II
Франция
Неудачный пример
Выбранная нами для сравнительного анализа систем государственного кредита Англии и Франции эпоха начинается со времени заключения Вестфальского мира и заканчивается временем парижского мирного договора 1815 г. Эти полтора столетия в действительности являются ярчайшей эпохой в новейшей истории человечества. Вестфальский мир – это водораздел между Европой сегодняшней и Европой средневековой, эпохой варварства и бездействия и эпохой просвещения и стремительного совершенствования общественного устройства. Парижский мир и итоги последнего являют нам картину совершеннейшего развития идей просвещения и знаменуют начало нового периода подъема и славы, мира и процветания в жизни народов и правительств.11
Вплоть до времен Людовика XIV Англия и Франция обладали примерно одинаковым влиянием на политическую жизнь Европы. К середине правления данного государя преимущество Франции над своим основным конкурентом ощущалось уже повсеместно. Но оно продержалось недолго. В то время как безвольный Карл II, только что взошедший на трон своих предков после ужасной революции, проводил политику угодную версальскому двору, задешево продавая интересы и честь своего народа, гордый Людовик, одержимый славой и величием, придавался честолюбию и пустым мечтам, не зная меры, что почти всегда проявляется у монархов в периоды случайного успеха национального хозяйства. Ослепленные существующим великолепием, блеском оружия, успехами наук и искусства и развитием торговли и промышленности, современники Людовика стали называть его Великим, приписывая исключительно его гению все то, что, на самом деле, сотворил с Францией конца XVII в. случай. И лишь беспристрастный суд истории не верит похвале современников Людовика. Потомки всегда умеют воздать по заслугам: кесарю кесарево, а случаю случаево. Примечательно, что великие люди того времени, прославившиеся в эпоху Людовика XIV, были знамениты уже во времена его юности или, во всяком случае, до его коронации, что же касается его собственных деяний, то они, увы, не свидетельствуют ни об отличном знании людей и обстоятельств, ни о наличии свойственной иным монархам врожденной мудрости.12
Между тем, он был трудолюбив и любил порядок, он умел успокоить толпу и сломить несговорчивый парламент. Все в нем было великолепно, как и подобает королю. В несчастье и в старости он явил пример твердости достойной восхищения, понимал свое царствование как помазанье божье и гордо верил в то, что венценосец в трудных обстоятельствах должен полагаться не на мудрых советчиков, а на самого господа бога. Отличительной чертой его характера было безграничное самомнение, что часто ведет к ошибкам, которые случаются ввиду отсутствия понимания и знаний предмета. Конечно же, это не самое страшное. Но если мы от описания самого короля перейдем к описанию системы его правления, а именно в сфере финансов, то будем невольно удивлены той беспечностью, безнравственностью и произволом, которые царили в них все это время. Доходы государства за время его долгого правления сильно изменялись. В начале они повысились до 84 222 096 фр., расходы же до 112 459 361 фр., итогом чего стал дефицит бюджета в размере 28 237 265 фр. Кольберу удалось повысить доходы до 96 138 885 фр. и уменьшить расходы до 101 млн. фр. Дефицит, таким образом, составил лишь 4 861 115 фр. После смерти Кольбера доходы уменьшились до 75 млн. а расходы возросли до 219 028 740 фр., что составило немыслимый дефицит в 144 028 740 фр. Чтобы подробнее разобрать эти цифры мы условно поделим правление Людовика на три эпохи и выведем средние числа для каждой. Эти эпохи следующие: правление Мазарини, правление Кольбера и правление самого Людовика. Последняя эпоха является и самой опустошительной, не только по размеру невероятного дефицита, но и по тем средствам, которые использовались для получения доходов. Именно в этот период было введено большинство налогов и сборов, которые с различных сторон истощили богатства Франции: насильственные займы или средства привлекаемые независимыми откупщиками,13 торговля дворянским званием и титулами, введенными исключительно для последующей продажи,14 единовластное решение об уничтожении прошлых векселей правительства с выкупом последних по цене номинала, искусственная уценка денег и вообще все меры, противоречащие понятию совести, обычаю и здравому смыслу.15
За все правление Людовика было учреждено лишь одно ведомство, которое в определенной степени соответствовало принципам государственного кредита, а именно учрежденный Кольбером в 1662 г банк. Этот банк за короткое время своего существования дал правительству 385 738 439 фр., но вскоре после смерти Кольбера был уничтожен придворными по невежеству и из жадности. Могло ли это единственное, неокрепшее кредитное установление противостоять губительной расточительности сего монарха? Его касса как бездонная бочка Данаиды поглотила все усилия Кольбера, все старания и жертвы предприимчивого народа, все сокровища и доходы Голландии, которые, позднее попав в хорошие руки, сотрясли ее собственный трон, поглотила и все равно опустела. Его войны стоили больше 4 000 000 000 фр. только в виде чрезвычайных налогов и займов, не считая регулярных расходов. К моменту его смерти государственный долг составил 3 110 994 000 фр. из которых 710 994 000 фр. подлежало немедленной уплате, а 2 400 000 000 фр. поэтапному погашению, что требовало ежегодной уплаты процентов в сумме 86 009 310 фр. – т.е. больше чем годовой доход государства – в то время как после покрытия расходных статей в бюджете оставалось лишь 9 016 314 фр. Что осталось от всех его честолюбивых предприятий, от его побед, от жертв и лишений, выпавших на долю французов? Призрачная тень былой славы, чудовищная версальская стройка и неминуемое банкротство! История Людовика XIV преподает большой урок всем тем, кто умеет учиться на чужих ошибках. Никогда удача не была к французам так благосклонна как в конце XVII в. И никакой иной монарх не подходил лучше на роль того, кто не оставит от этой удачи и камня на камне. Даже сама слава его явилась для его последователей огромным несчастьем, так как наследовавшие его трон становились и наследниками его системы правления. Он правил и опустошал Францию 71 год. Спустя 65 лет разразилась гроза французской Революции, и трон Бурбонов опрокинулся при дефиците который не составил и восьмой части того, что оставил после себя Людовик.
