Путеводная нить. Глава 5. ЛИДИЯ ХОФФМАН (Дебби Макомбер, 2010)

По выходным я стараюсь навещать маму. После смерти папы ей пришлось нелегко. Нам всем было трудно. Очень жаль, что Брэд не застал папу. Не сомневаюсь, они обязательно понравились бы друг другу. Папа был человеком открытым и дружелюбным, он умел находить в каждом что-то хорошее и ни для кого не жалел ни добрых слов, ни шуток. Ему удавалось рассмешить меня, даже когда мне было совсем плохо. А какой он был замечательный рассказчик! Неужели я когда-нибудь перестану горевать о нем? Проходит время, но я вспоминаю о нем не реже, как могло бы показаться, а, наоборот, чаще.

Мы все как-то учились жить без папы, и маме пришлось особенно тяжело, за последние полтора года она состарилась на десять лет. Она вся как-то сникла и съежилась – не знаю, как лучше выразиться. Постоянно грустит и почти ничем не интересуется. Да и физически она тоже съежилась, усохла. Тело как будто отражает внутреннее состояние: постоянное горе, скорбь и утрату всех надежд. Она в самом деле стала ниже ростом, что подтвердилось на последнем медосмотре. Сейчас мама на два с половиной сантиметра ниже, чем год назад.

Она сдала анализ на остеопороз, но результатов пока нет. Неожиданно у мамы обнаружилось множество болезней, – по-моему, она слабеет не только из-за скорби, но и из-за своего одиночества. Они с папой жили душа в душу, она привыкла во всем полагаться на мужа.

Хотя это звучит банально, со смертью папы у мамы словно что-то отмерло в душе. Без него она не может жить как раньше. Я все понимаю и до какой-то степени испытываю то же самое. Ведь и я привыкла во многом полагаться на папу.

Сегодня воскресенье; утром, приехав к маме, я нашла ее в саду. Она старательно подрезала розовые кусты. Садик – предмет ее гордости; розы остались одним из немногих, о чем она еще заботится. Кусты, уверяет мама, нужно регулярно подстригать, чтобы они лучше росли. Папину смерть я рассматриваю с той же точки зрения. Потеря помогла мне понять, что для меня важнее всего на свете. Мне нужно было найти свой путь к счастью и привыкнуть к независимости со всеми ее достоинствами и недостатками. Именно потеря отца придала мне смелость расширить горизонты, что я и сделала, открыв собственный магазин. И начав встречаться с Брэдом.

Я немного постояла на пороге и понаблюдала за ней. Захваченная работой, мама не слышала, как я вошла. От солнца ее защищала широкополая соломенная шляпа, на руки она натянула зеленые садовые перчатки. Сбоку стояло ведерко, куда она бросала обрезки. Мне не хотелось ее пугать, поэтому я негромко окликнула ее.

– Лидия! – Мама повернулась ко мне, и мы обнялись. – Я ждала тебя пораньше.

– Я тоже рассчитывала приехать пораньше, но после церкви меня задержали.

– Кто – Брэд и Коди?

Я кивнула:

– Мы договорились встретиться через час. Пройдемся вокруг озера.

Пятикилометровая прогулка – отличная тренировка, а я хожу куда меньше, чем следует. Брэд, в отличие от меня, в прекрасной форме – он может бегать вокруг меня кругами. У Коди есть золотистый ретривер по кличке Чейз; у него ужасная привычка гоняться за всем, что движется. Коди, наверное, возьмет пса на прогулку, но мы строго-настрого запретили ему спускать Чейза с поводка. Надо, наверное, купить книгу по дрессировке собак и вместе с Коди обучить пса основным командам. В общем, день сегодня обещает быть веселым; меня так и подмывало взять с собой ролики, чтобы угнаться за ними двоими – точнее, троими.

Мама дрожащей рукой обрезала еще один побег. В последнее время я стала замечать, что руки у нее дрожат все чаще.

– Что ты ела на обед? – спросила я.

Питается она чудовищно, мы с Маргарет волнуемся за нее. Она явно недоедает, и ей не хватает витаминов. Кроме того, она неаккуратно принимает лекарства. Мы с Маргарет подозреваем, что иногда она пропускает прием таблеток, а иногда принимает двойную дозу.

– Что я ела на обед? – задумчиво переспросила мама.

