой Верой», известной под принципиально неверным названием «бурханизм» (от монг. «бурхан» – «Бог»).
Первоначальные истоки «Белой Веры» были изначально связаны с наиболее архаическими верованиями и культами сибирских скифо-ариев, в том числе с их тотемистическими культами, среди которых особое место занимает обожествление и почитание тотемной Праматери алтайских народов Белой Лебедицы, «Царевны-Лебедь», теснейшим образом связанное с самым древним культом Матери-Земли, позднее заложившем и культ Матери-Богородицы. Поэтому духовный Путь «Белой Веры» можно также назвать «Путем Белой Лебедицы» (или же, как в случае с его хакасским и бурят-монгольскими вариантами религиозного почитания тотемного Гуся, «Путем Небесного Гуся», связанного с именем общеевразийского эпического героя Гэсэра, древнейшим праобразом которого был бурят-монгольский Абай-Гэсэр).
Тотемные образы обожествленного Лебедя (Лебедицы) и Гуся, с точки зрения религиозно-мифологической символики тесно взаимосвязанные друг с другом, являются наиболее архаичными в мировоззрении народов Евразии и своими корнями уходят к автохтонным доиндоевропейским мифам, верованиям и культам. Стойкие архаические сюжеты, связанные с тотемными птицами, в особенности с Лебедями и Гусями, обнаруживаются во всех частях Евразийского суперконтинента. Так, на Полтавщине 6 – 5 в. до н. э. археологи раскопали зольники – остатки культовых огневищ, окаймленные вырезанными из земли и раскрашенными в белый цвет (!!) двухметровыми фигурами Священных Лебедей.
Среди археологических находок в местах расселения западных славян обнаружены также Солнечные колесницы, запряженные Лебедями и хорошо знакомые по культу Бога Солнца Аполлона. При раскопках знаменитых Пазырыкских курганов на Алтае 5 – 3 вв. до н.э., в погребальной камере были обнаружены изображения тотемных Лебедей из войлока. Все это свидетельствует о том, что, как утверждает Н. Чистякова (Ярославова), «Гиперборейская Лебединая символика охватывала огромные пространства Евразии и распространялась на многие разноязычные народы на протяжении многих тысячелетий» (см. персональный сайт в Инете).
Как справедливо полагал Д. С. Дугаров, культ Лебедя (Лебедицы) возник и локализуется именно в Центральной и Внутренней Азии, в Юго-Западной Сибири, и уходит своими корнями еще ко времени палеолита (Дугаров Д. С., 1983, с. 34). У бурят-монголов Саяно-Алтая, Транс-Саянии и Циркум-Байкалии генеалогические предания о Лебеде-Прародителе тесно связаны с их этногоническими легендами о Прародине всех тюрко-монголов Эргунэ-Хун // Эргенекон и с общим для всех народов Евразии тэнгрианским духовно-культурным наследием, одним из самых древних, «корневых», центральных, базисных и основополагающих локально-региональных вариантов которого и является «Белая Вера» Ак-Дян (Лебедев, 2017, с. 20). О глубокой древности культа Белой Лебедицы и его связях с культом обожествленных героев свидетельствует и зачин героического эпоса Гэсэр, в котором говорится, что время повествования этого древнейшего памятника устного народного творчества восходит к периоду, когда «исполинская Лебедь была, словно слабый галчонок мала».
Поскольку «Белая Вера» скифо-ариев оказала решающее влияние и на формирование родственной ей (можно сказать, «дочерней») Солнечно-Небесной тэнгрианской религии автохтонных народов Внутренней Азии (Горный Алтай, Транс-Саяния, Хакасия, Горная Шория, Циркум-Байкалия), которая стала национальной, государственной и народной религией всех тюрко-монголов Центральной и Северо-Восточной Азии, а затем и всей Евразии, став воистину мировой религией и достигнув феноменального, небывалого расцвета в эпоху Чингис-Хаана, тотемистические культы «Белой Веры» и прежде всего – обожествление Белой Солнечно-Небесной Птицы-Лебедь как Тотемной Прародительницы – стали важной составной частью бурят-монгольского тэнгрианства.
В частности, у восточных хори-бурят и других родственных им племен Солнечная Лебедица (бур.-монг. Хун-Шубуун) заняла центральное место в божественном пантеоне наряду с Небесным Волком, тотемным первопредком Чингис-Хаана (Бортэ-Чино) и Божественным Прародителем-Быком (Буха-нойон-баабай). Генеалогические предания о Лебеде (Лебедице) Прародительнице есть и у западных бурят – аларских и тункинских хонгодоров, а также у родственных им хотогойтов Монголии, которые считаются выходцами из Транс-Саянии; название «хонгодор» этимологически связано также с личными, племенными и родовыми именами «Конгар» // «Хунгар» – «Хунгират» // «Конгират» – «Хунгария» и древним названием Хакасии – Хонгорай // Хонгурей, которое в древности распространялось на всю гуннскую империю.
Бурят-монгольское название тотемной Лебедицы «Хун-шубуун» связано и с названием легендарной Прародины всех тюрко-монголов Эргунэ-Хун, и с понятиями «человек» (хун) и «солнце», что объясняется этимологической связью петроглифов «человек» и «птица» и наличием смешанного образа – петроглифа «человек-птица» // «птице-человек», и под понятием «птица» в этом симбиозе подразумевается, в первую очередь, «Белая Птица» (Сагаан-Шубуун), т.е. «Белая Лебедица», но может подразумеваться и тотемный Гусь, название которого напрямую связано с именем Гэсэра, который в религиозно-тотемистическом смысле является как бы символическим двойником Лебедя (ср. гас // кас // каска // хас // хасха // хакас // хагас // аз // гус // хаш и т.д.). При этом с Гусем связана и хас-тамга (свастика), одним из самых архаических вариантов которой и была «гусиная» (или «лебединая») хас-тамга.
