Глава IV
Султанские конюшни. – Лошади из Неджеда. – Завтрак в Чараганском дворце. – Разговор его высочества с Султаном. – Рынок в Топ-Хане. – Фонтан Султана Махмуда I – Каики. – Большой базар. – Прогулка по Золотому Рогу и Босфору. – Бейлербейский дворец. – Скутари. – Большое кипарисовое кладбище. – Казарма. – Мечеть Султана Селима III. – Башня Леандра. – Парад. – Принц Юсуф-Изедин-Эффенди. – Прощальная аудиенция у Султана. – Торжественный выход в мечеть Бекишташ. – Жены Султана. – Отъезд на пароход «Владимир»
На другой день Его Высочество осматривал султанские конюшни, которые помещаются в двух каменных корпусах против дворца в Дольма-Бахче. В одном из них размещены сорок восемь, в другом шестьдесят верховых лошадей собственного седла Султана. Лошади стоят в просторных денниках, по обеим сторонам коридора, двадцати шагов ширины, с земляным полом. Между многими чрезвычайно типичными восточными лошадьми отличались своим необыкновенным ростом чистокровные арабы, выведенные из Неджеда. Эта малоизвестная страна лежит в середине Аравийского полуострова, окруженная на три и более дней пути сыпучими песками. По новейшим сведениям, сообщаемым Пельгревом, которому удалось туда проникнуть, она населена оседлыми арабами и весьма богата. Кроме недоступности по естественным причинам, ее ревниво охраняют от чужестранцев вахабиты – магометанские пуритане. Пельгрев проник туда под видом странствующего врача. По его словам все иностранцы, достигавшие Неджеда, были убиты в степях на обратном пути. Он называет Неджед родиною настоящего типа арабской породы и говорит, что в этой стране, бесспорно, находятся лучшие образцы, не только что арабского коневодства, но даже коневодства всего мира. Их отличительная черта – пропорциональность, чистота и красота форм, сухость, быстрота и неимоверная выносливость. На них совершают безостановочно переходы чрез степь двое и даже трое суток. Наконец, порода Неджеда настолько выше других пород Аравии, насколько последние выше персидских, индийских и африканских пород. Их нельзя приобрести иначе, как по завещанию, подарком или призом на войне и то в последнем случае их прячут. А если приходится, из политических видов, посылать лошадей в дар Султану, хедиву или шаху, то посылают исключительно порочных жеребцов, которые, несмотря на свои недостатки, в других местах сходят за образцы действительной красоты. На султанской конюшне все лошади преимущественно серой масти, часть из них даже не чистокровной арабской породы, а лошади восточных помесей и разных типов. Конюшенная прислуга составлена из отборных людей, стройных, красивых, щегольски одетых и вполне знающих свое дело. Нам показали также хранилище конского убора: несколько отделений уставлены седлами, уздечками и чапраками с принадлежностями. Богатое и разнообразное шитье, преимущественно по алому и голубому бархату с золотом, серебром и драгоценными каменьями – верх великолепия.
В этот день Султан пригласил Великого Князя к обеденному завтраку в Чараганский дворец. Из свиты удостоились такой чести только генералы, а потому я не видел этого дворца и не вкушал роскошных яств, которыми Султан угощал Великого Князя. Чараганский дворец построен в мавританском стиле и, как говорят, чрезвычайно хорош.
Перед тем, чтобы сесть за стол, Его Высочество обратился с следующими словами к Султану: «Позвольте искренно поблагодарить Ваше Величество за то огромное удовольствие, которое вы мне доставили дозволением осмотреть вашу конюшню. Я страстный охотник до лошадей, в особенности арабских, а нигде нельзя увидеть их в таком числе и таких высоких достоинств, как у Вашего Величества».
– Меня радует, – возразил Султан, – что они вам понравились, а как ценителю, вам вероятно было особенно интересно видеть выведенных из Неджеда?
– Действительно, я был поражен их ростом, какого до сих пор в арабских не встречал.
