Пути достижения индийских йогов. Чтение 3. Духовное сознание (Йог Рамачарака)

Чтение 3. Духовное сознание

Двадцать первое правило первой части «Света на пути», относящееся непосредственно к тому самому, что имелось в виду предыдущими правилами, гласит следующее:

21. Стремись, чтобы цветок расцвел в тишине, которая следует за грозой: не раньше.

Он будет расти, подниматься, пускать побеги, листья и почки, пока гремит гроза, пока длится битва. Но не ранее как вся индивидуальность человека растает и испарится, не ранее как поглотит ее то божественное, что создало ее как простое орудие для глубоко важных испытаний, не ранее как вся природа человека покорится своему высшему Я, – не ранее того может раскрыться цветок. Тогда наступит тишина, подобная той, которая следует в тропических странах за пронесшимся ливнем, когда природа начинает работать с такой быстротой, что можно узреть ее творчество. Наступит такая тишина и для истерзанного духа. И в глубокой тишине произойдет то таинственное нечто, что ясно покажет, что путь найден. Называй его какими хочешь именами, это – голос, говорящий там, где некому говорить, это – посланник без формы и состава; это – развернувшийся цветок твоей души. Нельзя это выразить никаким сравнением. Но чувствовать, желать, стремиться к тому – возможно даже среди бушующей грозы. Тишина эта может продлиться один миг, может продлиться и века. Но и для нее настанет конец. И все же силу ее ты унесешь с собой. Снова и снова битва должна быть выдержана и выиграна. Природа может затихнуть только на время.

Цветок, расцветающий в тишине, наступающей после грозы, и только при этих условиях, есть цветок духовного сознания, к осознанию которого стремилось растение жизни; ради него проросло духовное семя и пустило корни, ради него росток пробился через почву материального бытия в высшие области, ради него распускался листок за листком, сбрасывая один покров за другим, пока, наконец, не появился едва заметный зачаток цветка духа и не начался настоящий духовный рост. Появление этого зачатка духовного сознания – первые лучи озарения – отмечает самый критически период в развитии души. И, как утверждает наше маленькое руководство, просветление наступает только после грозы, только после того, как тишина сменила порывы ветра, грохот и треск грома и все ужасы грозы. В тихом, спокойном периоде, следующем за грозой, душу ждут великие события. Помни это, о, душа, среди великой бури духовных тревог, сметающей все старые вехи, вырывающей все, в чем ты находила опору, и заставляющей тебя воображать, что все снесено, кроме тебя, и что ты осталась одна без всякого утешения и поддержки. Ибо именно в этот миг духовного отчаяния, когда все отнято от тебя, нисходит к тебе несказанный мир, который никогда тебя не покинет и ради которого стоит перенести тысячи бурь. Время простой слепой веры прошло для тебя – наступает время знания.

Очень трудно говорить о высших духовных переживаниях словами, приноровленными к низшей области сознания. Эмерсон, испытавший то состояние сознания, о котором идет речь, говорит: «Слова всякого человека, говорящего о переживаемом им в духовном мире, должны казаться лишь пустым звуком для тех, кто сам не пребывает в той же области мысли. Я не дерзаю говорить об этом. Мои слова не могут выразить все величие жизни духа, они слишком холодны и недостаточны. Только дух может вдохновлять того, кого он сам избирает своим глашатаем. Но все-таки я желал бы, даже и обыденными словами, за неимением священных, дать хотя бы слабое представление о небесной обители этого божества и поделиться сбереженными мною проблесками мысли, раскрывшими мне изумительную простоту и мощь мирового закона». – Это скорее должно чувствоваться, чем быть понято разумом – и все-таки наш интеллект отчасти может постичь это в том случае, когда духовное озарение возносит его в более высокие области.

Зная лежащую перед нами задачу, рука, пишущая эти слова, начинает дрожать. Попытка выразить простыми словами эти переживания высшей жизни кажется тщетной и нелепой, и все-таки мы, по-видимому, призваны сделать эту попытку. Пусть будет так; на нас возложена эта задача, и мы не должны уклоняться от нее. В «Основах миросозерцания индийских йогов» мы говорили о трояком проявлении человеческого ума – о трех его началах: инстинктивном уме, рассудке и духовном разуме. Мы советуем еще раз перечитать главы, трактующие об этом предмете, уделяя особое внимание тому, что мы говорили о шестом начале – о духовном разуме. Духовное просветление – тот цветок, который расцветает в тишине, наступающей после бури – происходит от этой именно части нашей природы. Но сначала рассмотрим, что подразумевается под «грозой», предшествующей расцвету цветка.