«Гусиная» хас-тамга 1
«Гусиная» хас-тамга 2
Вот почему мы считаем, что саяно-алтайское тэнгрианство можно назвать «Белым Путем Белой Птицы» – «Сагаан-Шубуунии Саган-Заяа», а протохакасский Гэсэр-Хан является «родным» братом алтайской Царевны-Лебедь и тотемно-мифологическим старшим братом бурят-монгольского Абай-Гэсэра, а также «прадедом» тибетского Лин-Гесара, поскольку реальные исторические «люди Гэсэра» этногенетически были типичными саянидами из разных родов и племен гусей и лебедей единого Солнечного «народа Хор // Хонгорай // Хоорай» (по Чагдурову С. Ш.) явно пришли с Севера (т.е. из Саяно-Алтая и Циркум-Байкалии), сохранив в своих южных названиях (Верховья Хуанхэ, Восточный Тибет – пров. Амдо и Кам, оз. Кукунор) древне-скифский и хакасский этноним Хор – «страна Солнца», «народ Солнца», «Дети Солнечной Матери-Лебеди» (например, восточно-тибетское племя горлоков) и другой этнотопоним хакасского происхождения, ставший названием всего государства, созданного в Верховьях Хуанхэ воинами Гэсэра – Хашин (от восточно-хакасского топонима Качинск, вероятно этимологически связанного также с бурятским Качугом на территории этнической Бурятии в Иркутской области).
В процессе взаимодействия саяно-алтайских культов Лебедя и Гуся с очень популярным в Тибете и Китае культом Дракона произошло соединение этих тотемных культов, в результате чего образовались смешанные тотемные образы, представляющие собой симбиоз двух тотемов (наподобие «кентавра», соединяющего в себе образы лошади и человека), в которых произошел синтез самостоятельных тотемных божеств, трансформировавшихся в целостный образ – «Лебедь-Дракон», «Драконо-Лебедь», «Гусь-Дракон», «Драконо-Гусь» и т. д. При этом особый интерес представляет архаическая связь Лебедя и Гуся, как тотемных божеств, с различными видами крылатых змеев, которые одновременно образовывали симбиозы с Драконами.
В связи со скифским культом Лебедицы и общим для всех народов Центральной и Внутренней Азии почитанием Гэсэра, в качестве тотемного Гуся, интересно также то, что в некоторых языках скифо-сарматского круга этносов название Лебедя точно соответствовало обозначению змея – «гуй». Название «змей-гуй» до сих пор существует в языках мордвы (эрзя, мокша), а несколько восточнее это слово обозначает лебедя, что, видимо, является отождествлением длинношеей птицы со змеем, но одновременно может указывать и на общую связь тотемных Гусей и Лебедей со всем классом мифологических Змеев-Драконов.
Точно так же популярные во Внутренней и Центральной Азии тотемные предки Медведи и Волки соединились в целостные образы «Волко-Медведей» (или «Медведе-Волков»), сочетающих в себе черты и биологического волка, и медведя, а наш тотемный Волк, соединившийся с Драконом, у славян превратился в оборотня-волкодлака («вурдалака»). Так, в Драконьих тамгах народов Саяно-Алтая часто встречаются тамги «Дракон-Лебедь», как и «Волко-Дракон», в чем нет ничего необычного или странного, поскольку такие «кентавроподобные» существа символизируют обычные экзогамные брачные пары из родов, имеющих разных тотемных предков. У сибирских скифов-саков тотемная Лебедица в первую очередь была связана, конечно, с их главным тотемным божеством «Солнечный Олень Золотые Рога», в результате чего «лебединая», «змеиная» и «драконья» символика соединилась с «оленьей» и появились «Олене-Лебеди» и другие симбиозы тотемных птиц с разными животными (например, мифическая птица Симаргл в болгарской и древнерусской мифологии, сочетающая в себе черты крылатого Льва или Собаки).
Очень своеобразный «Волко-Орел», у которого голова была орлиная, а туловище – волчье появился якобы в хакасской мифологии среди племени «семи волков» (четти бюр), позднее он стал главным тотемным предком рода «Борсэ-Шоно» из семи волчьих родов бурятских эхиритов и заложил основы своеобразного «Волчьего стиля» бурят-монгольской школы боевого единоборства Шонын-баша, в котором собственно волчьи приемы сочетались с ударами «крыло Беркута». Впоследствии этот боевой стиль был взят на вооружение монголами Чингис-Хаана вместе с именем тотемного предка Борсэ-Шоно, которое по-старомонгольски (т.е. уйгурским письмом) писалось «Бортэ-Чино», и именно под этим именем мифический предок Чингис-Хаана стал известен миру. В Туве недавно была обнаружена статуя самого Тэнгри-Хаана, соединяющая в себе образы сразу нескольких тотемных божеств – Медведя, Волка, Змея-Дракона, Горного Козла.
Еще один важный вывод из вышеизложенного – тотемный культ алтае-хакасской Царевны-Лебедь и героический эпос Гэсэр являются двумя важнейшими первоисточниками и краеугольными камнями сначала протоалтайской Белой Веры, а затем и всего евразийского тэнгрианства. В трудах многих авторитетных ученых – Дугарова Д. С, Чагдурова С. Ш., Михайлова Т. М., Бурчиной Д. А. и др. отмечается, что героический эпос бурят, в первую очередь Гэсэриада, объединившая многие народы Центральной и Внутренней Азии (тибетцев, тангутов, монголов, тувинцев и др.), главным персонажем которых был Гэсэр, стала основным источником тэнгрианской религии, особого религиозно-философского и этического учения «тэнгризма», которое в саяно-алтайском варианте мы и называем «Белой Верой» (алт. Ак-Дян // AkJang; xaк. Ак-Чаяан), или «Белым (Светлым) Путем» (бур.-монг. Сагаан Заяа – букв. «Белый Путь», «Белая Дорога» 1.
Другой неплохой вариант названия этого Учения на монгольском языке – Тэнгриин Заяа – «Небесный Путь», а также «Бурхан Заяа» – «Божественный Путь», «Священный Путь» (ср. яп. «Синто» – то же самое, что и «Священный // Божественный Путь» буквально). Вариант названия этой религии, данный Д. С. Дугаровым – «Белое шаманство», по существу, правильно отражает «светлое» содержание этой религии, но неверно в корне уже потому, что ЧЕРНОЕ ТУНГУССКОЕ ШАМАНСТВО ЗДЕСЬ ВООБЩЕ НЕ ПРИЧЕМ, хотя в принципе это название все же немного лучше совсем уж варварского пежоративного названия «бурханизм», от которого веет колониальным дискурсом и пережитками империализма, каковым, кстати, является и пресловутый «шаманизм», который на самом деле является древнейшей ветвью скифо-арийской эзотерической традиции «бродячих монахов-жрецов» (санскр. саманера), позднее, в период возникновения буддизма распространившейся в Древней Индии и превратившейся в отдельную антибрахманистскую оппозиционную еретическую секту.