– Арабские лошади вообще стали сильнее и рослее, заметил Султан, – но зато прежний тип лошадей с лебединого шеей, налитыми кровью ноздрями, глазами навыкате, с тонкими и сухими ногами, стал весьма редок, а может быть и совсем исчез.
За обедом Султан расспрашивал, а Великий Князь рассказывал, что видел в городе и окрестностях.
– Не утомились ли вы от жары? – спросил Султан. – Потому я спрашиваю, что предпочитаю свежую погоду.
– Я люблю жару, – ответил Великий Князь, – и не терплю холода, несмотря на то, что я житель севера. В особенности для меня несносны холода в 20 и 30 градусов.
– Да, такой холод должен быть неприятен. У вас, впрочем, есть особенно холодная страна – Сибирь. Скажите, Ваше Высочество, велико ли ее население?
Великий Князь пояснил, что соразмерно громадному пространству население незначительно, и что более густое население группируется по путям, и к югу, где лежат весьма плодородные земли.
Султан выразил удивление, может ли родиться хлеб при таком холоде. Ему было пояснено, что холод непостоянен и прерывается хотя коротким, но чрезвычайно жарким летом, в продолжение которого необыкновенно быстро развивается растительность.
Султан сознался, что он этого совсем не знал, и поинтересовался степенью обитаемости самых северных окраин Сибири, на что ему также было дано надлежащее объяснение и упомянуто, между прочим, что жители занимаются охотою, или рыбною ловлею и ездят на оленях.
– Я не знал, что можно ездить на оленях! Как же их запрягают? – полюбопытствовал Султан.
Великий Князь объяснил закладку.
– Ну, а в России, – опять спросил Султан, – снег очень глубок, так что мешает ходить, ездить?
Великий Князь описал особенности нашей зимы.
– Говорят, у вас есть много волков? – опять спросил Султан. – Какого цвета у них шерсть?
– Серого.
– Они ростом не больше наших шакалов, или крупнее?
– Нет, они с добрую собаку и гораздо больше и злее шакалов.
– На них охотятся?
– Какже, и очень разнообразно.
– Правда, что их бьют из экипажей?
Великий Князь рассказал охоту с поросенком.
– Должно быть очень забавно и страшно, – заметил Султан. – А на что полезны волки?
Ему было пояснено, что волчий мех очень тепел, и его употребляют на шубы, полости и ковры.
Затем Султан расспрашивал об охоте на медведей, о производительности России, урожаях, конских заводах, а после окончания обеда спросил, чем Его Высочество командует?
– Всею гвардиею, всею кавалериею и инженерным корпусом, – ответил Великий Князь.
– Вы сами командуете, или есть люди, которые за вас командуют, как у моего сына?
– Сам командую и служу уже более 25 лет, – ответил Великий Князь. – С семи лет батюшка поставил меня во фронт, и я ходил за рядового в Первом Кадетском корпусе, потом был унтер-офицером, знаменщиком, командовал взводом, ротою, эскадроном, баталионом, наконец был произведен в генералы, получил кавалерийскую бригаду, дивизию, корпус и затем уже главное начальство.
Султан остался очень удивлен, услыхав о том последовательном прохождении службы Его Высочества, и заключил разговор словами: «Да! Нечего сказать! Это настоящая практика для военного человека, я сам плохой военный, потому что никогда не занимался этою частью, и оттого заставляю своего сына учиться военному делу».
