Путешествия Никласа. Биоформы и заброшенная Бета (О. В. Никитин, 2009)

Биоформы и заброшенная Бета

8/231, вечер. В 17:27 по семейному времени Никлас оставил для Ирины предупреждение об отлучке и координаты места назначения, надиктовав информацию системе управления домом. Он вряд ли смог бы рационально объяснить, почему принял такую серьезную меру предосторожности. Просто запись Геммы-19, на которой две биоформы лопочут что-то невразумительное, обеспокоила его.

На кассете Петрова имелось все – азимут, долгота, привязка к некоему моменту времени от Б.В. (точнее, моменту последней почтовой связи с адресатом) и красное смещение планеты Леонида-1. И легальный 2048-битный код доступа, разумеется, благодаря которому белая дыра в месте назначения произведет локальную корректировку координат (чтобы странник не вывалился в неприспособленном для жизни месте). Благожелательный Иан-1 предусмотрел даже такую «мелочь», как файл с физическими параметрами среды обитания Деева. Никлас ознакомился с ним и выяснил, что перестройка организма потребуется совсем незначительная. Нужно будет всего лишь замедлить метаболизм, чтобы стерпеть почти полное отсутствие азота и водяного пара в атмосфере дома. Да, и еще понизить кровяное давление, чтобы сосуды не лопнули – в общем, ничего серьезного.

Он загрузил параметры в систему биоконтроля, скомандовав своим нанороботам перестроить клетки и внутренние органы. Вскоре от «избытка» газа в доме у него стала кружиться голова. Торчать перед дыроколом смысла больше не было, Никлас брезгливо вытолкнул из легких воздух, внезапно ставший чужим, и сжался в сингулярность.

– Хозяин Леонид! – обрадовался кто-то у него за спиной. – Нет?

Историк медленно обернулся, нимало не боясь того, что увидит за спиной. И как можно было принять Никласа за долговязого Деева? Чуть ли не вплотную к ячейке с белой дырой, из которой вышел гость, стоял стандартный энтроп модели «Хаос», отчего-то лишенный деструктора. Никлас попытался оживить в памяти запись Геммы, но на ней, кажется, конечности «Хаоса» не просматривались. Массивное туловище биоформы разочарованно обмякло, а Никлас с некоторым облегчением осмотрелся. Транспортный блок дома выглядел вполне благополучно, даже ухоженно – приемная и передающие камеры блестели, словно начищенные, в мягком рассеянном свете, повсюду упорядоченно змеились пучки волноводов.

– Мне бы с Леонидом-1 повидаться, – сказал он.

– Ошибка, мастер. Вас проводить в его рабочий кабинет? Будете ожидать прибытия? – Энтроп шагнул в сторону, и историк увидел, что «Хаос» держит двумя пальцами упаковку с антинейтронами.

– Проводи. А что, оплата из Энергетической Комиссии не прекращается?

– Исследования не останавливаются ни на секунду, – гордо ответил «Хаос». – Ведь я назначен главным астрономом этой галактики и владею методикой сбора информации.

Они вышли в коридор, опоясывающий дом по периметру. От него, впрочем, ответвлялись и «внешние» ходы, однако вели они, скорее всего, к системам жизнеобеспечения, телескопу, рудному штреку, генератору электрической энергии и прочим вечным спутникам жилого сектора дома. Интересно, что Деев объединил нужные ему помещения в единый комплекс – судя по схеме строения, которую Никлас вызвал на сетчатку глаза из открытой части хозяйского компьютера. Удобная штука, ведь без нее автоматический инспектор не сможет обследовать дом. Воспользовался сервисом и Никлас. Действительно, автоматика не видела хозяина дома – значит, его тут и не было.

– Минутку, – выступил энтроп и свернул на склад. Гость не отстал от него ни на шаг и последовал в заглубленную комнату без единого обзорного экрана на стене. – Нужно содержать источники энергии в порядке…

– Святой Чандрасекар! – не сдержался историк.

Стеллажи были буквально забиты капсулами с АМ, на первый взгляд тут хранилось не меньше ста граммов – настоящее богатство. Индикаторы на ближайших мерцали бледно-зеленым светом, свидетельствуя о полной загрузке упаковок антинейтронами.

– Да, энергия – основа нормального функционирования жилища, гость хозяина.

– Зови меня Никласом-9. А что, разве Леонид потребляет настолько мало АМ, что у него образуются излишки?