Поэтому лично я, сравнив все наиболее общепринятые варианты названия «Белой Веры», пришел к выводу, что, во-первых, методологически наиболее правильным (как и во многих других случаях, когда речь идет о названиях других иноэтнических конфессий является, употреблять в первою очередь самоназвание этой религии, т.е. в данном случае – «Ак-Тян», причем с максимально приближенным к аутентичной традиции переводом – «Белая Вера» («Светлый Путь»).Во-вторых, для Монгольского Мира и монголоязычных читателей вполне приемлемыми и адекватными представляются варианты «Сагаан Заяа», «Тэнгриин Заяа» и «Бурхан Заяа» (вариант перевода последнего на русский язык – «бурханизм» уже не приемлем, учитывая реальные исторические и религиозно-философские связи «Белой Веры» с Северным буддизмом Экаяны, в контексте которого вообще все ветви тэнгрианства в Саяно-Алтае следовало бы называть «тэнгри-яной», в чем мы полностью солидарны с Р. В. Лебедевым2.
Когда мы говорим «источник» этого религиозно-философского учения, по своей форме имеющий на данный момент мифологическую или фольклорно-сказочную форму, как, например, сказка А. С. Пушкина о царе Салтане (т.е. о Царевне-Лебедь) или богатырский эпос, то имеем в виду не только письменный «первоисточник», т.е. свод священных текстов или канонических произведений (как, например, Библия, Коран, буддийские сутры и трактаты, произведения Лаоцзы и Чжуанцзы), большинство которых излагает философию своего Учения в письменной форме, а имеем ввиду, прежде всего, характерную для тэнгрианства своеобразную эпическую форму устного народного творчества.
И такая форма изложения религиозных идей полностью соответствует сугубо народному характеру и духу этой религии и ее специфической мифопоэтической форме, содержащей в себе и адекватно передающей слушателю мощную энергетику «Небесной» религии, которую, как и эпос Гэсэр, создал не какой-то Великой Учитель или проповедник, а сам народ, выразивший свои думы и чаяния о высшей справедливости и счастливой жизни, о мироздании и универсальной духовной силе Небесного Бога Тэнгри.
Иначе говоря, эпос Гэсэр, как и алтайский Джангр и многие другие эпические произведения, а также народные предания и легенды, является и Библией, и Кораном этой сугубо народной религии, которая была теснейшим образом связана с народным бытом и с окружающим ландшафтом, ключевыми элементами которого были священные горы и источники, реки и озера.
Героический эпос всех монголоязычных «лесных народов» был непосредственно связан с их тэнгрианской религией и представлениями о сверхъестественной силе (зада) тэнгрианских божеств, которой, вместе с тем, наделяется и сам эпос, и его исполнитель (джангарчы). Так, известная калмыцкая исследовательница Э. П. Бакаева в связи с анализом религиозно-мифологических основ эпоса Джангар отмечает, что Хормуст-тэнгри, мог поражать «громовой стрелой», а Белый старец отвечал за дождь, и поэтому его молили о дожде и продолжении потомства, и что Джангар можно рассматривать как магическое средство «вызывания дождя» (Бакаева, с. 26).
При этом автор, делая важный вывод о религиозном характере эпоса Джангар, имеющий отношение и к другим видам героических сказаний как монгольских, так и тюркских народов (например, саха-якутский Олонхо), отмечает, значение как имени Джангар, так и одноименного цикла сказаний в смысле «зада» означает обращение к первоначальному смыслу последнего термина «волшебство» (магия, «белая магия»); и такая символика вполне согласуется со значением «jang» – вера (т. е. «Белая вера» саяно-алтайских народов Ak jang, Ак-Дян, Ак-Чаяан, называемая также «бурханизмом» – Н. А.); эпос Джангар и есть «сохраненное в форме богатырских сказаний эзотерическое наследие древней веры» (Бакаева, с. 26).
В данном случае особенно важно подчеркнуть, что «Белая Вера» алтайцев и хакасов, этногенетически и этимологически ПО САМОМУ СВОЕМУ НАЗВАНИЮ связана с так называемой «религией ариев» (кстати, это словосочетание буквально так и переводится «белая вера», поскольку корень «ар» во всех тюрко-монгольских языках имеет значение «белый», как и слово «арий», «арья» в древнеиндийских), которую можно рассматривать как еще один локально-региональный вариант Евразийского тэнгрианства как мировой религии и, соответственно, ее более архаичного прототипа – Ак-Дян.
О саяно-алтайском местоположении первоначального праобраза Священной Мировой горы Сумэру существует множество версий, согласно которым она первоначально локализировалась в мифической Гиперборее, т.е. в Юго-Западной Сибири. А это еще раз подтверждает саяно-алтайскую версию о происхождение мифологемы Мировой Горы Сумэру, которую древние индоарии представляли как обитель богов, райскую Прародину, расположенную в центре мира, но географически локализировали ее на севере от Индии и Тибета, т.е. конкретно в Саяно-Алтае и Внутренней Азии. Поэтому и горы Восточного Саяна, в частности его самую высокую вершину – Мунхэ Сарьдак следует считать не просто частью Мировой Горы Сумэру, но ее «близнецом», т.е., по большому счету, она и есть сама Мировая Гора Сумэру, но большей частью расположенная на ее восточных склонах. Иначе говоря, Восточный Саян, как и Хан-Алтай и Белуха, а также Сумбэр-Уула в Западной Туве в Сутхольском кожууне (Сут-Холь – букв. означает «Молочное Озеро»), является настоящей Мировой Горой Сумэру.
При этом интересно отметить, что и алтайские, и саянские варианты этой Мировой Горы имеют, согласно древне-арийской мифологии, «Молочное» Море или Озеро Белого Молочного цвета у своего подножия. Действительно алтайские и саянские варианты Сумэру имеют такие озера, большие или маленькие, которые можно считать «морями» и именно Байкал (тюркск., уйгурск. «Бай-холь» // Бай-куль), древнее название которого означало в переводе с тюркских языков «Богатое», «Священное» и «Белое» Озеро // Море. Получается, что именно Байкал соответствует мифологическому описанию этого «Молочного Озера», поскольку отроги Восточного Саяна спускаются прямо в это озеро.
