Из дневниковых записей
Была сегодня у меня настоятельница Скорбященского монастыря[3] мать Алексия с великой скорбью: происходит большой разлад в монастыре из за того, что прежняя игумения продолжает жить в обители, мутит всех и не уезжает. Мать Алексия, когда уже не стало терпения, решила идти хоть куда глаза глядят. Но прежде чем отказаться от ниспосланного ей Богом испытания, послала послушницу к од ной блаженной старице, которая с восемнадцати лет (а в настоящее время ей девяносто) живет в землянке келье, в лесу, недалеко от В-го женского монастыря К-ой епархии. Лишь только посланная переступила порог кельи старицы и сотворила молитву, блаженная сказала ей:
– Твоей матушке не хочется лежа на боку спасаться. Съездит к Владыке. И Владыка ее утешит…
В это время вошли в избушку старец и старица. Помолившись и поприветствовав старицу, они обратились к послушнице и сказали:
– Ты из Скорбященского? Передай поклон N. – и назвали одного уважаемого старца в их селе, живущего с молодости в девстве и благочестии.
После сего старица, живущая в келье, предложила им спеть ирмосы Рождественского канона (дело было Рождественским постом) и потом пасхальные ирмосы и песнопения, «как преподобный Серафим любил часто петь…». Они все пели, а посланная слушала… Потом сказала ей:
– Ну, иди…
Мать Алексия после всего этого была утешена.
Пришел ко мне сегодня религиозно настроенный, довольно интеллигентный человек, служащий в государственном банке, за благословением, на ком жениться. Представляются две невесты: горожанка и крестьянка. Между прочим рассказал, что год тому назад по поводу женитьбы он ездил за советом к од ной блаженной старице (около Гнилиц[4]), несомненно духовной жизни, а не по прелести прозорливой, которая ему предрекла невесту и описала улицу, где она будет жить, ее вид внешний, возраст, ее духовное устроение и тому подобное. В настоящее время горожанка (живет через дом от него, на улице, на которую он недавно переехал) удовлетворяет всем указанным приметам.
Кругом неверие, люди обезумели, не признают духовного мира, который будто бы «выдумка попов», говорят, что нет ни Бога, ни Ангелов, ни демонов, и в то же время эти окаянные, то есть бесы, внушая од ним, что они – демоны – не существуют, других мучают, являются к ним, хозяйничают в их жилищах и душах со всей дерзостью и жестокостью…
Приходит ко мне сегодня одна женщина, на первый взгляд вполне интеллигентная, прилично одетая, но в простом черном шерстяном платке, а не в шляпе, как надо было бы ожидать. Ее прислали ко мне. Рас сказывает она «великое горе», которое действительно велико. Так как мне некогда, а дело очень серьез но, то я велел ей прийти через несколько дней (завтра встреча иконы Оранской Божией Матери[5], в воскресенье служба и прочее), но поскорее.
Суть дела в том, что, получивши известие о смерти единственного сына, она почувствовала страшную ненависть к Богу, ропот, сорвала крест и сказала, что никакого Бога после сего нет… И вот ей явились демоны, которые сказали, что она правильно рассуждает, что ей остается по сему случаю в завершение всего покончить с собой… Мучения ее продолжались два месяца, она поправилась, но вот на Пасхе опять началось… Теперь она пришла с просьбой на учить ее, как ей поступать, чтобы избавиться от их влияния и возмущений.
Я ей пока велел читать прощальную беседу Господа с учениками (что она, оказывается, уже делает) и дал ей деревянный кипарисовый крестик от свято го великомученика Пантелеймона, освятивши его и помазавши его елеем от чудотворной иконы Божией Матери Иверской (в Москве).
Сегодня была встреча чудотворной иконы Божией Матери. Вот доказательство силы Божией: если бы это была «простая доска», как говорят сектанты и неверы, то откуда и кто мог бы даже на сильно согнать такую колоссальную, стотысячную толпу радостного народа? А он пришел добровольно, никем не принуждаемый и не обольщаемый ничем интересным. Наоборот, кроме усталости, труда, изнеможения крайнего от тесноты, далекого пути и прочего, он ничего по телу не получил. Но благодатная сила, исходящая от иконы, заставляет все это забывать и видимо подкрепляет силы верующих. Про умиротворение душ и дарование им небесной, неземной сладости нечего и говорить.
