Эти удивительные страны
Путевые заметки из Швейцарии
Илья Бузукашвили
В одном старом предании говорится, что когда Господь распределял богатства недр по земле, их не хватило для маленькой страны в сердце Европы. И тогда Всевышний дал этой стране горы, подобные небесным замкам, могучие ледники, грохочущие водопады, бесчисленные озера и приветливые благодатные долины.
Когда миром повелевал могучий Рим, Гельвеция видела грозные римские легионы, шедшие на завоевание алеманов и франков. Когда несметные полчища Аттилы в эпоху великого переселения народов двигались вперед, разрушая и созидая племена и народы, бушующие волны этого гигантского людского потока заливали гористую страну, и многочисленные руины и поныне остаются там немыми свидетелями далекой эпохи. Сколько тайн, открытий и далеких воспоминаний всегда готовы к встрече с вами, если вы отправляетесь в путешествие!
Вильгельм Телль: бесстрашный стрелок и «камень Шиллера»
На берегу Фирвальдштеттского озера швейцарцы поставили памятник немецкому поэту. Высокий, напоминающий пирамиду, камень со словами: «Певцу Телля, Фридриху Шиллеру».
Самая знаменитая швейцарская легенда, воспетая Шиллером, уходит корнями в Средние века.
В XIII столетии через альпийские перевалы проходили торговые пути из Италии в Северную Европу. Самым коротким и удобным из них был Сен-Готтардский проход. Жившие на этой дороге горцы участвовали в перевозке и охране людей и товаров и взимали пошлину за право проезда по их владениям.
Но очень скоро выгодами подобного положения решили воспользоваться австрийские Габсбурги. Войска мощной империи постепенно овладевали горными замками и устанавливали на захваченных землях свой порядок.
История нынешнего Швейцарского Союза, объединяющего 26 независимых кантонов, начиналась в Альпах, в самом их сердце – там, где расположен старинный городок Альтдорф, который и по сей день является столицей кантона Ури. Его герб – бык, символ силы. Сила была необходима швейцарцам, чтобы отстоять свою независимость.
В начале августа 1291 г. состоялась историческая встреча представителей трех кантонов: Ури, Швица и Унтервальдена. На лесном лугу Рютли была дана клятва помогать друг другу в борьбе против владычества Габсбургов. Тогда-то и появился Вильгельм Телль.
Легенда рассказывает о том, как однажды австрийский наместник Гесслер заставил жителей городка Альтдорф кланяться установленному на главной площади шесту с надетой на него шляпой. Первым, кто отказался это сделать, был Вильгельм Телль, вольный горец, спустившийся в долину со своим сыном, чтобы купить ему арбалет. Разгневанный неуважением к власти, Гесслер решил подвергнуть Телля жестокому испытанию: «Посмотрим, такой ли ты меткий стрелок, как о тебе говорят. С расстояния тридцати шагов тебе нужно будет попасть в яблоко, которое мы установим на голове твоего сына. Попадешь – подарю тебе жизнь, откажешься – будешь казнен». Выбора не было. Взял Вильгельм Телль две стрелы. Одну спрятал на груди. Другой прицелился… и пригвоздил яблоко к дереву, не задев и волоса на голове мальчика. На вопрос Гесслера, зачем нужна была вторая стрела, горец ответил, что если бы вдруг дрогнула его рука и он попал в сына, то в Гесслера – второй – уж точно не промахнулся бы. В ответ на столь дерзкую откровенность австрийский наместник решил, что сохранит Теллю жизнь, как и обещал, но проведет ее вольный стрелок в тюрьме, в неприступном замке. Туда и отправились они на лодке по Фирвальдштеттскому озеру. Вдруг на озеро опустился непроглядный туман и поднялись большие волны. Стало ясно, что либо лодка разобьется о скалистый берег, либо нужно доверить ее управление Теллю, который хорошо знал эти места. Телль довел лодку до берега, но, как только коснулась она носом земли, соскочил на берег и скрылся в лесу. Вскоре стрела героя настигла австрийского наместника.
Хотя и нет серьезных доказательств тому, что Вильгельм Телль был исторической личностью, вряд ли швейцарцы когда-нибудь расстанутся с любимой легендой. В наш практичный век, требующий на все фактов и доказательств, остается тяга к подобным преданиям – словно необъяснимое влечение сердца.
История и легенда всегда тесно переплетены между собой. Рассказывают, что именно выстрел Телля явился сигналом к народному восстанию, и спустя восемь лет вольные горцы разбили войско Габсбургов в битве при Моргартене и навсегда изгнали австрийцев из Швейцарии. В одной из хроник XVI века упоминается даже «точная» дата знаменитого выстрела: 18 ноября 1307 г. В национальном историческом музее Швейцарии хранится арбалет, который, по преданию, принадлежал Теллю, а на берегу Фирвальдштеттского озера, в том месте, где, как говорят, гордый швейцарец соскочил с лодки, построили красивую часовню.
Но исторические даты и факты – лишь вершина айсберга. Другая, значительно большая его часть скрыта в глубине. Это тайна каждой легенды, ее примеры и уроки. Разве не они оставляют следы в народной памяти? И потому на главной площади в Альтдорфе стоит знаменитый памятник Теллю. И здесь же каждый год ставят драму Фридриха Шиллера «Вильгельм Телль». Тогда легенда входит в наш день из старых времен, и из уст героя можно услышать слова, которые, возможно станут для тебя открытием:
Покой мне чужд.
Я не рожден быть пастухом. Я должен
За целью ускользающею гнаться;
И лишь тогда мне наслажденье жизнь,
Когда в борьбе проходит каждый день…
Цюрих, Гете и белые лебеди
В начале прошлого века, когда Швейцария стала вдруг очень популярна среди путешественников, для многих стало неоспоримым фактом, что произошло это не в последнюю очередь благодаря произведениям великих поэтов: драме Фридриха Шиллера, ярким пламенным поэтическим строкам о Швейцарии Байрона, «Письмам из Швейцарии» Гете.
Гете много путешествовал по стране, хорошо знал ее нравы и обычаи. И имел там немало друзей. В Цюрихе он не раз останавливался у своего близкого друга Иоганна Каспара Лаватера в доме № 11 по Шпигельгассе. Сегодня на стене дома – памятная доска с надписью: «В этом доме жил Лаватер, а Гете всегда находил здесь теплый прием». Лаватер был известным проповедником и писателем-философом. Послушать его службу в церкви Святого Петра всегда приходило множество людей. Он был знаменит, обладал многими сокровенными знаниями, а также прославился как автор книги «Фрагменты физиогномики» – искусство определения характера человека и его будущего по чертам лица уходит корнями в глубокую древность. Рассказывают, что Гете тоже принимал участие в написании книги. На стене дома Лаватера рядом с памятной доской можно увидеть и портрет немецкого поэта с надписью: «Дом, который видел таких гостей, разве может после этого утратить гостеприимство?..»
Современный Цюрих – самый большой город страны – находится в так называемой немецкой части Швейцарии. Изысканный и элегантный, со сверкающими витринами дорогих магазинов, многочисленными банками и стерильно чистыми улицами, он легко сохраняет при этом свое очарование, возраст которого измеряется веками.
Самая старая церковь города – церковь Святого Петра, с самыми большими в Европе часами на колокольне, – была построена на средства жителей Цюриха. Говорят, в начале XX века на колокольне круглосуточно дежурил человек, задачей которого было каждые 15 минут глядеть по сторонам – проверять, нет ли в городе пожара. Если где-то был виден дым или огонь, он возвещал об этом, но не звоном колокола, а размахивая красным флагом днем или красным фонарем ночью.
Что же касается самых больших часов в Европе, то достаточно сказать, что диаметр циферблата составляет 8,7 м, а когда проходит минута, большая стрелка часов перемещается на 47 см.
Гуляя по городу, невозможно не заметить, как много здесь фонтанов, маленьких и больших. И во всех до сих пор течет питьевая вода, и не так-то просто привыкнуть к тому, что можно вот так легко утолить жажду у фонтана.
«Дворик лип» – Линденхоф – небольшая, но очень красивая площадь. Считается, что именно здесь, на высоком берегу реки Лиммат, начинался древний Цюрих. Никто так и не знает, как он назывался в эпоху римлян. Предполагают, что имя его было Турикум. Во всяком случае, именно это слово встречается на древних монетах, найденных здесь археологами. Монеты эти сейчас находятся в Национальном историческом музее, как и все, что связано с историей страны.
Здесь же, на Линденхоф, стоит памятник «Смелости жителей Цюриха». Он связан с одной легендой XIII века. Однажды на противоположном берегу Лиммата появился военный отряд одного из представителей династии Габсбургов. К несчастью, именно в тот день большей части мужского населения не было в городе. В критический момент свою находчивость проявили дамы. Они собрались на площади, прихватив с собой барабаны, свистульки и самые разнообразные предметы кухонной утвари, которые могли отражать солнечный свет. Они подняли такой шум, а начищенные кастрюли и сковородки так горели на солнце, что неприятель отступил, испугавшись большой армии защитников города, блеск оружия которой слепил глаза…
Река Лиммат, красивая и спокойная, делит город пополам. Она впадает в Цюрихское озеро, и ночью в месте ее впадения можно наблюдать, как устраиваются на ночлег сотни белых лебедей…
«Странствие есть память, – писал князь Сергей Волконский. – Это прошлое в настоящем… Всякое свое странствие человек с собой несет, в себе несет, потому что каждое меняет его, после каждого он уже не тот, каждое новое странствие есть новое богатство…»
Узник Шильонского замка
Про берега Женевского озера близ городка Монтрё Байрон писал, что они «красивы, как грезы»: линия гор, возвышающаяся над Ронской долиной, сочная зеленая окраска их вершин и синева воды создают здесь картину законченной гармонии. О том, что и в отдаленные времена люди ценили эту местность, свидетельствуют многочисленные старинные замки, расположенные в окрестностях Монтрё.
Здесь же, на берегу Лемана – так еще называют Женевское озеро, – находится и один из самых знаменитых в мире замков Швейцарии – Шильон. В XII веке он был буквально вырублен в скале, о чем свидетельствуют макеты, изображающие несколько этапов возведения крепости. Любопытно, что следы человеческих поселений на Шильонском утесе относятся еще к бронзовому веку, а более поздние – к эпохе Римской империи. Еще в том же XII веке замок был пожалован графам Савойским, которые выгодно использовали его господствующее местоположение на узкой дороге между горами и озером.
Башни и бастионы, залы писцов и гербов, спальни, комнаты для гостей и графские покои… – столетия практически не изменили облика древнего Шильона. Было время, когда в подземелье замка томились узники. Здесь на одной из колонн, по преданию, оставил свой автограф Байрон. После знакомства с подземельем он написал поэму «Шильонский узник»:
Ты знаешь ли тот край, где волны дивно голубые
Шильона нежат стены, солнцем залитые?
Видала ль ты, Арвельские как скалы погружают
В те волны тени, и в волнах как в сумерки играют?
Гора Пилата и красный дракон
Недалеко от Люцерна есть горная вершина, имя которой не очень вяжется с европейским колоритом. И тем не менее – гора Пилата, Швейцарские Альпы, высота 2132 м.
