Глава 3. Возвращение Крыма и «крымский консенсус»
Ценность: ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ
Идеологическое, политическое и социальное значение воссоединения России и Крыма, произошедшего в марте 2014 года, трудно переоценить. Это событие до сих пор остается важнейшим не только в российской, но и в мировой повестке. Желание крымчан, выразившееся в практически единогласном решении на референдуме о присоединении к России, готовность России вернуть себе исконно русский полуостров стали поворотным моментом во внешней и внутренней политике нашей страны. Фактически на практике была реализована много лет вынашиваемая идеология Путина об интеграции в единое пространство разрозненных сил «русского» или российского мира как за границами РФ, так и внутри самого российского общества.
Воссоединение с Крымом, помимо очевидных геополитических плюсов, породило радикальные, тектонические перемены в политическом и символическом поле страны. Произошло зримое и глобальное подтверждение курса на укрепление государственности, о котором Президент Владимир Путин говорил уже много лет.
Последовали изменения и в электоральном плане. Получив такое подтверждение правильности действий власти, подавляющее большинство оппозиционно настроенных к нынешнему политическому курсу людей перешли из стана оппозиционеров в среду сторонников власти. Впоследствии это явление получило название «крымский консенсус».
В первую очередь речь, конечно, идёт о консерваторах, ностальгирующих по «советскому величию». Традиционно голосовавшие, например, за КПРФ из-за «фантомных болей» по СССР, после «крымской весны» эти люди увидели, что именно Путин и его политический курс приводят к своеобразному возврату России в мировую повестку как сверхдержавы, которой и был Советский Союз.
Антипутинская оппозиция в итоге не только уменьшилась, но и дополнительно раскололась. Поскольку в этой среде своеобразным маркером стал вопрос «чей Крым?», и именно по нему российское протестное сообщество, равно как и лояльное большинство, определяло принадлежность к тому или иному лагерю. Сторонники легитимности воссоединения Крыма и России однозначно маркировались как государственники, как сторонники текущего политического курса, даже если критиковали нынешний режим по иным пунктам. Противники такого признания могли быть сколь угодно лояльны государству по другим вопросам, но однозначно были отнесены к оппозиционерам, а в более радикальной интерпретации – и к «пятой колонне», и к «национал-предателям».
При этом, как было сказано выше, в рамках «крымского консенсуса» число сторонников оппозиции резко уменьшилось и сама группа так называемых «несистемных оппозиционеров» обросла дополнительными чертами, характерными для замкнутых, а то и откровенно сектантских сообществ. Публичная обструкция, исключение из рядов, поиск «тайных предателей» и раньше были характерны в этой среде. Параллельно степень радикализма высказываний и публичного поведения оппозиционеров только возросла, что стало дополнительным стимулом к изоляции и уменьшению численности. Такого рода радикализм и перманентная экзальтация, нежелание видеть очевидных вещей и понимать особенности текущего политического состояния страны оттолкнули от протестующих против режима очень и очень многих.
«Крымская весна» стала результатом многолетнего идеологического и политического курса, избранного Владимиром Путиным. Ещё в 2005 году в Германии, отвечая на вопросы журналистов немецких телеканалов ARD и ZDF по поводу сожалений о распаде СССР в послании к Федеральному собранию того года, Путин заявил: «На мой взгляд, мы вместе с водой и ребёнка выплеснули – вот в чем проблема. Освобождение от диктатуры не обязательно должно было сопровождаться развалом государства».
Своеобразным маркером стал вопрос «чей Крым?», и именно по нему российское протестное сообщество, равно как и лояльное большинство, определяло принадлежность к тому или иному лагерю.
Более того, уже тогда, в 2005 году, Путин говорил и о разделении российского народа, как о противоестественном положении дел: «Представьте себе, что в один прекрасный момент люди проснулись и узнали, что они с этого дня, оказывается, живут не в общем государстве, а оказались за границами Российской Федерации, хотя всегда идентифицировали себя как часть русского народа. И этих людей не пять, не десять человек, и даже не тысяча и не миллион. Их 25 миллионов человек. Только вдумайтесь в эту цифру! Вот это и есть трагедия совершенно очевидная, которая сопряжена с разрывом родственных, хозяйственных связей, с потерей всех накоплений, которые люди складывали в сберегательный банк на протяжении всей своей жизни, с рядом других тяжелых последствий. Разве это не трагедия для конкретных людей? Конечно, это трагедия!»