Героический эпос Гэсэр также является неопровержимым свидетельством, во-первых, связей религии скифо-ариев и тюрко-монголов с архаическими тотемными культами Гусей-Лебедей и с не менее древним культом священных гор, в частности с почитанием Мировой Горы Сумэру, во-вторых, еще одним доказательством саяно-алтайского происхождения как культа Сумэру, так и религии ариев (в том числе и Белой Веры) и тюрко-монгольского тэнгрианства в целом. Так, в зачине Гэсэриады говорится, что действие эпоса начинается во время, когда «была еще легкой пылью наша твердая Мать-Земля, а могущественная змея („Мировой Змей“ Абарга Могэ – Н. А.) безобидным была червяком; а Сумбэр-гора – бугорком, грязной глины жалким комком… Океан, что бушует кругом, что волшебным богат молоком, Был ничтожной лужей тогда» («Гэсэр», пер. Семена Липкина).
Анализ тотемных генеалогических и этногонических мифов народов Саяно-Алтая тоже свидетельствует о том, что историческая родина сибирских скифо-ариев и тюрко-монгольских народов одновременно является и Прародиной «Белой Веры» Ак-Дян (Ак-Чаяан), и ее местоположение тесно связано с мифологемой об Эргунэ-Хун // Эргенекон и о тотемном предке Лебеде (Лебедице), а также с мифологемой Священной Мировой Горы всех ариев – «Трехглавой Сумэру». Р. В. Лебедев отмечает, что интерпретация топонимов, гидронимов, эндемиков, этнонимов Саяно-Алтая, а также прочтение текста «геокультурного пространства» бассейна реки Ку // Лебедь на Севере Алтая говорит о древности и общности тюрко-монгольских этносов, единстве их исторического развития, целостности мировоззренческих тэнгрианских, а значит и Ак-Дянских представлений в рамках единого сакрального центра Саяно-Алтайской горной системы; объединяющим религиозно-мифологические представления этих народов стало «эндемичное для Саяно-Алтая слово-знак-понятие – Хем // Кем» вошедшее в состав первичного антропонима – Кемер, распространившееся впоследствии на этноним киммерийцы (прото-тюрко-монголы), в дальнейшем на гидроним – Улуг-Хем («Драконья река» // «Река народа Дракона» // «Великая Река» и просто Река с большой буквы (Лебедев, 2017, с. 27, с. 26).
Все вышеизложенное о Саяно-Алтайской Прародине «западных» (причерноморских) скифов подтверждается их легендарной родословной, которая, с одной стороны, соответствует этногоническим и генеалогическим мифам тюрко-монголов, а с другой – древнеславянской этногонии, в частности этногоническим мифам древнерусского племени полян. По генеалогическим легендам причерноморских скифов, записанным Геродотом, их первопредком был Таргитай, от которого и родились три родоначальника всего скифского народа: старший – Липоксай, средний – Арпоксай, младший – Колаксай.
Согласно древнеславянским легендам и мифам, восточные славяне (поляне) произошли от четырех прародителей: Кия, Щека, Хорива и их сестры Лыбедь. По древнемонгольским же источникам известно, что прародителем царского рода Чингис-Хаана был Киян (т. е. Кий), основоположник рода Кият-Борджигин, а мифический Щек соответствует, по нашему мнению, древнетувинскому этнониму чик // чак // сак // саг // жак и др. Хорив – это не что иное, как собирательное наименование тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая – «хор» (ср. Гор).
«Лебедь» – это, как отмечалось, так же и название центрально-азиатского рода кууларов (куулар – лебедь; ср. «кубачинцы» – «лебединцы» Горного Алтая, а также знаменитые куманы – «половцы» русских летописей). Все эти названия этносов восходят к их мифической Прародителю Куу (Царевна-Лебедь), которая в мужской ипостаси у славян и ряда других индоевропейских народов тоже является символом Солнца. В связи с вопросом об общей Прародине скифо-ариев и тюрко-монголов (туранцев) большой интерес представляет мифологическая, «сакральная» «география» скифов, согласно которой их страна имела форму правильного квадрата, причем все реки в Скифии текут с севера на юг. По-видимому, на представления причерноморских скифов о том, что территория их страны носит прямоугольную форму, наложились космологические представления народов Центральной, Восточной Азии и Южной Сибири о том, что Земля вообще представляет собой квадрат, который является наиболее общим символом Матери-Земли, а Небо – круг или полусферу. В традиции монгольской метаэтнической общности квадрат также ассоциируется с Землей, правда связующим звеном между Небом и Землей выступает Гора.
Таким образом, культ Солнца, как и культ священных гор древних скифо-ариев и «туранцев» (тюрко-монгольских и финно-угорских народов), тесно взаимосвязаны в тэнгрианской сакральной триаде «Небо-Земля-Человек», в которой Земля-Гора воплощает в себе «средний мир», представляющий собой место обитания «живых существ» и духов этой сферы мироздания, а сама гора является жилищем духов «среднего мира», и территория вокруг нее является сакральным «эко-домом» конкретных родов и племен (Абаева, 1992, c. 16—21). В то же время именно на гору спускаются духи «верхнего мира» – тэнгрии-небожители, хаты, буумалы и др., которые выполняют функции мифологических культурных героев и становятся прародителями тех или иных аристократических родов, в частности «царских» (каганских, ханских), а также воинских и жреческих родов, которые образуют так называемую древнеарийскую триальную этносоциальную организацию (Абаев Н. В., 2009).
Связь космологической системы «трех миров» с триальной организацией древних ариев, в том числе сибирских скифов (точнее, племен сака), подтверждается генеалогическими мифами скифо-сакских племен, связанными и с генеалогическими преданиями и легендами как прототюрков, так и прамонголов (Абаев Н. В., 2004). Согласно скифо-сакской мифологии, первым царем Скифии стал Колоксай – младший из 3 сыновей предводителя скифов Таргитая, брат Липоксая и Арпоксая, прародитель рода паралатов (Herodot, IV, 5—7). Это имя трактуется как «Солнце-царь», что в контексте имен других братьев приобретает космологическое звучание и позволяет видеть Колоксае воплощение верхней зоны мироздания.