Вспомним Булгакова. В конце знаменитого романа Мастер отпускает на свободу душу своего героя в белом плаще с кровавым подбоем, и пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат, осуществляя свою мечту двухтысячелетнего ожидания, уходит по лунной дороге над черной бездной.
Где и когда успокоилась душа Пилата? На этот счет есть немало разных версий.
Согласно одному из преданий, римский император так прогневался на своего наместника за его деятельность в Иудее, что по возвращении того в Рим заключил в тюрьму, где, мучимый позором, Пилат и закончил свои дни. Его тело было брошено в Тибр, но река не захотела принять его – на воде поднялась буря и продолжалась до тех пор, пока волны не выбросили тело на берег. Потом оно было отвезено в Галлию, но с рекой Роной, протекающей мимо теперешнего Лиона, история повторилась, как повторилась она и в третий раз, когда тело прокуратора Иудеи отказались принять воды Женевского озера. Тогда было принято решение отправить тело в самую глухую область Альп. Там его бросили в глубокое темное озеро недалеко от горы, тогда называвшейся Fractus Mons. Все думали, что теперь душа, погруженная в глубины уединенного озера, обретет, наконец, покой. Но тому, кто «умыл руки» при осуждении Христа, не суждено было покоя. Над горой всегда нависали тучи, всегда там бушевали дождь и ветер. Иногда буря спускалась вниз, затопляя целые стада овец и коров, смывая дома и уничтожая посевы.
Так продолжалось до тех пор, пока молодой студент, знакомый с тайнами магии, не решил повстречаться с беспокойным духом Пилата. Как рассказывает предание, он взошел на гору и, вызвав силой своих заклинаний дух прокуратора, заключил с ним договор. Лишь один раз в году тот мог быть свободен, все остальное время он должен был оставаться в уединении и не тревожить жителей долины. С тех пор воцарилось спокойствие. Но раз в году, в Страстную пятницу, всякий, кто взошел бы на гору или прошел мимо озера, увидел бы страшную фигуру Пилата, восседающего на скале. Несчастье и смерть сулила такая встреча, а потому обитатели этих мест редко поднимались на вершину…
Возможно, не многие из нынешних жителей Люцерна и его окрестностей помнят старое предание о Пилате. А гору Пилата уже не боятся, а очень любят не только сами швейцарцы, но и множество туристов со всего света.
С некоторых пор у нее даже появился новый имидж, если можно так сказать о нынешнем символе горы – красном крылатом драконе. Его изображение я встречал на рекламных щитах при подъезде к Люцерну, в самом городе и, естественно, на многочисленных туристических буклетах.
Дракон этот – тоже из легенды. XV века. Рассказывают, что огромного дракона с каменными крыльями видел высоко в горах один из местных крестьян. Очнувшись от обморока, он якобы обнаружил неподалеку оставшуюся от дракона груду камней, из которой сочились струйки крови чудовища. Камни те, как выяснилось чуть позже, обладали особыми, целительными свойствами. Вот такая история.
Согласно древним преданиям, здесь, в горах, и были пещеры, в которых жили эти драконы. Но сегодня мало кто верит в это, ссылаясь на то, что в сказках этих мест нет упоминаний о драконах. Так что многие склонны полагать, что красный дракон – скорее приманка для туристов, романтический образ, о котором вспомнили в целях рекламы.
Как бы то ни было, горы всегда влекут людей, и гора Пилата – не исключение. До вершины можно добраться разными путями. Во-первых, по подвесной канатной дороге, которая проходит вдоль одного склона горы. На самом верху находятся несколько прекрасных смотровых площадок, вырубленные в скале коридоры, рестораны, кафе и даже небольшой отель – для особых любителей горной романтики.
Второй путь, ведущий на гору по противоположному склону, – предмет особой гордости швейцарцев. Это самая крутая рельсовая фуникулерная дорога в мире. О чем напоминают, например, надписи на бортах вагончиков, в том числе и на русском языке: «Самый крутой подъем в мире». Крутизна наклона – 48 градусов. Время в пути – 40 минут. Незабываемые мгновения наедине с природой – каменные кручи, многовековые сосны-великаны, зеленые альпийские луга…
«Я ехал через Швейцарию, все время в горах, – читаем в одном из писем Федора Шаляпина. – …Каким чувством умиления я был переполнен, смотря на эту удивительную природу… Боже, какое величие, какая красота – мне казалось, что если только существует это нечто, что мы называем Богом, то это, несомненно, или жило, или должно жить здесь, в этой… величественной, святой красоте. Мне даже думалось, что будет лучше, если я на одной из станций уйду из вагона и пойду, благословляя Бога и его создание, куда глядят мои глаза. Мне невольно припомнился этот романс Чайковского на слова Толстого: “Благословляю вас, леса, долины, нивы, горы, воды и всю природу – если б мог, я в свои объятия б заключал“, – и я запел…»
Лики Чехии
Алексей Слепухин
Основные богатства и ценности, которыми гордится любой народ, конечно, сосредоточены в главном городе государства. Это многочисленные музеи, культурные центры, фонды, национальные библиотеки. Да и сама столица – это лицо страны. Но познать душу, увидеть национальный характер, особенности жизни, не приукрашенные мегаполисом, можно только в провинции. Именно в маленьких, полусонных городках можно сделать довольно любопытные зарисовки.
В Чехии для этого можно поехать в любую сторону. Городки за пределами досягаемости Праги самобытны и привлекательны. О трех из них я и хотел бы рассказать.
Подебрады
Город Подебрады расположен в 50 километрах от Праги, на реке Лаба, которая при слиянии с Влтавой образует знакомую всем Эльбу. Помимо исторического ядра здесь существует курорт, и достаточно молодой – ему нет еще 100 лет. В 1905 году были обнаружены три минеральных источника – Бюлов, Хохенлоке и Харикма, а впоследствии их число увеличилось до 13. Бурно развивался курорт в середине 20-х годов, когда в Подебрады отправились лечиться жители Европы, потрепанные лихолетьем Первой мировой.
Меня же, помешанного на замках, больше интересовала внушительная постройка в центре города. Расположенный на холме, замок горделиво возвышается над Лабой, отражаясь в ее медленных водах. Над его основным корпусом доминирует высоченная башня цилиндрической формы, ласково прозванная Гласной. Замок принадлежал мелкопоместному дворянину, который возвел его на месте готического, правда, сохранив дух предыдущей постройки.
Подебрады гордятся тем, что это родина удивительного человека – короля Йиржи. Этот народно избранный король тайно поддерживал сторонников Яна Гуса, за что прозвали его «гуситским». Он находился у власти 13 лет, с 1458 по 1471 год. За этот короткий срок он смог добиться консолидации общества в Богемии и Моравии, разобщенного феодальным распрями, религиозными войнами и постоянным немецким вмешательством в дела чехов. Король Йиржи, надо отдать ему должное, сумел договориться с обеими сторонами. Будучи первоначально королевским казначеем, он знал, как умилостивить одних и жестко поговорить с другими.
Говорят, что этот человек обогнал свое время, родившись на 500 лет раньше. Одним из его достижений является проект союза европейских князей ради достижения общеевропейских целей, а не амбициозных притязаний одного «удельного хозяина». Проект короля Йиржи не смог осуществиться на практике, но зато благодаря ему Европа начала готовиться к объединению и созданию мирных общественных организаций еще со Средневековья. Благодаря королю Йиржи был также возведен фасад и башни храма Девы Марии пред Тыном (Тынский храм) – украшение Староместской площади Праги.
Однако с 1461 года Йиржи стал поддерживать чешских чашников, за что был предан анафеме папой Павлом II и низложен в 1466 году. Понтифик же спровоцировал крестовый поход против чешских чашников, еще один в череде религиозных войн в Богемии. Возглавил этот поход зять Йиржи венгерский король Матияш Хуньяди (Матвей Корвин). Неожиданная смерть «гуситского» короля в марте 1471 года способствовала католическому захвату реальной власти в Богемии.
…На центральной площади перед Подебрадским замком красуется конная статуя короля. Величественный памятник окружен цветами, и кажется, что правитель горделиво выезжает из замка на своем скакуне и движется на запад, в столицу. Что ж, это символично! Вечером его подсвеченный силуэт словно парит над окружающими зданиями. Для него время не остановилось, просто он продолжает жить в своем измерении.
Градец Кралове
В Богемии много красивых городов: каждый из них может похвастаться то интересным собором, то романтической улочкой, то грандиозным замком. Такова Чехия! Но есть городок, чья красота была признана еще в средние века и сохранилась до сих пор. Название его – Градец Кралове. В XI столетии он становится резиденцией Пршемысловичей, не случайно выбравших это место. Над Лабой возвышается холм, с которого удобно наблюдать окрестности. Этот критерий издавна применялся при строительстве укрепленного города.
После возведения фортификационных сооружений эта королевская резиденция была признана самым большим, после Праги, городом во всей Богемии.
В 1305 году после смерти чешского короля Вацлава II королева Элишка приказывает возвести в Градце Кралове собор Святого Духа. Город активно участвовал в религиозных войнах, не раз становясь оплотом войск Реформации, что отразилось и в его облике, и в его истории.
Градец Кралове обладал внушительными крепостными стенами, не сохранившимися, к сожалению, до наших времен. В 1884 году историческое ядро было перестроено: валы и стены были снесены, а на их месте разбит парк.
Путешественника Старый Город встречает двумя своими площадями: Большой и Малой. Ранее Малая площадь носила имя известного реформатора Яна Гуса, а Большая называлась площадью Жижки, вождя таборитов.
Любого, кто вступает на Большую рыночную площадь, поражает удивительно красивый силуэт кафедрального собора. Высокий, строгий, устремленный в небо, он восхищает как специалистов по архитектуре, так и людей, слабо разбирающихся в зодчестве. Темный кирпич, длинные узкие окна-бойницы, высокие башни фасада лишь подчеркивают необычность постройки.
Мы попали в Белую башню, расположенную между собором и зданием ратуши. На самом деле башня серая, она слегка наклонена в сторону кафедрального собора, как бы стараясь с ней слиться где-то в вышине. Медленно вступаем под ее своды. Эхо и прохлада – вот первое, что встречает нас. Гулко отражается звук наших шагов на многочисленных ступенях, по которым мы устремляемся ввысь. Высота колокольни – 68 метров. Средневековые строители воплощали свои архитектурные замыслы смело, основательно и практично: широченные стены, дубовые стропила и переходы.
Наконец мы достигаем колокола, второго по величине в Чехии, по имени Августин. Язык его привязан – свой «голос» он подает только по большим церковным праздникам. Проходим сквозь механизм колокольных часов и выходим на обзорную галерею. Под нами весь Старый город с его площадями, ратушей и старинными домами, закованная в камень река и кварталы Нового города вдали. Совсем рядом с нами – шпили с флюгерами на башнях собора Святого Духа. Сверху он выглядит еще более загадочным.
Для жителей Германии и Австрии Градец Кралове – это напоминание о временах немецкой междоусобной войны, когда в 1866 году в местечке Ульм, что в 11 километрах от Градца Кралове, произошло сражение. 200-тысячное войско Габсбургов было наголову разбито 20-тысячной прусской армией. Этому событию здесь посвящен целый музей.
В конце XX века Градец Кралове был признан одним из самых красивых чешских городов.
