Глава 5
Влюбленный спешит на помощь
Обольстительница
Бар «Серебряное копытце» был лишь наполовину заполнен, когда в зал вошли четверо – трое мужчин и дама. Откуда-то лилась приглушенная музыка. Лучи полуденного солнца с большим трудом пробивались сквозь плотно зашторенные окна. В зале было довольно-таки прохладно.
– Ух, благодать-то здесь какая!
Сказав, Фомин первым плюхнулся в одно из четырех кресел, окружающих столик, отстоящий от других несколько в сторонке. Фомин расстегнул две первые пуговицы рубашки. Из образовавшегося пространства выглянули клочья жгуче-черных волос.
Двое других мужчин замешкались: оба решили поухаживать за дамой. Из секундного единоборства победителем вышел более молодой и ловкий, а потому полковнику Чайковскому не оставалось ничего другого, как уступить.
– М-да, Фомин, – заметил он, удобно устраиваясь за столиком, – стареем, братец, стареем. Забываем об этикете.
Фомин, отвалившись на спинку кресла, прищурившись хитровато, не забыл съязвить:
– Утратил? Ты?! Этикет? Сроду его у тебя не было. Я прав, не так ли, Зинуля?
– И в самом деле, вы – не гусары. Впрочем, что с вас взять? Особенно ты, Фомин: экий, право, бурбон.
– А помнишь, Зинуль…
– О, конечно, такое забыть невозможно. Как же! Даме ручку поцеловал.
– Ну и женщина! И притом знает, что я ее люблю.
– Любить, возможно, и любишь, но странною любовью.
К ним подошел официант.
– Что будем заказывать, господа?
– А что посоветуете? – вопросом на вопрос ответил Чайковский.
– Рекомендую: салат «Демидовский», борщ по-уральски, на второе – сардельки купеческие, фирменные, на десерт – мягкое мороженое с орешками, а пить… – официант на секунду задумался.
И этого оказалось достаточно, чтобы Фомин взял инициативу в свои руки.
– Мужчинам – сто пятьдесят русской…
– На всех? – тут же уточнил официант.
– На каждого! Даме – шампанское.
– Какое?
– Получше. Из французских. Например, бургундское… есть?
– Да… Сухое или полусухое, сладкое или полусладкое?
– Ты какое, Зинуля, предпочитаешь?
– Пора бы запомнить.
– А, минуточку, сейчас вспомню… Даме – полусладкое и, конечно, охлажденное.
Официант собрался уходить. Но его остановила Орлова.
– Нет, погодите-ка. Мне – кофе, а шампанское, тем более французское, оставим на потом: авось разбогатею.
– Ты чего, Зинуля? – Фомина от гордости за самого себя аж распирало. – Плачу я. А кофе, само собой, всем.
Чайковский не удержался.
– Что это на тебя накатило? Банк грабанул или американский дядюшка наследство оставил?
Фомин вновь откинулся в кресле и, глядя в потолок, слишком уж меланхолично ответил:
– Делаю выводы… Из конструктивной критики.
– Все равно, Фомин, тебе за лейтенантом не угнаться.
– Согласен. Уж так он прыток… Мы с тобой больше пятнадцати лет пытаемся улестить нашу Зинулю. И что? Никакой реакции! А этот? Пришел, увидел, покорил.
Лейтенант Полозков решил также вступить в разговор.
– Я уже с вами десять дней, а все никак не могу понять, где вы шутите, а где серьезно.
– Даже не пытайся: все равно не поймешь. Этому в нашей школе не учат. Там теперь все больше этикету учат.
– Вот… опять, господин майор…
– Не опять, а снова, – возразил, не меняя тональности, Фомин. – Кстати, отныне – уже не майор.
Орлова и Чайковский в голос спросили?
– Неужели?.. Проскочил?
Фомин опять горделиво выпятил грудь.
– Да! Утром вызвал генерал. Сукин ты сын, говорит, в рубашке родился. Я стою и молчу. А про себя думаю: из-за того и хожу аж семнадцать лет в старших сыщиках.
Чайковский посочувствовал:
– Тебе всегда не везло.
– А что такое? – спросил Сергей Полозков.