Единственный из трех братьев – Колоксай сумел овладеть упавшими с неба золотыми воспламеняющими предметами с неба: плугом и ярмом, секирой и чашей, олицетворяющими три сословно-кастовые группы скифского общества (рядовых общинников, воинов и жрецов), вследствие чего стал первым скифским царем и разделил Скифию между своими сыновьями на три царства, в крупнейшим из которых сохраняется почитаемая золотые реликвии. Ведущий происхождение от Колоксая род паралатов (бур.-монг. «бар арад»; соответствует др. иранск. «предустановленные, поставленные впереди») занимал высшее положение в трехчленной структуре скифского общества (цари и военная аристократия); в скифской цветовой символике им соответствует огненно-красные атрибуты Колоксая (ср. хакасский род Хызыл – красный). Как уже было установлено Ж. Дюмезилем, символическим цветом варны воинов был красный или золотисто-красный цвет огня. Это дает веское основание полагать, что Колоксай, младший брат, ставший царем, был кшатрием, т.е. воином.
Поскольку белый цвет у всех индоевропейских народов был цветом варны жрецов, то Авх, или Липоксай, имевший седые волосы, был брахманом, а на долю среднего брата Арпоксая остается производство материальных благ, т.е. пастухом-аратом, стало быть, вайшья, а само этносоциальное понятие «арий» и соответствует понятию «арат» в кочевническом обществе. Арпоксай, в скифской мифологии средний из трех сыновей Таргитая, брат Липоксая и Колоксая, прародитель скифского рода катиаров и траспиев (Herodot, 5—7). Это имя трактуется как «владыка глубин», что в контексте имен других братьев приобретает космологическое звучание и позволяет видеть в Арпоксае, воплощение нижней зоны мироздания. При социальном толковании природы членения скифского общества на возводимые к Апроксаю и его братьям роды, по мнению некоторых ученых, в потомках Апроксая следует видеть рядовых общинников, что подтверждается положительным толкованием их названия: «катиары и траспии» – «земледельцы и коневоды» (Д. С. Раевский, «Мифология», с. 63).
Особый интерес для выявления этногенетических истоков древних скифов, а также их связей с древними тюрко-монголами представляет самый старший брат, прародитель скифского рода авхатов, выполнявших жреческие функции (т.е. брахмана, «шамана», «кама»). Согласно скифской мифологии, блестяще реконструированный В. И. Абаевым, после неурочной попытки овладеть упавшими с неба золотыми священными предметами, Липоксай (Рипоксай) уступил владычество над Скифией младшему брату Колоксая, который, судя по всему, фактически стал правителем лишь западной части скифской державы, т. е. Северным Причерноморьем (ср. греч. название этой страны Таврия – «страна быков», что равнозначно самоназванию Осетия – «страна народа быков», т.е. осетинов, или иначе аланов, которые считаются самыми прямыми потомками Причерноморских скифов, но которые до своего пришествия на Северный Кавказ и в Восточную Европу жили в Центральной Азии, в том числе в Саяно-Алтае).
Какой же частью империи правил Липоксай и откуда, собственно говоря, пришли причерноморские скифы, саки, аланы (осетины) и другие воинственные «кочевники» арии? На этот вопрос дает ответ само имя старшего брата, однокоренное с названием мифических Рипейских (Рифейских) гор, якобы расположенных у северных (точнее, северо-восточных) пределов обитаемой земли, т. е. Гипербореи, где по данным Геродота и других античных авторов, жили «люди с песьими головами и оленьими ногами» (ср. зимний наряд тувинцев – тоджинцев). В древнерусской религиозно-мифологической традиции Рипейские горы ассоциировались то с Карпатами, то с Уральским хребтом или Алтаем, а в античной и Западноевропейской – с Альпами, Кавказом и Гипербореей, которая, якобы, находилась на севере, северо-востоке от основной части скифской империи, т.е. значительно восточнее и (или) севернее Уральских гор и Алтая. А это как раз приходится на Саяны, особенно – Восточный Саян и Тоджа, а также Запад этнической Бурятии и Северо-Запад Монголии (т.е. на историческую родину протомонголов и тюрков – Эргенекон // Эргунэ-Хун).
Помимо этого, имя Липоксай трактуется как «гора-царь», что в контексте имен других братьев приобретает космологическое звучание и позволяет видеть в нем воплощение средней зоны космоса (Д. С. Раевский, «Мифология», с. 319). Однако, под «средней зоной» мироздания может подразумеваться и «средняя земля» (ср. «чжун-го» – «Среднее Государство», т. е. Китай), «Центральная Земля», «Центр Азии», где под «Азией» могла подразумеваться центральная часть Евразии, населенная азами (асами-ясами-осетинами). На этногенические связи племени авхатов Липоксая, с тюрко-монгольскими народами Центральной Азии указывают также и историко-лингвистические исследования в области индоевропейского, алтайского и протоуральского, а также ностратического языкознания.
Еще одна вероятная связь тэнгрианства с самой древней «авраамической» религией – иудаизмом – прослеживается в генеалогических мифах скифов, явно сложившихся еще сибирский период их обитания и связанных с древнейшими генеалогическими легендами и преданиями иранцев, тюрков и монголов. Согласно этой генеалогии, одним из трех предков скифов был мифический «царь Глубин» Арпоксай (Апроксай), который в тюркской мифологии фигурирует под именем Али-Арсалан, а в монгольской – Ариг-Буга («Ар-Бог»). «Царь Глубин» означает, что первоначально он был «водным» Змеем-Драконом, который впоследствии «поднялся» в своем статусе до «Небесного» Огнедышащего Змея-Дракона, приобретя функции Громовержца (Хайракан) и, вместе с тем, сохраняя функции Мирового Змея (монг. Аварга-Могэ; тув. Амырга-Чылан, Амырга-Моос).
Другой вариант его имени – Апроксай связан с названием финно-угорского племени «авар» (др. русск. «обр»), тюрко-монгольским «двойником» которого было название группы племен «жужань», которое китайцы интерпретировали как «жуань-жуань» – «червяк ползучий», «змейка». Различные варианты этого наименования, во-первых, указывает на Урало-Алтайскую зону, а точнее – на Протоуралию, как на наиболее вероятную, с нашей точки зрения, прародину «ариев» в широком смысле, т.е. всех индоевропейцев и тюрко-монголов, а также угро-финнов (т.е. туранцев) – само название «Сибирь», геополитическое название «Ибир-Шибир», этнонимы «авар» – «абар» – «обры» – «баргут» – «бараан» – «меркит» – «савыр» – «сабир» – «мордва» и т. д.