В самый момент приноса иконы, как мы (архиепископ и я) пошли прикладываться, то чуть не наступили (обходить пришлось) на извивающуюся на земле бесноватую, которую никак не могут не сколько человек мужчин подвести к иконе. Интересно то, что сама она, душа ее, тянется к Царице Небесной, а демон в самый момент приближения одержимой к иконе весь изворачивается в ее теле и препятствует… Тонкая психологическая картина, которую надо видеть, а не описывать.
Пришла опять та женщина, подвергшаяся нападению бесов, и рассказала о себе следующее.
С детства она была религиозным и нравственным человеком. (Рассказывала случаи и примеры сего.) Происходит из зажиточного класса. Когда настало время учиться, был сперва приглашен учитель на дом, а потом она поступила в Мариинскую гимназию[6], которую и окончила. В супружестве жила чисто, имела одного единственного сына. В освободительное время (1905 год) муж ее увлекся революционными идеями, перешел в Сормово[7], но был вынужден оттуда бежать из-за своих убеждений. Но вернее всего, что это был только предлог, потому что через неделю по приезде в Москву написал своим домашним письмо с «наставлением», как жить честно и порядочно, и в заключение писал, что больше к ним не вернется. (У него была уже женщина, с которой он сошелся.) В результате развода (по старой форме делопроизводства, по Высочайшему Указу) при ней остался сын ее, чего она так страстно желала и за чем, наоборот, особенно не гонялся отец, потому что сын ему мешал. Так в общем сложилась ее семейная жизнь.
Отношения с близкими, с сестрой, например, с матерью (они живут все вместе), у нее мирные, если только не принимать в расчет нерасположенности к ней самой сестры, с которой она не может сойтись с самого детства и которая ее первая оскорбляет. Но сама она ни к кому зла не питает. Исповедовалась всегда чистосердечно, грехов по стыду не утаивала, «так как знала, что духовник есть только свидетель» и прочее, процитировала она мне из «Катехизиса». Сын ее по окончании курса в Реальном Владимирском училище[8] поступил в один из специальных петроградских институтов, получил звание инженера и был взят на учет большевистской властью. По долгу службы он должен был отправиться в Саратов. Теперь начинаются события, которые в ее жизни имеют в настоящее время такое серьезное значение.
В один не прекрасный для этой женщины день она получает из Саратова телеграмму от закадычного товарища ее сына, который всегда с ним был, что сын ее умер в одном из лазаретов города. Подробные справки не привели ни к чему. Это известие страшно ее поразило. Оно возбудило в ней ужасную ненависть к Богу, ропот на Него, хулу и затем полное Его отрицание. Таким образом, когда служили панихиду по сыну дома, она сорвала с себя крест и, вся возбужденная, под влиянием указанных чувств стала кричать:
– Нет никакого Бога, никакого Бога нет, где Его милосердие, где Промысл, я Его ненавижу!..
У нее отнялись ноги до колен. Пригласили известного (теперь умершего) врача Апраксина. Тот сказал, что если это не паралич, который пойдет дальше (отнялась сперва одна нога до колена), то это от нервного, психического острого потрясения и нужно позвать психиатра, а ему здесь делать нечего. После него был приглашен очень известный врач по этой части, профессор П-кий[9], ибо женщина эта – имя ее Мария – стала выказывать такие действия и поступки, которые со стороны признавались посторонними за признаки и проявления чистого помешательства или острого нервного потрясения.
Но я буду вести рассказ с точки зрения ее сознания и душевного самочувствия, а не в форме приговора врачей и окружающих неверующих лиц. Для них все, что с ней происходило и происходит, есть просто галлюцинации слуха и зрения или случайные факты чисто естественного характера. Этим-то и объясняется, что от их попечения и лечения люди душевнобольные не лечатся, а только мучаются, приходят же в умиротворенное чувство только по благодати, ниспосланной за молитвы известных или неизвестных лиц.