Пардубице
Горожане мирно занимались своими делами, когда сильнейший пожар подкрался к центральной части города. Жители спешно покидали свои дома, стараясь впопыхах захватить наиболее ценное. Но это удалось немногим. После пожара выгорел почти весь старый город. Но «кому беда, а кому мать родна». Ситуацией воспользовался удачливый дворянин из Моравии, чьи владения и без того поражали воображение. Вильгельм из богатейшего рода фон Пернштейнов, начал возводить свой замок на территории, недавно еще составлявшей большую часть старого города. Так появился островной замок рода Пернштейнов. Он действительно представляет собой остров, ранее окруженный рвом с водой, а ныне прекрасным садом.
Мы прибыли в город Пардубице под вечер. Выйдя из машины на площади Освобождения, сразу обратили внимание на два необычных здания. Первое из них – Восточночешский театр – отличается от других построек своим фасадом с мозаикой, которая очень напоминает творчество Билибина и Васнецова, их иллюстрации к народным сказкам и былинам. Мозаичная картина здания театра навеяна чешскими сказаниями. Вторая постройка, привлекшая нас, была церковь Святого Бартоломеуса. Небольшая и элегантная, украшенная мозаикой (как и театр неподалеку). Полумрак и богатое убранство – вот что отличает этот храм.
Многие чешские города могут похвастаться своей готикой. Но в каждом из них этот стиль проявился по-своему. Поэтому, попадая в незнакомый мне город Чехии, я всякий раз надеюсь на встречу с необычной архитектурой, будь то замок, собор или просто маленькая часовня.
Полюбовавшись церковью, мы подходим к башне, что стоит на страже, охраняя переход с площади Освобождения к Ярмарочной площади. Последняя носит имя того самого хитрого Пернштейна, столь умело использовавшего историческую ситуацию, чтобы упрочить свое положение и оставить свое имя в веках.
Выходим на Ярмарочную площадь. По периметру она украшена аккуратно отреставрированными домами в стиле Ренессанс, возведенными после пожара 1507 года на месте их средневековых предшественников. Городская ратуша, стоящая здесь же, построена в 1894 году и украшена работами известного чешского живописца и графика Миколаша Алеша. Конечно, можно просто посидеть под сводами какого-нибудь кафе на площади, любуясь неповторимым своеобразием города, но мы торопимся дальше, к замку.
Островной замок ныне не омывается водой, на месте рва здесь разбит красивый парк, где охотно прогуливаются парочки и мамы с колясками, лениво вышагивают красавцы павлины. Сам замок небольшой, но имеет внушительный фасад, эффектно отреставрированный. На стене висит плита с фамильным гербом рода Пернштейнов. Слева – невысокая угловая башня с часами. В замке проходят спектакле на средневековые темы – «в интерьере». Производит впечатление и экспозиция местного музея: на всех полотнах видны следы пуль – их использовали в качестве мишеней при стрельбах. Картины специально не реставрировали, чтобы продемонстрировать, к чему приводит война.
С сожалением мы покидаем островной замок Пернштейнов и красивый город Пардубице. Остается позади удивительная страна Чехия с ее ни с чем не сравнимым обаянием.
Румыния. Лучше один раз увидеть
Ольга Думчева
Какие образы обычно связываются с Румынией? Конечно же ужасный граф Дракула, возможно, Карпаты с медведями, разгуливающими по улицам в поисках пропитания, ну и, может быть, если повезет, поезд «Бухарест – Синая» из фильма «Безымянная звезда».
Эти образы остаются общим представлением о Румынии… к счастью – до ее первого посещения. Тогда на смену диким, бросающимся на людей медведям, леденящим кровь легендам о вампирах и серой, безликой архитектуре приходят удивительные образы гостеприимной и очень красивой страны с богатым историческим прошлым, интересной самобытной культурой и потрясающей природой.
Ландшафты Румынии чудесны и неповторимы: причудливые ущелья и таинственные пещеры, живописные горные вершины и величественные водопады – все достойно кисти великих живописцев!..
В Румынии больше двадцати тысяч культурных памятников, среди которых дакийские фортификации и римские поселения, античные города и средневековые крепости, монастыри и церкви, а также городские ансамбли, причудливо соединяющие в себе самые разные стили – от византийского и готического до неоклассицизма, ренессанса, барокко и эклектики.
Многие из них находятся под охраной ЮНЕСКО как памятники мирового значения.
Бухарест
Архитекторы, строившие румынскую столицу, учились во Франции, и потому одно время Бухарест называли Парижем Востока. Это город широких площадей, больших улиц и величественных зданий. Невозможно пройти мимо Королевского дворца, Триумфальной арки и здания Парламента, занимающего второе место в мире по площади, уступая лишь Пентагону.
Брашов
Этот средневековый город со всех сторон окружен Карпатами – вершины гор видны из любой точки города. В Брашове каждый дом уникален, а на одной улочке часто соседствуют дома совершенно разных архитектурных стилей.
Стоит задержаться у Черной церкви, самого большого готического храма в Восточной Европе с замечательным старинным – до сих пор действующим – органом.
Ну и, конечно, почти ручные медведи, спускающиеся с гор к окраинам Брашова! К ним тут все привыкли, никто их не пугается, наоборот, медведи придают особый колорит городу.
Синая
Чудесной притягательностью обладает это место: побывавший здесь однажды будет стремиться сюда вновь и вновь. Недаром Синаю называют жемчужиной Карпат!
У румынской Синаи интересная история. В XVII веке князь Михаил Кантакузино, совершая паломничество по святым местам, посетил в Египте монастырь Святой Екатерины у подножия горы Синай. Той самой, на вершине которой Моисей получил от Создателя скрижали с десятью заповедями. Впечатленный увиденным, вернувшись в Румынию, в 1690 году недалеко от Бухареста князь начал строить монастырь, выбрав для него удивительно красивое место в Трансильванских Альпах. Через пять лет здесь появился Синайский монастырь, который дал имя возникшему рядом городу-курорту.
Главная достопримечательность городка – замок Пелешор, летняя резиденция румынских королей. На фоне карпатских гор, расположенный в прекрасном, почти сказочном парке, он очаровывает как внешним обликом, так и удивительным внутренним убранством. Этот созданный с любовью замок сегодня самый завораживающий и изысканный музей Румынии. О нем невозможно рассказать, там надо побывать.
А восхищенные увиденным, вы, без сомнения, захотите опять вернуться сюда!
Замок Дракулы?
Один из самых неприступных и красивых замков Румынии – замок Бран. Он был построен в XIV веке и долго исполнял пограничную функцию, а позже был подарен румынской принцессе Марии. В Бране множество запутанных переходов, залов, комнат, во многих из них уже давно стоят гробы и другие страшилки – посетителям рассказывают, что именно здесь бывал вампир Дракула…
На самом деле никакого вампира не было. Влад Цепеш Дракула, правитель Валахии (одного из трех княжеств, вошедших позже в состав Румынии), – национальный герой Румынии. Из-за его крутого нрава Влада Дракулу иногда называют румынским Иваном Грозным, а историю его рода и его судьбу подробно изучают в румынских школах.
Откуда же тогда появился «миф» о вампире Дракуле?
Оказывается, в XVIII веке ирландец Б. Стокер написал фантастический роман «Дракула», изобразив его главного героя, Влада Цепеша Дракулу, ведущим двойную жизнь, вампиром. Через некоторое время вышло несколько экранизаций книги… И в Румынии начали искать так натурально показанный в фильме жуткий, внушающий ужас замок Дракулы. Не найдя такового, «исследователи», не мудрствуя лукаво, остановили свой выбор на Бране… А еще рассказывают, что Влад Дракула был известным в средневековой Румынии алхимиком и выдумал историю про вампира, чтобы отпугнуть слишком любопытных посетителей.
Ну вот и все.
И если вы собрались в Румынию, я вам немного завидую, ведь все открытия у вас впереди!
Караванными тропами Велебита
Светлана Просенкова
На свете очень много красивых мест и каждое со своим индивидуальным лицом и особым шармом. Одни из них общеизвестны и общедоступны, другие, как перламутровые жемчужины, сокрытые в невзрачной и уродливой на первый взгляд раковине, проявляют свой истинный блеск и очарование для тех, кто их обнаружит. Это относится не только к огромным мегаполисам, обширным природным паркам и заповедным местам, но и к малым городам и поселкам, богатым своими глубокими культурными корнями, историей и традициями, с прекрасными гостеприимными жителями.
Одной из таких жемчужин стал для меня и моих друзей далматинский городок Стариград-Пакленица, известный, прежде всего, как морской курорт и отправная точка для горных маршрутов на живописные скалы природного парка Велебит. Склоны ущелий густо поросли сосновым лесом, стволы которого, нагретые на солнце, выделяют особый аромат смолы «паклины», давшей название этой местности. В древности смолу использовали и как средство для заживления ран, обнаружив ее целебные свойства, и при изготовлении фитилей для освещения.
Хроники сообщают, что Стариград-Пакленица возник на месте еще доисторического поселения периода неолита, что подтверждают керамические находки из горных пещер, преклонный возраст которых насчитывает более 80 тыс. лет. В течение двух последних столетий до н. э. восточное побережье Адриатического моря постепенно завоевывали римские легионы. Власть Рима укрепилась в начале I века н. э. с возникновением римской провинции в Далмации, которая охватывала окрестности Стариград-Пакленицы, т. е. место, на котором издревле жили коренные либурны – народ, возможно, родственный иллирийцам. Их область расселения простиралась от реки Крка на юге до залива Кварнер на севере и в античные времена носила название Либурния. Смола «паклина» широко применялась для строительства парусных кораблей, получивших название «либурна», а позднее этот тип легкой парусной галеры стали использовать и римляне.
Во времена древнеримского правления на маленьком полуострове в 3,5 гектаров, который теперь представляет единое целое с материком вследствие строительства трассы Ядранска магистрала (Jadranska magistrala) вдоль адриатического побережья, был основан Аргирун-тум (Argyruntum). В I веке н. э. император Тиберий даровал ему статус города (это означало, что его жители получили римское городское право), и приказал возвести городские стены и крепости. Небольшой городок на побережье быстро превратился в развивающийся морской порт за счет торговли с центром, а на скалистых вершинах для защиты важных торговых путей появился ряд оборонительных систем.
В начале XX века археологи обнаружили в окрестностях Стариграда остатки стен римского города. Похоже, что внутри имелась правильная сеть улиц. За стенами, вдоль главной магистрали, которая вела из города в направлении юго-востока, располагалось городское кладбище. Было найдено около 400 могил античного некрополя. Как это было принято на протяжении всего римского правления, городские жители кремировали своих умерших и их золу помещали в керамические или каменные сосуды. Рядом в гробницы клали различные предметы, отражающие как благосостояние и вкус тогдашних городских жителей, так и торговые связи с удаленными областями римской империи. Среди находок обнаружены украшения, выполненные из серебра, бронзы и янтаря, инструменты, оружие, керамическая, металлическая и стеклянная посуда. Особенно была ценна коллекция, содержащая 146 различных видов стеклянной посуды, импортированная из Египта, Сирии, Кипра, Италии, Паннонии, а также изготовленная в местных мастерских. Коллекция римского стекла из Аргирунтума хранится в археологическом музее города Задар. Ценные находки свидетельствуют, что современный город Стариград-Пакленица прожил свой античный период в полном блеске римской цивилизации. С ослаблением римского правления, начавшегося в IV веке, Аргирунтум потерял торговые связи, а его обедневшее население потянулось в надежные места на окрестных склонах Велебита.
