22
Пятница, 25 октября
Поспать толком не получилось. Вечерний покер он закончил с минусом – двести пятьдесят фунтов, один из крупнейших проигрышей за все время. Засыпалось после покерных вечеров почти всегда плохо, но последний оказался хуже других. Беспокоил не только проигрыш – годы уравнивают баланс, и атмосфера товарищества таких вечеров значила для него больше, чем сама игра. Покоя не давала предсмертная записка – что-то в ней было не так.
В половине девятого утра пятницы Рой Грейс сидел за столом с уже вторым ультракрепким кофе, просматривая ночные сериалы – журнал происшествий, – самым значительным из которых был пожар в ресторане «Куба Либре». Ресторана было жаль – они с Клио провели там несколько отличных вечеров.
Но мысли снова и снова возвращались к записке самоубийцы, которую Грейс сфотографировал на свой айфон.
Мне так жаль. Мое завещание находится у солиситора Мод Опфер из «Опфер Декстер ассошиэйтс». Жизнь после смерти Ингрид потеряла смысл. Хочу снова с ней соединиться. Пожалуйста, передайте Дейну и Бену, что я люблю их и всегда буду любить, а еще скажите, что папа ушел, чтобы заботиться о маме. Люблю вас обоих. Когда-нибудь, повзрослев, вы, может быть, сможете простить меня. XX.
Было в этом что-то очень клиническое. Некая тщательная продуманность. Совместима ли эта продуманность с состоянием человека, облившего себя бензином? И кто станет выбирать столь ужасную смерть, если только он не выступает с неким заявлением, политическим или религиозным? Семейный доктор, такой как Карл Мерфи, должен быть в состоянии полного помешательства, чтобы сотворить с собой такое. А если он был в этом состоянии, то как мог написать лаконичный, связный текст?
Рой Грейс снял трубку, позвонил детективу-сержанту Норману Поттингу, одному из самых опытных членов следственной группы отдела тяжких преступлений, и дал ему задание: получить образец почерка доктора у его секретаря; найти графолога и попросить его проанализировать и образец, и записку с целью убедиться, что они написаны одним и тем же человеком.
Грейс посмотрел на часы. До прихода финансового следователя Эмили Гейлор – с ней он работал по некоторым неясным пунктам операции «Камбала» – оставалось несколько минут. Клио, когда он уходил рано утром, еще спала. Странное дело. Он всегда любил свою работу и ставил ее превыше всего, но теперь, став отцом, переживал из-за того, что работа отрывала его от сына. Надо позвонить Клио и узнать, как там Ной.
Она сняла трубку после третьего звонка.
– Привет, дорогой. – Судя по тону, ее что-то отвлекало.
– Ты в порядке?
– Кормлю Ноя. Как закончилась игра?
– Не спрашивай. Но еда ребятам понравилась – все просили сказать тебе спасибо.
– Они такие милые.
– Так и есть.
Клио вдруг вскрикнула:
– У-у-у!
– Что случилось?
– Ной так присосался, что даже больно!
– Кто же знал, как трудно быть родителем. Хотел бы я помочь…
– Попробуй отрастить себе груди!
– Ладно, буду принимать гормональные таблетки.
Она снова вскрикнула, еще громче:
– Черт! – И тут же добавила: – Знаешь, что самое странное?
– Вот ты мне и скажи.
– Может, прозвучит чудно, но когда я смотрела на Ноя ночью, то вдруг подумала, что когда-нибудь ты, может быть, будешь возить меня как согбенную старушку в инвалидном кресле.
– Надеюсь, это не случится в ближайшие годы.
– Ты прав, дорогой, нас никто не предупредил, как трудно быть родителем.
– Верно, но однажды Ной поймет, что ему крупно повезло в жизни. У него лучшая в мире мать. Ты только напомни ему об этом, когда он в следующий раз тебя укусит.
– У-у-у! – снова вскрикнула Клио. – Как же больно!
В дверь постучали.
– Мне пора. – Грейс послал по телефону поцелуй и, улыбаясь, положил трубку. Его вдруг окатила теплая волна любви к Клио и сыну. Но взгляд уже упал на предсмертную записку. Здесь было над чем подумать. – Войдите!