– Да ничего особенного, юноша, – ответил Фомин. – Два года назад на погонах уже дырочку сверлил для очередной звездочки. Но… На мою долю выпало брать одного бандита. Помощнички мои зазевались, и он бросился бежать. Я – за ним. Я только-только раскочегарился, как он остановился, обернулся, вскинул руку. Я понял: мне – крышка, если промедлю. Ну… и пальнул. Я опередил его на какую-то долю секунды. Он тоже успел нажать на курок, но уже в падении, поэтому чуть-чуть промахнулся. Его пуля провизжала возле самого моего уха.
– Но вы же, господин майор, абсолютно правы…
– Это ты, юноша, так считаешь. А вот мое начальство тогдашнее иначе глянуло на происшествие. Мне в вину поставили, что не он меня, а я его продырявил.
Сергей недоумевающе глядел на майора.
– В тебя целятся и ты же виноват…
Чайковский пояснил начинающему сыщику:
– У начальства, Сергей, своя логика, и она не всегда понятна нам, простым смертным. Вот… Фомин промахнулся бы – тогда другое дело. Тогда дырку в нем прикрыли бы медалькой. Возможно, посмертно. Героем признали бы…
– Хватит, мужики, о прошлом, – Фомину эти воспоминания были неприятны. – Генерал мне сказал: «телега», которую накатил прокурор, малость где-то задержалась, и ему уже было поздно отзывать представление из МВД.
– Тогда пьем за подполковника Фомина, – предложила Орлова, – и пьем стоя… Я пью за тебя, Сашок! Прости за высокопарные слова, я пью за то, чтобы никогда не коснулась тебя бандитская пуля. Ну, будь! – она потянулась к нему. – Позволишь чмокнуть тебя?
– Почему бы и нет, сударыня? Губки или щечку подставлять, а?
– Изволь, голубчик, щечку твою шершавую.
Все чокнулись и выпили.
Вот и десерт подали на стол. И тут Чайковский неожиданно заметил:
– Господин подполковник, а вы не забыли на радостях-то, что у вас сегодня свидание?
– Это еще с кем? – Орлова, будто и в самом деле, оскорбилась. – Узнаю – я ей космы-то повыдергиваю.
– Да это он так, Зинуля, шутит. Сегодня – никаких свиданий не может быть. Иду домой и только домой. Этот вечер посвящаю семье. Вот гульбище закачу. Может, вечерком заглянете, а?
– Извини, подполковник, но сегодняшнее свидание я тебе никак не позволю пропустить, – абсолютно серьезно сказал Чайковский. – Нельзя, чтобы юная обольстительница, которую мы с таким трудом вычислили, выскользнула из твоих мужественных рук.
– Побойся Бога, Чайковский, какое свидание?
– Ну, как же! О Юленьке забыл? О той, которая затащила в постель Маврина?
– Как!? – пораженная Орлова уставилась на Чайковского. – Вычислили и мне ничего не сказали? Мне, вашему боевому соратнику? Ну, нет, такого я вам не прощу!
– Вот черт! – воскликнул Фомин. – А ведь я и в самом деле забыл. Звездочка-то начисто отшибла память, – и уже обращаясь к Орловой, добавил. – Извини, Зинуля, но мы сами узнали ее координаты только что.
Чайковский продолжал:
– Предупреждаю, чтобы без фокусов. Не дури. Проведешь операцию, как условились, понял?
– Обещаю. Но мне не терпится. Так хочется сейчас же поехать и очаровашку Юленьку прямо в аудитории – под нежны рученьки.
– Выбрось из головы! Запрещаю даже думать об этом. Только по плану – вечером и на квартире!
– Договорились. Как-нибудь потерплю до вечера. Только ты не забудь предупредить следователя Алексеева.
– Уже…
– Ну? И?..
– Он поддержал наш план. Сегодня задерживаем, и помещаем на ночь в изолятор, утром – встречаемся.
Фомин воскликнул:
– Эх, как время теряем!
– Ты опять?
– Нет-нет, это я так.
– То-то же! Разве не знаешь, в каких случаях крайне необходима спешка?
– При ловле блох.
– Глянь-ка, Зинуля, у Фомина, кажется, эрудиция прорезалась.
Чайковский допил кофе. Взял в руки опорожненный графинчик, постучал козонками пальцев по нему и разочарованно произнес:
– Хороша бражка, да мала чашка
Фомин немедленно откликнулся.
– В чем же дело? Могу и повторить заказ.