Поэтому, когда герцог Орлеанский, ввиду несовершеннолетия Людовика XV, принял бразды правления банкротство было уже неминуемым. Ответственность за это банкротство часто приписывается знаменитому Ло, однако это не так. Ло предложил герцогу Орлеанскому свои услуги в момент когда финансы Франции находились в отчаянном положении. План его действий состоял в следующем. Он учредил частный банк с уставным капиталом в 6 млн. франков. Но так как государственные кредитные билеты (billets d`Etat), как их тогда называли, сразу упали до на 30% от номинала то, в действительности, капитал банка состоял из 1 500 000 фр. наличностью и 1 800 000 государственных кредитных билетов. Это слабое начало имело крайне положительное влияние на товарооборот. Вскоре после этого банк Ло получил привилегии на торговлю с западом16 и выпустил 200 000 акций номиналом в 500 фр. каждая с намерением продавать их за государственные билеты; правительство обязалось уплачивать банку постоянные проценты по ставке 4%. С самого начала эти «западные акции» поднялись в цене и большое количество государственных билетов, оставшихся от прежних времен непогашенными, получило выгодное применение. Это выгодное размещение части долга не могло не сказаться благотворно на оставшейся части государственных кредитных билетов. Операция поддержала кредит правительства – его векселя вновь были в цене. До этой поры все расчеты и проекты Ло успешно претворялись в жизнь. Но нетерпеливое правительство захотело как можно скорее освободиться от обязательств заимодавцам, имевшим на это право, и превратило частный банк Ло в королевский банк. Западная компания существовала независимо и даже получила привилегии в торговле в Африке и Ост-Индии и поэтому ее стали называть индийской компанией. Начались большие спекуляции государственным долгом. Акции компании достигли тиража в 624 000 штук, а стоимость с 500 и 550 поднялась до 5 000, 10 000, а порою даже до 20 000 фр. Этот рост был следствием отвратительного подлога, когда правительству удалось убедить весь народ, что в Луизиане, якобы, были открыты большие залежи золота. Оно пообещало с самого первого года чистых дивидендов на каждую акцию по 200 фр. Одновременно было напечатано 2 696 400 000 фр. банковских билетов. Правительство покупало акции за банковские билеты, в то время как последние представляли собой своеобразный внутренний займ, что принесло правительству ощутимый доход в размере 48 млн. фр. Тайным намерением правительства было путем продажи акций ввести в обращение банковские билеты, но на пути к этой цели стали возникать первые трудности. Вместо того, чтобы скупать, владельцы банковских билетов требовали их погашения, и, не получив его, обменивали их на деньги или частные векселя, потеряв при этом в цене от половины до двух третей от номинала. Тщетно пыталось правительство, назначившее Ло генеральным контролером, запретительными мерами противостоять желанию людей избавиться от банковских билетов. Все было напрасно и сам Ло лишь благодаря тайному бегству смог избежать народной расправы.17
Такова печальная судьба системы Ло, дерзкой, но умело продуманной, которая легко смогла бы спасти правительство от банкротства, если бы не неопытность, нетерпеливость и безнравственность последнего. Основная ошибка Ло состояла в том, что он отождествлял банковские операции с рыночными операциями и надеялся, что преимущества последних позволят погасить государственный долг – ошибка серьезная, но для своего времени простительная. Распад банка привел к его повсеместной ликвидации, во время которой французское правительство получило возможность вновь явить свое вероломство. Во время этой ликвидации 511 900 человек, в большинстве своем отцы семейств, были задержаны и лишились большей части своего капитала. В результате объем внутреннего долга уменьшился до 1 700 733 000 а проценты до 65 000 000 франков, из которых примерно 8 млн. были пожизненной рентой. Банкротство государства, как писал Канар, является политическим безумием. Это все равно что сказать: «Долг слишком большой, чтобы его могло оплатить государство, поэтому его должны оплатить граждане». И, тем не менее, это безумие стало реальностью. Отдельным гражданам пришлось платить за расточительство Людовика XIV и излишества герцога Орлеанского, в то время как правительство было от уплаты долга освобождено. При этом непоправимый урон нанесла Франции система Ло, так как она надолго дискредитировала саму систему кредита и отбросила становление финансовой системы Франции на пятьдесят лет назад.
В период правления Людовика XV правительство шло по пути ошибок до частичного банкротства и далее к новым ошибкам. Кое где мы можем наблюдать стремления к улучшению, чему Франция вероятнее всего обязана публикациям Тюрго и его секты экономистов. К этим известным попыткам мы можем отнести учреждение кассы погашения (casse remboursement) под начальством Маршо и финансовую деятельность контролера Силуэ. Последний пытался убедить парламент ввести специальный налог для оплаты государственного долга. Он догадывался о пользе кассы погашения, но все его старания разбились о закоренелые предрассудки двора, судебных властей и всего общества. Ему ставили в упрек то, что он якобы знает финансовую систему Англии лучше чем финансовую систему Франции, как будто знание отдельных примеров важнее знания общих законов и принципов финансовой системы государства как таковой. Он управлял финансами лишь 8 месяцев, тщетно сопротивляясь расточительности королевских особ и их придворных. При Людовике XV частичные банкротства вскоре стали обычным делом и даже частью государственной политики как основная мера борьбы с дефицитом бюджета. Даже аббат Терре серьезно утверждал, что каждое правительство должно минимум каждые сто лет объявлять о банкротстве и иметь полное право списать свои долги, по которым оно уже платило долгое время. Эта бессовестная политика, к которой прибег министр финансов Людовика XV многое говорит о нравах и представлениях властителей тех времен. И к слову сказать, в поисках денег для покрытия старых долгов правительство обращалось не к кому-нибудь, а все к тем же откупщикам, которых оно впоследствии и разоряло. Таким образом, в результате этих бесконечных банкротств правительство разоряло не тех, против кого эта мера была задумана, а тех из своих подданных, чье положение в какой бы то ни было степени зависело от откупщиков. Вторым продолжительным недоразумением было непомерное увеличение налогов. Налоги возросли с 75 до 375 млн. франков, что является пятикратным увеличением налогового бремени за сорокалетний период. Эта склонность правительства к увеличению налогов есть не что иное, как одно из разрушительных последствий запущенной кредитной системы: при размещении займа народ реагирует удивлением, при повышении налога – всегда недовольством. Из всего вышеперечисленного ясно, что правительство сводило концы с концами на фоне бессмысленнейших трат. Когда во время семилетней войны англичане осуществили высадку на северном побережье Франции, правительственная касса была настолько истощена, что король выложил из своей собственной шкатулки 2000 луидоров, необходимых на то, чтобы подготовиться к обороне. Множество налогов, в том числе налог на ввоз товаров в Париж, были в закладе на 15 лет вперед, а полученные деньги сразу потрачены. К моменту смерти Людовика XV правительство Франции платило ежегодно в виде процентов по займам 190 млн. фр., при этом государственные расходы взлетели до 210 млн. фр., итого 400 млн. фр. Если отнять отсюда 375 млн. фр. составляющих годовой доход, то мы получим ежегодный бюджетный дефицит в размере 25 млн. фр.