Таких заявлений со стороны главы государства в разное время было сделано множество. Но отношение к ним в обществе было скорее как к «благим пожеланиям» и невыполнимым мечтам. Тем более что серия программ по репатриации «советских русских» в Россию все эти годы не давала каких-то заметных результатов. Как минимум на публичном медийном уровне об этих результатах говорилось крайне мало и в основном в критическом ключе.
Однако именно после Крыма стало понятно, что воссоединение разобщённых россиян может быть вполне возможным. С одной стороны, это дало надежду многим гражданам РФ, с другой – серьёзно обеспокоило западных политиков, журналистов и общественных деятелей.
Тем не менее Владимир Путин продолжил свою риторику интеграции и уже в 2015 году в интервью журналисту Чарли Роузу для американских телеканалов CBS и PBS повторил слова о 25 миллионах русских за границами России. В частности, глава РФ напомнил: «Я действительно сказал, что считаю распад Советского Союза огромной трагедией XX века. Знаете почему? Прежде всего потому, что в одночасье за границами Российской Федерации оказались 25 миллионов русских людей. Они жили в рамках единого государства, и всегда традиционно Советский Союз назывался Россией, Советской Россией, но это и была большая Россия. Потом неожиданно состоялся развал Советского Союза, по сути, за ночь и оказалось, что в бывших республиках Советского Союза проживают люди, русские люди, в количестве 25 миллионов человек. Они жили в единой стране – вдруг оказались за границей. Представляете, сколько проблем возникло?»
При этом, рассуждая о путях исправления данной ситуации, Путин заявил: «Мы хотим в рамках современных цивилизованных процессов сохранить как минимум общее гуманитарное пространство, сделать так, чтобы не возникали государственные границы, чтобы люди могли свободно между собой общаться, чтобы развивалась совместная экономика, используя те преимущества, которые нам достались от бывшего Советского Союза.
Какие эти преимущества? Общая инфраструктура, единый железнодорожный транспорт, единая дорожная сеть, единая энергосистема и, наконец, здесь я не побоюсь сказать этого, великий русский язык, который объединяет все бывшие республики Советского Союза и даёт нам очевидные конкурентные преимущества при продвижении различных интеграционных проектов на территории постсоветского пространства».
Если принимать во внимание эти и многие другие аналогичные программные заявления Путина, то никакой спонтанности в воссоединении России и Крыма, в общем-то, не было. Дело в том, что изначально российский национальный лидер видел интеграцию через создание своеобразного надгосударственного пространства, того самого «русского», или, шире, «российского мира» в экономической, культурной и социальной плоскостях. Но такая позиция встретила резкое противодействие со стороны зарубежных политических элит. Поэтому были приняты более жёсткие и решительные шаги. Впрочем, речь даже в случае с Крымом не идёт о позиции «реализуем наше видение мира любой ценой». На крымский вопрос повлияло множество внешних факторов, которые Путин в 2013–2014 годах оценил мгновенно и принял единственно возможное и максимально бесконфликтное в тех условиях решение.
История вопроса
На решительные действия как со стороны России, так и со стороны Крыма повлияли события «Евромайдана», который начался ещё в конце 2013 года. Изначально новый «Майдан» позиционировал себя как мирный массовый протест против действующей украинской власти в целом и тогдашнего президента Украины Виктора Януковича в частности.
Однако российская либеральная общественность на первых же этапах «Майдана» увидела в нём своеобразную попытку «реванша Болотной», которая происходит уже в другой, но очень близкой нам стране. И в начале событий «Майдана» в 2013 году существенная часть либеральной общественности высказывала откровенные и публичные симпатии к украинским протестующим в Киеве. Тем более что из этой среды звучали заявления об исключительно мирном характере протестов, а также надежда на выдвижение в государственные элиты Украины «новых лидеров европейского типа».
Нужно отметить, что уже на раннем этапе сторонники российского политического курса отмечали, что «Майдан» имеет высокие шансы превратиться в государственный переворот со всеми вытекающими из этого последствиями в виде беспорядков, кровопролития и убийств, а также прихода к власти людей, крайне далёких от демократических ценностей и защиты прав и свобод любого гражданина и объединения. Так в итоге и получилось в феврале, когда противостояние вошло в радикальную фазу.