После ее упомянутых хульных слов она сразу почувствовала, что в окружающей обстановке произошла перемена. Появились какие-то шорохи, стуки, стали ходить какие-то тени; какие-то неописуемого вида существа то приотворят дверь в соседнюю комнату, потянут за скобку, то зашуршат, забегают. Стала она слышать голоса, которые одобряли ее поступок, говорили, что она очень хорошо и правильно поступила, сбросивши крест и похуливши Бога, теперь ей остается еще пойти на чердак и удавиться. Так продолжалось с неделю. На восьмой день эти существа уже прямо явились в виде небольшого роста кудреватых черных людей, одетых в неопределенной формы одежду, вроде какой-то не то мантии, не то еще чего-то (показывались ей до пояса только). Они прямо ей сказали:
– Если хочешь получить обратно сына и увидеть его, то слушайся во всем нас. Мы тебе его покажем. Ты только разденься (а был март), сиди и жди.
«Я разделась до сорочки, села на кровать лицом к стене и стала ждать. Для меня настали какие-то особенные переживания. Свет как бы померк для очей моих, я не замечала смены дня и ночи, ем ли я, пью ли… Вокруг ютились и вертелись эти существа, которых иногда набиралось до сотни, тысячи, иногда целые громадные толпы. Они были везде: в комнатах, за дверями, окнами, окружали дом на улице. Они все время мне говорили:
– Удавись, это так легко, вот возьми веревочку, и готово…
И я в одно мгновение отрывала от кофточки, от плюшевого одеяла (откуда-то сила бралась) кромки, свивала их моментально в жгутики и затягивала петлю. Из нее меня вынимали несколько раз.
Креста я выносить не могла, золотую цепочку я разорвала на мелкие кусочки; опять мне соединят я опять разорву и крест отброшу. Даже после, когда они видимо отошли, и то крест жег меня. Я все старалась, чтобы он не касался непосредственно моего тела, все старалась вытащить его наружу, положить поверх платья. Если же он как-либо соприкасался с телом, то я чувствовала как бы прикосновение пламени, даже цепочку старалась разъединить с телом.
Просидевши в таком положении долгое время, вдруг я слышу, мне говорят:
– Ну, вот твой сын.
Действительно, я увидела, что в комнату вошел во всем подобный моему сыну, сел за стол, положил голову на руку и стал на меня смотреть. Но говорить ничего не говорил, ни в этот раз, ни после.
– Так поступай и дальше, – сказали мне бесы (то есть снимай с себя одежду, мерзни на холоде и прочее), – перед тем как увидеть сына, мы тебе его будем показывать.
Наконец в невыносимой тоске и муке я закричала, сама не знаю как, отчаянным голосом:
– Дайте мне крест!
Когда на меня сразу накинули цепочку, они отступили на время. Но потом опять началось это кошмарное состояние. Пригласили священника из Пицкого прихода причастить меня Святых Таин. Я ничего не видела, никаких приготовлений к совершению Таинства, не слышала никаких молитв, и без всякой исповеди, конечно, как ребенка, меня причастили. Когда священник дал мне поцеловать святой крест, то я увидела, что из-под моей подушки выскочили два демона, свившиеся в клубок в виде двух собачонок, и с каким-то звоном, стоном выскочили за окно и там как бы разбились. Я в это мгновение пришла в себя, увидела комнату, священника, людей и стала передавать:
– Чего это вы мне давали чего-то сладкого, вкусного, приятного, чего-то такого, подобно чему у нас на земле нет похожего и чего по вкусу, запаху и виду я ничего не знаю?..
Затем рассказала про свое видение. Домашние подтвердили: “Да, дескать, пронеслось и разбилось за окном”, – имея в мыслях меня успокоить как ненормальную, заговаривающуюся.
Через день, к вечеру, опять стало на меня находить темное облако, а уж ночью опять заявились мои мучители и стали истязать. Они кололи мое тело, щипали, жгли, так на меня бросались, что я чувствовала их мерзкое дыхание, потому что они своими противными ртами чуть не касались моих щек. Когда же в 5 часов утра раздавался звон к утрене в соседнем храме, то они исчезали.