В этом состоянии застал финансы своей страны взошедший на престол Людовик XVI. Восшествие на престол молодого монарха, славившегося своими добродетелями и исполненного благородных намерений, вызвало большие надежды во всей Франции. Тюрго, назначенный его генеральным контролером, был человеком кристально честным и дальновидным.18 Его первым детищем была отмена подушной подати (corvée) и освобождение от налогов торговли продуктами питания. В итоге в управлении доходами наступил порядок и все, чему могли способствовать юридическая компетентность и благие устремления министра, было улучшено. К несчастью, принципы Тюрго были основаны исключительно на теориях Секты экономистов. Отдав предпочтение этой ложной системе, он стал насильно приспосабливать ее к людям, которых он в действительности не знал, и обстоятельствам, которые в итоге оказались значительно сильнее чем он предполагал. Он в одиночку управлял финансами два года, но принес мало пользы своему отечеству. Вскоре после него был назначен знаменитый Неккер, и этот выбор получил всеобщее одобрение.
Управление финансами такой большой империи начинает распадаться на две независимые сферы. Первая охватывает вопросы жизни народа и включает в себя решения, связанные с повышением налогов, взиманием долгов, бдением интересов правительства без ущерба для подданных, введением режима экономии во всех государственных учреждениях, соблюдением точности подсчетов и использованием полученных средств. Вторая сфера начинает включать в себя вопросы чрезвычайных потребностей государства и требует знания и применения кредита. Управление в этих двух сферах требует совершенно разных навыков, и мы нередко видим, что люди, зачастую наделенные силой духа, важными знаниями, проворством, твердостью и деловитостью, не обязательно обладают нужными качествами для занятия этими двумя видами деятельности, в осуществлении которых, собственно, и состоит задача министра. История Неккера, а вскоре и самого Наполеона, лишь подтвердила эту истину.
Беспристрастные потомки будут знать двух разных Неккеров: одного – превосходного управляющего государственными финансами, другого – слабого финансового министра. Как управляющий финансами Неккер заслужил благодарность всей Франции. За четыре года ему удалось вывести доходы государства на должный уровень, ввести строгий контроль во всех департаментах своего министерства, положить конец привычному расточительству двора, начать лучше использовать неоцененные достоинства института откупщиков, упразднить ряд не только лишних, но и смешных и несуразных учреждений и званий19, ввести твердые правила для полугодового налога, упорядочить взимание пошлин, ввести административное деление для взимания прямых налогов, уничтожить остатки феодальной крепостной зависимости, улучшить состояние тюрем и больниц, и провести другие важные преобразования. Все это было достигнуто в кратчайшие сроки, не смотря на противодействие недоброжелателей, втершихся в доверие правительству и извлекавших большие выгоды из царившего беспорядка. Тем самым он смог удовлетворить основные потребности государства, снарядил огромные флоты, нашел средства для ведения войны в Индии и Америке, как на суше, так и на море, уплатил часть оставшегося государственного долга и при этом не обложил свой народ ни одним новым налогом. Все эти достижения становятся тем более выдающимися и достойными восхищения, если учесть, что в годы всех этих лишений и нововведений бюджет впервые избавился от дефицита и сумма доходов превысила чудовищную сумму расходов на 40 млн. фр.
В этом состоят заслуги и слава Неккера. Но если мы перейдем от перечисления его заслуг к анализу мер, которые он для этого предпринял, то восхищение невольно уступит место упреку и возражению. Хотя Неккер и использовал кредит для достижения своих целей, все произошедшее показывает, что истинные его принципы остались Неккером непонятыми. Из 350 миллионов, полученным им в долг за 4 года, 300 млн. было выручено при помощи лотереи и пожизненной ренты, 97 миллионов выручено в провинциях, где займы были заключены на 16 лет на условиях полного возврата капитала, 40 млн. принесли кредиты под будущие государственные доходы и займы города Парижа, предоставленные Орденом Святого Духа, и прочие разовые доходы, собранные собирателями подати и откупщиками и предоставленные в распоряжение правительства. И среди всех этих собранных средств нет ни единого франка, который был бы добыт в соответствие с принципами кредита, ни одного займа, обеспеченного кассой погашения, ни одного займа с соблюдением принципов и правил. Напрасно приверженцы Неккера утверждают, что основы государственного кредита в те времена еще не были сформулированы, что консолидация задолженности противоречила образу мыслей и обычаям французов, что лотереи и пожизненные ренты менее опасны для будущего страны чем займы под постоянные проценты. Все эти возражения не выдерживают никакой критики. Во-первых, для министра финансов Франции непростительно не знать то, о чем известно каждому в Англии, где государственный кредит уже получил полное развитие. Во-вторых, Паншо предлагал ему ввести кассу погашения еще до того, как она была учреждена в Англии, но Неккер отклонил это предложение. В-третьих, заем под постоянные проценты не противоречит образу мыслей и обычаю французов, что доказывают заключенные в это же время городом Парижем займы под постоянные проценты. В-четвертых, уже тогда было известно не хуже чем сейчас, что займы под постоянные проценты по ставке равной 5% при ставке погашения в 1% полностью погашаются за 36 лет, а займы с постоянной рентой под 11%, предоставленные Неккером некоторым лицам, лишь за 47 лет и 8 месяцев. Это дает нам полное право сделать вывод, что знаменитый Неккер, так великолепно позаботившийся о доходах государства, не понимал даже самих основ кредитного дела, и после его отставки все экономические ресурсы оказались исчерпаны, а долговые обязательства стали резко возрастать. Тем самым Неккер, в одночасье уладивший текущие дела Франции, подверг большой опасности ее будущее.20 Защитники Неккера отвечают на это тем, что он, спасая Францию, исчерпал свой собственный кредит. Это правда, но именно это стоит вменить ему в вину. Министр, распоряжающийся бюджетом 24 миллионов человек, и не нашедший для спасения нации иного средства, кроме как пожертвования своей собственности, навсегда останется в памяти как великодушный человек, но плохой министр. Франция ждала от него не частного пожертвования, а хорошую кредитную систему.