Какой была реакция Владимира Путина? На первых этапах «Майдана» и после заявлений Виктора Януковича о «евроинтеграции» Президент РФ увидел в происходящем в первую очередь экономическую угрозу для страны, прямо заявлял о том, что необходимо провести дополнительные переговоры по системе товарооборота с Украиной, а также предостерегал от тотального разрыва с Россией. И снова не столько в политическом, сколько в экономическом, культурном и социальном плане.
В феврале, когда украинское руководство не справилось с протестами, для народа Крыма стало очевидно, что постсоветский период в отношениях Украины и России завершился окончательно и самым проблематичным для Крыма, да и всего юго-востока Украины, образом. Изначально крымское население не восприняло новые киевские власти ни как «европейские и прогрессивные», ни как легитимные в принципе.
В итоге эти факторы побудили Крым выйти из состава Украины, объявить о своей независимости и провести референдум о вступлении в состав Российской Федерации 16 марта 2014 года. За вход в состав РФ высказалось подавляющее большинство крымчан, а именно 96,77 % при явке 83,1 %. В Севастополе за воссоединение с РФ проголосовало 95,6 % избирателей при явке 89,5 %.
На основании результатов референдума 18 марта 2014 года в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца в Москве был подписан договор между Российской Федерацией и Республикой Крым о принятии в состав РФ Республики Крым. Со стороны России договор подписал президент Владимир Путин, со стороны Республики Крым – председатель Совета министров Сергей Аксёнов и председатель Государственного Совета Владимир Константинов, со стороны города Севастополя – председатель координационного совета по организации Севастопольского городского управления по обеспечению жизнедеятельности Севастополя Алексей Чалый.
Договор вступил в силу сразу после подписания, начался процесс реинтеграции новых субъектов Российской Федерации. Возвращение Крыма и Севастополя домой вызвало значительный подъём патриотических чувств как непосредственно в двух новых регионах, так и в России в целом.
Важно учитывать, что координация действий общественных активистов в Крыму, направленных на интеграцию этих территорий в привычное по СССР пространство, началась до смены власти на Украине на фоне событий на площади Независимости в Киеве. При этом активистам препятствовали украинские власти в период правления страной Виктора Януковича.
Ещё за год до «Евромайдана» директор Института стран СНГ Константин Затулин, выступая с лекцией в рамках Евразийского молодёжного форума «Крым. Донузлав-2013», отмечал важность объединения, сложения усилий государств, которые присутствуют на бывшем общем союзном пространстве.
По итогам форума активисты из Украины, России, Белоруссии, Приднестровья и Южной Осетии выступили с открытым обращением к руководителям своих стран. В нём подчеркивалось, что строительство Евразийского союза будет способствовать политическому урегулированию вопросов, связанных с существованием «непризнанных» государств, образовавшихся в результате распада СССР. Кроме того, молодёжь выражала беспокойство по поводу роста националистических, неонацистских и профашистских сил в странах СНГ. «Мы решительно выступаем против осквернения и разрушения памятников советским воинам-освободителям, попыток реабилитации фашизма и коллаборационизма», – говорилось в документе.
Иными словами, ориентация людей Крыма и Севастополя на интеграцию в Евразийское пространство сформировалась задолго до смены власти в Киеве. Но и позиция Януковича по сближению с ЕС, и стремление к «радикальной евроинтеграции» политических сил «Майдана» дали ясно понять, что власти Украины не заинтересованы в создании единого гуманитарного Евразийского пространства, что, в свою очередь, лишало права на интеграцию и мирное сосуществование множество самых разных социальных групп. В том числе права на самоидентификацию в контексте Евразийского пространства лишались миллионы крымчан и жителей востока Украины.
Форум «Крым. Донузлав-2013» прошёл в конце июля, а уже в августе 2013 года в Севастополе на площадке партии «Русское Единство», впоследствии ставшей инициатором референдума, эта позиция была конкретизирована молодёжными лидерами на «круглом столе» «Молодёжь Крыма в Евразийских интеграционных процессах». Лидер движения «Молодые» Андрей Козенко тогда заявил: «Несмотря на оголтелую европропаганду, молодёжь Крыма поддерживает проект создания Евразийского союза». Позднее это движение запустило всеукраинскую акцию «Я – за Таможенный союз!».