– Ну да, на обед, – ласково подсказала я.

– Галеты с тунцом. – От радости, что вспомнила, мама наградила меня такой ликующей улыбкой, что я невольно улыбнулась ей в ответ. Однако у меня невольно вырвалось:

– Как, и все?

Она пожала плечами:

– Мне не хотелось… Только не приставай и не требуй, чтобы я ела по часам! Раньше меня точно так же грыз твой отец, но я его не слушала. И тебя сейчас не послушаю.

– Ладно, мама. – Я решила пока сменить тему. И все-таки придется что-нибудь придумать. Например, привозить ей горячую пищу или нанять помощницу по хозяйству – хотя бы на полдня. Если, разумеется, нам по карману такой расход. Надо все обсудить с Маргарет.

– В следующее воскресенье – День отца, – напомнила мама. – Ты свозишь меня на кладбище? Хочу поставить вазу с моими розами на папину могилу.

– Конечно. И Маргарет поедет, – сказала я, надеясь, что сестра согласится нас сопровождать. Она стала такой обидчивой и раздражительной! В последнее время мы вроде бы стали ближе друг к другу, но сейчас близость растаяла, испарилась, как лужица на жарком солнце. Не знаю, что у нее там случилось, но делиться со мной она не хочет. Откровенно говоря, мне очень обидно. Конечно, по сравнению с тем, что было, наши отношения значительно улучшились, но в таких случаях, как сейчас, я понимаю, что до идеала еще далеко.

Мама вдруг как-то разом ослабела и, с трудом подойдя к креслу, опустилась в него. Затем она сняла шляпу и вытерла пот со лба.

– Ну и жара!

Я посмотрела на термометр, который папа давным-давно прикрутил к наружной стене. Плюс двадцать три градуса. Надо же! Я и не подозревала, что сейчас так тепло. Конечно, мама уже давно работает в саду – целый час, а то и два.

– Мама, давай съездим в ресторан, – предложила я, думая, что ужин вне дома доставит удовольствие нам обеим.

– Нет, детка, спасибо. Я не голодна. После мессы мы с Дороти Уоллес пошли в блинную, которую держат «Рыцари Колумба»¹ и наелись там до отвала.

¹ «Р ы ц а р и К о л у м б а» – католическая общественная организация, поддерживающая ряд благотворительных программ.

Поясняю: если мама говорит, что она «наелась до отвала», значит, позавтракала она одним крошечным блинчиком без масла и сиропа. На обед она ела галету с тунцом, а ужинать, наверное, вообще не станет.

– Звонила Маргарет. Они с девочками заедут попозже. На душе у меня полегчало. Маргарет непременно уговорит маму хоть что-нибудь съесть.

– Ей нравится работать вместе с тобой, – продолжала мама. – Она, конечно, не любит вслух выражать свои чувства, но поверь мне: ей очень нравится, что вы теперь трудитесь вместе.

Я задумалась. Стоит ли делиться с мамой тревогой за сестру? Наверное, нет. У меня самой после недавнего разговора с Брэдом мысли о Маргарет не выходили из головы. Пожалуй, не стоит волновать маму. Она непременно передаст Маргарет, что я тревожусь за нее, и сестра придет в ярость – она отчитает меня за то, что я обсуждала ее с мамой, и не успокоится еще очень долго.

– Тебе что-нибудь принести? – спросила я. Мама рассеянно улыбнулась:

– Я бы выпила холодного чая.

Я вошла в дом и налила нам по стакану, бросив в каждый по дольке лимона. Несколько лимонов во фруктовнице уже высохли, я выкинула их, не говоря маме. Внимательно изучила содержимое ее холодильника. Нашла пакет молока, срок годности которого истек месяц назад, и пачку растаявшего шпината. Их я тоже выбросила. Когда я снова вышла в патио, мама уже надела шляпу и сидела, повернувшись к солнцу спиной.

Я присела рядом и протянула ей холодный чай, подставив лицо теплому солнышку и слушая птичий щебет и тихий шелест дождевальной установки на газоне.

– Расскажи о своем магазине, – попросила мама. – На этой неделе ты получала новую пряжу?