После Неккера управление финансами получил Шарль Калонн. Хотя он и обратился к кредиту в своей финансовой политике, задача для него состояла, однако, не в том чтобы использовать преимущества хорошей кредитной системы, а в том чтобы исследовать пути еще не пройденные его предшественниками. Калонн учредил нечто напоминающее кассу погашения, но его расточительность была столь велика, что Франция за четыре мирных года израсходовала 1 052 млн., то есть столько же сколько Неккеру понадобилось для ведения знаменитой американской войны. Его последователь, Ломени де Бриенн, уничтожил кассу погашения, вновь обратился к пожизненным рентам, перекроил налоги и издал в 1788 г. бюджет, который поверг Францию в отчаянье. Близорукая политика этого министра доходила до границ откровенной беспомощности. Дефицит бюджета того самого года достиг 160 737 492 фр., а средств на его погашение не было. «В августе 1788, – пишет Шарль Ганил, – правительство отказалось платить по своим обязательствам. Этот отказ лишил его всякого кредита и всякой надежды на чью-либо поддержку. С другой стороны, не оставалось уже и таких средств, которые бы не были испробованы ранее. Размещение займов от имени счетной палаты, духовенства, земельных палат, военных орденов, городов, откупщиков, нотариусов стало уже невозможны. Частный кредит управляющего государственной собственностью, главного сборщика податей, откупщика и контролера закрылся вместе с кредитом правительства. У каждого министерства были неоплаченные долги. Все государственные доходы были уже давно заложены, а привлеченные таким образом средства – израсходованы. Все надежды умерли, все способы были уже опробованы, и наступило неминуемое банкротство с присущим ему ужасом и горечью поражения». Объявление неплатежеспособности уже не являлось для правительства простым и безопасным способом погашения долга. При Людовике XV банкротство ударило по откупщикам, участь которых изначально была в том, чтобы либо разорить правительство, либо быть разоренными правительством. В 1788 году, напротив, правительственные векселя имели хождение по всей Франции. Большая часть этих ценных бумаг была в руках людей, занимавшихся ремеслом и торговлей. Банкротство правительства, таким образом, означало разорение всего среднего класса, крах всех мануфактур, остановку всей работы, голод и обнищание для всех трудившихся в промышленности людей. К слову сказать, Людовик XVI, в силу своего благонравия, не собирался доводить до этого свой народ. Он возложил все свои надежды на помощь со стороны народа для чего и созвал генеральные штаты.
Здесь мы ясно видим пример того, о чем мы говорили в первой части. Правительство, будучи не в состоянии произвести переустройство финансовой системы, призывает на помощь представителей народа, готового к изменению во внутреннем устройстве государства. Трудно поверить, что за этими несколькими словами стоят все ужасы французской революции.
Положение Франции 1789 г. можно охарактеризовать следующим образом. Правительство из-за своей беспечности и беспомощности начало распадаться. Дворянство, продолжавшее называть себя единственной опорой правительства, на самом деле было его врагом номер один. Купаясь в роскоши и забыв о нравах, дворянство своими незаслуженными пенсиями и дорогими подарками разграбляло государственную казну и высасывало из государственного бюджета последние средства. Духовенство стало мишенью бесчисленных атак чуть ли ни каждого публициста, при этом жадно собирая и укрывая свои богатства как единственное средство отстоять свои привилегии. Средний класс, в отсутствии конкуренции, представляя собой всю науку, искусство и торговых людей и став богатым и образованным, вдруг, уверовал в свои силы и ощутил первый большой прилив честолюбия. Парламент – невольный свидетель полного произвола правительства – счел своим долгом сопротивляться всем нововведениям, в особенности тем, что касались новых налогов, и вести непрекращающуюся войну с министрами, какую бы политику они не проводили. А народ, изнывая под гнетом, озлобился на виновников своего плачевного положения, поскольку не имел в своем распоряжении никаких законных средств даже пожаловаться на свои несчастья, не говоря уже о возможности изменить свою участь. Получившие повсеместно образование люди уверовали в свою силу и важность, а также превосходство над вельможами помпезного, своевольного двора. Но все пути для реализации их знаний и умений были им закрыты. Осознав свое положение, они, вдруг, ощутили всю важность их предназначения, все преимущества их статуса и всю огромную ответственность за общее будущее. Пока правительство, заботящееся лишь об удовлетворении своих растущих потребностей, подбивало цифры и искало помощи на стороне, депутаты третьего сословия заявили о своих законных правах и начали гордо их отстаивать. Переустройство финансов, собственно, причина созыва генеральных штатов, стала последним предметом, который они готовы были обсуждать. Никто из них не разбирался и не хотел разбираться в нюансах государственной финансовой системы и в порядке составления бюджета. Все их решения по финансовым вопросам были либо безответственны либо глупы. Их целью было совсем другое, а именно внутреннее переустройство государства. Обсуждается исключительное право монарха, перечисляются и критикуются все неудачи правительства. Страсти накаляются, дебаты перерастают в волну негодования, Франция вторит своим депутатам, и они объявляют себя представителями народа, а государственные штаты провозглашают национальным собранием. После этого судьба Франции была предрешена, что, само по себе, печально, но, увы, неизбежно. Скольких несчастий, скольких ужасов могла бы избежать Франция, да и вся Европа, если бы правительство ранее познало и по достоинству оценило все выгоды системы государственного кредита! За счет одного лишь кредита можно было покрыть дефицит бюджета, избежать созыва генеральных штатов, либо успокоить волнения в национальном собрании и обуздать кипящие страсти.