Парадоксально, но именно «Майдан» дал этим общественным активистам дополнительный импульс к действиям по интеграции в российское пространство, показал, как нужно действовать против технологии «цветной революции». Впоследствии молодые активисты этого и других молодёжных объединений вели работу непосредственно «на земле» по организации голосования на референдуме. Порой они делали это с риском для своей свободы и жизни.
Ориентация людей Крыма и Севастополя на интеграцию в Евразийское пространство сформировалась задолго до смены власти в Киеве.
Но этих активистов вело ясное понимание целей и задач, которые перед ними стояли, а также идеология объединения и усиления государственности. Владимир Путин, уже после событий «крымской весны», в 2016 году на встрече с лидерами политических партий вновь обозначал тему интеграции и выражал сожаление о распаде Советского Союза. По его словам, «совсем не обязательно было это делать (разрушать территориальное единство СССР). Можно было провести преобразования, в том числе демократического характера, без этого». При этом, говоря об идеологической основе Советского Союза, Президент напомнил, что «во главе нашего бывшего Отечества, СССР, находилась коммунистическая партия. Не какая-то другая, которая продвигала идеи национализма, либо другие разрушительные идеи, которые губительны для любого государства».
Речь здесь, понятным образом, идёт не о коммунистической идеологии в комплексе, а о моменте равенства людей и их объединении в полноценном и едином обществе, в едином идеологическом и политическом пространстве на основе некоего конструктива, идеи созидания.
И если в СССР это была мечта о созидании коммунистического будущего, то в рамках текущей российской идеологии, вдохновителем которой явился Владимир Путин, это идея строительства единого культурно-исторического и экономического пространства.
Символы «крымской весны»
Идея интеграции и объединения как основной движущей силы отразилась и в ключевых символах «крымской весны» и «крымского консенсуса». Во-первых, это, конечно, «георгиевская», или «гвардейская лента». Помимо чёткого обозначения на символическом уровне политической идентичности сторонников «русского мира» эта лента имеет и более тонкие исторические смыслы.
Она одновременно отсылает и к советскому, и к имперскому прошлому. То есть мирит условно «красных» и условно «белых» сторонников единого российского пространства. Но в первую очередь лента – символ победы в Великой Отечественной войне. Сама по себе эта победа СССР уже явилась определённым актом примирения советского общества с «имперским наследием». Вспомнить хотя бы «конкордат 1943 года» и восстановление патриаршества, прекращение гонений на Русскую церковь как на «главный пережиток царского прошлого».
Празднование Дня Победы в последние годы во многом сопряжено с идеей объединения через примирение исторического прошлого. «Бессмертный полк» – это акция о единстве как в поколенческой, исторической, так и в социальной плоскости.
И георгиевская лента в рамках «крымской весны» стала центральным символом победы единства России и российского общества над идеей дробления и разделения, сепаратизма и неонацизма. Поэтому нынешние ежегодные празднования воссоединения Крыма с Россией в смысловом плане многими интерпретируются и как «второй день народного единства», и как безусловная победа Крыма и всей остальной России в геополитическом противостоянии даже не столько с Украиной, сколько в широком смысле с Западом.
На встрече Президента с Российским историческим сообществом в июне 2016 года одна из координаторов акции «Бессмертного полка», заместитель мэра Москвы Анастасия Ракова так сформулировала эту «идеологию победы»: «В том числе, что мы считаем важным, к проекту присоединились жители Украины, которые неравнодушны к нашей общей истории, они также размещают объекты, мемориалы, памятники, которые находятся на территории Украины, потому что их там так же много, как и в нашей стране, всё-таки общая история у нас. Где-то они, конечно, сейчас подвергаются гонениям, где-то они ухожены благодаря местным жителям, и это говорит о том, что всё-таки у простого народа память жива. И пусть не каждый сейчас может пройти в «Бессмертном полку» на территории Украины, однако быть неравнодушным, убрать место памяти, которое возле его дома, – это может каждый. Чем это не «Бессмертный полк»?»
И это в то время, когда по Украине уже вовсю шла кампания по «десоветизации», и за ношение георгиевской ленты можно было действительно подвергнуться нападению украинских неонацистов, а то и систематическим гонениям со стороны «постмайданного» политического режима.