Особенно ей нравилось слушать о моих постоянных посетительницах. Со многими из них я очень подружилась, особенно с Жаклин, Кэрол и Аликс, моими первыми ученицами. Между нами установились по-настоящему теплые, близкие отношения. Мы дружим вчетвером, и редко выдается неделя, чтобы мы не виделись. По крайней мере, одна или две из них всегда заходят в пятницу, на наши благотворительные посиделки.

Целых двадцать минут я безостановочно рассказывала маме о «Путеводной нити» и вкратце описала трех новых учениц, которые захотели пройти курс вязания носков. Больше всего маму заинтересовала Кортни, семнадцатилетняя внучка моей постоянной покупательницы Веры Пулански.

– Мне хочется раз в месяц устраивать совместные чаепития в складчину, – добавила я, потому что интересно было выслушать мамино мнение. С одной стороны, когда мама в курсе событий, она не чувствует себя такой одинокой. С другой стороны – я всегда доверяла ее суждениям и здравому смыслу. Она и отцу не раз подавала ценные советы.

– А места у тебя в магазине хватит?

– Да, наверное, если сделать небольшую перестановку. – Когда я только открылась, в магазинчике было достаточно места для большого стола, за которым проходили наши уроки. Постепенно я стала заказывать все больше пряжи, которая заполнила почти все свободное пространство. Сейчас вокруг стола, за которым умещалось шесть человек, стоят несколько шкафов-витрин.

– Ты уверена, что пить чай среди ниток и пряжи – удачная мысль?

Я тоже сомневалась, поэтому сказала нерешительно.

– Я думала, что мы будем сидеть за столом, где я провожу уроки, а закуски составим на столик в кабинете.

Мама неопределенно дернула плечом:

– Не знаю, не знаю… А зачем вообще нужны эти ежемесячные чаепития?

Вопрос, конечно, интересный…

– Мне хочется, чтобы мои ученицы получше познакомились друг с другом. И потом, все невольно вдохновляются, когда видят, каких успехов достигли другие. – Именно поэтому я часто вяжу вещи, которые потом вывешиваю в зале в качестве образцов. – Мама, ты можешь присоединиться к нам, – с воодушевлением продолжала я. – Мы с Маргарет будем очень рады. – Я стараюсь как можно чаще вовлекать маму в наши дела. Мы с Маргарет обе стараемся дарить маме разные мелочи, чтобы ей было чего ждать и чтобы она не чувствовала себя одинокой.

Судя по тому, как нахмурилась мама, я поняла, что она, скорее всего, меня не слышала.

– Устраивайте свои посиделки, показывайте, кто сколько успел связать, а вот чаепития – это лишнее. Если вам потом захочется поесть или выпить чаю, можно сходить в ресторан.

Мне ее предложение понравилось.

– Спасибо, мама!

Я сразу поняла: мама рада, что я спросила у нее совета. Раньше папа часто советовался с ней, а сейчас ей наверняка недостает возможности кому-то что-то сказать.

Мы поговорили еще полчаса, а потом я уехала на встречу с Брэдом и Коди.

Они ждали меня на стоянке у озера. Чейз рвался с поводка.

– Привет! – кричу я, вылезая из машины. Не одному Чейзу не терпится погулять по травке!

Коди подбегает к моей машине и быстро обнимает меня.

– Ну что, пошли?

Брэд хлопает сынишку по голове:

– Ладно, приятель, только не убегайте от нас далеко, понял? И держи Чейза покрепче!

Не успев ответить, Коди пулей срывается с места. Чейз тянет его вперед. Я завидую тому, как быстро Коди умеет перебирать ногами.

Мы с Брэдом тоже начинаем прогулку в довольно живом темпе. Как всегда в погожий выходной день, в парке полно людей с собаками. Мы проходим мимо человека с гитарой, он сидит на траве и наигрывает что-то в стиле кантри. Рядом какой-то малыш гоняется за бабочкой. У самого берега стоят каноэ. Мы с Брэдом шагаем бок о бок, не спуская глаз с Коди и Чейза.

– Как твоя мама? – спрашивает он. Я предупредила, что до прогулки заеду к ней.

Мне не хочется делиться с ним своими тревогами за маму. Слишком долго все объяснять. Вначале лучше поговорить о Маргарет.

– Мама как обычно, – отвечаю я, не слишком уклонившись от истины. – Маргарет и девочки тоже навестят ее сегодня, только попозже. Маме нужно их внимание.