Но, к несчастью, ни правительство, ни депутаты национального собрания не имели ясного представления о том, что такое кредитная система. Когда же, после множества решений имеющих целью произвести полную революцию в правительстве, внимание народных представителей наконец-таки привлекли финансы, то все принятые ими меры либо пошли во вред, либо ничего не дали. Объявленный Ломени де Бриенном дефицит в 160 млн. был пересчитан и снижен до 118 млн., в то время как в этом же году государственные расходы, согласно расчетам народного представителя Монтескье21 от 15 марта 1789 г., составили 170 млн. Чтобы покрыть эту огромную недостачу Национальное собрание не нашло иного средства кроме как конфисковать имущество духовенства и, частично, короля. Эта мера, столь вопиюще противоречащая здравому смыслу и духу закона, полностью пришлась по духу депутатам в Национальном собрании. Вскоре после этого было принято решение о выпуске ассигнаций, обеспечением которых должно было стать конфискованное имущество. Для этого был образован специальный финансовый комитет из числа членов Национального собрания, что означало переход в руки собрания права распоряжаться государственными доходами. Вскоре, выпуск ассигнаций стал единственным видом финансовых операций Законодательного собрания и Национального конвента. Такое кредитование всегда опасно, поскольку вероятность просчета очень велика, а если это происходит в период брожения умов, при общем недостатке компетенции и нехватке времени, когда бушуют общественные страсти и часто сменяются ответственные лица, то крах подобного предприятия неизбежен. Стоимость конфискованного имущества никогда не оценивалась в более чем в 3 309 269 000 фр., и, тем не менее, тираж ассигнаций, ограничившийся прежде 2 000 млн. фр. вырос вначале до 6 000 млн., а затем достиг невероятной цифры в 48 000 млн. фр. За время правления конвента, который, не без основания, еще называют «правительством ужаса», ассигнации потеряли почти всю свою стоимость. За чашку кофе платили ассигнацией в 1 000 фр., а пара сапог стоила все 30 000 фр. Обнищание правительства стало столь катастрофичным, что его ежедневные расходы оплачивались свеженапечатанными в типографии, еще влажными ассигнациями. Ужасное положение народа обязывало правительство опробовать все меры подряд, чтобы отвратить неминуемую гибель. Тариф на перевозку грузов внутри Франции (la loi du maximum), который обозленное правительство со всей строгостью сохраняло до последнего момента, стал причиной банкротства большой части капиталистов, и принес разорение в деревню где еще существовали остатки мануфактурной промышленности и земледелия. Земледельцы и фабриканты были принуждены под угрозой смертной казни поменять последние плоды своего труда на пригоршню бумаг, не имеющих уже почти никакой ценности. Директория, пришедшая на смену конвенту, приступила к решительным действиям по предотвращению банкротства и, чтобы скрыть его от народа, прибегло к вынужденному займу в 600 млн. фр. звонкой монетой. Выброс на рынок этой суммы позволил им консолидировать большую часть ассигнаций по курсу 100 фр. ассигнациями за 1 фр. монетой. Эта финансовая операция, несмотря на ее насильственный характер и девальвацию, позволила довести количество имеющихся в хождении ассигнаций до суммы в 10 млн. фр. Но и эта сумма превосходила реальные потребности нации. Тогда правительство Франции провело еще одну насильственную девальвацию, введя в обращение государственные долговые бумаги (mandats), в результате чего все сбережения держателей ассигнаций уменьшились из расчета тридцать к одному. Разница между ассигнациями и новыми государственными долговыми бумагами была следующая: за ассигнации можно было приобрести так называемые национальные ценности, которые продавались на открытых аукционах; но, поскольку курс ассигнаций стал невероятно низким и продолжал снижаться, сделки, из-за ежедневного изменения курса, никак не заключались. С новыми ассигнациями появлялось право продавать эти ценности под роспись по фиксированной цене. Эти новые денежные знаки, которых было напечатано на 2 400 млн. выдавали взамен старых. Несмотря на то, что на день их выхода в обращение, их фонд не превышал 36% прежних, народ радовался этой перемене и все национальные ценности, под подписку, были распроданы еще до окончательного завершения эмиссии новых денег. Прежние ассигнации утратили всякое доверие – 100 фр. официально меняли на 5 фр. монетой, а затем и на 1,5 фр. монетой. Эту уценку директория вновь попыталось пресечь насильственными мерами, а именно заставив покупателей национальных ценностей три четверти суммы уплачивать ассигнациями, а одну звонкой монетой. Однако этот закон никто не стал выполнять из-за решительного возмущения народа. Тогда правительство решилось на еще одну девальвацию. Она вошла в историю как банкротство на две трети и стала последней из серии подобных операций ославивших Францию. Здесь появляется консолидирование трети и начало принципов правильной государственной кредитной политики.
Бесчинства в финансовой сфере были столь разрушительны и продолжались так долго, что в управлении не просто отсутствовал порядок, но и само понятие о порядке как форме организации и о справедливом распределении напрочь исчезло. Не было понимания ни того как правильно распределять ни того как правильно собирать налоги. Государственный долг был консолидирован, но основы консолидации не были никому известны. Со всех сторон, по всем статьям бюджета образовывался дефицит, а строки баланса заполняли уже давно заложенные доходы. Правительство оперировало огромными суммами, но у него не было денег, пока в 10-м месяце 1798 г. оно не дошло до точки, когда не было получено и половины запланированных доходов. Да и могло ли быть иначе, при столь низком внутреннем товарообороте, когда косвенные налоги составляют лишь третью часть прямых налогов и когда директория, спустя три года правления, зная о трудностях в налоговой сфере, по прежнему не имеет исчерпывающего списка обложенных налогами подданных. Можно с полной уверенностью утверждать, что конвент, чеканивший, по меткому выражению одного из его членов, на своей монете профиль гильотины, большую часть своих доходов получал из захваченных колоний. На протяжении всего периода, именуемого в истории французской революцией, со времен национального собрания и до вступления в должность первого консула, все финансовые операции являют собой длинный ряд действий, носящих характер мошенничества, правового насилия и преступной халатности. Разграбление церковного имущества и имущества вынужденных эмигрантов, замков королевской семьи и собственности любых граждан, вызывавших подозрение, кровавая война за границей чтобы поднять непомерный оброк с покоренных земель, сеянье смуты и смерти внутри страны, убийства и мародерства – вот подлинные источники дохода того времени. Бесконтрольная эмиссия ассигнаций, погашение долга путем ежедневного банкротства, осуществление насильственных займов – вот основные принципы кредитной системы революции. Стоит ли удивляться, наблюдая это последовательное низложение каждого из французских правительств – конституционного монарха, который ничем не богаче абсолютного, конвента с его ассигнациями и конфискованным имуществом, и директории с ее облигациями и сокровищами Голландии и Италии. Всех их погубило одно и то же – недостаток кредита, как закономерное следствие незнания основных принципов работы кредитной системы. Какой красноречивый пример, учитывая, что вскоре после этого, при более грамотном управлении финансами Франция достигает небывалой славы, мощи и величия. Чего же недоставало тогда французам? На лицо был и запланированный прогресс – плоды человеческой мудрости и нерукотворный прогресс в виде удачного стечения обстоятельств, бурные обсуждения в национальном собрании, великие предводители, храброе войско, дух новаторства в искусстве, гениальные открытия в науке, глубокое понимание правовых основ, изящество политической дискуссии, пылкие и преданные союзники, робкие и измотанные враги, упразднение всех институтов, мешавших развитию здравого общества, и пылкий, готовый к новому миропорядку народ, другими словами все, что может понадобиться, чтобы путем внутреннего переустройства утвердить власть и порядок. Не хватало только кредита, и из-за этого недостатка все человеческие устремления пали прахом. Беспорядок в финансах повлек за собой беспорядок во всем государстве, и Франция, повинуясь своей участи, была ввергнута в водоворот перемен и преобразований.