Важно также понимать, что, невзирая на острое политическое противостояние Украины с Россией, идея объединения и общей исторической памяти на основе Победы преодолевает государственные границы и любые другие барьеры. И говорить о том, что на Украине «пространство русского мира» схлопнулось, мягко говоря, преждевременно. Общая историческая память, общие культурные коды не изживаются десятилетиями.
Идею того, что георгиевская лента с её символической нагрузкой стала одним из ключевых символов связи с соотечественниками за рубежом, на встрече оргкомитета «Победа» Путину предложил глава МИД РФ Сергей Лавров. В частности, он отметил, что «существенным подспорьем в работе на этом направлении является взаимодействие с нашими соотечественниками за рубежом. Представители русскоязычных общин активно участвуют в различных акциях, таких как «Георгиевская ленточка», «Бессмертный полк», занимаются поисково-мемориальной деятельностью, стремятся донести объективную информацию о событиях тех лет до широкой общественности государств проживания. Дополнительный импульс этому сотрудничеству придал состоявшийся в Москве в ноябре прошлого года V Всемирный конгресс соотечественников.
Вклад в общие усилия вносит и Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом. В том числе это касается помощи тем лицам, которых пытаются преследовать за деятельность, связанную с юбилеями значимых дат Великой Отечественной войны».
При этом, учитывая, что в ходе «Майдана» на политической арене Украины были представлены неонацистские силы, история «крымской весны» стала интерпретироваться и как история продолжения противостояния мировому нацизму. И в этом контексте события «крымской весны», как и было сказано выше, затронули не только судьбу вернувшегося в Россию полуострова, но и вопросы национальной самоидентификации всего российского общества.
Право на историю и идентичность
В рамках событий «крымской весны» многими публицистами и политологами были подняты темы идентичности, права на историю нашего общества, вопросы о том, кто же такие «мы», поддержавшие словом и делом воссоединение Крыма и России, как со стороны полуострова, так и всей остальной страны.
В середине марта 2017 года я уже высказывался по поводу идентичности и изменения позиции и внутренней логики государства в связи с «крымской весной». Стоит здесь повторить мои выводы, поскольку и сейчас они более чем актуальны.
Формулировка «Крым наш» предполагает уже случившееся переосмысление того, кто такие «мы».
Потому что если «мы» – это только лишь Российская Федерация, страна, которой, как выражался один из её руководителей не так уж и давно, «всего лишь чуть более двадцати лет», – то Крым, конечно, ни разу не наш и никогда не был. А вот если «мы» – это та самая тысячелетняя Россия, полноправная и полномочная наследница и царской, и советской, – тогда да, наш, но тогда…
Тогда встает слишком много вопросов, начиная с самого простого: как так, ведь вы же уже дважды за последнюю сотню лет капитулировали и самораспускались, и что, всё это и в 17-м, и в 91-м было для отвода глаз? Уловка? Нельзя упускать из виду, что все те силы, которые с «той» Россией боролись и победили (или, как сейчас выходит, думали, что победили), живы и вполне дееспособны. И никто ничего не забыл.
Формулировка «Крым наш» предполагает уже случившееся переосмысление того, кто такие «мы».
Одиннадцать лет назад в книге «Путин. Его идеология» я писал: «В истории существуют два типа отношения к ценностям. Сильный собственник готов всем предъявить то, чем он обладает. Сильные народы всегда строили для своих святынь огромные храмы на самой главной площади на холме, предъявляя всем свои ценности. Они могли их защитить: приди и возьми! Ведь любой ценностью, признаваемой в этом качестве, хочется обладать. Если возможности защитить ценность нет, делают по-другому. Ценность, которой обладает слабый собственник, скрываема. О том, что же именно является ценностью, где она спрятана и как туда добраться, знают только несколько посвященных. В этом случае главной защитой ценности является тайна. Путин вынужден использовать стратегию слабого. Оказывается, что любой сильный тезис, высказанный публично, гораздо труднее защитить, чем тот, который замаскирован общими словами».
Теперь всё иначе. Присоединив Крым, Россия отошла от стратегии слабого. И теперь – в чём нет ничего удивительного – нашу силу испытывают на прочность. А она, эта прочность, не так уж и велика. Но ставки сделаны, пути назад нет. И я не вижу, чему тут так уж радоваться, – хотя, впрочем, не вижу и чему скорбеть. Скорее, это повод для того, чтобы в очередной раз вспомнить обо всей серьёзности ситуации.