В XVI веке из-за частых турецких вторжений город Стариград-Пакленица был окончательно разграблен и пришел в запустение. И только спустя 150 лет в эпоху венецианского правления, словно Феникс, вновь начал возрождаться из пепла.
Башня Вечка (Večka kula), возвышающаяся на самой оконечности мыса Вечко полье (Večko polje), принадлежит к ряду венецианских башен, которые были построены в конце XVI века на Велебитском канале (Velebitski kanal) с целью защиты от нападения турок. Она очень хорошо видна практически по всему побережью Адриатического моря в районе Стариград-Пакленицы. Исторические факты говорят, что башня Вечка имела отношение к средневековой деревне Вече (Veče), впервые упомянутой в летописях в 1508 году, на месте которой сегодня вырос прибрежный городок Селине (Seline). Также известно, что находящаяся там романская приходская церковь Святого Петра (Crkva Sv. Petar) когда-то принадлежала этой деревне. С XIII по XIX век церковь была свидетелем самых торжественных и самых печальных моментов истории жителей этого региона. Клинообразные проемы в стенах красноречиво указывают на то, что в неспокойные времена веру приходилось защищать при помощи оружия. Хотя церковь была восстановлена в 1970-х годах, сегодня она используется лишь изредка.
Положение башни на краю Вечко полье имело стратегическое значение, так как она давала возможность обзора движения по Велебитскому каналу. Порт Вечка (Večki porat) как основной порт для экспорта древесины из Пакленицы упомянут в исторических хрониках во второй половине XVII века. Наравне с ним говорится также об уже обветшалой и покинутой Вечке куле. Видимые остатки прямоугольного двора, которые сегодня частично лежат в море, когда-то окружали этот старинный трехэтажный бастион из просоленного морем камня. Известно, что деревня Вече к тому времени была разрушена под натиском турецкого вторжения.
О башне Вечка существует много легенд, но самая часто упоминаемая – про короля с собачьей головой. В ней говорится, что некогда в башне жил Король-Пёсьеглав, который вынужден был убивать каждого цирюльника, чтобы сохранить свою страшную тайну. Но благодаря сообразительности одной из матерей ее сын остался жив. Он предложил королю отведать хлеб с подмешанным в него материнским молоком. Король признал юношу своим братом и повелел хранить молчание относительно его собачьей головы. Юноша долго носил в себе эту тайну, но однажды доверил ее земле. Чудесным образом дудочка пастуха, сидевшего за кустом, в тот же миг вместо музыки заиграла: «У нашего короля пёсья голова». И ветер разнес эту весть по округе. От короля все отвернулись, и он доживал свой век в башне Венка в полном одиночестве.
Единственная жизнь, которая окружает сегодня эти забытые мертвые камни, теплится в нежном цветении красных маков и полевых цветов, устилающих пестрым покрывалом побережье. А на вершине крепостной стены выросло и тянется к солнечным лучам молодое зеленое деревце…
Этот рисунок башни Венка датируется 1660 годом. Его когда-то выполнил королевский строитель военных сооружений Мартин Штир (Martin Stier) по поручению австрийского короля Леопольда II. На нём отчетливо виден материковый мыс, выдающийся в море, и противоположный берег (включающий в себя и остров Паг), хорошо просматриваемый из Стариград-Пакленицы. Портовое поселение напротив башни Венка (и об этом говорит надпись на картине) – городок Виньерац (Vinjerac), который вырос на месте древнего монастыря Святого Павла, куда вплоть до XV века стремились отшельники в поисках покоя и умиротворения. В период Венгерско-Хорватской монархии монастырь вместе с территорией Задара был продан Венецианской Республике. Венецианцы низвергли святую обитель и укрепили беззащитный полуостров башнями и крепостными стенами. В 1657 году под натиском турок цитадель пала, и большинство местных жителей покинуло свои столетние дома. Тем, кто остался, пришлось восстанавливать Виньерац практически из руин. Следы этой реконструкции можно увидеть в облике города и в наши дни.
До Виньераца и дальше в сторону города Задар проходило одно из главных торговых направлений. Другое – через Велебит в Лику (Lika) по горному ущелью Большая Пакленица (Velika Paklenica). Столетиями местные жители вели кочевой образ жизни, прокладывая караванные пути с начала весны до глубокой осени, пока первый снег и сильные ветра не становились им непроходимой преградой. Отправная точка была в деревне Марасовичи (Marasovici), и на ранней заре торговцы отправлялись в первую часть 10-часового пути на высоте 1250 м до Grubisin dolas и далее в Lika, Gospic, Udbina, Josani, Pecani, Kula Atlagica, Mazin, Ribnik и Pocitelj. На мулах, которые могут нести груз до 80 кг, везли инжир, мед, оливки, виноград, а на вырученные деньги закупали пшеницу, кукурузу, соль и сахар. Табак, спички, кофе и алкоголь перевозили незаконно, имея на этом дополнительный доход. Вот почему четверо жандармов, работавшие посменно, постоянно дежурили в Марасовичи и контролировали этот район, чтобы вовремя перехватить контрабанду, в том числе и с лодок, прибывавших из Италии.
Жители этой обширной территории традиционно занимались земледелием, животноводством и пчеловодством. Обрабатывали каждый полезный клочок земли, а с лугов заготавливали сено, чтобы прокормить скот в течение зимы. Возделанные поля и пастбища располагались в самом «сердце» сегодняшнего Национального парка «Пакленица»: Ogradica, Zapadak, Velika и Mala Močila, Grabove doline, Rimenić и Jasenar. Семьи традиционно выращивали картофель, белокочанную капусту, бобы, фасоль, свеклу, ячмень, спаржу, фенхель. В прибрежной зоне, Стариград-Пакленице и в Селине, собирали урожай с фруктовых деревьев: вишни, сливы, оливки, миндаль, виноград и инжир. В домашних хозяйствах находили применение кизил, рябина, ежевика, а также толокнянка, тимьян и горечавка.
Неудивительно, что для строительства домов люди в первую очередь выбирали места, защищенные стенами каньона от ветра бора, близ лесов для заготовки дров и строительного материала и пахотных земель для выращивания зерновых культур, недалеко от пастбищ и источников воды. В старые времена дома строили из сухого камня без применения каких либо связующих материалов, а крыши покрывали ветками, сеном и тесаными сосновыми досками. Позже стали использовать кровельные листы и черепицу. Бетон пришелся «ко двору» лишь в начале ХХ-го века, куполообразные крыши можно увидеть на некоторых постройках в Стариград-Пакленице, в том числе на мельницах и церквях.
Понятие «дом» включало в себя скромную горную хижину, загон для скота, хозяйственные постройки. Большинство хижин Велебита состояло из одной большой комнаты, погреба и чердака. В передней части дома располагался очаг, на котором готовили пищу. У камина размещали также полки с продуктами и утварью. Дождевые потоки, стекая с покатых крыш в установленные снаружи бадьи, обеспечивали хозяевам некий запас воды. Полки для молока, сыра и сливочного масла, а также кровати, сундуки с одеждой и бельем помещали в задней части дома. Вот так худо-бедно, а на жизнь не жаловались.
Сегодня плодородные земли Марасовичи в основном зарастают травой, коровы и козы почти исчезли, и лишь немногие старожилы по-прежнему остаются в деревне. А после того, как в 1949 году этот район был объявлен Национальным парком и выпас скота был запрещен, 500-метровые склоны каньонов Большая и Малая Пакленица неуправляемо завоевывает густой лес. И части караванного пути представляют собой теперь живописные туристско-альпинистские маршруты, один из которых приводит к фортификационному сооружению Пакларич (Paklaric), возведённому над входом в ущелье Большая Пакленица для защиты бывшего торгового пути.
В ходе археологических исследований, проводимых в 2001 году, в восточной части скальной платформы была обнаружена крепостная стена и найдено небольшое количество доисторической керамики и много керамики эпохи Средневековья. Полагают, что упомянутая защитная стена была построена в период позднего Средневековья (XIV–XVI вв.) на остатках древнего римского укрепления. В западной части платформы обнаружили множество костей животных, раковин и фрагментов глиняных сосудов, а также три серебряные монеты венецианских дожей.
Подъем к руинам крепости Пакларич начинается от старой водяной мельницы на берегу горного ручья по правую сторону от входа в каньон. Облагороженная тропа из щебня в тени гладкоствольных сосен круто восходит по склону вверх, пока вершины деревьев не остаются далеко внизу. На случай передышки на тропе установлены четыре информационных стенда: «Караванный путь», «Традиционное сельское хозяйство Южного Велебита», «Животноводство Южного Велебита» и «Дома (станови) Велебита», чтобы можно было поближе познакомиться с традициями и обычаями этой области и осознать в этой связи стратегическую важность форта Пакларич. Длина пути составляет 550 м и преодолеть его можно неспешным шагом минут за 20.
Останки каменной кладки Пакларич, некогда служившей мощным укреплением, сохранились частично и со всех сторон уже охвачены растительностью. Но с вершины открывается завораживающий панорамный вид на море и окрестности. Как на ладони, можно лицезреть все исторические места на побережье у подножия Велебита: Стариград-Пакленица, Селине, Виньерац, Марасовичи, башня Вечка, церковь Святого Петра и, конечно же, сам каньон Большая Пакленица. Когда видишь посетителей внизу в ущелье, представляешь себя на месте охранника, зорко наблюдавшего отсюда за торговыми караванами.
А для удобства обзора рядом со старой крепостью построена современная круглая смотровая площадка с телескопом, откуда на расстоянии и в деталях можно разглядеть и саму крепость Пакларич, и протянувшуюся на 145 км вдоль побережья извилистую линию гор южного Велебита (от города Сень на севере до каньона реки Зрманья на юге), высота прямостоящих отвесных скал которого достигает более 1700 м. Стоит особо подчеркнуть, что Национальный парк «Пакленица» со своими знаменитыми карстовыми Большим (14 км) и Малым (12 км) каньонами является частью горного района Велебит, второго по величине заповедника Европы, в 1978 году включенного в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Своими южными склонами Велебит обращен к Адриатическому морю, приносящему теплые воздушные массы на побережье, которые, встречаясь с холодными потоками из-за гор, порождают местный феномен: разрушительной силы ветер бора.
В Национальном парке «Пакленица» около 70 пещер – самая известная Манита печ (Manitapec), 175 м в длину, состоящая из двух гротов со сталактитовыми и сталагмитовыми образованиями – и обширная система скальных тоннелей. Некоторые из них во время войны были созданы и задействованы югославской Коммунистической партией маршала Тито в качестве секретного бункера. Самые высокие пики на территории Национального парка и в то же время всего Велебита – Вагански Врх (Vaganski vrh), который достигает высоты 1757 метров, и Свето Брдо (Sveto brdo, 1753 м). Сегодня Пакленица является излюбленным туристическим маршрутом (их проложено более 150-ти различной сложности) и одним из самых привлекательных мест для скалолазания в Европе.