Человек проходит через высшие ступени инстинктивного разума и достигает плоскости рассудка. Человек, живущий инстинктами, даже на их высших ступенях, где они переходят уже в низшие проявления интеллекта, не занят разрешением проблем жизни, загадки бытия. Он даже не сознает, что такие проблемы или загадки существуют. Его жизнь протекает сравнительно спокойно, так как его заботы связаны только с миром вещественным. Пока его телесные потребности удовлетворяются, ему нет никакого дела до остального. Он находится в младенческой стадии человеческого развития. Но по прошествии некоторого времени он начинает испытывать беспокойство в иной области. Его пробудившийся рассудок более не допускает прежнего некритического отношения к явлениям окружающего мира. Постоянно возникают новые вопросы, требующие ответа. Его начинает беспокоить вечное «почему» его души. Толстой выразил это чрезвычайно ярко в следующих своих словах: «Как только разумная часть нашей личности берет в свои руки управление, так сейчас же нам открываются новые миры, и желаний становится в тысячу раз больше прежнего. Они делаются столь же бесчисленными, как радиусы круга; и ум с любовью и заботой принимается сначала лелеять, а потом удовлетворять эти желания, думая, что можно таким образом найти счастье».[2] Но в этом состоянии нельзя найти постоянного счастья; что-то наполняет душу беспрерывно растущим беспокойством и манит вперед все к более и более высоким полетам. Рассудок, не будучи в состоянии представить что-нибудь выше себя, борется с этими стремлениями как с чем-то недостойным, считая их как бы остатками прежних суеверий и легковерности. И так он силится и силится разрешить великие проблемы, стремясь к тому миру и спокойствию, который, как он предчувствует, ждет его. Он и не подозревает того, что его единственное освобождение лежит в развитии чего-то высшего, чем он сам, которое даст ему возможность сделаться более тонким орудием познания истины.

Многие, читающие эти строки, узнают по этому описанию то состояние ужасного умственного беспокойства – духовных родов – когда наш рассудок признает себя неспособным к решению великих вопросов, требующих от него ответа. Мы бьемся о прутья наших умственных клеток или кружимся, подобно белке в колесе, оставаясь все на том же месте, где были вначале. Мы находимся в самом разгаре умственной бури, которая свирепствует вокруг и около нас; ветер рвет наши одеяния, предоставляя нас на произвол стихии. Мы видим, как из нашего поля зрения сметается все, что казалось таким прочным и постоянным и в чем нам так удобно было искать опору. Все кажется нам утраченным, и мы приходим в отчаяние. Спокойствие и чувство душевной удовлетворенности покидают нас, буря гонит нас из стороны в сторону, и мы не знаем, чем все это кончится. Единственная наша надежда заключается в том уповании и вере в Невидимую Десницу, которые побудили Ньюмана начертать приводимые ниже прекрасные слова. Они находят отклик в тысячах людей, которые, хотя им и чуждо принимаемое Ньюманом истолкование истины, все же его братья по духу и потому понимают эти его слова:

В должное время появляется – и это бывает всегда в надлежащее время – слабый проблеск света, пронизывающий тучи и освещающий у самых ног застигнутого бурей путника новую тропу; только ближайший шаг виден страннику; он делает несколько шагов вперед и вскоре попадает в новую страну. Один писатель говорит по этому поводу: «Скоро он проникается сознанием, что вступил в новый и неведомый край, что он переступил границу новой страны. Очутившись в чуждой ему области, где нет знакомых ему вех, он не узнает открывающегося перед ним вида. Он понимает, что большое пространство отделяет его от друзей, которых он оставил у подошвы горы. Он громко призывает их последовать за собою, но они едва ли могут слышать его, и, по-видимому, боятся за его безопасность. Они машут ему руками и манят вернуться назад. Они боятся следовать за ним и приходят в отчаяние, думая, что он находится в опасности. Но он словно чувствует новый прилив бодрости, и какой-то непонятный внутренний импульс толкает его идти все дальше и дальше вперед. Он не знает конечной точки своего странствования, но буйная радость овладевает им, и он продолжает устремляться вперед».