– Нам не нужна антиматерия от Правительства! – самодовольно заявил энтроп. – Мой хозяин умеет производить ее сам в любом количестве, Никлас-9.

– Ну и ну, – в полной растерянности протянул гость.

Еще раз, будто не веря в исправность глазных нервов, как выражались предки, он вгляделся в идеально ровные ряды черных, запаянных капсул с АМ. Пройдя вдоль стеллажа, он нагнулся и снял с нижней полки одну из пыльных упаковок. Индикатор на ней едва мерцал. Значит, ее возраст никак не меньше пятисот лет, и антинейтроны из нее большей частью испарились, постепенно просачиваясь через седьмое измерение в случайную точку Вселенной. Из исходного микрограмма осталась едва ли тысячная часть.

– Глупо рассеивать энергию в космосе, дружок, – заметил Никлас. Он еще ни разу не видел, чтобы АМ настолько бездарно валялась на складе, без всякого применения. Могли бы, в конце концов, подкармливать свое умирающее солнце (пусть это для него и «молекула в атмосфере», как говорится)! И тут же фраза энтропа о «любом количестве» вернулась в сознание, словно комета к звезде, движущаяся по вытянутой орбите. – Значит, вы тут совсем независимые? И давно?

– Уже девятьсот тридцать шесть суток и два часа, гость хозяина Никлас-9.

Историк впал в сильнейшее недоумение и даже растерянность, поскольку ему еще никогда не приходилось слышать об одиночках, получивших антинейтроны в заметном количестве. Закавыка тут была даже не в том, чтобы просто породить их путем столкновения элементарных частиц в ускорителе, а сохранить в пятом и шестом измерениях, не дав испариться через седьмое. Для производства капсул с АМ требовались сложные промышленные установки и множество постоянно действующих, специальным образом расположенных черных дыр, а весь этот набор имелся только у Энергетической Комиссии, в недрах единственной планеты-гиганта в Центре. Неудивительно, что Никласу показалось, будто он теряет связи между нейронами мозга.

– Постой-ка! – осенило его. – Да ведь вы перешли на другие источники энергии! Термоядерную, солнечную, термальную… Верно? Искусственного протонного распада, наконец. Для тебя любые бытовые источники энергии работают на антиматерии, так ведь?

– Не понимаю, о чем вы, сударь.

– Ладно, веди меня в кабинет Леонида-1, – махнул конечностью историк, торопясь избавиться от кратковременного мысленного ступора. Как он мог только вообразить, что Деев получает АМ самостоятельно? – Что еще за «сударь», порази тебя Бруно?

Общительный энтроп хотел было пуститься в объяснения, но они проходили мимо прозрачной стены лаборатории, и Никлас решительным движением руки остановил биоформу. Он уже вполне освоился в незнакомом доме и понял, что хозяин его не старался развить в своих помощниках подозрительность и другие «охранные» качества. Конечно, система управления наверняка ведет запись посещения, но историк не собирался вытворять ничего противозаконного – скажем, взламывать запертые двери или учинять обыск.

Центральное место в лаборатории, имевшей в целом обычный вид, занимала крупная, явно сдвоенная транспортная камера. По углам воображаемого куба, в центре которого она располагалась, висели на силовых тросах изолированные от обычного пространства черные микродыры в промышленной оболочке, с клеймами Энергетической Комиссии. От дыр тянулись закрученные в спирали гравитационные кабели, сходившиеся в торцах камеры. То есть там, где требовались всего два источника гравитации, Леонид-1 соорудил целых восемь! «Так вот о чем он толковал Жану-6», – подумал Никлас и медленно обошел сооружение по периметру, пытаясь сквозь дымчатую защиту разглядеть подробности конструкции. Впрочем, специалистом по переброске материи он не был, и нюансы расположения деталей ни о чем ему не сказали. Не знай Никлас об интересе Деева к дыроколам вообще, он бы и не обратил внимания на этот странный аппарат.

– А что, часто хозяин использовал это устройство? – спросил историк.

– Постоянно!

– Зачем? Насколько я понял, для путешествий по обитаемым галактикам он не годится, нет разрешения.

Энтроп загадочно осклабился, приведя лицевые мышцы в невообразимое сочетание, и поднял пустую руку, в которой когда-то красовался деструктор, а сейчас виднелась электронная плата с магниточипами.