Особенности климата, запрет на выпас скота и внутренние процессы в недрах скал привели к тому, что ранее бесплодный каменистый пейзаж претерпел значительные изменения. Склоны Велебита безжалостно охватывает густой девственный лес. В парковой зоне площадью 96 км2 сегодня произрастают около 800 видов растений, среди которых находят себе места для обитания более 200 видов птиц, 82 вида бабочек, большое разнообразие рептилий, крупных млекопитающих и травоядных животных (куница, лиса, ласка, бурый медведь, кабан, олень, дикая коза, косуля, рысь и др.), а горные породы богаты на ископаемые и окаменелости. Своеобразный «золотой ларец» Природы открыт перед каждым, кто попадает в ее уникальные чертоги, хотя в народе ущелья Большой и Малой Пакленицы именуют «маленький ад»: склоны каньонов с разветвленной сетью гротов и пещер (прямая ассоциация с входом в подземный мир) нагреваются под палящим солнцем, словно горнило, а огненный оттенок «красных скал», и формой похожий на языки пламени, заметен издалека.
На южном перевале Велебита вдоль горных троп сохранился древний некрополь Мирила (Mirila, «почившая душа»). Это традиционное захоронение XVII–XX веков хранит память о велебитских скотоводах-кочевниках из близлежащих деревень. Умершего на горных склонах относили к деревенской церкви и потом на место упокоения, где его предавали земле. Почившего укладывали на ложе, где он мог приветствовать солнце в последний раз, и затем между головой и стопами устанавливали граненные камни, по которым определяли его размер (mirila = мера в далматинском диалекте). Между двумя вертикальными скрижалями (одни строго прямоугольные, другие с закругленными углами) клали еще 5 плоских камней, которые были важнее могилы, потому что считалось, что в земле находится только тело, тогда как душа обитает на камнях. «Каждый камень может стать mirilo, но mirilo никогда больше не быть обычным камнем».
Среди высеченных на каменных надгробиях мистических знаков и символов здесь можно увидеть самобытную иконографию от простых мотивов с крестами (латинскими, греческими, солярными, антропоморфными), часто в комбинации с солнечными кругами, до совсем неподдающихся определению символов (розеток, спиралей, перекрещивающихся крюков), смысл которых известен только мастеру, который выгравировал их…
Путь к Mirila не близок. Асфальтированная дорога от центра Стариград-Пакленицы все время поднимается вверх по горному склону, за спиной далеко внизу остается россыпь апартаментов, широко разбросанных по побережью. И если бы не указатели, вряд ли можно было бы различить среди карстовых скальных выступов, укрытых высокой травой и кустарником, рукотворные плиты. Ветер – единственный здесь посетитель. Скрижали обвиты плющом, а землю устилает ковер мелких цветов.
Каменные памятники для усопших сокрыты и вдоль других горных троп, перевалов, возвышенностей и на полянах Велебита. Указатель на первом месте стоянки предполагает, что переход к еще большему некрополю Мирила займет 40 минут. Отсюда узкая пастушья тропа ведет к месту под названием Опувани долац (Opuvani dolac): следы красной глины безошибочно указывают дорогу, по которой нужно подниматься на вершину. Но не стоит забывать, что постоянный подъем под палящими лучами солнца крайне труден и порой экстремален: дорога петляет среди нагромождений шатких валунов и пустот под ними, а воздух иссушен и практически выкачан. Иногда на длинных скальных участках след теряется, и нужно быть очень внимательными, чтобы не сбиться с дикой просеки, всякое ответвление с которой довольно опасно. Только пара низкорослых деревьев с широкими кронами дают пилигриму короткую возможность передышки. А ближе к концу пути остаются лишь раскаленные на солнцепеке камни. Тем, кто все же отважится проделать этот трехкилометровый путь, можно посоветовать отправляться туда на рассвете или вечером, когда спадет жара, с большим запасом питьевой воды. И если до цели все же добраться не суждено, великолепные виды на море с горных склонов с лихвой компенсируют эту неудавшуюся затею. Просто будет повод еще раз туда вернуться.
Обратная дорога в Стариград-Пакленицу спускается вниз по крутым склонам Велики Ветреника (Veliki Vitrenik) и в конце маршрута предлагает заглянуть еще в маленький этнографический музей в деревне Марасовичи, этно-дом из тесаного камня, где воссоздан интерьер, отражающий быт, ремесла, верования и обычаи людей этого региона в современной интерпретации ученых и художников. А в подлинной атмосфере таверны здесь можно попробовать местные деликатесы на свежем воздухе и поделиться впечатлениями от увлекательного путешествия по горным склонам Велебита.
Многоликая Индия. Слияние несовместимых традиций
Екатерина Чочиа
Искра возникает там, где есть разность потенциалов. Обломки образуются при столкновении двух глыб. Подобно этому мировоззрение сикхизма родилось от взаимодействия ислама и индуизма, разных по сути и мировосприятию. И сикхизм не единственное их дитя. С тех пор как ислам стал распространяться в Индии, его взаимодействие с индуизмом породило на территории Индии множество сект, общин, групп самого разного толка. Все они имели что-то общее с обоими «родителями», но сильно отличались как от одного, так и от другого. Были они различны и между собой. Одни были маленькие, другие большие, одни походили, скорее, на школы, другие на семьи. Одни, так или иначе меняясь, живут уже века, другие давно прекратили свое существование, продлившееся лишь одно-два поколения.
Сикхизм существует уже довольно долго, хотя и претерпел за это время сильные изменения. Сейчас сикхизм – явление не столько религиозное, сколько общественно-национальное. Географически сикхизм распространен только на территории индийского штата Пенджаб. Там он доминирует, и теперь слово «сикх» почти синоним слову «пенджабец». Но нам интересны не формальные политико-социальные, а мировоззренческие аспекты этого учения, сформировавшиеся на ранних его стадиях и явившиеся своего рода освобождением как от жестких традиционных рамок индуизма, так и от отвлеченных, трудных для понимания и восприятия простым человеком элементов мусульманского учения.
На протяжении долгих веков мусульмане находились в Индии у власти. И существование ислама в стране стало возможно только благодаря тому, что ислам смог приспособиться к новым условиям, а индуизм «вобрал» в себя ислам, превратив его своеобразие в неотъемлемую часть своей культуры. Так, например, мусульмане в Индии отчасти восприняли кастовую систему индусского общества, и наоборот – индусы из низших каст принимали ислам, который различает людей только по степени благочестия. Они уповали на то, что, сменив вероисповедание, перестанут быть неприкасаемыми.
Ислам – религия мировая и в силу этого не знает национальных границ. Это религия, предназначенная для всего мира. Все народы для ислама равны. В этой религии изначально заложено стремление распространить и продолжить себя. Учение ислама открывает путь к Богу для всех народов, для всех людей.
Здесь стоит оговориться: речь идет о чистом религиозном учении ислама. Политические, властные, военные, даже экстремистские действия людей, называющих себя мусульманами, нельзя считать приемлемыми ни для одного уважающего себя народа, ни для одного уважающего себя человека.
Стать правоверным мусульманином может каждый человек. Для этого нужно читать священное писание – Коран, поститься, молиться, а также чтить мнение уважаемых людей, прежде всего священнослужителей. Это поможет исполнять волю Бога во всем: в быту, в работе, в любви, в бою, в воспитании детей, в общественной жизни, в отправлении религиозных обрядов, в освоении учения ислама, в том, чтобы стать еще чуть-чуть ближе к Богу. А для правоверного мусульманина это и есть высшая ценность. Это и есть главная цель и высшая радость, высшее блаженство.
Однако такой путь труден: нужно учиться, нужно во многом себе отказывать, нельзя оступаться. Поэтому и внутри ислама есть течения, подчас сильно отличающиеся от общепризнанного канона, пересматривающие значимость тех или иных элементов мусульманского вероучения, переставляющие акценты. Многие из этих течений считаются еретическими. Одно из них – суфизм. Учение ислама суфии передают из уст в уста в форме, которая понятна, доступна и привлекательна для многих, но подчас весьма далека от общеисламского канона. Канон вообще отходит на второй план, уступая место озарению, интуиции, трансцендентным состояниям – словом, мистическим элементам. Суфизм – это то крыло ислама, которое нашло в Индии наиболее широкую поддержку; во всяком случае – встретило наименьшее сопротивление. Это и не удивительно. В ту пору в Индии Коран на арабском языке могли читать немногие. Большинство не умело читать вообще, а немногие грамотные с трудом преодолевали языковой барьер. Не так уж много было и мусульманских священнослужителей. То ли дело странствующий суфий, вплетающий элементы исламского вероучения в образный поэтический рассказ со ссылками на мистические озарения, весьма убедительными образчиками народного фольклора. Суфии в легкой, доступной, понятной форме рассказывали людям о том, что Бог вездесущ, а каждый человек – его сын и ученик вне зависимости от национальности и социального положения. Суфии учили, что человек сам познает Бога путем долгих размышлений и благих деяний.
Фарид, зачем ты блуждаешь
Из леса в лес,
Ломая терновые ветви,
В поисках твоего Бога?
Но не в лесу, в твоем сердце
Обитель Бога.
Суфии отодвигали на второй план значение священного текста Корана. В результате важной становилась роль личного общения между учеником и наставником, учителем. В суфийской традиции он называется по-разному: шейх, пир, муришид. Значимость культа духовного наставника перешла и в сикхизм. Сикхи называли учителя гуру. Суфизм оказал сильное влияние на возникновение и становление сикхизма.
Роль индуизма совсем иная. Если исламское вероучение – сценарий разворачивающейся драмы, а суфии – ее действующие лица, то индуизм – хозяин территории, хозяин сцены, на которой происходит действие. В отличие от стремящегося распространить и продолжить себя по всему миру ислама, индуизм – мировоззрение национальное, жестко национальное. В мировоззрении индусов Индия – избранная земля для избранных, индийский народ – избранный народ. Родиться в Индии – большая честь для человека, заслуженная добродетелями, проявленными в предыдущих жизнях. Это лучшая награда. Худшее наказание – родиться в следующей жизни вне Индии: это почти то же, что родиться в следующем воплощении скорпионом или баобабом.
Но Индия не просто отделена от остального мира. Она жестко разграничена и внутри – не столько границами княжеств и штатов, сколько кастовыми барьерами. Сегодня мы сказали бы: по принципу разделения труда. Роль высших каст – хранить учение: читать, писать и переписывать священные книги. Воевать, заниматься ремеслом, возделывать землю – функции других каст. На самой последней ступени этой лестницы стоят внекастовые, то есть неприкасаемые. Невозможен не только переход человека из одной касты в другую, практически невозможно общение между людьми из высших и низших каст. Любовная связь, совместная трапеза, даже пребывание в одном помещении представителей высших и низших каст – грех, чуть ли не преступление. Добродетелью и послушанием является исполнение законов, предписаний и обычаев своей касты. Наказанием за нарушение традиции может стать рождение в низкой касте или животным, а то и вовсе за пределами Индии. А наградой – рождение в следующей жизни в касте более высокой.
Внутри индуизма есть разные течения, в которых жесткость кастовой структуры имеет большее или меньшее значение. Для нас интерес представляет течение бхакти, где во главу угла поставлена не кастовая структура, а любовь и преданность Богу. В переводе с санскрита слово «бхакти» и означает «любовь», «преданность». Путь бхакти предполагает постижение Бога через любовь, служение ему. Поскольку путь бхакти не требует от верующего ничего, кроме преданной любви, он делает ненужными посредников между Богом и человеком. По мнению бхактов – адептов бхакти – человек должен возлюбить Бога, увидеть его присутствие в каждом элементе природы, в каждом человеке. Человеку достаточно увидеть Бога в простом нищем и полюбить его, чтобы выразить свою преданность Богу. При этом кастовые различия теряют свою значимость.
