Газетная атака
Когда лежишь в больнице, когда свободного времени не счесть, можно хорошенько обмыспить и собственные поступки, и собственную деятельность, и собственные планы с рабочими «сюжетами».
Конечно же, разговор об отставке был начат не сейчас и не в кабинете Бордюжи – он, судя по всему, произошел на Кремлевском холме еще в 1998 году, в декабре.
В декабре 1998-го у меня должна была состояться встреча с Ельциным, я к ней готовился, – и, вполне возможно, там бы зашел вопрос и о моей отставке, – но вскоре мне объявили, что встреча в декабре не состоится, президент срочно ложится в больницу.
Поскольку я уже физически ощущал, как сгущаются тучи над моей головой, это сообщение я воспринял с облегчением.
В январе ко мне пришел Хапсироков… Кто такой Хапсироков? Как я узнал позже, в Генпрокуратуре его все звали Хапсом, и в этой кличке, похожей на хватательное движение, Хапсироков не видел ничего оскорбительного, наверное, потому, что она соответствовала его сути.
Про себя Хапсироков говорил: «Я, конечно, не первое лицо в Генпрокуратуре, но и не второе…» А был-то Хапсироков всего-навсего управделами на Большой Дмитровке. Но суть не в этом. Управделами во всякой крупной организации – это главный завхоз, и, как всякий завхоз, естественно, имеет доступ к первому лицу. Так и Хапсироков. Он пришел ко мне и сказал:
– Юрий Ильич, разговор наш – под секретом. У меня есть точная информация: на вас собран большой компромат, поэтому вам надо из Генпрокуратуры уходить.
Час от часу не легче. В этом предложении было что-то беспардонно кремлевское: вот ведь – завхоз предлагает руководителю организации добровольно распрощаться со своим креслом.
Я ответил Хапсирокову довольно спокойно:
– Ничего противоправного я не совершал, наоборот, всегда старался этого избегать, поэтому о толстой папке компромата и речи идти не может… И уходить я никуда не буду. И не собираюсь.
Конец ознакомительного фрагмента.