Как только бразды правления перешли в руки Наполеона, состояние финансов было следующим. Директория оставила ему в наследство 598 260 972 франков в виде недополученных доходов бюджета, задолженности по приобретенным национальным достояниям и других недополученных платежей; всеобщий хаос был таков, что эти сами по себе законные требования правительства считались пустым звуком. Государственный долг после всей серии банкротств составлял 63 миллиона годовых в виде постоянных процентов по долговым обязательствам, что соответствовало сумме заемного капитала 1260 миллионов. Одно только это сравнительно небольшое обременение было слишком тяжелым для директории, поскольку обязательства французских фондов консолидированной трети продавались с потерей – за 100 франков 90 франков. Вся наличность монаршей казны не превышала 179 000 фр., и эта ничтожная сумма была постоянно в залоге, что не дало возможности новому правительству даже отправить курьера с извещением для армии и департаментов о революции 18-го брюмера. Счета находились в таком беспорядке, что министр финансов вынужден был заявить о невозможности составления бюджета на 1800 г. и перенес это составление на 1801. Армия была без амуниции, все чиновники от мала до велика уже 10 месяцев не получали жалования, огромное количество распоряжений правительства так и не были выполнены, а правительственные подряды продавались на рынках за гроши. Дороги были разбиты, каналы разрушены, проезд практически невозможен. Ремесло и торговля почти исчезли. В этом отчаянном состоянии Франции нужен был человек твердый духом, деятельный и нечуждый везению, и она нашла его в лице Наполеона.
С самого начала своего правления он обратил особое внимание на состояние финансов. Вместо насильственных займов, предпринимаемых директорией, он ввел новый налог на движимое и недвижимое имущество и разрешил уплачивать его частично звонкой монетой, частично в виде ассигнаций и государственных векселей. Это распоряжение повысило спрос на французские активы и с этих пор они начали расти в цене. Переуступка нескольких соляных приисков, лесных угодий и государственной собственности по такой же системе умножило доверие народа к правительственным решениям. Вскоре последовала масштабная реформа системы налогообложения. Продажа национальных богатств позволила раздробить большие, зачастую плохо управляемые хозяйства на более мелкие и наделила множество мелких собственников, готовых использовать любые средства, чтобы вырастить урожай и начать торговлю, правом пользования землей. С присущей ему проницательностью Наполеон понял, что свободное владение этими угодьями и улучшенная обработка этих земель являются истинным ключом к возрождению и процветанию Франции; он подтвердил необратимость заключенных сделок и снизил пошлины на недвижимое имущество, компенсировав недостачу введением нового налога на соль. Еще до окончания первого года его правления в каждом департаменте уже существовал управляющий по финансовым вопросам со штатом помощников, наделенный огромными полномочиями и обязанный регулярно давать отчет. Все невыплаченные долги, доводившие директорию до обморока, начали постепенно уплачиваться, пока однажды от 500 миллионов в виде неуплаченных долгов не осталось лишь 48 миллионов. Не была забыта и торговля – учреждение французского банка на правах коммерческого банка сразу дало новый толчок всем торговым операциям. Все эти незамедлительно принятые Наполеоном меры были упрочены удачами французского оружия, взятием Вандеи и заключением всеобщего мира в Амьене.
В действиях Наполеона если и было что-то, что и поныне вызывает восхищение у потомков, то это в первую очередь жесткий контроль и беспрекословное исполнение, введенные им в сфере финансов. Одним из первых его действий было разделение государственных финансов на две сферы. Распределение и сбор налогов осталось в ведении министерства финансов. Выделение же ассигнований на текущие расходы стало подведомственным государственному казначею. Оба министра были обязаны в конце каждого месяца докладывать Наполеону в присутствии всего правительства о состоянии доходов, расходов, движении капиталов и дебиторской задолженности. После того как он знакомился с подобным месячным отчетом он начинал совещание с каждым из министров и определял каждому его месячный бюджет, исходя из его потребностей и возможностей кассы. Так, распоряжение поступало сверху во все участки управления финансами. Все чиновники министерства финансов находились в прямом подчинении одного человека, который единолично награждал отличившихся и наказывал виновных, следя за успехами ведомства глазами своих вельмож. Под его покровительством, они, жаждущие наград и поощряемые мудрой системой распределения премий, привели всю систему в такой порядок, что иной раз заранее уплачивали еще несобранные средства должников, совмещая тем самым лучшее, что было в системе откупщиков с наилучшими возможностями правительственного регулирования и управления. Не последнюю роль в этом деле сыграла и известный темперамент самого Наполеона. Он постоянно проверял все цифры с той же тщательностью с которой он обучал свои войска. Содержание в порядке армии и финансов было главной его задачей.22 Он настолько хорошо осознавал, что его власть и будущее целиком зависит от этих двух вещей, что роспись бюджета не важно в войну или в мирное время, будь он в палатке или во дворце всегда находилась рядом с отчетом о состоянии войска. В обеих этих сферах он был не только администратором, но и законодателем. Всем известно, что при создании Свода законов, все что касается сбора податей, рекрутского набора и системы налогов, написано им самим чуть ли ни в одиночку. Неустанные усилия великого человека не могли не принести свои плоды. Уже в 1803 году Наполеон был настолько доволен докладом министра финансов, что распорядился переписать его сорок раз и тайно отослать в Англию. В результате порядок удалось укрепить, подати начали поступать в казну бесперебойно, государственные доходы без учета неуплаченных долгов взлетели до 900 млн. франков. В начале 1812 г. государственные дела были приведены в такой порядок, что балансы за 1811 г. к этому моменту были все сведены, и все суммы на очередные и внеочередные расходы выделены. Сумма долга к уплате была снижена до 30 млн. франков, 20 млн. из которых было уже приготовлено для погашения, а в подвалах Тюильри было собрано и свалено в кучу 300 млн. фр. в золотой и серебряной монете. Это позволяет нам утверждать, что система сбора податей и накопления сокровищ в период правления Наполеона была доведена до совершенства.23
Но на этом славные дела Наполеона, увы, заканчивается. После того как он сделал все необходимое для введения кредита во Франции, он остановился, а значит либо не хотел извлечь пользу из преимуществ кредитной системы, либо не знал как это сделать. Мы с удивлением узнаем из истории, что такой великий духом, многосторонне талантливый человек как Наполеон, становится не похож на самого себя, когда мы говорим о кредите. Он не только не желает прибегнуть к каким-либо формам займа, но и регулярно этому противится, а также испытывает личную неприязнь ко всем кредитным операциям и тем, кто их осуществляет. Его секретарь Буринье был удален за то, что поместил свои капиталы в публичные фонды. Дуврард дважды становился объектом его гнева. «Человек, который обладает 30 млн., – сказал он, является слишком опасной фигурой для правительства. Никто из моих подданных не должен иметь более 3 млн. свободного капитала. Он был настолько твердо убежден, что использование кредита непременно ввергнет страну в несчастья, что при каждом новом займе заключаемом англичанами испытывал невольную радость, зная, что проценты, получаемые по заемному капиталу, будут использоваться на цели противные проводимой ими политики. Его министр финансов24 говорит в своем отчете за 1804 г.: «Ведение войны требует еще больших ассигнований, и его императорское величество