Во чреве матери
Никто не знает своей касты;
Все люди рождены
Сознанием Бога…
Внутренний мир становится главным объектом внимания драматургов и поэтов. Вместо благообразного принца, каким был герой эпоса, героем средневековых произведений становится прежде всего выходец из низших каст, аскет, одетый в лохмотья, чье тело покрыто язвами, старик-садху, чье сердце наполнено любовью, а голова – размышлениями о смысле бытия. То, что внутренний мир человека становится важнее предрассудков, иллюстрируется эпизодом из средневековой версии «Рамаяны». В скитаниях по лесу Рама со спутниками выходит к хижине лесной дикарки Шабари (лесные племена относятся к неприкасаемым). Шабари хочет угодить дорогим гостям и, не имея представления о правилах этикета, подносит плоды, предварительно надкусив каждый, дабы убедиться, что все они сладки и вкусны. Несмотря на то, что принимать плоды из рук неприкасаемого, да еще и надкусанные им, оскорбительно и неприемлемо для человека из высшей касты, Рама с благодарностью принимает их: он тронут любовью человека, которая разрушает кастовые предрассудки. Один из основных ритуалов бхакти, перешедший в последствии в сикхизм, – это совместная трапеза и чтение священных стихов. Вопреки традиционным устоям, люди в доме гуру передают чашу из рук в руки.
…Что сделало тебя брамином,
А меня – просто шудрой?
Если в моих венах течет кровь,
Разве в твоих течет молоко?
В практике бхакти, как и во всем индуизме, особое внимание уделяется тем ролям, которые человек играет на протяжении всей жизни. В детстве и отрочестве человек – ученик, который беспрекословно подчиняется своему наставнику, учителю – гуру. В зрелом возрасте человек исполняет роль семьянина, мужа, отца, домохозяина. В старости человек оставляет семью и становится аскетом, размышляющим о смысле жизни и предающимся медитации. В этом возрасте он сам становится гуру и может иметь учеников. В детстве для ребенка бхакти означает любовь к родителям, в отрочестве – к гуру, в зрелом возрасте – к жене и своим детям, в старости – к ученикам и Богу. Значение Учителя огромно в жизни каждого индуса, в том числе адепта бхакти. Важность этой роли сохраняется и в учении сикхизма.
Мы видим, что в рамках двух принципиально несхожих между собой культур в исламе и индуизме, как это ни парадоксально, возникли два очень похожих течения: суфизм внутри ислама и бхакти внутри индуизма. Каждое внутри своей культуры считалось неортодоксальным, еретическим. И суфии, и бхакты верили в то, что божественная сущность разлита во всем, а значит, она присутствует и в каждом нищем, убогом, обездоленном, благодаря чему и он становится достойным уважения, любви и почитания. Поэтому они считали касту, национальность, богатство условностями, не определяющими степень благочестия. И суфии, и бхакты считали, что человек может постичь Бога независимо от своих умственных способностей и знаний путем любви и преданности Богу через любовь и служение людям. И суфии, и бхакты в равной степени почитали Учителя, духовного наставника – гуру.
Первым, кто провозгласил несущественность различий между суфизмом и бхакти, а следовательно, и между исламской и индуистской традициями, был Гуру Нанак. Он и считается основоположником сикхизма. Моментом рождения сикхизма условно можно считать события, описанные в одной легенде. Однажды Нанак пошел к реке со своими сподвижниками. Оставив одежду на берегу, он вошел в воду и исчез. В это время к нему спустились посланники Бога и перенесли его в обитель Бога. Ему преподнесли чашу с нектаром (амрит), и он услышал голос: «Нанак, эта чаша наполнена моим Именем, выпей ее». Так Нанак получил божественный указ идти к людям и проповедовать милость божью. Спустя три дня Нанак появился в том же самом месте. На четвертый день он произнес свою знаменитую фразу: «Na ко hindu hai па ко musalman hai» («Нет ни индусов, ни мусульман»).
Еще одна легенда связана со смертью Нанака. Когда Нанак почувствовал приближение конца, он сел под засохшим деревом акации, которое тут же покрылось листьями и цветами, и скончался. Его последователи, мусульмане и индусы, были немало озадачены, решая, по какому обряду проводить Учителя в последний путь – предать тело земле, как поступают с усопшими мусульмане, или же огню, что принято в традиции индусов. Ученики оставили тело до утра. Но когда они утром приподняли саван, то обнаружили, что тела нет, а вместо него лежит груда белых цветов. Тогда индусы взяли часть цветов и сожгли, а мусульмане взяли другую часть и закопали в землю. Эта легенда одна из самых популярных в истории сикхизма. Она как нельзя лучше иллюстрирует совместимоть, казалось бы, несовместимого и возможность с уважением относиться к, на первый взгляд, несоединимым традициям.
Сегодняшний сикхизм имеет мало общего с теми идеями, которые лежали в его основе. Ни мусульмане, ни индусы не признают сикхов своими единоверцами. Мусульмане считают сикхизм ересью в исламе, индусы же воспринимают его как секту в индуизме.
К сожалению, со временем сикхизм постепенно превратился в военизированную организацию. В XX веке деятельность сикхов сопряжена с практикой терроризма. В настоящее время сикхи ведут долгую кровопролитную борьбу за образование свободного сикхского государства Халистан на территории штата Пенджаб.
Во время междоусобных войн трудно сохранить чистоту учения, в основе которого лежат идеи любви и благочестия. Особенно если причиной этих войн объявляются именно религиозные противоречия, а на щит поднимаются лозунги, прямо противоречащие основе религиозного чувства. Но хочется верить, что придут новые времена, и древние религии смогут вернуться к своим истокам и не разъединять, а соединять, умиротворять и очищать души людей.
Эта далекая-близкая Сирия
Елена Ускова
Среди стран Ближнего Востока Сирия как-то скромно осталась в стороне от шумной туристической рекламы. Но именно поэтому я и выбрала ее: больше всего меня притягивают края, о которых редко пишут и говорят по телевидению. Я искала страну, не живущую по законам логики, а поэтому состоящую в близком родстве с Россией.
Три часа полета из Москвы – и вы в другом мире.
Первое впечатление ужасное: куда я попала? После уютной, но по-европейски блистательной Праги (за две недели до посещения Сирии я бродила по улицам этого чудесного города) Дамаск показался мне малоэтажным поселком с нагромождением одинаковых домов без каких-либо признаков зелени. К тому же был Ураза-Брайрам (один из важнейших мусульманских праздников), и всю ночь под окнами колониального отеля шумела улица.
Вообще, постоянный шум, так же как и сумасшедший поток машин, – беда столиц третьего мира. Помню, как этим же неприятно поразил 19-миллионный Каир. Несмотря на желание немедленно вернуться домой, из экономических соображений я решила остаться. И постепенно Сирия стала открывать мне иные свои грани – одна интереснее другой. А главную роль в этом сыграли не исторические памятники, коих здесь как звезд на небе, а сами сирийцы. Честно говоря, за последние годы я сильно устала от отечественного хамства, но и европейский политес не особо устраивал. Хотелось чего-то теплого, искреннего, естественного.
Первое, что согрело в Дамаске, – это абсолютная неприкосновенность и безопасность женщины на улице в любое время суток. Что вы чувствуете, милые дамы, если, немного заблудившись, встречаете на темной улице толпу мужчин? Ваши действия? А в Дамаске и в два, и в три ночи эти господа станут лучшими помощниками в сложных поисках вашего отеля, притаившегося в ближнем переулке. Проводят, найдут – ив голову не придет спросить, как зовут, при этом никакого раздражения или неудовольствия. У арабов Ближнего Востока вежливость в крови. В отличие от египтян сирийцы не так улыбчивы, но очень выдержанны и общительны. Любая просьба или вопрос – и вокруг тебя образуется круг энтузиастов, желающих помочь. Это подкупает. Однажды вместо посещения уникального античного амфитеатра в городе Боера я так увлеклась чаепитием у хозяина антикварной лавки, что вполне удовлетворилась просто десятком снимков на фоне археологических раскопок.
Сирия буквально кишит редчайшими памятниками древности, кажется, копни поглубже – и вместо земли обнаружишь тонны культурного слоя всех времен. Здесь как сиамские близнецы в одно целое слиты все эпохи сразу. На остатках Ворсы уютно расположились остатки деревни XVII–XIX века. В аккурат под роскошными архитравом с коринфскими колоннами примостилась табачная лавка прошлого века. Сохранилась реклама 1870-х годов на французском языке, нехитрая мебель и кое-что из утвари. Последние люди ушли отсюда где-то в 1950-1960-х годах. Местные жители держат скот в остатках домов, которые выглядят так же, как и тогда, когда их покинул последний житель. Никто не охраняет, но и не воруют. Воровство у мусульман – страшный грех. Если вы забыли какую-то вещь, в крайнем случае ее припрячут до вашего возвращения, а так будет лежать, где лежала. Обмануть, схитрить могут, но в карман к вам залезть… Отдельные случаи не в счет.
Я с энтузиазмом исследовала Дамаск, Латанию (город на Средиземном море) и окрестности обоих городов. Знатокам, конечно, известна древнейшая мусульманская мечеть Омейядов. Я как искусствовед подтверждаю, что мозаики ее изумительны. На этих панно – тот Дамаск, который показался Пророку раем на земле и в который он не решился войти, сказав, что «дважды смертному войти в рай не дано». О современном Дамаске этого не скажешь. Климат Сирии за последние 50 лет изменился из-за повсеместной вырубки лесов сначала колонистами, а затем несознательными бедуинами и строителями. Сухость и ветры такие, что белье на балконе сохнет за пять-семь минут. Правительство активно пытается восстановить на прежних местах посадки леса. Работа это адская, нужно время, чтобы вернуть Дамаску и Сирии славу края цветущих садов.
Конечно, и столицу, и остальные города убирают, но менталитет народа таков, что сорят везде, даже в мечетях. (По-моему, наши граждане в общественных местах ведут себя не намного лучше.) Но утешает то, что в отличие от других городов «третьего мира» Дамаск сохранил четкую планировку римского мегаполиса и очень удобно устроен. Собственно, сам центр сосредоточен на каких-то 30–40 км2, обойти его можно часа за три. Остальная часть города расположена в горах. Домики с плоской крышей такие же, какие строились здесь и триста, и три тысячи лет назад. Дамаск – одна из самых древних столиц, но границы города и уклад жизни в нем мало изменились. Как и в библейские времена по историческим окраинам гоняют стада овец: народ держит живность дома и кормится от нее. А время течет здесь медленно, как величавая река.
В горах над Дамаском бережно охраняется пещера, где, по легенде, Каин убил Авеля. Скала содрогнулась от ужаса содеянного и возопила, открыв рот. Так образовалась пещера. Неленивый может подняться туда за пару часов. Там построена мечеть, и одна семья печется об этом месте. Вход никому не запрещен – только снимите обувь и оставьте пожертвование.