«Хаос» умолк и уставился на гостя, впавшего в недоумение. Этот дом решительно подкидывал Никласу загадки одну за другой – еще и энтроп, заговоривший стихами! У него что, чипы перегрелись?

– Вам понравилось мое поэтическое произведение? – спросил «Хаос».

– Гм… И что за «живое» солнце ты имел ввиду? Это образ такой? – Все-таки биоформы пока оставались единственным источником информации, просто отмахнуться от одной из них – где, кстати, негэнтроп? – было бы глупо. А «Хаос» к тому же, несмотря на видимую тупость, говорил уж слишком искреннее и наверняка вложил в свое творение некий, хотя и неясный историку смысл.

– Да, так я назвал квазар, ближайший к нашей галактике. Он живой, потому что очень яркий, и его часто рассматривал в телескопы хозяин, что-то вычислял. А наше солнце какое-то слабое, сударь… У меня и продолжение готово.

– Где ты таких слов нахватался? – поморщился Никлас. Стихи энтропа показались ему довольно бестолковыми, лишенными содержания. – Ладно, пойдем отсюда.

Кабинет хозяина находился неподалеку, за плавным поворотом коридора. Над дверью светилась хемилюминесцентная лампа, а под ней стоял «Нептун», так что свет отражался от его полированной макушки. Негэнтроп был мрачен и с подозрением таращился на Никласа всеми тремя зелеными глазами.

– У нас в гостях друг хозяина Леонида, – радостно сообщил «Хаос». – Возликуем же, коллега.

– Человек? – как бы себе под нос пробормотал негэнтроп и повел головой по сторонам. Ноздри его раздувались, словно он чуял нечто, недоступное нормальному обонянию, антенна в его ухе нервно подрагивала. – Что-то неладное творится с пространством, друг шефа… Нет былой стабильности в этом мире, как нет с нами и хозяина. Можем ли мы полезными быть? – «Нептун» отступил в кабинет, распахивая дверь, и еще раз огляделся в напряжении.

«Да у него нейроны с кремнием перепутались, – решил Никлас и вошел вслед за биоформой. – Очевидно, долгое пребывание в одиночестве, без всяких инструкций, пагубно влияет на них обоих. И этот тоже загадками выражается».

– Да, можете, – сказал он. – В чем проявляется «неладное»?

– Слов для этого нет у меня, – нахмурился «Нептун». – Подозреваю я нестабильность в себе самом, но что-то противоречит этому, а что?.. Неведомо мне, друг хозяина, не могу показать я пальцем на тревожное явление.

Голос негэнтропа был настолько мрачен, полон низких вибрирующих интонаций, что историк против воли вздрогнул и поспешно вызвал на сетчатку карту дома. Все было тихо, ни единого постороннего импульса не бродило в нем, не тревожило его внутренние схемы управления. Только на самом краю поля зрения мелькнуло внезапно гравитационное возмущение, где-то на одном из удаленных складов с металлами, но через миллисекунду пропало. Никлас поспешно навел фокус на подозрительную точку, однако уже через минуту был вынужден стереть схему. «Показалось, – облегченно вздохнул он. – Проклятый „Нептун“ расшатывает мою нервную систему, а товарища так уже совсем доконал».

– Но ходить коридорами страшно мне, – сказал негэнтроп. – Где хозяин Леонид-1, поведайте нам.

– С вашей помощью, друзья мои, мы это непременно узнаем, – заверил обеих биоформ Никлас и обратил наконец внимание на обстановку кабинета.

Ему здесь не понравилось: в каждом приборе, будь то банальный туннель-спектрометр или какой-нибудь нейтринный микроскоп, сквозила предельная функциональность. Ни тебе веселой голограммы на стене, ни бодрящего гамма-излучения, ни горшочка с растительной формой жизни («кактусом», по выражению древних)… Как будто хозяин занимался здесь только тем, что проводил измерения, фильтровал отчеты для Гелиодезической Комиссии, изучал научные альманахи (вон они горкой лежат, диски с «Вестником единой Вселенной») или составлял планы исследований. Отдельный масштабный экран, судя по всему, был соединен с видеоканалами от телескопов и зондов, потому что на нем стоял знакомый Никласу логотип гелиодезистов в форме легендарного космического тела, впервые запущенного человеком в космос.

Конец ознакомительного фрагмента.