полон решимости искать их в улучшении системы податей, и не прибегать в сфере государственных расходов к такому опасному и разорительному средству как займ. Его точка зрения всем нам известна. Он справедливо считает, что кредит, как бы его не ценили расточители, поглотит все средства и все надежды на будущее, что расстроит финансы и уничтожит само государство. Возможно осталось уже недолго ждать наступления назначенной нам судьбой эпохи, когда мы сможем преподать урок всем европейским державам». Таковы были взгляды Наполеона на этот всеобъемлющий предмет, ибо всем известно, что он лично читал и проверял все написанное своими министрами, особенно публичные документы, и что они все мыслили его категориями и притворяли в дело его слова. Эти принципы можно проследить не только в его словах, но и в его действиях. В 1806 г. он учредил кассу погашения – она была ничем иным как новым департаментам по размещению займов. Он выпустила облигаций на 60 млн. с разной ставкой процентов, однако вместо того, чтобы организовать постепенное погашение, Наполеон сам определил сроки и долю государственного имущества, которое должно пойти на погашение. В итоге он занимал средства на определенное время и на короткий срок. В 1813 г ему помимо регулярных доходов понадобилось еще 300 млн. франков и он приказал продать общинные земли в городах, ввел новые налоги и увеличил старые, но о кредите даже и не помыслил. В конце концов в 1814 г. когда враг приближается к самому сердцу Франции, он после роспуска законодательного сената идет на то, что без содействия последнего сам составляет государственный бюджет. Но и тогда среди всех его комбинаций в его бюджете, увы, не находится места идее создания работающей кредитной системы. Он использовал свои последние сбережения, чтобы отстоять свой трон, но не прибег к займам, отклонив предложения даже самых преданных капиталистов и зажиточных горожан. Подобная близорукость показывает, что он разделял сложившееся во французском народе предубеждение против кредита. И здесь становится видна рука провидения. Оно, в конце концов, избавляет Европу от человека с искаженными представлениями о кредитной системе и гнета его доктрины. Если бы инстинкт собственной выгоды не обманул бы его в этом вопросе, если бы его гений понял и оценил бы все преимущества кредита, если бы его могущественная рука научилась управлять этим рычагом, все его дерзкие по размаху предприятия, вероятно, увенчались бы успехом и весь мир вынужден был бы склониться перед его силой. Кто знает, возможно, своей сегодняшней независимостью народы Европы обязаны именно предвзятости Наполеона против прописных истин государственного кредита.
Но как удалось Наполеону, в правление которого наступили сразу все возможные чрезвычайные обстоятельства, так долго управлять страной без помощи кредита, вести войны и одерживать победы? Не говорит ли это о том, что от займов можно отказаться, заменив их поднятием налогов и использованием накоплений? Разумеется, нет. Пример Наполеона напротив лишь подтверждает справедливость установленных нами принципов. Введенная им система налогообложения сделала свое дело. Она хорошо работала вначале, когда нужно было собрать и постоянно поддерживать большую армию. Затем начали поступать выплаты от покоренных народов. Эти выплаты, именуемые контрибуцией или при заключении мирного договора компенсацией военных расходов, вносились побежденными странами ежегодно, тем самым побуждая французов к войне ради войны. Некоторые авторы утверждают, что он, таким образом, добыл для Франции 2000 млн. фр. В ходе его колоссального наступления все войны проходили молниеносно и заканчивались, как правило, полным роспуском армии противника. Он справедливо считал, что страна, способная содержать побежденную в бою армию, сможет содержать и такое же число ее победителей. С самого начала практически непрекращающейся войны более 250 000 французских солдат и офицеров содержались за счет бюджетов побежденных стран, включая питание, амуницию и выплату жалования. Государственная казна получила помимо этого 400 млн. фр., а военное министерство не тратило ввиду отсутствия половины войска и половины выделяемых ему средств. Это позволило Наполеону после прусской кампании и заключения тильзитского мира вернуться назад в Париж с доходом равным годовому бюджету, где у него в подвалах Тюильри уже хранились несметные сокровища. Он научил своих союзников использовать все преимущества правильной системы налогообложения и содержал вспомогательные войска на тех же принципах, что и свои собственные. Таковы били средства, с помощью которых Наполеону удалось заменить хорошую кредитную систему. Однако, чтобы из этого сделать вывод о возможности отказа от займов, как основополагающему принципу для всех народов, следует сначала доказать, что каждый честолюбец может стать Наполеоном, что фортуна будет неизменно благосклонна, чтобы ни случилось, что все баталии будут выиграны, все войны закончатся победой, а все большие замыслы будут претворены в жизнь без какого-либо сопротивления недовольных. История самого Наполеона свидетельствует, увы, не в пользу такого хода событий. Все держалось пока обстоятельства складывались удачно для Франции. Но с умножением противоречий в его далеко идущей политике, скрытые для глаза предпосылки удачного развития событий перестали действовать. Когда он начал сражаться не только с врагами, которых он сам себе придумал, но и с самой фортуной, на поверхность вдруг выступили все изъяны его финансовой системы. Еще в 1809 г. в первых неудачах в Испании внимательный исследователь может заметить действие завышенных налогов и как следствие ропот союзного государства и его народа. Уже тогда люди заговорили о ненасытном честолюбии Наполеона и неисполнении финансовых обязательств. Вскоре разразилась война 1812 г. и, несмотря на то, что его финансы в начале этой опустошительной войны, судя по опубликованным обзорам, прибывали в прекрасном состоянии, уже тогда появлялись первые признаки ее разрушения в виде трудностей с взиманием налогов, проблем с ликвидностью у министерства финансов, в виде самовольного списания некоторых правительственных долгов, в виде частых банкротств откупщиков и сборщиков подати. В Испании армия остается без питания и амуниции. В Германии и Польше французские гарнизоны не защищают немецкие и польские города, а разграбляют их. Пруссия жалуется на то, что Наполеон не выделил на содержание армии положенные 84 миллиона. Союзники, ропща истощают свои последние сбережения, и не получая ничего взамен в ответ на их жертвы, начинают задумываться об изменении политического строя. Не прошло и шести месяцев и от блестящего состояния наполеоновских финансов не осталось и следа. После уничтожения всей его армии министры вдруг признаются, что огромного бюджета в 900 млн. фр. не хватит, поскольку 550 млн. ушло только на войну. Наполеон вводит новые налоги: прямые налоги повышаются на 30%, налог на соль – вдвое, на прочие предметы на 10%. Он отдает половину своих сокровищ из подвалов Тюильри и распродает земельные участки, находящиеся в ведении городов на 300 млн. фр. С помощью вырученных средств ему удается за 4 месяца выставить новое войско. Но как только он успевает добраться до театра военных действий, как мы видим, что из подвалов Тюильри вновь отправляются караваны в Париж, чтобы ввести в оборот вторую половину хранившихся там сбережений. «На них, – пишет Фэн, – и на храбрость нашего войска мы возлагали наши надежды». Ему следовало бы здесь добавить: «ведь это все, что у нас было». И действительно, разбитую под Лейпцигом армию, возродить не удалось. Наполеон просто собрал вместе все гарнизоны крепостей, оставив их без прикрытия, отозвал войска из Испании и использовал все резервы, которые только мог. Он дрался с 60 000 человек против бесчисленного войска противника и потерпел поражение. К первому апреля 1814 г все его запасы были исчерпаны, а возросший долг достиг 759 млн. фр.