Сирия – узел каких хотите религий, сект, учений, и все они уживаются даже там, где не всем это нравится. Немало здесь и православных христиан, в основном это армяне, большинство из которых проживает в Дамаске в старом городе – Бапуме. В центре расположилось подворье православной церкви – Мирьямия. В великолепный, сверкающий белизной собор попасть можно в любое время. Позвоните – и вам откроют, проводят.
Христианская церковь в Сирии достаточно либеральна к посетителям. Следуя канонам российского православия, я покрывала голову, а меня спрашивали, не мусульманка ли. Можно ходить с непокрытой головой, а свечи ставятся не перед иконами, а в песок на жертвенник. Платишь сколько считаешь нужным. По устройству кое-что взято из католической церкви: пространство поделено на три нефа, стоят скамьи. Служба идет на арабском языке, но священник больше похож на пастора, чем на батюшку. В Мирьямии очень много икон от русских жертвователей, есть и чудотворные. Кому исцеление на руки пришлось – тот ручку из жести делает и к иконе крепит, кому на ноги – соответственно.
В окрестностях Дамаска три православных монастыря: Сейдная, Маалюля и св. Тэклы (Феклы). По поверью, скрываясь от гонений, св. Фекла поселилась здесь и вела подвижническую деятельность. Тихо стекает по потолку пещеры вода в святой колодец. Горная тишина располагает к раздумьям, кажется, что хозяйка пещеры отлучилась только на миг и сейчас вернется.
Христианская церковь отличается особой сверкающей чистотой и ухоженностью. В чем-то христиане своих соседей мусульман за небрежность не одобряют. Но ни в коем случае нельзя принимать христианство и ислам как антагонизм. Кроме того, ислам вырос на почве несторианского христианства и особенного протеста не вызвал. Весь стройный сонм святых и апостолов воспринимается с уважением. В определенных случаях при религиозных трениях лучше быть христианином, нежели мусульманином иной окраски. Во всяком случае, мужчина и женщина, принадлежащие разным ветвям ислама, не могут сочетаться браком, а христианка может выйти замуж за мусульманина.
Неизгладимое впечатление произвели на меня мусульмане-аллавиты, потомки Али, зятя Пророка. Вот уж кто у меня никак не вяжется со стереотипом агрессивного апологета магометанской веры. Они не молятся, не постятся и не строят мечетей. Я гостила в смешанной семье настоящего восточного поэта-аллавита и москвички. Это время я запомнила как одну из лучших страниц моей жизни. Такого сочетания свободы и ненавязчивой заботы мне не приходилось встречать нигде. Более живых, жизнерадостных людей, чем мусульмане-аллавиты, я не видела.
Многоженство здесь – исключительная редкость, к прекрасному полу относятся как к полноценным людям и с нежностью. Поэтому среди аллавитов образованные женщины встречаются очень часто. Многие даже внешне напоминают русских, и иногда я принимала их за соотечественниц. Аллавиты распространены по всей Сирии, но особенно много их в окрестностях порта Латакии. Там мне посчастливилось побывать на одной свадьбе. Без моря спиртного на ней веселились 350 человек от мала до велика, до двух ночи. На столах было только пиво и аракк – виноградная водка в разбавленном виде – по бутылочке на стол. Появиться пьяным на людях считается позором, как и воровство. Учение аллавитов основано на суфизме – отсюда этот удивительный баланс между стремлением к высшему и воспеванием радостей земной жизни.
В здешних краях очень богатая природа. Горы, море, лес немного напоминают Крым. Недалеко от этих мест расположена знаменитая Пальмира с целым рядом крепостей и замков крестоносцев и древний Угарит (местонахождение первого алфавита). Поражает своими размерами и сохранностью замок Крак де Шевалье. Такое впечатление, будто хозяева ушли только вчера. Уцелело все, даже, пардон, сортиры для солдат.
Как ни странно, Пальмира не произвела сильного впечатления. Слишком много туристов и пасущегося скота. Это как-то снижает остроту восприятия. А вот пустыня Авфамия создала полную иллюзию путешествия во времени. Главная улица выстлана плитами, по которым ходили гордые патриции… Почти совершенно нетронуты сохранившиеся галерея с колоннадой, термы, колонна в центре городской площади… Авфамия еще ждет своих исследователей и ценителей, как и практически не раскопанный Угарит.
Я полюбила эту страну и поехала бы снова при первой же возможности. Желаю и вам счастливого случая открыть свой Восток. Кстати, там говорят, что оттуда Россия виднее.
Уроки истории под небом Сеула
Евгения Марковская
С первой встречи Южная Корея поражает своим бурным ростом и стремительным развитием. Хромированная сталь, стеклобетон, фотоэлементы, радиотелефоны – все эти атрибуты научно-фантастических фильмов заставят вас почувствовать себя в будущем. В Сеуле повсюду натыкаешься глазами на слоган «Dynamic Korea», «Динамичная Корея». Кажется, что именно такое впечатление город хочет произвести.
Но, повинуясь естественному стремлению любого путешественника познакомиться с историей страны, мы отправимся в центральный музей Сеула «Кёнбуккун». Это своеобразный сеульский кремль, в нем собраны дворцы и строения, принадлежавшие правившей в XIV веке династии Йосен.
На редкость удачно его расположение. Удивительно, как в самом центре Сеула удалось найти такое место, где горизонт не закрывают небоскребы и другие городские строения, а, напротив, глаз радуют пологие горы, уходящие вдаль и теряющиеся в голубоватой дымке. За спиной остался город с его стремительным ритмом, а здесь флаги полощутся на ветру и вдали над горами кружат птицы…
Купив входной билет, подходим к главным воротам Гуангуамун. Надпись на поясняющей доске гласит, что Кёнбуккун переводится как «сияющий счастьем», далее идет длинный перечень дат, имен, и уже на ступеньках, ведущих через ворота в храмовые комплексы, до сознания доходит последняя фраза: «…многократно разрушался во время вторжения Японии. В 1990 году Правительство начало восстановление комплекса в его первоначальном виде. И по сей день на территории ведутся строительно-восстановительные работы». Неужели древнему кремлю Сеула не больше 20 лет?! Но ведь мы привыкли считать стариной то, чему исполнилось минимум лет 200! Однако, любуясь прекрасными, бережно и любовно воссозданными деревянными дворцами, невольно избавляешься от этой европейской высокомерности. На ум приходят воспоминания о буддистских мандалах, старательно создаваемых из песка, чтобы в несколько мгновений быть разрушенными в священном ритуале, который призывает не цепляться за сотворенное из материи, а придавать значение лишь вечному и непреходящему. Видимо, это входит в национальное сознание, потому что такие «новостройки» считаются полноправными памятниками старины.
Быстро стираются из памяти названия царственных династий, имена корейских королей, их прекрасных жен, министров, реформаторов. Но очень трогает эта любовь и забота, с которой вновь и вновь выписываются узоры на дереве, это стремление сохранить свою историю. Именно поэтому сюда приходят самые маленькие корейские школьники и, разинув рты от удивления, слушают истории о славном прошлом своего народа.
Япония. Искусство видеть
Елена Нестерова
Почти сто лет назад индийский мудрец Рабиндранат Тагор побывал в Японии и был очарован ею. Свои впечатления он высказал предельно точно и кратко: «Япония дала жизнь совершенной по форме культуре и развила в людях такое свойство зрения, когда правду видят в красоте, а красоту в правде». Страна значительно изменилась с тех пор, как ее посетил Рабиндранат Тагор. Но и в стремительном образе жизни современных японцев нетрудно разглядеть все тот же многовековой опыт традиционной культуры.
Что же это за особое свойство зрения? Дано ли оно японцам самой природой? Врожденное ли это качество – видеть и ценить красоту?
Тагор, по-видимому, тоже задавал себе эти вопросы и в своих дневниках отмечал, что японцам удалось постичь многие тайны природы. «Знание вещей может быть приобретено в короткое время, – писал он, – но их дух может быть постигнут лишь в многовековом воспитании и самообладании».
И действительно, на протяжении всей своей истории культура Японии упорно вырабатывала систему специальных «упражнений», которые бы воспитывали и поддерживали в людях это особое видение вещей.
Каллиграфия
В школе на уроках письма японские дети постигают азы каллиграфии и одновременно приобщаются к искусству, ведь иероглифическое письмо, которое японцы когда-то привезли из Китая, – один из видов изобразительного искусства. Вместе с этим за каждым знаком они учатся видеть суть многих вещей и явлений окружающего мира. Например, такое короткое в русском языке слово «мир» в японском варианте («сякай») записывается двумя иероглифами, первый означает «синтоистская святыня, священная земля», а второй – «встреча». Мир или мировое сообщество видится как место встречи человека и священного. И такое сочетание неслучайно. Оно отражает исконное для японцев мировоззрение. По синтоистским представлениям, весь мир, окружающий человека, – живой, он наполнен присутствием божественных духов – ками. Ками обитают во всем: в камнях, деревьях, цветах, природных явлениях, в словах, в самом человеке и его творениях. Все имеет свою душу, или сердце, считают японцы. Задача человека – почитать ками, служить им и быть готовым ко встрече. Как же узнать ками? Согласно синто, ками – это все то, что вызывает в человеке удивление и душевный трепет. Потому и красота открывается японцу скорее не в том, что радует глаз, а в том, что трогает сердце, заставляет его печалиться, радоваться, удивляться и сострадать, то есть жить полной жизнью.
Так, постепенно овладевая навыками письма, японцы открывают для себя всю глубину и многогранность мира. Освоив навыки каллиграфии, можно пойти дальше и учиться выражать в знаках свое внутреннее состояние, приводя в движение кисть не только рукой, но всем телом и духом. Благодаря бесчисленным упражнениям можно научиться внутренним чутьем находить правильное место и соотношение знаков на пустом пространстве бумажного листа. «Зачерпни воду – и луна останется в твоих ладонях. Поиграй с цветами – и их аромат останется на твоей одежде» – это дзэнское изречение можно часто встретить на каллиграфических свитках. В такой изысканно-поэтической форме японцы утверждают, что проникнуть в сердце каждой вещи, увидеть ее истинную красоту можно только через взаимодействие и постоянную практику.
В бесконечно подвижном мире японцев простое письмо становится искусством, искусство философией, а философия поэзией.
Поэзия
С давних времен в Японии считалось, что каждый образованный человек должен владеть мастерством стихосложения. Это занятие почитаемо и любимо в народе и до сих пор. Но особой любовью и популярностью в Стране восходящего солнца и уже за ее пределами пользуется трехстишие хайку – «крайняя форма сжатости» в японской поэзии, сформировавшаяся в XVII столетии. Будто бы на протяжении веков японцы только тренировались и вот нашли такую форму, которая словно выстреливает в самую суть. Европейцам, стремящимся к предельной ясности высказывания, не всегда понятно значение этих стихов. Но загадка хайку в том, что это поэзия, которую мало только слышать. Хайку – это стихи-картинки, образы, запечатленные в словах, передающие событие, но не рассказывая о нем, а показывая его. Очень часто это – неожиданное открытие автором каких-то уже привычных вещей. И это всегда диалог. Поэт передает свои чувства, переживания, родившиеся в определенное мгновение жизни. Для читателя же это всегда путь к собственному творчеству. Он сам должен стать немного поэтом, воссоздать то самое мгновение в своем воображении и пережить всю связанную с ним гамму чувств. Если такой диалог происходит, то возникает «великий резонанс», или, как говорят японцы, разговор от сердца к сердцу.