Действительно, присоединение Крыма поставило вопрос и о выборе исторического пути, и о поколенческой связи, и о действительном статусе нашей страны в мировом сообществе. О том, имеем ли мы право на практике продвигать свою концепцию мироустройства. Это вызов мировому сообществу, и понятно, что нам оказывают противодействие. Но смелые, кардинальные шаги никогда не остаются без ответа. Такой вызов, который бросили мы, требует напряжения сил, мобилизации, определённой перестройки в мировоззрении. Но, кажется, российское общество готово к этой ответственности и к этим шагам. Подтверждением тому служат и общая социальная мобилизация, и увеличение сторонников политического курса, сформулированного Владимиром Путиным.
Эту спокойную убеждённость российского большинства в верном направлении развития страны показало опубликованное в марте 2017 года исследование Всероссийского центра изучения общественного мнения. По данным ВЦИОМ, «всероссийская эйфория от «Крымнаш-2014» спустя три года после исторического воссоединения перешла в осознанное убеждение: решение было принято верное». При этом, согласно данным опроса, 97 % населения России считают Крым только и исключительно российским.
«Крымская весна» во многом воспринималась именно как «деоккупация», освобождение полуострова от незаконной, нелегитимной власти Украины и шире – от власти Запада, власти «нового мирового порядка».
Учитывая постоянный вооружённый конфликт на востоке Украины и общее состояние украинской государственности – её де-факто колониальное положение, россияне всё более убеждаются в верности принятого решения и в элементарной большей безопасности и Крыма, и остальной российской территории после «крымской весны».
Интересно, что одним из косвенных последствий воссоединения с полуостровом, помимо живой, практической консолидации большинства российских общественных и политических сил, стал и спад межэтнической напряжённости. Не на основе неких лекал западной толерантности, но в рамках проснувшейся исторической памяти об общем мирном прошлом.
«Крымский консенсус» в нашем обществе зафиксировало и проведенное в апреле 2016 года исследование социологического центра Юрия Левады. По данным этого исследования, «россияне понемногу «отходят» от Украины – их интерес к событиям в соседнем государстве находится на минимальном уровне, сопоставимом с началом 2014 года. Но, несмотря на это, представления россиян о дальнейшей судьбе Крыма в последние два года остаются неизменными – 87 % уверены, что полуостров должен оставаться частью России». При этом главный аргумент, который использовали респонденты, объясняя, почему, собственно, «Крым – наш», это: «Крым всегда был российским». Такое заключение сделали 67 % опрошенных.
Современный российский ценностный ряд вбирает в себя все лучшее, что было наработано за долгую историю страны – от призвания Рюрика и до настоящего времени.
Это ещё одно подтверждение и отхода от первой эйфории, и спокойного понимания своей роли в истории российским обществом. Мы действительно ощутили на себе груз исторической, длиной в тысячелетие, ответственности и оказались к нему готовы. Важным аспектом является также и то, что «идея не продается». За продолжение выбранного курса россияне, в том числе и крымчане, готовы понести и многие материальные неудобства.
Ярчайшим примером в этом отношении стала история с поставками электроэнергии на полуостров со стороны Украины. Стоит напомнить, что 31 декабря 2015 года Украина согласилась поставлять электричество в Крым, если в документах контракта на эти поставки полуостров будет обозначен как территория Украины. Владимир Путин тогда снова дал высказаться крымчанам. Был проведён социологический опрос; оказалось, что 93 % жителей готовы подождать, когда Россия проложит линии электроснабжения с материка, только бы не считаться Украиной даже в локальных экономических документах.
Аналогичное отношение, только уже к глобальным экономическим санкциям, продемонстрировали россияне. В марте этого года ВЦИОМ провел соответствующее исследование, по его итогам выступил глава Центра Валерий Фёдоров, который заявил: «Россияне и сегодня уверены в правильности решения о воссоединении с Крымом и считают, что так следовало бы поступить и сегодня в подобной ситуации. При этом россияне полагают, что Россия наказана санкциями незаслуженно, что говорит о несоответствии истине заявлений Запада о стремлении к строительству демократического транспарентного мира».