Среди многих этнонимов, эпонимов и топонимов этого ряда прослеживается явное указание на горы и горно-таежную местность, находящуюся к северу от Великой Степи (т.е., опять же, на Урал – Алтай – Саяны): «Сумеру» (монг. «Сумбер»; ср. «Симбирск»), г. Борус в Хакасии (ср. русск. «хвойный лес» – бор; ностратич. «берги» – «высокий», откуда в герм. берг – «гора»), Пермь («Парма» – «Барма»), Гиперборея (от Борей, бог северного ветра у древних греков), русское «север» (похожее в литовском «Siaure» – «север»), «северяне» – одно из древнеславянских племен (ср. бур.-монг. «ар» – «северный») и др.
В этом ряду следует упомянуть названия, либо непосредственно или косвенно связанные с этнонимами семитских народов («араб» – «арап», «евер», «ибри» – архаические этнонимы евреев, «Авраам» – «Абрам», «гебры», «сабры»), либо содержащие указания на Переднюю Азию (Ближний Восток), где возникли «авраамические» религии: «сумер» – этноним шумеров, «субар» – этноним родственного хурритам народа, жившего в 3—2 тыс. до н.э. в Северной Месопотамии, «Субарту» – аккадское название Северной Месопотамии, распространенное у фракийцев имя Спартак (см.: А. Голан, с. 96); к этому же ряду можно отнести «ибер» – древнее название жителей Пиренейского полуострова, «имер» – топоним и этноним на Кавказе, который в древности, как и Пиренеи, тоже иногда назывался Иберией, Хиберния – древнее название Ирландии (А. Голан, там же).
Таким образом, очевидно, что Священная гора Сумэру первоначально локализировалась именно в Юго-Западной Сибири – там же, где древние греки располагали Рипейские горы, а древние иранцы свою Священную гору Хара Березайти («Высокая Хара»), т. е. Алтае-Саянское нагорье, где и сейчас находится гора Белуха – по-алтайски Уч-Сумеру, а немного восточнее, на территории Тувы в Сутхольском кожууне располагается тувинская Сумеру. В санскрите гора Сумеру описывается и как «белая» гора, т.е. высочайшая точка российского Алтая гора Белуха вполне соответствует индийским описаниям, к тому же расположена на севере. Отсутствие океана, скрывающего подножие горы, объясняется тем, что первые сказания о Сумеру относятся к временам всемирного потопа 12—14 тысяч лет назад. В это время долины Алтая были залиты водой, и лишь высокие пики выходили на поверхность на 2—3 тысячи метров. В 2008 году большая экспедиция, включавшая помимо альпинистов индийских пандитов (индийские ученые-брахманы) поднялась на вершину Белухи с целью установить былое присутствие тридцати трех богов на ее вершине. При этом пандиты ответили утвердительно о наличии высокой положительной энергетики на вершине горы.
В связи с этимологией названия горы «Сумеру» и его этимологическими связями с древней северной прародиной шумерийцев – «Сибирь // Шумер // Сумер // Сумбэр // Шибир» – А. Голан пишет: «Subur, Sumer – название мифической горы в центральноазиатской традиции; в буддизме священное блюдо, на котором совершаются жертвоприношения, имеет в центре изображение священной горы, называемой sumeru», а Sibir – это местность, которая была завоевана Джучи-ханом, согласно Рашид-ад-Дину; «сюда же, очевидно, относится и название Сибири» (Голан, с. 97). Мы уже отмечали, что в словах «Сумеру» и «Сибирь» обнаруживается одна и та же корневая основа, от которой происходит этноним «сака», обозначавший тотемного оленя и давший название господствующего родоплеменного объединения сибирских скифов – са //со // си // су (Абаев, 2004).
В названии священной горы древних индо-ариев – «Сумеру» «мер // бер (г) // бор» означает «гора» (ср. бур.-монг. боорь // бори // бор), а также «медведь» («медведь – гора», ср. тув. Хайыракан), в форме «мар» – марала (мар + ал // олень) тоже первоначально могла присутствовать мифологема «олень – гора» (ср. Алтай = Ал + Тай // Тау – «гора», т. е. Оленья Гора, Олень-гора). Форма «са», как мы думаем, лежит и в основе скифо-арийского этнонима «сабир» // «савыр», от которого и произошло слово Сибирь («бир» здесь является производной формой от «мер // бер»).
Интересно, что монгольское произношение этого топонима «шибир» при переходе на звательный падеж, которым часто оформлялись названия этносов (ср. сак – хак. сагай), может переходить в «шивэй», т.е. другое название сяньбийцев—соянов. Ввиду этого представляется совершенно правомерной идентификация названия священной родовой горы сяньбийцев Дасяньбишань с Саянами, которую сделал проф. Дю Че-Хёк из Южной Кореи, исходя из того, что у скифо-сибирских народов было принято переносить названия Священных гор со своей Прародины на другие местные горы (см.: Абаев, 2005).
Поэтому на всем пути миграций саяно-алтайских этносов и на запад, и на восток, и на север, и на юг, возникали как бы «филиалы» или «двойники» главной Трехглавой Сумэру в Горном Алтае и Туве, в наименованиях которых содержались корнеслова «ал» из первоначального праобраза Алтай (например, Алтан // Алтын // Алдани др.) или «су» (са // со // сэ // си // ча // ца и др.), например, Сумбер-Уула, Самара, Самарта, Сибирь, Шибир, Сумер и т. д.
Как отмечает Р. В. Лебедев, по одному алтайскому поверью на горе Уч-Сумер находится седалище семи Кудаев (богов) и их служителей. В Монголии эта гора именуется Сумер-Оле (Сумбэр-Уула) – Мировая Гора. Имя «Уч-Сюре» перенесено на Землю с Неба. В центрально-азиатских легендах о сотворении мира навершине горы «Сумер-Ула», которую Г. Н. Потанин сравнивает с Белухой, жили 33 Тэнгира. При подошве горы в мировом океане была треугольная площадка, на которой росло Дерево, плодами которого питались Тэнгиры. Позже из-за владычества над этим Деревом Тэнгиры воевали с «Ассырами» жившими у подножия горы. После гибели ассыров тысячи богов начали раскидывать золото с Горы поэтому эти земли зовут «алтын-тельке». Отсюда пошло расселение первых бого-людей (более совершенных духовно и физически, чем современные цивилизации) по Земле. В космологии буддизма и индуизма – «Сумеру» (Меру): «Сумер-ола», «Сумбур-ола», «Хумур» или «Сумур-ола». В «Вишну-пуране» гора Меру названа «золотой». В «Сурье-Сиддханте» Меру – гора золота. В аккадских мифах Мировая гора, гора Севера и «ось небес» богата золотом и серебром, и от этого слепит глаза. В ассирийских мифах это серебреная гора. Древний Саяно-Алтай в эпической поэме Аристея Проконесского «Аримаспея» упоминался как земля «стерегущих золото грифов». Гора Белуха – это золотая гора Меру. «БЕЛуха» – золотой «БЕЛ-горюч камень Алатырь» на золотой земле «алтын-тельке» = Алтай – «Алтан», «Алт» (в монгол. языке также – золото). p.s. «Ула» – «Улу» – Дракон (Лебедев, 2017).