Возвратясь с завтрака, продолжавшегося с небольшим час, Его Высочество переоделся, и мы спустились пешком из посольства по крутой, узкой и утесистой улице на рынок в Топ-Хане. (Топ-Хане в переводе значит «пушечный двор»). Рынок украшен фонтаном Султана Махмуда I, построенным в виде четырехугольного павильона с далеко выдающимся карнизом, и сплошь покрыт арабесками, стихами из корана и изречениеми восточных мудрецов. Эти надписи так красивы и изящны, что сами по себе составляют прелестный арабеск. В этом отношении арабские письменные знаки гораздо красивее европейских; в них очень мало острых углов, которыми мы так изобилуем, а, напротив того, все извороты округлены. Топ-Хане лежит на площадке между Босфором и высоким холмом Перы, вершины которого увенчаны дворцами европейских посольств; с одной стороны она примыкает к воротам Галаты, с другой ее украшает мечеть Ени-Джами, построенная Султаном Махмудом II и названная таким образом в отличие от стоящей близ арсенала старой мечети Эски-Джами. Рынок, занимающий середину между только что описанными местами, замечательно декоративен и оживлен толпящимся народом, идущим из ворот Галаты, или из Перы к пристани, на которой стоят множество гальйотов, каиков и пароходов, содержащих сообщение по всему Босфору.
Мы прошли к пристани у арсенала и сели в придворные и посольские каики. Эти красивые лодки сколачиваются из тонких буковых досок, весла укрепляются посредством кожаных петель, смазываемых маслом, отчего каики скользят по воде без всякого шума. Большинство из них двухвесельные; они постоянно снуют по Босфору с легкостью и изворотливостью ласточки. Султанские же каики, а равно посольские и богатых людей устроены с большою роскошью и на несколько пар весел. В наших было по двадцати гребцов, как на подбор, рослых, красивых, в фесках, красных и голубых, шитых золотом, куртках с белыми до колена шароварами и голыми мускулистыми руками.
Описав широкий круг по Босфору, мы остановились у пристани на Серальском мысу и пешком прошли в большой базар, построенный еще Магометом II, после завоевания Константинополя. Он состоит из широких перепутанных между собою коридоров, под кирпичными арками с отверстиями для света, и из крытых навесами улиц. Стены и своды расписаны цветами и фигурами. По сторонам сделаны нары или поставцы, на которых расположены товары, между ними сидят торговцы, работают и курят трубки, а в глубине лавки видна дверь, ведущая в кладовую. Мы совершили, почти не останавливаясь, прогулку по базару, возбуждая любопытство толпы, и тем невольно мешая торгу.
Из рядов мне очень понравились по своей живописности: оружейный и москотильный с духами. В мануфактурном интересно было видеть женщин с более или менее прозрачными вуалями, закрывавшими нижнюю часть лица до глаз, в сопровождении их обычной свиты: желтолицого евнуха или старухи негритянки.
Интересно было видеть женщин с более или менее прозрачными вуалями, закрывавшими нижнюю часть лица до глаз
Время незаметно изменяет все людские обычаи и законы. Как ни ревнив суровый османлис, как ни высоки стены его гаремов, но и в них пробиты бреши. Женщины мало-помалу отвоевывают себе свободу, а большинство мусульман избегает многоженства, как сопряженного с большими расходами, дрязгами, интригами и ссорами. По чувству любопытства, все запрещенное, тайное, заинтересовывает нас до того, что, не отдавая себе отчета, стараешься при первой возможности изведать тайну. От этого, встречая женщин с полузакрытым лицом, невольно обращаешь на них особое внимание и все чего-то ищешь.
Пока мы гуляли, время стало приближаться к 4 часам; базар начал закрываться, а мы поспешили к каикам, чтобы прокатиться по Золотому Рогу. Эта морская бухта врезывается в материк в виде рога изобилия, при ширине от 5000 до 6200 футов, образуя превосходную гавань, вмещающую до 1200 судов.
Босфор вместе с Золотым Рогом представляет самое счастливое сочетание, какое только может предоставить природа для мореплавания. Это неисчерпаемый источник богатства и жизненной силы для людей, а потому со времен глубокой древности, залив этот назван Золотым Рогом.