Свет, проливаемый духовным сознанием, ведет странника по пути достижения совершенства, если у него хватает мужества следовать за этим светом. Свет духа является всегда надежным путеводителем, но очень немногие из нас проникнуты тем доверием, которое позволяет нам принять его. Первые квакеры знали об этом внутреннем свете и доверялись ему, но их потомки сохранили только слабое мерцание того, что когда-то было ярким светом. Его лучи могут быть замечены всеми, кто подготовлен к этому и кто ждет с надеждой и доверием того дня, когда он их узрит. Знайте, что этот внутренний свет вовсе не исключительное достояние народов Востока. Они просто уделяли больше внимания этому предмету, чем западные народы, но такое просветление – удел всего человечества. Примеры его наблюдались во все времена у всех народов. И все сообщения об этих переживаниях сходны между собой в главных чертах, хотя истолкование дается им весьма различное.

Первым указанием появления духовного сознания служит пробуждающееся сознание реальности своего «я», непосредственное ощущение реального существования души. Когда человек начинает чувствовать, что он сам и есть душа, а не то, что он обладает чем-то удивительным, называемым «душою», о которой он в действительности ничего не знает – тогда про него можно сказать, что он приближается к первым ступеням духовного сознания, или даже находится на его периферии.

Существуют две главные стадии этого расцвета цветка духовности, хотя они обыкновенно переходят одна в другую. Первая есть яркое, вполне отчетливое переживание акта самосознания, т. е. сознания, что «я есть»; вторая же есть достижение космического сознания. Мы постараемся хотя бы весьма несовершенно, в грубых чертах, дать представление об этих двух стадиях, хотя и сознаем, что людям, не переживающим ни того, ни другого состояния сознания, наши слова могут показаться лишенными смысла. Осознание реальности своего «я» можно сравнить с бутоном цветка, если цветком считать космическое сознание. Многие из тех, кто еще не испытал этого ясного осознания своего «я», могут думать, что оно не что иное, как интеллектуальное понятие о «я», или, может быть, вера в реальность души, полученная путем религиозного воспитания. А между тем это нечто совершенно иное. Это более чем простое рассудочное понятие или простая слепая вера на слово, основанная на авторитете другого лица – и более чем вера в божественное обетование бессмертия. Это особое состояние сознания; это – знание того, что человек и есть не что иное, как душа; непосредственное ощущение того, что я духовное, бессмертное существо. На этом, дорогие друзья, мы должны остановиться за недостатком слов, пригодных для описания такого психического состояния. Человечество, не умудренное в этом отношении опытом, не придумало нужных для этого слов. В санскрите встречаются некоторые слова, которые были внесены в язык древними йогами и которые, по крайней мере, могут быть поняты образованными индусами, но наши западные языки не содержат в себе слов, соответствующих их значению. Мы можем только пытаться дать понятие об этом состоянии сознания путем весьма несовершенных объяснений. Нельзя описать любовь, симпатию, или другое подобное чувство людям, которые их не испытали. Точно то же можно сказать и о сознании «я есть». Оно появляется в душе, уже достаточно просветленной для восприятия лучей познания от духовного разума, и тогда эта душа просто знает – вот и все. Она имеет действительное духовное знание того, что она есть бессмертная сущность, но она не может это объяснить другим и даже обыкновенно не в силах рассудочно объяснить это самой себе. Она просто только знает. И это знание не зависит от мнения, или рассуждения, или веры, или надежды, или слепого верования. Это – сознание; и подобно всякой другой форме сознания, его очень трудно объяснить тому, кто не испытал его. Представьте себе, что получилось бы, если бы вы пожелали объяснить слепорожденному, что такое свет, или тому, кто никогда не отведывал сладкого, что такое сахар, или объяснить, что такое холод, жителю тропической страны, не знающему этого ощущения. Точно так же мы не можем объяснить нашего духовного опыта тем, кто его не испытал сам – факт, хорошо известный тем, кто когда-либо испытал то, что называется «религиозными» переживаниями. Мы знаем случай появления такого сознания у человека, жившего в обществе, где, по-видимому, не было никого, стоящего на равной ему ступени духовного развития. Это был деловой человек недюжинных способностей, вращавшийся в среде людей, совершенно чуждых всякой духовности. Он почувствовал прилив света в своей душе, уверенность в его духовном бытии запечатлелась в его сознании, и это его очень расстроило и обеспокоило. Он увидел в этом признак наступающего сумасшествия и надеялся, что такое состояние скоро пройдет, хотя оно и давало ему величайшее счастье. Но оно не проходило, и дошло до того, что он стал приготовляться к передаче своих дел в другие руки, опасаясь, что он утратил душевное равновесие, так как он никогда раньше не слышал о чем-либо подобном. И вот, однажды, ему попалась в руки книга, в которой автор выражал такие мысли, которые могли возникнуть только у человека, испытавшего подобное же состояние. Он признал в выражениях автора слова духа, знакомые и ему (хотя для кого-нибудь другого слова эти были бы непонятны) и, подняв руки к небу, громко воскликнул: «Слава Богу, нашелся еще другой такой же помешанный, как я, человек».