Интересно также, что вместе с названием основной, центральной саяно-алтайской Мировой горы Сумеру в разных ее корневых сочетаниях и формах, содержащих в себе понятие «гора» – «мер», «бер», «берг», «бор» и др., «перекочевывали» и названия рек, например, абсолютно эндемичное (т.е. совершенно отсутствующее в других культурно-исторических регионах Евразии и всего остального мира) самодийское слово «хем // кем // ким» – «река», именно в Саяно-Алтае относимоек главной и единственной реке Енисей, называемой автохтонными и аборигенными этносами «Улуг-Хем» – «Драконья Река» // «Река народа Дракона» или просто Река – «Хем» (ср. «Кембридж», название Египта «Кемер» (ср. Кемерово), корейская река Хан, на которой стоит Сеул, корейское же общее обозначение реки – «ган // хан» и китайское «хэ», видимо, представляющее собой усеченную форму от «хем» и китайское же «цзян» в названии Янцзы-цзян, или название Великой индийской реки «Ганга», находившейся в самом начале пути предков индо-ариев с Севера на Юг Индостана через Тибет и Кукунор из Саяно-Алтая).
В период возникновения первого тэнгрианского (ак-чаяанского) государства «Ас-Тоори» («Ас-Тоорей» // Астория // Асторея, другое название Туран-Хоныгы), основанного прародителем хакасского народа Ас-Тарханом на территории Хакасии в Минусинской котловине в глубокой древности, как минимум ок. 2697 г. до н.э., когда в Евразии к власти приходят азы // асы // хазхы (по А. И. Котожекову, 3, 6 тыс. лет до н.э. /см.: Котожеков, 2016/) производный гидроним-эндемик «хем», образованный от первичного антропонима Кемер, вошедшего в этноним киммерийцы, был перенесен на древний Египет, господствующие «арийские» касты которого были образованы в результате экспансии родо-племенных этносоциальных групп из Ас-Тории, состоявших главным образом из племен азов (хасха).
Как пишет А. И. Котожеков, Ас-Тархан – титул, означающий «ограниченный во власти владыка Асов // Азов» (т.е. примерно как «султан», «наместник», «ставленник»). Ему совет старейшин основанного им тэнгрианского государства Астория (бур.-монг. Аз-Тоорей) вручил жезл власти над всей Асторией – жезл, обвитый двумя змеями. Этот жезл сыграл огромную роль в последующей истории. Таким же жезлом до сих пор пользуются патриархи православия (Котожеков А. И. Астар АМ-УДР IСТI – Асторийский «Космо – Психо – Логос»: Асская мудрость).
Ас-Тархан был также целителем и покровителем медицины, который стал почитаться впоследствии как бог врачевания и, вместе с тем, являлся организатором древнейшей секретной школы боевого искусства. Кроме того, он считается первым Змееносцем древне-арийского календаря, который является тринадцатым знаком Зодиака, позднее утраченным. В иранской мифологии Змееносец носит имя Чародат, или Шародат, что значит «чародей» – «богочеловек, держащий в руке змею» (Ас-Тархан держит в руках жреческий посох, который обвивают змеи).
В древней иранской мифологии тема Змееносца связана с мифом о царе Ажи-Дахаке, который жил в далекие времена и правил 1000 лет. Он был хорошим государем, но однажды к нему под личиной обычного человека явился Демон, который искушал его льстивыми речами и дарами. А правитель был слаб и в благодарность за сладкие речи обещал Демону, что выполнит любое его желание. Тот попросил разрешить ему поцеловать царя в оба его плеча. Царь согласился и тогда на месте поцелуев выросли две змеи, которых нельзя было убить и которых надо было кормить человеческими мозгами.
С ним также связано имя «Асклепий», которое означает греческого Бога врачевания, представлявшегося в виде Змея; символика Змеи также являлась его атрибутом, как и у Ас-Тархана, который сам был Змеем-Драконом по своему тотемному психотипу. У Гомера Асклепий был смертным человеком и умелым врачевателем. Но спустя 3 – 5 веков, в античной Греции Асклепий уже стал почитаться как Бог Врачевания. В Древнюю Грецию образ Асклепия пришел из Древнего Египта, где он носил имя жреца Именхотепа.
В связи с психорегулятивными, диагностическими и прогностическими методиками аборигенных этносов Саяно-Алтая здесь следует особо отметить, что, по мнению А. И. Котожекова, у азов-асторейцев издревле существовали специальные школы и «академии», слушатели которых обучались не только воинскому искусству, а также непосредственно связанному с ним искусству саморегуляции и психофизической подготовки человека к экстремальным условиям боевой деятельности, но и медицине, методам массажа и костоправства, но и астрологии, астрономии, математике и др. протонаукам, и значительную часть этих знаний они передали представителям египетской аристократии из воинской и жреческой каст, а также правящего сословия из «царского рода» фараонов.
Все это указывает также на важную роль в боевом искусстве специальных методов психофизической тренировки и психической саморегуляции, как в индийской йоге и в китайском ушу, древних скифо-ариев, тюрков, монголов Чингис-Хаана и урянхайцев тесно связанных с национальной религией, с традиционными верованиями и культами древних урянхайцев и монголов, в этнокультурных традициях которых можно выделить особый пласт – воинские культы. Особая роль этих методов была обусловлена тем, что прикладные искусства боевого и спортивного единоборства вообще издревле являются неотъемлемой составной частью этнокультурных традиций в «кочевой» цивилизации всех народов Центральной Азии, а также Сибири и Саяно-Алтая (тувинцев, хакасов, алтайцев, якутов, бурят-монголов и др.).