Предыдущие французские правительства пали потому, что не умели правильно выстроить кредитную и налоговую систему. В период империи налоговая система была доведена до совершенства, кредитной же системой попросту пренебрегли. Каковы были последствия? Наполеон, не смотря на его гений, сопутствующую удачу, рост народного благосостояния, превосходную систему налогообложения, позволявшую взимать вдвое больше налогов, чем во времена директории, не смотря на сокровища покоренных Голландии, Италии, Испании, Пруссии и австрийскую контрибуцию, растратил все богатства своего отечества и не нашел достойного ответа на вызов обстоятельств, стоило фортуне измениться.
После возвращения на престол Бурбонов, министр финансов Луи для погашения оставшейся от свергнутого правительства задолженности решил использовать кредитную систему. Он столкнулся с множеством препятствий. Сначала было решено выпустить облигаций на сумму 300 млн. фр. с постоянными процентами по ставке 5% годовых. Но как только бумаги появились фондовых рынках, они тут же так сильно упали в цене, что министру пришлось срочно ускорить процесс погашения. Вместо предполагаемых 300 млн. было выпущено лишь 36 млн., из которых 22 млн. было тут же погашено. А внезапное появление Наполеона у границ Франции положило конец этой финансовой операции.
В период, известный как 100 дней правления, Наполеон не изменил своим прежним принципам. Все свои надежды он возлагал на налоги и лишь под давление чрезвычайных обстоятельств решился на заключение займа. Дюврар одолжил ему 50 млн., с условием пятимиллионной постоянной ренты, ведь тогда французские фонды упали до 47 от 100. Против всяких правил Наполеон погасил эту ренту, используя капитал кассы погашения, и этим своим поступком лишний раз доказал, что ничего не понимает в самой системе кредита, и даже не догадывается об истинном предназначении кассы погашения.
На момент второй реставрации Бурбонов французские финансы были в отвратительном состоянии. Палата депутатов, созванная 1815 г., которую сам король назвал la chambre introuvable25, после чего ее вскоре пришлось распустить, с самого начала противилась всем разумным правилам работы министерства финансов. Сформированное правительство, состоящее в большинстве своем из членов упомянутой палаты, было, по сути, возвратом к форме правления 1788 г. со всем ее политическим и финансовым мракобесием. Такими представителями народа не могли быть приняты никакие разумные законы. Напрасно указывал министр финансов, сравнивая доходы и расходы, на необходимость бережного обращения с поступающими в казну суммами и аккуратного отношения к выплате долгов кредиторам государства. «Наше положение тяжелое, – говорил он, – и если оно ухудшится, будет еще большим достоинством и смелостью достойной короля провозгласить на родном пепелище верность данным нами обещаниям». Эти достойные слова, увы, не нашли понимания у народных представителей. Секретарь палаты Корбье предложил отменить приняты ранее меры для погашения задолженности, аргументировав свое предложение следующим образом: «Неужели закон, определяющий порядок уплаты прежних долгов должен представлять собой документ, защищающий права внешних кредиторов? Мы не должны этого допускать. Все, что было выплачено по этому закону уже никогда не вернуть. Но то, что все еще подлежит уплате стоит пока придержать. Законодатель никогда не утратит право менять порядок оплаты по своему усмотрению». Другой член палаты выразился еще яснее. «Это не первый раз, – сказал он, – когда народные представители должны взять назад данные королем обещания». Читая эти строки, не понимаешь, чему стоит удивляться больше: лицемерию Бональда, в прочем известного как горячего приверженца монархии, или его близорукости как государственного мужа? С такими установками о кредите стоило бы забыть. Эта спекуляция была самой бессмысленной из всех возможных. Оставалось лишь узаконить возможность сколько угодно раз с трибуны народного собрания объявлять о неплатежеспособности. Какой другой закон следует оставить неизменным, если закон об удовлетворении прав кредиторов, представленный правительством на рассмотрение народного собрания, ежегодно будет меняться без согласования с правительством! К слову сказать взгляды палаты депутатов были по достоинству оценены парижской палатой. «Есть истины, – говорил граф Гарнье, – которые признаны всеми и которые настолько совпадают с основным принципам нравственности и справедливости, что их не надо даже доказывать. И действительно, как и чем можем мы доказать надежность заключенных с нами договоров, нашу способность держать слово и выполнять взятые на себя обязательства»? Увы, приоритетными оказались принципы, разделяемые палатой депутатов и кредиторы правительства не получили ни обещанных залогов ни причитающихся им доходов. К счастью во Франции этот их триумф продолжался недолго. Будучи вынужденным выбирать между кредитной системой и палатой депутатов Людовик XVIII решил распустить последнюю и с тех пор все усилия правительства и министерства были направлены лишь на одну цель – восстановление финансовой системы Франции путем учреждения института кредитования. Эта важная цель была достигнута следующим образом.
Конец ознакомительного фрагмента.