Катаясь в роскошном каике по тихим водам Золотого Рога и Босфора, я поддался всему обаянию чудного, бесконечно разнообразного сочетания воды, гор, неба, прозрачного воздуха, великолепных зданий, лачуг, мечетей, минаретов и кипарисовых рощ. Я не в силах передать действительности во всем ее величии и блеске, она так прекрасна и в то же время так фантастична, что, как опиум или хашиш, опьяняет чувства и притупляет желание. Куда ни взглянешь, всюду дивная картина, всюду разнообразнейшее богатство линий и красок. Это волшебный калейдоскоп, в котором, по мере перемещения, картина сменяется картиной, а невыразимая красота их чарует взоры и чувства, как мираж, плавающий в прозрачной синеве воздуха. В это время душа, мысли и чувства сливаются в одно благоговейное созерцание красоты, отдаваясь всей силе ее обаяния.
Вот впечатление, которые вызвала во мне эта прогулка, но… человек не может безмятежно наслаждаться. Захватывая рукою бирюзовую воду, мне пришло на мысль, сколько она затаила в себе ужасов и преступлений, и как быстро исчезал в руке чудный цвет воды, так же скоро радужные картины сменялись воспоминаниями ужасов, скрытых в этой молчаливой глубине. Мрачны легенды этих вод, много скрывают они насилий и страшных преступлений. Сюда выбрасывались трупы, после кровавых междуусобий и войн. В этих прохладных объятиях кончали свою жизнь несчастные затворницы гаремов. Сюда проведена была канава для стока крови из Семибашенного замка. Сюда же выходил «Мыс казней» и «Двери на тот свет», из Румели-Исар (Замка забвения).
Но довольно об этом. Мы подъехали к верфи, на которой строится броненосец по рисунку Султана, как по крайней мере его величество объявил о том за завтраком Великому Князю. Замечу одно: инженеры-строители, которых мы видели, все были турки, некоторые даже не говорили на иностранных языках. Доехав до конца Золотого Рога, мы увидели «Долину пресных вод», одно из любимых загородных гуляний турок, потом, объехав правый берег вдоль Стамбула, вышли у нового моста, сели в коляски и возвратились в посольство. По дороге нас остановил флигель-адъютант Султана, который потребовал к себе Гафиз-бея и произвел его в паши, за то, что, состоя при особе брата русского Императора, он удостоился высокой чести ездить с ним в одной коляске по улицам Константинополя. В этот же день Султан прислал Его Высочеству двух лошадей своего седла.
На следующее утро мы сели опять в каики и поехали по Босфору в Бейлербейский дворец, лежащий на Азиатском берегу. Мраморная набережная, роскошные сады, разведенные на террасах, с киосками и беседками, окружают этот прелестный дворец. Из богатых украшениями комнат мне особенно нравилась зала с огромным бассейном и фонтанами, предназначенная для купанья гарема. Здесь свободно могут поместиться более 300 женщин. Во всех нами виденных дворцах залы и гостиные страдают однообразием, за отсутствием живописи и скульптуры. Меня это тем более удивляет, что Султан большой охотник до живописи и сам ею занимается. Положим, изображение человеческого лица запрещено законом, но ландшафты и животные не подходят под это запрещение. Только в одном из киосков Бейлербейского дворца находятся несколько видов и несколько портретов лошадей.
Обойдя сад, мы сели в коляски и поехали по скалистой долине, мимо загородных дач с высокими каменными заборами и выехали на возвышенное плато. Пред нами лежал город Скутари, влево от него тянулся кипарисовый лес. Это знаменитое кладбище. Чрез пять минут мы въехали в предместье с большими домами, более похожими на дачи, и с широкими шоссированными улицами.
Из улиц завернули на кладбище, следуя по его извилистым и тенистым аллеям. Большая часть турецких кладбищ похожи на расчищенные леса кипарисового дерева, под сению которых наставлены стоймя мраморные плиты, наверху закругленные, в виде плеч, и увенчанные над мужчинами чалмою, а над женщинами острою шишкой. Кроме того на некоторых могилах лежат плиты и на них обыкновенно ставят горшки с цветами. Кладбище в Скутари простирается в глубину на пять верст и уставлено бесчисленным множеством могильных камней, так что издали чалмы и плечевые закругления придают ему вид собравшейся под деревьями толпы. Турки уверены, что их господство на европейском берегу только временное, а потому, не желая в будущем лежать в земле гяуров, они предпочтительно хоронятся на кладбище в Скутари. Кипарис еще у греков и римлян считался намогильным деревом. И действительно, он как нельзя более соответствует своему назначению строгими пирамидальными формами, темною зеленью и запахом душистой смолы, которая уничтожает вред от тлеющих испарений. На турецких кладбищах кипарис разрастается в огромные леса, потому что турки на каждой могиле подсаживают молодые деревца и старательно выхаживают их. Вид этого бесконечного кладбища наводит на мечтательность и располагает к тихой грусти. Турки любят посещать свои кладбища и сидеть на могилах родных; при этом они предпочитают одиночество или молча курят свои длинные складные трубки.