Весьма ценным в культурно-историческом наследии саяно-алтайского кочевничества с точки зрения насущных задач современности является уникальное искусство выживания в самых экстремальных природно-климатических условиях Центральной и Северной Азии, заложившее основы своеобразной экологической культуры тюрко-монгольских народов, а также их культурно-психологических традиций, определивших в значительной мере особенности менталитета, стиля мышления и социального поведения. При этом важной особенностью этноэкологической культуры тюрко-монгольских народов в тех ареалах ее распространения, где влияние ислама отсутствовало или было незначительным, является стремление человека выживать в сложных и экстремальных условиях не за счет разрушения окружающей природной среды, а за счет мобилизации своих собственных внутренних ресурсов посредством психологической саморегуляции, повышающей адаптационные возможности человеческого организма и этносоциальной общности в целом.
Другая яркая особенность экологической культуры в кочевнической цивилизации заключались в том, что процесс саморегуляции должен носить максимально естественный характер, т.е. не нарушать универсальных законов микро- и макрокосмоса, а наоборот – приводить их в гармоническое равновесие, восстанавливая динамический баланс между миром внутренним и окружающей средой. Конечной целью (или сверхзадачей) методов саморегуляции и самоорганизации было, таким образом, не просто выживание человека как личности и субъекта деятельности, а также выживание всей этносоциальной общности, но и достижение гармоничного баланса как во внутреннем мире, в индивидуальной психологической жизни (микрокосмосе), так и во взаимоотношениях с окружающим миром, причем как с внешней социальной, так и природной средой. Понятно, что человек, живущий в мире и гармонии с самим собой, будет соблюдать те же принципы и во всей своей практической деятельности, в том числе в социальной практике.
Особую роль, актуальность, практическую значимость эти методы саморегуляции приобретают в виду того, что в современном мире происходит экстремализация не только отдельных видов профессиональной деятельности, которые сопряжены с нештатными ситуациями и протекают в сложных условиях, требующих быстрой реакции, адекватности восприятия, концентрации внимания и т.д., но и практически всей жизнедеятельности человека независимо от его профессиональной принадлежности, когда вся его жизнь превращается в борьбу за выживание. Помимо возрастания роли негативных психоэмоциональных факторов растет и общая динамика жизни в современных мегаполисах, увеличивается время, проводимое в транспорте, что само по себе является стрессогенным фактором. Иначе говоря, условия жизни современного человека по своей динамике все больше приближается к жизни традиционного «кочевника» – скотовода или охотника, ведущих полукочевой образ жизни, более динамичный, чем у земледельца или ремесленника.
В этом плане большой интерес представляют различные методы психофизической тренировки и саморегуляции, выработанные в традиционной культуре народов Саяно-Алтая – разнообразные виды искусства боевого и спортивного единоборства, народные танцы и, военно-спортивные игры, музыкальный фольклор, лечебная практика народных целителей, использование целебных трав и минералов, целебных Аржанов, массажа и самомассажа и т. д.
Особый интерес вызывает использование в психотерапевтических и профилактических целях бубно-терапии, «горлового пения», различных музыкальных инструментов. Не меньший научно-практический интерес представляют и коллективные обряды, ритуалы и другие культовые действия, особенно те, которые осуществляются на биологически активных зонах и точках – на священных горах, источниках и других местах с повышенной энергетикой. Но, пожалуй, наибольший интерес в плане практического применения в современных условиях сложной и экстремальной деятельности представляют методы и средства, выработанные под влиянием буддийских культурно-психологических традиций, в частности тибетской медицины, буддийских военно-прикладных искусств, йоги и других методов психической саморегуляции и психофизической тренировки.
Вместе с тем, изучение историко-культурного наследия буддизма в странах Центральной Азии имеет и важное этнополитическое и геополитическое значение особенно, если учесть огромную миротворческую роль буддизма и его мощный потенциал в смягчении этноконфессиональных и цивилизационных конфликтов, в конструктивном диалоге культур Востока и Запада, что особенно важно для Российско-евразийской цивилизации, изначально формировавшейся как межкультурный и суперэтнический феномен.
Искусство боевого и спортивного единоборства являлось неотъемлемой составной частью экологической культуры «кочевой» цивилизации народов Центральной Азии. В полной мере владели этим искусством и воины монгольского завоевателя. Чтобы подробнее познакомить читателя с особенностью подготовки воинов Чингис-Хаана, нам придется несколько углубиться в новую тему. Здесь же попытаемся провести сравнительный анализ шаманских и буддийских методов психофизической подготовки человека к экстремальным условиям деятельности.
Этноэкологические традиции этих народов складывались в очень сложных климатических и социальных условиях (резкие перепады климата, природные катаклизмы, войны, столкновения и т.д.), что обусловило высокую степень эффективности методов адаптации человека к ним. Аналогичные функции, связанные с методом выживания человека в сложных и экстремальных ситуациях, выполняли и различные религиозные верования, культы, обряды и обычаи. Особенное значение имели разнообразные методы психотренинга и психологической саморегуляции, органично включенные в этноконфессиональные традиции этих народов. Все это обусловило более высокую экологичность (в смысле экологии культуры) и более полный, всесторонний учет антропологических особенностей (в смысле экологии человека) культурно-религиозных традиций в данном регионе. Критический анализ современных западных и традиционных восточных методов психофизической подготовки человека к сложным и экстремальным условиям деятельности спортсменов-единоборцев показывает ограниченность западных систем психотренинга.
Теснейшая связь религии и искусства боевого единоборства стала складываться на самых ранних этапах истории этих народов, которым соответствовали архаические формы религии. Многие базовые движения и приемы зарождались как элементы ритуальных танцев, имитировавших движения разных животных. Далеко не случайным является и то, что у тувинцев и монголов перед борьбой и после поединка единоборец исполняет танец орла – тотемного предка и покровителя многих племен и родов. Впоследствии и «шаманский танец», и вообще многие телодвижения шамана, мага, жреца, в сущности представляющие собой динамическую форму йоги, могли использоваться и в боевых, военно-прикладных целях, в искусстве единоборства. При этом между двумя явлениями обнаруживается не просто внешняя связь (т.е. в форме движений), но и глубокое внутреннее взаимодействие между психофизическим и биоэнергетическим состоянием человека, между психоэнергетикой и психосоматикой, поскольку оба феномена в той или иной степени регулировали сознание человека, а через него – и все состояние его организма.
Конец ознакомительного фрагмента.