3 мая
Кирилл работал на кухне, сидя за обеденным столом с ноутбуком, Маргарита сидела на диване за его спиной. Все это казалось уже таким привычным: запах корицы, витавший в воздухе, спокойствие и даже молчание. Она забралась на диван с ногами, в одной руке держала чашку, из которой всегда пила, а другую запустила в свои нежно-русые волнистые волосы и ждала. Ждала, пока он закончит или просто что-нибудь скажет. Ее глаза готовы были уже просверлить в его спине огромную дыру, хотя в этом взгляде не было ни капли давления или раздражения. Наконец, Кирилл снял очки, которые надевал в последнее время, когда много работал, и повернулся, облокотившись на спинку стула. Она чуть улыбнулась.
– Почему ты одна? У тебя же нет никого, а так не бывает.
– Бывает. У меня была семья, но жизнь, а вернее, смерть их у меня отняла. В прошлом году. Хочешь знать, как все есть на самом деле?
– На самом деле? – он тоже улыбнулся, но улыбка быстро исчезла, какое-то внутреннее чутье ему подсказывало, что что-то идет не так. – Хочешь сказать, что все, что я до этого знал о тебе – «не на самом деле»?
– Лишь отчасти, – ответила она и выпрямилась, – в прошлом году в моей семье случилась трагедия – в автокатастрофе погибли мои родители и сестра. После этого я переехала сюда.
– Прости… – после недолгого молчания он спросил: – Как ее звали?
Маргариту этот вопрос тоже очень удивил, она не хотела отвечать, потупила взгляд и даже чуть прикусила губу. Но не просто же так «мой» человек начал этот разговор. Ложь, о которой никто и не догадывался, тяготила ее изнутри. Ей, как и мне, хотелось рассказать о себе хоть кому-нибудь, хоть одной душе.
– Ее звали… Ты точно хочешь знать?
– Да, я хочу, чтобы ты ничего от меня не скрывала.
Девушка шумно выдохнула.
– Маргарита.
– Шутишь? – в его голосе чувствовалась тревога, не похоже было, что она шутила.
– Нет, мне тогда не было и шестнадцати, а с сестрой мы были очень похожи, поэтому я выдала себя за нее, чтобы не попасть в приют, детдом или еще куда, – она посмотрела на него, и в ее глазах сверкали слезы, которые она попыталась снова скрыть.
– Подожди, сколько тебе лет?
– По паспорту – девятнадцать, – она запнулась, – а так… почти семнадцать.
Кирилл отвел взгляд и потрепал свои волосы. Она снова посмотрела на нее, на этот раз с явной тревогой.
– Мне тридцать пять уже, – пробормотал он.
– Я знаю, – тихо отозвалась моя девочка, и в этот момент я тоже, как и она, испугалась, что он прогонит ее от себя, погубив при этом все то, что ей удалось воскресить в нем, и, скорее всего, в себе тоже.
Кирилл посмотрел на нее, увидел ее встревоженные глаза, которые метали взгляды по его лицу, и улыбнулся ласково.
– А как тебя-то зовут?
– Веришь-нет, не помню, – ответила Маргарита и тоже улыбнулась.
Ей не хотелось помнить, открыв правду, они вдруг договорились принять прошлый сценарий, словно ничего не произошло, словно этого разговора не было и к их разнице в возрасте, о которой Кирилл и без того часто напоминал с опаской и сожалением, не прибавилось в одночасье пара лет.
Она не была похожа на семнадцатилетнюю. Да, в ней была детская наивность и какая-то… чистота, но с другой стороны это был уже взрослый человек, который привык сам сражаться за свою жизнь и распоряжаться ею. И, хотя она выглядела молодо, не на семнадцать, конечно, но кого это волнует в наше время, когда внешность уже ничего не может сказать о возрасте точно. В ней, в этих голубых детских глазах, уже была взрослая женщина, гораздо старшее ее и семнадцатилетней, и девятнадцатилетней. Маргарита позволяла себе быть «маленькой» лишь изредка, просто чтобы не забыть, как это бывает. Так же, как Кирилл до встречи с ней позволял себе изредка быть живым.