Интуитивное сознание реальности существования своего «я» встречается у гораздо большего числа людей, чем это принято думать, но те, кто обладают этим сознанием, обыкновенно не говорят об этом ничего из боязни, что их друзья, родственники и соседи будут смотреть на них как на ненормальных и психически больных людей. И действительно, не всегда бывает благоразумно рассказывать о своих переживаниях другим людям, потому что те, кто не достиг той же ступени развития сознания, не могут понять этого состояния и, видя в другом то, что недоступно их пониманию, бывают склонны считать его ненормальным. Очень странно и забавно то, что мир состоит из людей, претендующих на веру в то, что всякий человек есть бессмертная душа (или, как принято выражаться, имеет бессмертную душу), и в то же время эти же люди считают ненормальным человеком того, кто утверждает, что он фактически знает это свое бессмертное «я». Вера большинства человечества очень хрупка и неглубока, и люди, якобы верующие в бессмертие, так же или даже более боятся смерти, чем те, кто думает, что со смертью для нас кончается все. Они отвергают все свидетельства о существовании других плоскостей бытия, воспринимая тех, кто говорит о них и верит в них, как обманщиков или сумасшедших. Они живут и действуют, как будто для них все заключается в этой земной жизни, несмотря на все их притязания на религиозность и на исповедуемые ими верования. Они наполовину верят некоторым учениям, но у них нет истинного знания и они отрицают, что кто-нибудь иной может обладать тем, чего им не хватает. Но для тех, в поле сознания которых уже проникли некоторые лучи истины духовного разума, существование бессмертного «я» является уже не простым верованием, а подлинной действительностью, и, хотя такие люди по видимости и разделяют верования окружающих, они все-таки становятся совершенно отличными от них существами. Окружающие замечают происшедшую в таком человеке перемену, как бы спокойно он ни держал себя; хотя они и не могут объяснить себе, в чем именно состоит эта перемена, но они чувствуют, что происходит что-то особенное. Не следует воображать, что это пробуждающееся сознание появляется сразу в душе человека во всей своей полноте. Иногда действительно бывает так, но в большинстве случаев это пробуждение идет очень медленно, но как только оно начинается, человек уже становится иным, чем был раньше. Он, по-видимому, может утратить свое полное сознание истины, но оно будет снова и снова возвращаться к нему и все время постепенно перерабатывать его природу, причем происшедшая в нем психическая перемена будет выражаться в его поступках. Он сделается более жизнерадостным и счастливым. То, что доставляет огорчения его ближним, по-видимому, его едва затрагивает. Ему становится трудным выражать приличествующее случаю горе и сожаление о том, что ложится таким тяжелым бременем на окружающих. О нем может даже составиться мнение как о бесчувственном и бессердечном человеке, несмотря на то, что сердце его переполнено любовью и состраданием. Его умонастроение – точка зрения его на окружающее – претерпели как бы некоторый сдвиг. Он чувствует, что потерял страх, а окружающие готовы считать его беспечным или безрассудным. Время теряет для него свое значение, потому что он проникся идеей вечности. Расстояние тоже перестает страшить его: разве все пространство не принадлежит ему? Такому человеку гораздо лучше молчать, а то он может быть уверен, что его знакомые будут считать его «чудаком» и многозначительно похлопывать себя по лбу, говоря, что у него тут не все в порядке (конечно, это будет делаться за его спиной).