Чрез 20 минут мы выехали из кладбища на открытое поле пред огромною казармой[4], в которой также устроен госпиталь. Казарма в виде двухэтажного, четырехстороннего здания с башнями по углам, будучи расположена на горе, высится над всем Скутари. Два внутренние корпуса разделяют ее на четыре двора. Мы остановились пред садом со множеством цветов и вошли в госпиталь, чрезвычайно опрятно содержимый и отличающийся необыкновенною чистотой воздуха. Обойдя палаты, мы спустились с горы в город и прошли к пристани, мимо прелестнейшей мечети Султана Селима III, которая отличается удивительною легкостью постройки. Все ее стены, галереи, аркады и куполы сплошь покрыты окнами разнообразнейшего рисунка, отчего все здание кажется как бы прозрачным.
Сопровождаемые толпою любопытных, мы наконец сели в каики и перенеслись через Босфор в том самом направлении, в котором, если верить грекам, его переплыл Юпитер в образе быка, похищая Европу. Мы проскользнули в довольно близком расстоянии от башни Леандра (построенной при Императоре Мануиле), этого единственного остатка укреплений, замыкавших вход в Босфор и Константинопольскую гавань. Своим одиноким положением среди лазоревых вод Босфора она останавливает на себе особенное внимание; в этом кроется причина ее поэтического имени и соединенных с ним различных греческих и турецких легенд.
Было уже и часов, а потому мы спешили возвратиться в посольство, чтобы поспеть к параду. Придворные экипажи доставили Его Высочество и свиту в сераскират (военное министерство), находящееся близ Высокой Порты. На пути мы обогнали ряд карет, в которых выехали посмотреть на парад жены Султана. Поезд этот невольно напомнил катанье институток в пасху и на масленицу. Великого Князя встретили: четырнадцатилетний сын Султана, Юсуф-Иззедин-эфенди, военный министр и паши. После обычного угощения, то есть трубки, кофе и прохладительных напитков, подвели лошадей. Его Высочество сел на серого жеребца, подаренного ему накануне Султаном. На смотру представились Его Высочеству четыре баталиона стрелков, четыре баталиона линейной пехоты, пять эскадронов драгун, из которых четыре были на серых лошадях и один на вороных, три эскадрона улан, на вороных и гнедых лошадях; две пешие баттареи, три конные, одна горная и восемь маленьких стальных орудий, навьюченных на мулах, по два при каждом стрелковом баталионе. Великий Князь объехал войска шагом, а затем пропустил их мимо себя церемониальным маршем.
Щегольски одетая пехота проходила стройно и отличалась замечательною красотой людей. Кавалерия сидела на лошадях, преимущественно восточного происхождения, ремонтируемых в Малой Азии; при небольшом росте, они отличались прочностью, и надо полагать, что эти лошади чрезвычайно выносливы. В этом мы имели случай убедиться на эскадронах, конвоировавших Великого Князя в Сирии и Палестине. Но видно, что турецкая кавалерия, утратив свой национальный характер, испорчена французскими инструкторами. Маленькие анатолийские лошади задавлены тяжелым и неуклюжим вьюком, а люди сидят на длинных стременах, которые противны и непригодны туркам уже потому, что они весь век сидят поджав ноги. Артиллерия показалась в большем порядке и очень понравилась Его Высочеству. Парад заключился трубками, кофеем и шербетом, после чего Его Высочество представил Юсуфу-Иззедин-эфенди свою свиту и, поблагодарив за смотр, возвратился в посольство. Великий Князь хотел уехать из Константинополя в день парада, то есть в четверг 28-го сентября, но остался до пятницы, чтобы видеть парадный выезд Султана из дворца в одну из мечетей. Утром у нас все было уложено и отправлено на пароход «Владимир»; мы же оделись в мундиры и, простившись с семейством генерал-адъютанта Игнатьева, поехали тем же церемониальным порядком в Дольма-Бахче для прощальной аудиенции.