– Кстати, Маргарет что-нибудь тебе говорила?

– О чем? – осторожно спрашиваю я.

Брэд берет меня за руку, наши пальцы сплетаются. Я поднимаю голову и улыбаюсь ему, забыв о Маргарет. В минуты особенной близости меня охватывает такое блаженство, что я едва сдерживаюсь. Как и всякая нормальная женщина, я мечтаю о любви, семье и детях. Онкология заставила меня усомниться в том, что все это у меня будет. И каждый день я благодарю судьбу за Брэда, за то, что он появился в моей жизни, за то, что я любима им, несмотря на все мои несовершенства и недостатки. Он говорит: раз я не один, а целых два раза победила рак, значит, я двукратная чемпионка. Да, я чемпионка – еще и поэтому мне сейчас невероятно хорошо.

Брэд нарушает мои раздумья:

– По-моему, я знаю, что случилось с Маргарет.

– Знаешь? – Мне почему-то вдруг сразу расхотелось говорить о Маргарет, я предпочитаю продлить мгновения счастья.

– Да. Вчера вечером я случайно встретил Мэтта в хозяйственном магазине.

Мой зять – достойнейший человек. Я считаю, что он отлично уравновешивает Маргарет, прирожденную пессимистку. Мэтт не воспринимает жизнь так же серьезно, как она. Он не такой тревожный, как Маргарет, и, что совсем хорошо, совершенно не злопамятный.

– И что сказал Мэтт?

Как-то мы все вчетвером ездили отдыхать. Брэд и Мэтт отлично поладили. Несколько месяцев назад Маргарет пригласила нас с Брэдом на ужин, мы играли в карты до зари. Я надеялась, что мы будем видеться чаще, но пока не получается.

– Он не работает.

– Что значит – не работает? – Сколько я себя помню, то есть лет двадцать, Мэтт трудился в компании «Боинг».

– Это значит, что его уволили.

– Что-о?! Когда?

– Три месяца назад.

– Нет!

Не может быть. Три месяца? И Маргарет целых три месяца молчит как воды в рот набрала! Я цепенею.

– Так он мне сказал. Он упорно ищет работу, но пока не нашел ничего стоящего.

Сердце у меня падает.

– Но как же так… – Я не знаю, что и думать. Бессмыслица какая-то! Я единственная сестра Маргарет – если уж она мне ничего не сказала, кому она может довериться?

– Кажется, Мэтт думал, что мне все известно, пришлось подстраиваться на ходу.

У меня щиплет в носу – так бывает всегда перед тем, как я заплачу. Естественно, глаза сразу наполняются слезами, становится трудно дышать.

– Ты что, плакать собралась?

Я шмыгаю носом и киваю.

– Она могла бы рассказать мне об этом, – хрипло говорю я.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, почему она в последнее время сама не своя.

Его слова меня не утешают.

– Я надеялась, что единственная сестра больше мне доверяет. Видимо, я ошибалась. – Я смахиваю слезы, не дав им скатиться по щекам. Теперь понятно, почему Маргарет такая раздражительная и обидчивая! И не только это… Вот уже несколько недель она не покупает себе ни мотка пряжи, ни булочки во «Французском кафе» напротив. Видимо, старается сэкономить на чем только можно. Я чувствую себя виноватой.

– Мне нужно было понять! – шепчу я. – Давно надо было обо всем догадаться!

– Но как?

Моя сестра не самый открытый человек на свете, и все же я могла бы что-то заподозрить. Может, следовало внимательнее читать газеты – массовым сокращениям в «Боинге» всегда посвящали одну или две статьи. А я ничего не заметила…

– Ты скажешь ей, что все знаешь? – спрашивает Брэд. Я отвечаю не сразу.

– Наверное, нет.

По каким-то причинам, известным ей одной, Маргарет не пожелала со мной делиться. Ну и я не стану давить на нее. Надеюсь, со временем она все же поймет, что я ей не чужая. А до тех пор остается одно: любить ее, не реагировать на ее срывы и ждать, когда она мне доверится.

– Придется, – мягко возражаю Брэд. – Лидия, я хорошо тебя знаю. Ты не сумеешь хранить все в себе, ты не такая!

Я хмурюсь, но понимаю, что он, скорее всего, прав.