Существует еще одна особенность в этой фазе духовного сознания, а именно, что тот, кто обладает этим сознанием, может распознавать его язык во всех творениях других людей. В произведениях старинных и даже некоторых новейших писателей, там, где другие восхищаются только прекрасным слогом, он будет как бы прислушиваться к задушевной речи брата своего по духу. Некоторые писатели, обладающее в слабой степени духовным прозрением, могут впадать в такое «настроение», при котором духовный разум искусно сообщает надлежащую форму выражения мысли низшему умственному началу; результатом этого является то, что духовный смысл написанного автором легко схватывается теми, кто подготовлен к этому, хотя бы сам автор и не вполне понимал то, что он пишет. Слова Духа слышит Дух.

Вы, читающие эти слова, если вы уже достигли определенной ступени духовного сознания, мужайтесь. Пусть одиночество не угнетает вас. Тысячи ваших братьев и сестер сопричастны этому великому постижению, и их мысль будет искать вашу, и они окажут друг на друга благотворное влияние. Не говорите ничего окружающим вас, если считаете это нужным, но раскройте свою душу той симпатии и содействию, которые притекут к вам по руслам потоков мысли. Ваша мысль привлечет к себе подобные же мысли других людей, стоящих на той же ступени сознания, их же мысль привлечет к себе вашу. В книгах, писаниях, картинах вы найдете слова, которые написаны для вас и вам подобных. Перечитайте старинные сочинения, и вы увидите, что они предстанут перед вами совсем в новом свете теперь, когда вы стали понимать. Читайте Библию, читайте Шекспира, читайте поэтов и философов, и вы скоро заметите, что все эти писатели – ваши братья по духу. Темные места сделаются понятными для вас. Вы теперь уже не в одиночестве – вы член большой и все растущей семьи.

Но, с другой стороны, не будьте слишком высокого мнения о своем духовном развитии. Вы еще только стоите на пороге обширного чертога великих тайн; в чертоге этом есть много ступеней, и вас ждет еще посвящение, лишь пройдя через которое вы можете двинуться вперед.

Прежде, чем перейти к ознакомлению со следующей ступенью развития цветка, нашим читателям, может быть, будет интересно выслушать описание одного своеобразного переживания, встречающееся у великого современного писателя Редьярда Киплинга (знающего гораздо более того, что он сообщает своим читателям англичанам и американцам) в его рассказах из индийской жизни под заглавием «Ким». Многие читают этот рассказ и не видят в нем ничего особенного; но те, у кого были проблески духовного сознания, легко поймут смысл его. Вот этот отрывок:

«Теперь я один… совсем один, – думал он. – Во всей Индии нет человека такого одинокого, как я. Если я сегодня умру, кто расскажет об этом… и кому? Если я останусь жив и если бог милосерден, голова моя будет оценена, ибо я Сын Талисмана, – я, Ким».

Очень немногие белые люди, но многие азиаты способны забраться в своего рода лабиринт, вновь и вновь повторяя про себя свое собственное имя и позволяя уму свободно размышлять о том, что называется индивидуальностью. Когда человек стареет, способность эта обычно исчезает, но пока она сохраняется, – может проявиться в любой момент.

«Кто такой Ким… Ким… Ким?»

Он сел на корточки в углу шумной комнаты ожидания, и все посторонние мысли покинули его. Руки его были сложены на коленях, а зрачки сузились и стали не больше булавочного острия. Он чувствовал, что через минуту… через полсекунды… решит сложнейшую загадку, но тут, как это всегда бывает, ум его со стремительностью раненой птицы упал с высот, и, проведя рукой по глазам, Ким покачал головой.

Длинноволосый индуистский байраджи (подвижник), только что купивший билет, остановился перед ним в этот самый момент и стал пристально его рассматривать.