Я даже не знаю, когда Кирилл вручил ключи от своей квартиры Маргарите. Складывалось ощущение, что они сами просто в какой-то момент появились у нее, словно так всегда и было.
Поэтому теперь она появлялась совершенно неожиданно. Нет, конечно, первое время, уже будучи обладательницей ключей от его дома, она продолжала звонить в дверь, Кирилл каждый раз напоминал ей о своем ключе. И это звучало так, словно они живут вместе, а не кто-то приходит в гости.
И мы все трое это понимали.
Мой человек в это время очень много и продуктивно работал. Статьи вылетали из-под его пальцев одна за другой, а ночами он работал над «самым важным проектом в своей жизни», так он сам говорил о своей книге о ней. О человеке, вдохнувшем в него жизнь. Больше мы ничего не знали о его работе.
Маргарита приходила к нему каждый день, приносила еду, потому что от работы он почти не отвлекался. Так и сегодня. Кирилл сидел за столом в своей темной комнате, освещенной только светом от монитора.
– Творческий мой! Как продвигается работа? – зазвучал в коридоре ее голос под аккомпанемент звона ключей.
Кирилл в ответ только что-то невнятно пробормотал.
Я слышала, как она что-то убирает в холодильник, что-то ставит на стол, потом зашумела микроволновка.
– Я принесла тебе еду из кафе, – крикнула она, продолжая метаться по кухне. – Где твоя чашка?
Девушка зашла в комнату и, замедлив шаг, подошла к согнувшемуся над ноутбуком Кириллу и увидела, что еда, что она принесла вчера вечером, так и стоит нетронутая. Маргарита потратила вчера около двух часов на готовку, хотя готовить не любила, и знала, что все было очень вкусно, потому что специально попробовала, прежде чем принести ему, а он даже не попробовал. Маргарита не говорила, что в этот раз приготовила все сама, хотя даже если бы и сказала, Кирилл вряд ли услышал бы. Она со всех сил боролась с собой, чтобы не чувствовать обиды. Маргарита стояла у него за спиной и молчала.
– Но также нельзя, – тихонько прошептала девушка, – когда ты в последний раз спал?
– Зависит от того, какое сегодня число.
Девушка обняла его за плечи.
– Нельзя так, – повторила она.
Микроволновка громко напомнила о себе – Маргарита вздрогнула.
– Я должен писать, пока могу.
Маргарита сильнее прижалась к нему, Кирилл перестал печатать. Он вдруг почувствовал запах вишни от ее волос.
– Мне этого не хватало, – сказал писатель, закрыв глаза.
– Ты о чем?
– Не важно, – он протянул было руки к клавиатуре, но Маргарита их перехватила.
Девушка силой заставила его встать и потащила было на кухню, но Кирилл пошатнулся от свалившейся на него усталости и едва не упал. Тогда Маргарита уложила его в постель и сама легла рядом.
Кирилл, сморенный усталостью, заснул почти мгновенно. А она продолжала смотреть на него, даже когда свет от монитора потух, и они оказались в темноте.
Моего человека мучил страх, что он вдруг снова перестанет писать. Это было нечто большее, чем просто работа, которую нужно взять и сделать. Раньше Кирилл все ждал, когда же те самые – правильные и искренние – слова придут к нему. Вымучить их было не под силу, и результат никуда не годился. Нужен был толчок, хоть одна фраза, которая вырывала его из реального мира и полностью погружала в мир вымысла. После нее остановиться было сложно, слова бежали в голове так быстро, и их было так много, что иногда Кирилл останавливался, замирал с широко распахнутыми глазами, не мигая, и мне казалось, что слова вот-вот начнут сочить сквозь эти голубые глаза. Он не хотел ничего упустить, не хотел терять время, отвлекаясь на что угодно, боялся, что заряд от первой фразы может в любой момент оборваться, и слова кончатся. И, кто знает, сколько тогда понадобиться времени, чтобы снова оттолкнуться.