Так продолжалось два месяца. Я встала, но мысль о сыне меня не покидала. Бесы подали новый совет:
– А ты погадай…
И я, никогда не интересовавшаяся этим, получила неукротимую жажду ко всякого рода ворожбе. Где только, я слышала, жила какая-нибудь гадалка, я отправлялась туда. Но удовлетворения никакого не получала. Я, наконец, собралась идти к вам, но вас не было дома, вы были в Москве. Я отправилась к N (назвала имя одного их архиереев Нижнего). Тот мне сказал, что все это сделалось со мной от моих гаданий и занятий ворожбой, и посоветовал мне исповедаться в этом грехе. Я это сделала, но успокоения не получила. Шел уже Великий пост. Несмотря на все мое мрачное состояние души, я чувствовала сильное, неукротимое желание молиться. Я слышала постоянно два голоса, один говорил:
– Иди в церковь, иди приложись к такой-то иконе, ступай туда-то, – другой, наоборот, внушал все противное сему.
И я шла, молилась, плакала; иногда же делала, как подсказывал противный голос. Раньше я, бывало, иду к обедне и бросаю все свои дела: хоть тут весь дом сгори, я все брошу и уйду в церковь; теперь же… как, например, в Великий Четверток, диавольский голос сказал:
– Не ходи в церковь, – и я не пошла.
И откуда взялись дела? Это, кажется, задерживает, то нужно сделать, там не докончено – ну прямо дел пропасть, а делать в сущности нечего. В Великую Субботу я приобщилась Святых Таин. До третьего дня Святой Пасхи я чувствовала себя после этого хорошо, а на третий день опять послышались голоса:
– Пойди покончи с собой…
При этом демоны приносили несколько раз свои веревки. Эти неизвестно откуда появлявшиеся веревки и жгутики домашние и знакомые объясняли моей забывчивостью: откуда-де-нибудь я принесла. Однажды, когда бесы мне подбросили обрывок бечевки в кухне и сказали:
– Чего же медлишь? Один миг – и готово, – я перекрестилась, подняла ее с полу и сама выбросила за окно.
Это было на Страстной седмице. В половине Пасхальной недели я отправилась к вам. Когда я вышла от вас, то по дороге голоса мне говорили:
– Брось крест, брось…
Теперь что же мне делать, – наивно спросила меня Мария, – не слушать их ни в каком деле? Они часто меня учат то тому, то другому, то сделать то-то, иногда пойти туда-то… Когда пришло время приноса чудотворной иконы Божией Матери Оранской, сразу заговорили два голоса, один велел мне идти встречать святую икону, другой советовал остаться: устанешь, мол, жарко будет, тесно и прочее. Наконец первый пересилил, и я пошла…».
Дальше идет рассказ, как она встретила святую икону, толпой была привлечена к ней (а иначе бы повернулась и ушла), описывает чувства, после того как приложилась, и так далее. Теперь она пришла и говорит, что на днях получила невыразимую тоску и уныние. На душе так тяжело и невыносимо, что ей величайших трудов стоит не покончить с собой. Она не знает просто, что ей делать. Ничего подобного она никогда не испытывала и не слыхала. Что она отчаивается в своем спасении, Промысле Божием, в своей жизни. Вообще описывает состояния обычных и необычайных приступов уныния, которые нагоняет демон, приступов, известных очень хорошо всем подвижникам не только, кажется, в теории, но и в практике. О них говорят святые отцы (например, авва Дорофей[10]).
Но, конечно, действие их на различных людей различное, то есть иное переживает подвижник и иное грешник – по причине разного духовного устроения. Это не выразимое никакими словами страшное искушение сатаны теперь коснулось ее. При этом она рассказала сон, который видела на днях.
«Вижу: вот лестница от земли до неба, и на верхней ступеньке стоит кто-то, одетый в царские как бы одежды; в левой руке у него красное знамя, а на нем золотая корона. Вокруг лестницы бесчисленное множество народа поклоняется этому царю. И вот мне говорят:
– Поклонись и ты, и он даст тебе богатство и возвратит сына; если же ты этого не сделаешь, то он разорит тебя и погубит тебя.