– Я тоже утратил это, – сказал он печально, – это одни из Ворот к Пути, но вот уже много лет как они для меня закрыты.

– О чем ты говоришь? – спросил Ким в смущении.

– Ты размышлял о духе твоем, что такое твоя душа. Тебя захватило внезапно. Я знаю. Кому же знать, как не мне?»

Поэт Теннисон, по свидетельству его близких друзей, по временам приводил себя в экстатическое настроение, сопряженное с определенной степенью духовного просветления; для этого он пользовался способом, сходным с тем, к которому прибегнул Ким. Он все повторял свое имя, размышляя при этом о своей личной тожественности, и он утверждал, что в эти минуты он проникался непоколебимым убеждением в бессмертии и реальности своего существования, как живой души, независимой от тела.

Мы лично не одобряем этого способа «вторжения в Царство», а предпочитаем, чтобы развивающийся духовный разум постепенно проливал свет в поле сознания. Это мы считаем лучшим путем, хотя многие учители йоги думают иначе и обучают своих учеников упражнениям, рассчитанным на то, чтобы вызвать развитие духовного сознания. Но это не что иное, как только различие во взглядах на методы, и мы не желаем навязывать свои взгляды нашим ученикам и заставлять их следовать нашему методу, если они предпочитают другой.

Одно из наиболее целесообразных и разумных упражнений йоги, содействующих духовному развитию, мы приводим ниже.

Придайте вашему телу совершенно непринужденное положение, удобно облокотившись. Дышите равномерно и размышляйте об истинном «я», думая о себе как о сущности, независимой от тела, хотя и заключенной в нем и имеющей возможность покинуть его по желанию.

Думайте о себе не как о теле, но как о душе. Думайте о вашем теле как о полезной и удобной оболочке духа, которая однако должна быть лишь орудием для достижения целей вашего истинного «я». Думайте о себе как о независимом существе, свободно и с наибольшей выгодой пользующемся телом, находящимся в его власти и под его полным контролем. Во время ваших размышлений забывайте совершенно о теле, и вы найдете, что часто почти не сознаете его. Вы можете даже испытать чувство полного отрешения от тела и затем возвращения к нему, по окончании этого упражнения. (Ритмическое дыхание описано в нашей книжке «Наука о дыхании индийских йогов».

В связи с вышеприведенным упражнением, рекомендуемым йогами, ученик может, если пожелает, применить нижеследующий «мантрам» и духовное размышление.

«Я есть». Я утверждаю реальность моего существования – не только моего физического временного и относительного существования, но моего истинного бытия в Духе, вечном и абсолютном. Я утверждаю реальность моего «я», моей души, меня самого. Истинное «я» есть духовное начало, проявляющееся в теле и душе; высочайшее выражение этого начала я и сознаю как самого себя, как свою душу. Это «я» не может умереть или быть уничтожено. Оно может изменить форму своего выражения или оболочку, через которую проявляется, но оно остается всегда тем же самым «я» – частицей мирового Духа – каплей великого океана Духа, духовным атомом, проявляющимся в моем теперешнем сознании, которое со временем доразовьется до совершенства. Я – это моя душа; моя душа – это «я»; все остальное преходяще и изменчиво. Я есть; я есть; я есть. (Повторяйте слова «я есть» много раз подряд.)

Ученик должен стараться посвящать несколько минут ежедневно безмолвному духовному размышлению. Для этого надо найти как можно более тихое место и расположиться там, приняв удобное лежачее или сидячее положение, так, чтобы не был напряжен ни один мускул тела и ум был совершенно спокоен. Когда все соответственные условия будут соблюдены, ученик испытает то особое чувство покоя, которое является признаком наступления состояния, иногда называемого «вступлением в область безмолвия». Тогда ученик должен повторять вышеприведенный мантрам или какой-нибудь другой ему подобный (те или иные слова сами по себе не имеют здесь особого значения) и размышлять в указанном направлении. Мантрам «я есть», если он ясно понят и запечатлелся в уме, придает ученику вид, исполненный спокойного достоинства и мощи, которые ясно будут ощущаться теми, с кем он приходит в соприкосновение. Он будет как бы окружен мысленной атмосферой силы и могущества. Благодаря этому он может отбросить страх и спокойно смотреть прямо в глаза всему миру, зная, что он – вечная душа, и что в действительности ничто не может нанести ему вред. Даже первоначальные стадии этого сознания могут поднять человека над уровнем мелких забот, беспокойств, злобы, страха, ревности и т. п. чувств низшего порядка и сделают его действительно человеком, «живущим в Духе». Такого рода люди производят в высшей степени благодетельное влияние на всех, приходящих с ними в соприкосновение, так как около них создается какая-то особая, неуловимая «аура», заставляющая других признавать их достойными доверия и уважения.