Великий Князь благодарил Султана за радушный прием и драгоценный подарок двух арабских жеребцов. Султан отвечал на это Великому Князю, что он рад представившемуся случаю сделать ему удовольствие и сожалеет, что пребывание Его Высочества у него в гостях так кратковременно, а то он желал лично показать Его Высочеству различные загородные места и дворцы. Великий Князь еще благодарил за парад, причем хвалил отличное состояние артиллерии и бодрый вид пехоты. Султан ответил, что ему приятно слышать похвалу его войску от такого хорошего военного генерала, как Его Высочество, заметив притом, что кавалерия – «наша слабая часть». Прощаясь, уже на пороге, Султан взял за руки Великого Князя и сказал:
– Я очень рад, что имел случай с Вами познакомиться, и прошу Вас передать Вашему Государю мою сердечную любовь и уважение к нему, и уверить Его Величество, что наши отношения, несмотря ни на какие перемены министерств, останутся навсегда неизменными. Надеюсь, что Ваше пребывание в Константинополе оставило вам приятное впечатление.
– Будьте уверены, Ваше Величество, – ответил Его Высочество, – что передам моему Государю слово в слово все, что Вы мне сказали, а я лично искренно благодарю Вас за все, что Ваше Величество изволили мне сделать и устроить во время моего пребывания.
Затем Султан предложил Его Высочеству посмотреть на его парадный выезд в мечеть Бекишташ. Это был знак большого внимания и личного расположения Султана к Его Высочеству, так как парадный выход происходит только в самые большие праздники и в этот день был назначен единственно из внимания к Великому Князю.
Нас отвезли в киоск, выходящий на шоссе, по которому должна была пройти церемония. Обсаженная деревьями улица от дворца до мечети была уставлена войсками, за которыми толпилась публика. По шоссе проезжали двухместные кареты венской работы, запряженные парами гнедых лошадей, в сопровождении конных и пеших евнухов. В каретах сидели жены Султана, которых он послал взглянуть на Великого Князя. Хорошенькие затворницы были одеты по последней моде, а черты их можно было различить под прозрачным вуалем, закрывавшим нижнюю часть лица как бы легкою дымкой, что увеличивало блеск и красоту глаз. Но вот солдаты встали в ружье, раздались командные слова: «ас-дур», «селям-дур», взяли на плечо, на караул, музыка заиграла и выезд начался. Впереди ехали верхом паши, попарно, на значительном друг от друга расстоянии, в блестящих, с золотым шитьем мундирах, на прекрасных лошадях. За ними сын Султана, окруженный пешими адъютантами; далее пеший конвой и министры, друг за другом, потом попарно пешком человек 60 флигель-адъютантов и, наконец, сам Султан. Он сидел на великолепном сером жеребце, на котором убор осыпан был драгоценными каменьями. На самом повелителе правоверных надет был мундир, весь зашитый золотом, а на феске горел бриллиантовый аграф с пером. За ним вели трех лошадей в роскошных уборах. Когда Султан подъехал, войско крикнуло: «Падишахиме джок яша», что значит: «Да здравствует наш Султан на многие лета». Поравнявшись с киоском, Его Величество Султан приветливо раскланялся с Великим Князем.
Войско стало расходиться, а мы проехали к пристани на площадке пред Дольма Бахче и, простившись с нашими новыми знакомыми, переехали в каиках на стоявший на рейде пароход «Владимир».