– Я никогда и ни за что не изменю вере своих отцов, – отвечала я.
После этого я была поражена, впала в беспамятство (то есть сон перешел в припадок), и, когда очнулась, уже ничего не было».
Мария у меня исповедовалась, получила книгу душеполезного характера, о духовной внутренней жизни, так как светское все ей противно и действует тяжело, а духовного у нее нет, а почитать очень хочется, тем более, что как интеллигентный человек она привыкла питать ум словесными произведениями.
Написано, конечно, здесь все кратко и неполно.
Сегодня опять пришла Мария. За это время ничего особенного не было. Только иногда случались приступы сильного уныния и тоски. Когда приходит в церковь, как бы теряется вера, мысли уходят, и она спустя долгое время как бы пробуждается от сна, с удивлением озирается по сторонам и говорит себе: «Где я? Как бы мне не упасть?».
Одно интересное явление наблюдается: когда подходит прикладываться к чудотворной иконе Божией Матери Оранской, то, прикладываясь к ножке Спасителя, ощущает холод от нее, а когда прикладывается к ручке Богоматери, то чувствует, что она теплая, теплее, чем человеческое тело. И как будто какой пар из-под ризы идет. Думала, что это просто ей показалось. Но, ходя ежедневно по разным церквам и прикладываясь к святой иконе, ощущала постоянно одно и то же.
Днем чувствует себя ничего (только когда кропят ее святой водой или дают ей пить ее и тому подобное, возмущается и негодует), но с наступлением темноты и ночи духовное чувство замирает, молиться не может и делается очень нудно. Несколько раз хотела отравиться (как раньше удавиться). Нашла пузырек опия в тумбочке среди лекарств. Вытащила, поставила перед собой, и очень ее тянуло к нему. Крест, который я ей дал, часто спадал сам собой с шеи, и утром она находила его под кроватью. Наконец родные пришили его крепко. Все же было терпимо. Но вот в ночь с воскресенья (4 мая) на понедельник опять пришли демоны.
«Так как мама моя, – передает Мария, – всегда крестит меня на ночь, и комнату, и дверь самую, то они ее никак не могли отворить. Но я вижу, что дверь прямо трещит под их напором, и слышу, что за дверью писк, визг, крики, стук, грохот… Их, кажется, под тысячу, надо предположить… Во всех углах тоже скребутся… Я сразу испытала такой страх, что все мысли исчезли из головы, молиться не могу, Бога призвать на помощь не могу, перекреститься тоже… Вдруг слышу с террасы голос:
– А ты иди сюда и бросься вниз (мы живем на третьем этаже). Все разом прекратится.
Я другой дверью вбежала в комнату матери. Говорю, что я к себе в комнату не пойду, если она со мной не побудет, что и вовсе не останусь. И готова, действительно, была от страха кончить все одним разом. И вот вижу, что бесы и сюда к нам перешли. В комнату не входят, а перебегают за окнами. Вижу их глаза огненные, горящие, как у кошек… Крест на мне ваш запылал. Вообще, когда демоны приближаются, он жжет меня, и они мне все время говорят:
– Брось, брось его.
Про него и говорить нечего, даже цепочка обжигает шею. Мне под нее положили кофточку и сорочку, но и через них я ощущала жар…»
Теперь она пришла опять за советом. Прийти ко мне ей очень и очень хотелось. Но, пройдя четверть расстояния, она уже разохотилась, а чем дальше, тем хуже. Когда подошла к святым воротам монастыря, уже совсем под влиянием бесовских голосов хотела вернуться. Пришла уже под влиянием другого внутреннего голоса.