Все эти социологические и исторические отступления с пространными цитатами важны, чтобы понять, насколько Крым интегрирован не только в Россию, но и в само массовое сознание, в глубинную ментальность российского общества. За цифрами и процентами в данном случае открывается понимание того, что наконец-то россияне почувствовали себя естественно и комфортно именно в контексте мировой истории и политики. Благодаря «крымской весне» мы укрепились в самоощущении великой страны и единого народа, которые только для российского народа и были естественны. И поэтому снова стоит сказать, что решение Путина о реализации «крымского плана» привело к последствиям таких длительности и масштаба, что об их окончательных итогах можно будет говорить лишь многие годы спустя. Тем не менее уже сейчас можно выделить ключевые политические особенности и перемены, которые случились в России за прошедшие с «крымской весны» три года.
Крым как фактор актуальной российской политики
Через три года после «крымской весны» стал очевидным тот факт, что сегодня в России нет ни одного сколько-нибудь влиятельного общественного и политического объединения, которое бы не соглашалось с условиями «крымского консенсуса». Крым сегодня даже не рассматривается как «предмет торговли» с Западом. Поскольку общество адекватно восприняло и санкции, и прочее внешнее давление, осознавая, что наша страна вполне может справиться с этими трудностями и, более того, выйти и из этой «войны» победителем, с более развитыми ключевыми отраслями промышленности и экономики.
Что интересно, многие лидеры несистемной оппозиции, которые в 2013–2014 годах безоговорочно приняли сторону «Евромайдана», а потом называли воссоединение с Крымом «аннексией», постепенно стали куда менее радикальны в заявлениях. Например, уже в октябре 2014 года Алексей Навальный в интервью высказал мысль весьма скандальную для своего окружения и либеральной российской среды вообще. Отвечая на вопрос, чей же Крым, он заявил, что «Крым – тех людей, кто живет в Крыму». Но те, «кто живет в Крыму», свой выбор сделали весьма недвусмысленно в рамках референдума. Эта фраза в итоге стала поводом к ещё одному скандалу и очередному дроблению российской несистемной оппозиции.
Сейчас протестные политические и общественные группы старательно обходят тему Крыма, не затрагивают её, поскольку однозначный ответ на вопрос «чей Крым?» может привести к вполне предсказуемым последствиям. Если Крым российский, то это порождает обструкцию со стороны либеральной среды, а также обвинения в предательстве идеалов демократии. Если же дается однозначный ответ о том, что Крым украинский, это автоматически сужает электоральную базу и рейтинг популярности любого субъекта политики, будь то человек или организация.
При этом в связи с возвращением Крыма в Россию именно оттуда стали исходить ультраконсервативные идеи, например, о восстановлении монархии. Во многом это популистские идеи, которые обычно воспринимаются с юмором, и естественно, что практически никто серьёзно не думает о возврате к дооктябрьской политической системе с полным набором базовых признаков монархического строя.
По опросу того же ВЦИОМ, проведённому в марте этого года, «28 % наших сограждан в принципе не против монархии, в большей степени этот подход разделяют молодые респонденты. Главное для «голосующих» за монархию – порядок и преемственность». Но важно понимать, что это своеобразное оформление лояльности к курсу Владимира Путина и его роли в руководстве страной. Именно потому определяющие факторы тут преемственность и порядок, а по сути – та самая пресловутая стабильность.
Думается, что свою роль здесь сыграла и символика прошлого, связанная с полуостровом. И не только тот факт, что Крым – это одна из последних императорских резиденций, но парадоксальным образом и то, что в Крыму в своё время состоялась Ялтинская конференция победителей во Второй мировой войне, когда именно наша страна принимала у себя союзников.
Таким образом, важны не политический строй и система, а значимость и Крыма, и всей России в мировой истории. Но в текущем историческом моменте эта идеология находится ещё в процессе облачения в конкретные политические формы. И на этом пути может пройти и стадию монархизма, и стадию «империализма», особо в них не задерживаясь. Поскольку, хоть и с упором на прошлое, но «крымский консенсус», охвативший всю страну, – это в первую очередь идеология будущего, грядущего укрепления России и планомерного изменения роли и места нашего народа и нашей страны в мире. Подходящих, законченных политических форм для этой идеологии пока нет.
Конец ознакомительного фрагмента.