Эти духовные размышления и упражнения часто помогают человеку в развитии сознания реальности души. По мере развития духовного сознания постепенно является и чувство бессмертия. Но ученик не должен позволять себе пребывать подолгу в высших областях или относиться с презрением к своему телу или к миру и окружающим его людям. Такое отношение есть не что иное, как «духовная гордость», которая неизбежно потерпит крушение. Вы призваны в мир для определенной цели и должны извлечь опыт, необходимый для вашего совершенствования. Вы находитесь как раз в наилучшем положении для приобретения этого нужного вам опыта, и вы не останетесь в этом положении ни на минуту дольше, чем это необходимо для вашего блага. Живите, растите и совершенствуйтесь, проживая вашу жизнь как можно лучше, «и будьте исполнены доброты».

Это сознание реальности своего бессмертного «я», представляя собою большой прогресс сравнительно с общечеловеческим сознанием, есть, однако, только предварительная ступень к космическому сознанию, ожидающему развивающуюся душу. Это еще только почка, которая со временем раскроется и будет великолепным цветком. Если уже трудно было объяснить простыми словами только что описанные переживания, то можно себе представить, что мы должны чувствовать, приближаясь к этой высшей фазе. Как бы то ни было, мы постараемся как можно лучше выполнить нашу задачу, хотя по необходимости наши слова будут слабы и недостаточны. Тем, кто еще не готов к восприятию истины, наши слова должны казаться ужасной бессмыслицей, но даже и эти люди запомнят их и, когда придет время, будут хоть отчасти подготовлены к восприятию истины. Как говорит старик Уот Уитман: «Мои слова будут звенеть в ваших ушах до тех пор, пока вы их не поймете».

Космическое сознание есть тот распустившийся цветок, который будет «цвести в тишине, в тишине, которая следует за грозой», как это прекрасно выразил автор «Света на пути», или, вернее лицо, записавшее это произведение. Это – то знание, которое является результатом «просветления».

Писатели оккультисты всех времен упоминали об этом сознании: оно частично описывалось во все времена лицами всевозможных вероисповеданий. Многие предполагали, что оно является результатом поклонения божеству – и, притом, непременно в совершенно определенной концепции – или обстоятельством, связанным с некоторой особой формой верования. Но в действительности оно стоит выше верований или особых понятий об Абсолюте и составляет божественное наследие человечества. Многие из восточных писателей описывали его своими словами; многие из старых квакеров испытывали его и давали ему свои собственные названия; многие католические святые описывают его в своих сочинениях, и даже некоторые из великих вождей и проповедников протестантизма оставили нам сбивчивые сообщения о том, как это возвышенное состояние переживалось ими. Но всякий, испытавший его, приписывает это состояние какому-нибудь особому свойству своего верования. Великие поэты тоже подпадали его влиянию, и мы имеем сходные в общих чертах свидетельства об этом, исходящие из многих различных источников. У некоторых сознание это зарождалось постепенно, становилось все сильнее и сильнее и затем исчезало, совершенно перерождая человека, который потом только и жил надеждой снова испытать это великое переживание. На других оно нисходило внезапно, оставляя в них такое впечатление, как будто они были залиты ярким светом (откуда и это название «просветление»), после чего они тоже становились совершенно другими людьми. Это переживание, по-видимому, никогда не бывает одинаковым у двух разных людей, и тем не менее в сообщениях всех, испытавших его, есть общие, сходные черты.