Дал ей маслица от Иверской (Московской) Царицы Небесной, велел помазать углы комнаты, большинство вещей, одежду, дал ладана (освятил по Требнику) покурить, когда придут. Велел все чаще кропить святой водой и некоторые духовные заповеди уже чисто духовного свойства. Думаю, что демоны раздражались, что я на той неделе как-то немного помолился за нее…
Пригласили меня на чашку чая в один дом Печерской слободы. Семья – благочестивые муж и жена. Детей нет. Жена любит служить блаженным людям Христа ради, странникам и прочее. И вот рассказала. За чудотворной иконой Божией Матери Оранской ходят три блаженных: одному лет тридцать пять, другому двадцать с чем-нибудь и третий еще моложе. Достоин внимания только первый, Иван, ибо имеет разум мало несовершенный, а другие имеют последний просто несовершенный, то есть недалеки и, если не много сказать, глуповаты. Рассказывала о его даре прозорливости – чудном
Сам он – немой (но слышит; онемел с детства, когда, подойдя к окну ребенком на Святках, увидел подходивших ряженых в страшных масках и костюмировке). Ничего не имеет, только что на себе: рубашка, шаровары, пальто; в лаптях. Встает с зарей. Ест скудно, простую, скудную пищу. Никого не осуждает, ни на сколько, не имеет пристрастия к миру ни в чем. Постоянно молится и ходит за иконой Оранской Божией Матери. Стяжавши чистоту сердечную, видит мысли, поступки людей: настоящие, прошедшие и будущие.
Когда я пришел к ним, брата Ивана, так его зовут, не было, ушел в соседнюю деревню перед моим приходом, сказавши, что сейчас придут двое (был я и архимандрит И., мой наместник), и по своему смирению ушел. К концу моего пребывания у них он пришел, сказавши, что делают и что говорят на мой счет в соседнем доме (там видели, как я прошел к ним). Все стали его расспрашивать о будущем, настоящем, о присутствующих и отсутствующих.
Действительно, за его чистоту и простоту Бог милостью Царицы Небесной, Которой он так служит, даровал ему сильный дар ведения. Он, например, говорил и вскрывал подлинную суть таких событий церковной жизни, о которых только я знал (остальные верили ему на слово). Что было у нас до его прихода, рассказал нам (между прочим, обличил меня за то, что я съел масла сливочного, а был постный день; съел же я тартинку[11] по чревоугодию и забывчивости, чему доказательством служит то, что отказался наперед от молока для кофе, сказав, что ныне пост).
Все рассказы о настоящих и будущих событиях и о духовной жизни лиц, нами знаемых, нет нужды здесь записывать. Одно только скажу, что все чудно, достойно удивления и благодарности к Богу, дивному во святых Своих. Аминь.
Одна моя духовная дочь, пожилая дама, которая приходила ко мне за советами, когда я был еще иеромонахом и служил одно время в Крестовой церкви, то есть года три тому назад, кроме тех явлений, о которых она мне писала раньше, рассказала еще о следующих (бесы с тех пор обольщать ее не перестают).
«Вернувшись из храма после принятия Святых Таин, через полчаса занялась чтением Иоанна Златоуста. Прочитала лишь две страницы, как стало клонить ко сну и я была вынуждена оставить чтение; закрылись глаза, и тотчас вижу перед собой очень темную тучу, которая, приближаясь ко мне, светлеет, и в ней вижу два ярких огненных пятна; потом проявляется большая фигура отвратительного серого цвета, со щетиной на голове и короткими толстыми рогами, а в это время из моей груди выходит сноп лучей, направленный на него (нее. – Е. В.). Он корчится, а я его (ее. – Е. В.) благословляю. Моментально зашла темная туча и все закрыла».
Еще: «Во время вечерней молитвы появились звезды близ окна, громадной величины. Вся комната была ими освещена, и меня тянуло посмотреть».
Еще пишет: «Во сне была вся сдавлена, не имея возможности шевельнуться, начало сжимать горло, тогда я вспомнила, что надо сказать: “Иисус” или: “Мария”. Сказав последнее, освободилась. Только что легла, как около меня стояли (как бы. – Е. В.) отец Серафим и Иоасаф Белгородский с отвратительными зелеными глазами».
Еще: «В комнате вспорхнула большая черная птица».