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем.
Так писал знаменитый поэт Японии. Прочитав эти строки, можно увидеть такую картину: усталый поэт бредет летним днем по тропинке, вглядываясь вдаль. И вот, остановившись у чужого плетня передохнуть, случайно бросает под ноги взгляд. А там – маленькие незатейливые цветы пастушьей сумки, они будто давно ожидают этой встречи. А он чуть было не прошел мимо… Что родилось в этот миг в сердце поэта: радость, восторг, сострадание? Как часто мы всматриваемся вдаль в поисках чего-то значительного, а истинная красота может быть скромной, она может быть совсем рядом, у наших ног, и принять облик трогательных цветов пастушьей сумки. Нужно только, как предупреждает поэт, «внимательно вглядеться».
Цветы
Цветы всегда занимали важное место в жизни японцев. Цветок сакуры они избрали своим национальным символом, хризантема всегда напоминала им об императорском величии, а полевая гвоздика олицетворяла хрупкую, но стойкую японскую женщину. Мастерство аранжировки цветов они возвели в ранг настоящего искусства, которое получило название икебана или кадо – «путь цветка». Цветочные композиции с давних времен выставляются в алтарях буддийских храмов и в домашних священных нишах токонома.
Ведь сам Будда, согласно преданиям, передал знания своим ученикам с помощью одного лишь цветка, не прибегая к словам. «Один цветок лучше, чем сто, передает цветочность цветка» – для японца это не игра слов, а абсолютная истина. Какой-нибудь один цветок садового клематиса в старинной бронзовой вазе непременно тронет его сердце удивительным пересечением мгновенного и вечного в круговороте вещей: жизнь цветка, вмещающаяся в одно мгновение, и ваза, повидавшая много на своем веку, для которой и наша жизнь не дольше жизни цветка. Любят японцы и яркие пышные цветы, такие как пионы. Только в вазу они, скорее всего, поставят один нераспустившийся шарик бутона, и сердце их будет переполнять радостное предчувствие: наблюдая, как раскрывается один лепесток за другим, они становятся соучастниками великого откровения природы.
Сезонные праздники
Сезоны любования первым снегом, полной луной, цветением сливы или азалии, первыми ночными светлячками – неотъемлемая часть культуры Японии; как и традиционные искусства, на протяжении веков они воспитывали в людях внимание к течению жизни природы, умение видеть и восторгаться прекрасным в самых малых ее формах. Многим из этих явлений посвящены традиционные праздники – мацури, в переводе это слово означает «служение» или «почитание». А такие события, как любование цветущей сакурой или алыми листьями кленов, получили в Японии названия хана-гари и момидзи-гари, где гари можно перевести как «охота». Все, что происходит в это время, на самом деле похоже на охоту. Национальное телевидение вещает о фронте движения цветения сакуры, и в самый пик сезона толпы людей направляются в знаменитые сады и парки, чтобы под цветущими деревьями провести ночь в веселой и шумной компании. А осенью те же толпы стоят в очередях у ворот храмов, чтобы полюбоваться при свете луны пылающей кленовой листвой в отражении глади пруда. Такое поведение часто вызывает недоумение и непонимание у иностранцев: не лучше ли полюбоваться цветами в тишине и одиночестве собственного сада? Но ключом к пониманию такой «странной» традиции может стать, как писал Кавабата Ясунари, одна поэтическая фраза: «Никогда так не думаешь о друге, как глядя на снег, луну или цветы». В эти удивительные мгновения встречи с прекрасным в сердце человека рождаются столь же красивые и высокие чувства, и он испытывает потребность поделиться ими со всем миром и ощутить себя его неотъемлемой частью.
Чайная церемония
В основе искусства чайной церемонии нетрудно увидеть все ту же устойчивую потребность японцев поделиться своим внутренним состоянием, переживаемым в определенное время года. Такое обыденное, казалось бы, действие, как совместная трапеза и чаепитие друзей, в Японии несколько веков назад превратилось в высокое искусство, во многом близкое традиционной поэзии. Только вместо поэта и читателя здесь выступают хозяин и гости, а диалог свой они ведут на особом языке – языке вещей. Еще задолго до чайного действа хозяин продумывает и выбирает подходящую для этого случая утварь, свиток, цветы, благовония. Каждая деталь важна и играет свою маленькую роль в происходящем. Гости же во время встречи должны быть предельно внимательны и сконцентрированы на том, что происходит в это мгновение. Вглядываясь в окружающие их предметы, они стараются уловить то настроение и те чувства, которые пытается передать им хозяин.
Умение правильно находить и подбирать вещи в чайном искусстве достигается благодаря глубоким знаниям и многолетней практике. Но если все удается, то тут, как говорят чайные мастера, начинают происходить настоящие чудеса: чайная комната, свиток, кипящий котел, чайные чашки – все вещи вокруг словно оживают, обретают новую жизнь и иное значение. Крошечное мгновение становится незабываемым событием для всех участников чайного действа, которые вместе создали и испытали удивительное состояние гармонии и единения со всем окружающим миром.
«Всякое изящное искусство подчиняется естеству и дружит с четырьмя временами года. Коль скоро ты видишь, то не можешь не видеть цветы, коль скоро ты думаешь, – не можешь не думать о луне. Когда то, что ты видишь, не является цветами, ты все равно что грубый варвар. Когда нет цветов в твоих мыслях, ты подобен дикому зверю» – такую запись оставил однажды в своих путевых дневниках поэт Басё. Если вспомнить, что в японской культуре цветок почти всегда олицетворял душу, живое сердце природы, а луна всегда привлекала взоры японцев своим чистым светом, то эти поэтические строки приоткроют и свою философскую глубину, – Человек начинался тогда, когда он стремился увидеть во всех вещах и явлениях их сокровенную суть и когда в мыслях его поселялся ровный и спокойный свет, подобный свету луны осенью, в самое красивое из ее полнолуний.
Филиппины. По следам Магеллана
Надежда Нестеренко
Сами филиппинцы говорят всем приезжающим: если вам не понравился один остров, у нас есть еще 7106, чтобы вы нашли что-то интересное для себя. И это действительно так. Филиппины на самом деле необыкновенные острова. Каждый не похож на другой.
Здесь живут странные, большеглазые, с мягкой, как у кроликов, шерсткой, и длинными когтистыми пальчиками маленькие существа, при первом взгляде на которых сразу хочется сунуть их в карман и увезти домой – до того они милые! Потом вспоминаешь фильм про гремлинов, и сразу понятно, с кого их рисовали. А потом еще оказывается, что у них есть маленькие острые зубки, и они проявляют чудеса прыткости, охотясь на местных сверчков, легко прыгая с места на пару метров, при том что по размеру любой из них легко уместится на ладошку. Зовут их торсиеры, или долгопяты, и днем они мирно дремлют, обхватив лапками ветки, а вот по ночам, охотясь, проявляют чудеса прыгучести.
Когда-то сюда приплыл Фернан Магеллан. Он назвал Филиппины Островами святого Лазаря, поскольку в день этого святого экспедиция достигла островов, но название не прижилось, и позже острова получили свое название в честь испанского короля Филиппа Второго.
Магеллану на Филиппинах не повезло, так сложилось, что здесь оборвалось его путешествие – он был убит одним из местных вождей Лапу-Лапу, считающимся теперь местным героем, первым борцом с испанской колонизацией. Прах Магеллана так и покоится на острове Себу, здесь же стоит и памятник герою Лапу-Лапу.
Оставшиеся от флотилии Магеллана два корабля разделились: «Тринидад» отправился обратным путем на Запад, а «Виктория» под предводительством капитана Хуана Себастьяна Элькано поплыла вперед – на Восток. И именно этот корабль, обогнув мыс Доброй Надежды, завершил кругосветное путешествие, доплыв до Испании. После всех тягот пути на «Виктории» выжили всего 18 человек. Известно, что все моряки очень страдали от цинги, и избежать болезни удалось только Элькано: оказалось, что он очень любил айвовое варенье и во время путешествия ел его – это его и спасло, ведь айва богата витамином С.
И, наверное, самое невероятное из филиппинских чудес – это местные целители, известные во всем мире как филиппинские хилеры. И среди 7107 островов есть один самый волшебный и загадочный, и имя ему – Сикихор. А волшебный и загадочный он потому, что здесь и живут те самые местные знахари и целители. Это местные шаманы, которые очень хорошо знают и понимают природу и растения, в сотрудничестве с которыми они и лечат.
Островная жизнь течет не спеша. И через несколько дней постепенно забываешь об обычной спешке, расслабляешься, бродишь днем в одиночестве по отмели во время отлива, спугивая толпы голубых крабов, греющихся на солнышке и моментально зарывающихся в песок, оставляя на месте исчезновения маленькую пирамидку. Каждый вечер, умиротворенно глядя на море и потрясающей красоты закаты, а затем в бархатное небо, усыпанное звездами, засыпаешь под шум моря и шорох пальм, ловишь себя на мысли, что так странно, что где-то еще есть совсем другой мир, и магия этого места постепенно проникает в тебя.
Так случилось, что мне посчастливилось увидеть одного из самых известных филиппинских шаманов – Хуана Понсе. Его на острове знает каждый, поэтому не составило труда найти водителя, согласившегося меня к нему отвезти. Правда, он несколько странно на меня всю дорогу посматривал, и у шамана за всем внимательно наблюдал, но держался в сторонке.
Стоял обычный жаркий ноябрьский день. Извилистая дорога вела через джунгли, и вскоре мы были на месте. На небольшой полянке среди пальм стояла пара видавших виды сараев, а невдалеке виднелась ветхая-ветхая избушка на курьих ножках, покрытая соломой. Вокруг – ни души. Окна у избушки были полностью деревянные, и электричества, думаю, этот дом никогда не видел. О ветхости можно судить хотя бы по тому, что у меня под ногой одна доска провалилась, но, по счастью, все обошлось. Из открытой двери вышел мужчина с ребенком на руках, и водитель, обратившись к нему, сказал, что я хотела бы увидеть Хуана Понсе. Он ответил, что тот сейчас выйдет.
И, действительно, через несколько минут в дверях из темноты дома появилась фигура шамана. Это оказался седовласый человек среднего роста, одетый в светлую рубашку и шорты. На филиппинца он не очень похож, наверное, в нем не было ничего необычного, если бы не глаза: пронзительный, немигающий взгляд, который как будто видит тебя насквозь. Сам он не говорит по-английски, поэтому в качестве переводчика выступает его дочь. Спросив через переводчика, что меня беспокоит, он посадил меня на стул лицом к спинке, и стал пальцами исследовать мой позвоночник, используя какую-то настойку из трав. Затем меня накрыли простыней, а из-под стула повалил дым. Не могу описать, что я чувствовала во время этого действа, наверное, было какое-то ощущение нереальности всего происходящего, но в конце я почувствовала себя лучше.
Когда я встретила Хуана Понсе, ему было 90. И, несмотря на возраст, он все равно продолжал помогать людям. Одна важная деталь: хилеры никогда не просят денег за свои услуги – каждый сам решает, как отблагодарить целителя.
Думаю, когда Магеллан приплыл на Филиппины, древние хилеры уже лечили там людей. Нам повезло, что их искусство живо и сегодня, и очень хочется, чтобы и века спустя эта традиция не прерывалась.