Говоря вообще, это состояние просветления можно описать как действительное постижение Всеединства и связи нашей с Единым. Атом света, способствующий образованию луча, как бы сознает на миг свою связь с центральным солнцем; капля в океане на один миг как бы чувствует свое единение с океаном Духа. Индусы говорят о более интенсивном проявлении этого вторжения света духовного Разума в человеческое сознание как о «сиянии Брамы».

Преобладающей эмоцией при этом состоянии является чувство сильной радости – гораздо сильнее того, какое когда-либо ощущалось – чувство абсолютной радости, если можно так выразиться. И воспоминание этой великой радости – отражение ее света – остается навсегда в душе. Те, кто хоть однажды испытали такое просветление, становятся более жизнерадостными и счастливыми и как будто обладают сокровенным и тайным источником радости, из которого утоляет жажду их душа. Эта великая радость постепенно исчезает, но все-таки и после этого остается что-то утешительное и бодрящее. Это чувство радости настолько сильно, что и впоследствии даже самая мысль о нем приводит в восторженное состояние, и при одном воспоминании о нем кровь течет быстрее по жилам, а сердце начинает усиленно биться.

Раскрытие космического сознания сопряжено вместе с тем и с просветлением ума. Поток «знания» как бы вливается в душу человека, что не поддается описанию. Душа преисполняется сознанием, что она заключает в себе абсолютное знание – знание всех вещей. Человек сознает, что причина и цель всего сущего сокрыта в недрах его собственной души. Повторяем, это чувство не поддается хотя бы самому несовершенному описанию. Оно настолько превосходит все, пстигнутое человеческим умом, что нет слов для выражения того, что было перечувствовано и изведано. Все кажется вполне ясным, и это происходит не от обострения способности рассуждать, делать выводы, классифицировать или определять, но просто душа знает. Это чувство может продолжаться ничтожную долю секунды – во время этого состояния теряется всякое представление времени и пространства; но следующее затем напряженное чувство сожаления о том великом, что исчезло из сознания, едва ли может представить себе тот, кто не испытал этого состояния. Единственное, что примиряет человека с понесенной утратой, заключается в уверенности, что когда-нибудь где-нибудь это состояние будет пережито им снова, и этой уверенностью и поддерживается сознание того, что «жить стоит». Это – предвкушение того, что предстоит душе.

Одним из главных убеждений, неизгладимо запечатленных в уме этим проблеском высшего сознания, является знание, уверенность, что жизнь проникает все, что вселенная преисполнена жизни, что она не мертвый механизм. Жизнь и разум наполняют собою все. Вечная жизнь ощущена. Бесконечность постигнута. И слова «вечный» и «бесконечный» с этого времени уже имеют определенное и реальное значение, когда мы их мыслим, хотя значение это и не может быть объяснено другим.

К этому непосредственному познанию единства жизни присоединяется полнота любви ко всему сущему; это чувство также превосходит по своей силе какое бы то ни было ранее испытанное чувство любви. Во время этого состояния просветления человеком овладевает также чувство безбоязненности; может быть, вернее было бы сказать, что в это время отсутствует всякое сознание страха; ясно, что бояться чего бы то ни было нет никакого основания, и чувство страха совершенно отпадает. Во время этого переживания даже и не возникает мысли о страхе, и человек сознает, что был вполне свободен от него уже после, когда он начинает припоминать некоторые из своих ощущений. Чувства знания, уверенности и доверия, овладевающие человеком, не оставляют места страху.

Человек в состоянии просветления лишается одного чувства, которое мы можем назвать «чувством сознания греха». На его место становится постижение того, что вся вселенная «благостна». Под «благостью» здесь разумеется не относительное превосходство одной вещи над другой, а чувство безусловной благости.

Как мы уже сказали, если такое состояние овладевает душою, оно оставляет ее измененным существом. Человек никогда уже не останется таким, каким был раньше. Хотя острое воспоминание об этом состоянии постепенно изглаживается, тем не менее остается некоторая память о нем. Оно является впоследствии источником утешения и силы, в особенности когда человек чувствует ослабление веры и упадок духа, когда он колеблется, как тростник от ветра, среди разноречивых мнений и умозрений. Воспоминание о состоянии просветления является источником обновленной силы – приютом, где истерзанная душа ищет защиты от внешнего мира, который ее не понимает.

Конец ознакомительного фрагмента.