Еще: «Во время церковной службы слышала выкрики и в это время хотела кричать, визжать, и могло это произойти против моего желания. Сильно испугалась и стала просить Матерь Божию сохранить меня».
Еще: «Во время вечерней молитвы над головой появилась огненная полоса».
Еще: «Во время вечерней службы в куполе появился золотой шар с блестящими искорками. Вся середина храма была им освещена».
Еще: «При чтении вечернего правила в углу под иконой появилась серая фигура, мягкая, скользкая (похожа на налима)».
Еще: «Во время литургии в Христово Воскресение, когда вы стояли перед престолом, монах закрывал вас собою, и только по временам отчасти можно было вас видеть».
Относительно последнего явления нужно сказать, что это было во время ранней литургии, когда уже дебелость тела, утомленного жарой и бдением, производила парение мыслей. Очевидно, в эти моменты и приближались демоны и затеняли чистый воздух молитвенного настроения для тех, кто может его видеть. А таких лиц, я только знаю (может быть, еще кто больше знает), было, кроме сей благочестивой жены, еще двое и, кажется, еще одно. Последние лица видели, как с начала утрени по церкви носились бесы в бесформенных, уродливых телах, с громадными головами, в неимоверном количестве и мутили людей. Несколько бесов в виде черных монахов прошли не один раз по алтарю. Один из них в виде черного монаха громадного роста, стоя за моей спиной, старался загородить меня от народа.
Относительно того, как бесы могут пребывать в церкви (даже вот в Пасхальную утреню), кроме всех прочих святоотеческих свидетельств, приводимых и схиархимандритом отцом Гавриилом[12] (я спрашивал его, могут ли они искушать человека в храме), прибавлю здесь, что мне сам демон лично говорил, в какое именно время за службой они наиболее свободно разгуливают по церкви (между прочим, за часами: «Тут нам раздолье, только к тебе не подойдешь в это время», – поддразнил бес тщеславия).
Служил по случаю приноса Оранской Божией Матери на Пицком подворье. После службы просили зайти к рабе Божией Марии, о которой речь была выше, хоть на 510 минут. Пришел, все в страшном волнении и смятении: старушка-мать, сама она, сестра ее дома одни. Оказывается, перед тем как принять икону Оранской Божией Матери в дом, когда они приготовили воду, свечи и прочее, в ночь пришли демоны и произвели целый дебош. Особенно я и не расспрашивал, знаю только, что дерзость их теперь простирается дальше: с Марии в церкви платок стягивают при всех, оглядывается – все стоят и Богу молятся… Совсем, бедная, измучилась:
– Боюсь, – говорит, – не выдержу, сдамся и кончу самоубийством.
Вот каково совершать сатанинские, духовные (не плотские) грехи. Возненавидела, хотя кратковременно, Бога, сбросила и растоптала крест – и вот приступили демоны. А согреши самыми лютыми телесными грехами, ничего бы не было, хотя Дух Святой и отошел бы от человека… Но, конечно, это ей промыслительно попущено ради ее прежней доброй жизни и раскаяния.
Отсюда зашел в дом к одному своему знакомому, у которого старушкамать, очень благочестивая, плоха уже лежит. Попросила прийти к ней в комнату и благословить ее. Лежит старушка в расслаблении и труде, но сделала движение приподняться для принятия благословения.
– Денька, – говорю, – три проживет…
– Врачи сказали, что еще месяц или даже три протянет, – заметили мне.
Я ушел, довольный старушкой: душа у ней хорошая, а по виду – ничего особенного…
Пришла за 150 верст ко мне женщина, у которой демоны повредили ум. Живет она в Лопатищах или около них – месте службы протопопа Аввакума[13], в раскольничьем гнезде. Это та, которая приходила ко мне и сами бесы приводили еще в Макарьев, которая вышла ко мне навстречу, когда проезжал близ Лопатищ и остановился в Игрищах. История интересная, поучительная, но опишу ее когда-нибудь в другое время. До сих пор я ее все отгоняю как бесноватую, которых вообще старцы мне, как слишком молодому, не благословляют принимать. Но она, кажется, только подвержена их влиянию.
Конец ознакомительного фрагмента.