– Не время, господин подполковник. Малость обмыли звездочку. И хорош! Водку надо пить в меру – говаривал когда-то Неру.
Фомин ответил тем же:
– Водку пей до сыта – рекомендовал Хрущев Никита.
– И в самом деле, пора, ребята, – прервала их Орлова. – Меня тоже на службе ждут.
Фомин рассчитался, и все вышли из бара. На улице, когда Орлова с Полозковым немного отдалились, Чайковский полушепотом спросил товарища:
– Думаешь, будет «поклевка»?
– Считаю, что да, – ответил Фомин. – Парнишка занервничал и даже лицом изменился. Похоже, мы на правильном пути.
Воробышек
Прошло полчаса. За это время Чайковский не присел ни на секунду. Он нервно передвигался из угла в угол по своему кабинету. Он ждал. Он верил. Но и сомнения где-то внутри грызли душу: а что, если ставка сделана не на того? Его нервное напряжение достигло апогея, когда дверь кабинета широко распахнулась, и вихрем влетел Фомин.
– Кажется, началось!
– Что «началось»?
– То, что и нужно.
– Не опережаешь события?
– Да нет же, нет! Успокойся. Все идет по плану. Воробышек заглотал наживку.
– Что ты имеешь в виду? – Чайковский недоверчиво смотрел в глаза Фомина и нервно теребил сигарету, из которой на пол сыпался табак. – Кончай ломать комедию. Сейчас не до шуток. Докладывай, как положено!
– Ну, хорошо. Успокойся. Не сердись.
– Ты сам успокойся. Не говори «гоп»…
Фомин вмиг посерьезнел.
– Докладываю, господин полковник. Записан на пленку его звонок в университет, в канцелярию одной из кафедр политехнического. Просил пригласить студентку четвертого курса Савченко Светлану…
– Не Юленька?
– Нет!
– Впрочем, этого следовало ожидать. Хотя, – Чайковский все также нервно достал из пачки новую сигарету, взял со стола зажигалку, щелкнув, прикурил, жадно и глубоко-глубоко затянулся, – вполне возможно, что его звонок чистая случайность и к нашему делу не имеет никакого отношения.
Фомин не согласился,
– Сейчас я уверен в обратном… как никогда.
– Не уверен, а самоуверен – так будет точнее. Остуди голову!
– Понимаешь, через несколько минут он повторит попытку связаться с Савченко.
– Что? Студентку не позвали?
– Ее не оказалось в аудитории. Вероятно, в столовую ушла.
– Как ведет себя наш «воробышек»?
– Нервничает. Не отходит от телефона.
– Невероятно! Неужели так глуп, что отсюда и сразу решил предупредить? Неужели он именно тот самый информатор, которого я ищу? Если это так, то все складывается слишком уж просто, – Чайковский с надеждой смотрел на Фомина. – Сашок, будь умницей! Не горячись! Не вспугни птенца! Не упусти. Береги его! Не спускай глаз ни на минуту. Следи, чтобы записывающая техника не подвела.
– Положись на меня, господин полковник, – обидчиво заметил Фомин. – Сколько лет вместе, сколько вместе дел раскрутили, и хоть раз подвел тебя в критическую минуту?
– Не обижайся, Сашок, пожалуйста. Сам знаешь: когда просто – жди подвоха. Вспомни, сколько раз «прокалывались»? Сколько раз думали; ну, все, черта держим за бороду. А потом оказывалось, что все это иллюзии наши. Ожегшись на молоке, невольно дуешь на воду.
– Я с тобой и, значит, все в порядке.
– Мне бы твой оптимизм!
Захват
В скверике, разделяющем на две равные части Главный проспект, в этот час было немноголюдно. Наверное, обычных завсегдатаев – влюбленных – вспугнула только что отшумевшая гроза. В воздухе стоял острый запах тополя. Из-под куцего хвоста уходящей за горизонт грозовой тучи вынырнуло солнце и сразу стало жарко, асфальтовая дорожка заструилась паром.
Сергей Полозков появился на пять минут раньше назначенного срока. Осмотрелся. Обрадовался. Их любимая скамейка, где они провели немало чудных минут, пустовала. Он присел. На него сурово взирал маленький человечек с гигантского постамента, простирая куда-то вдаль свою худосочную ручонку. Один из вождей мирового пролетариата, кажется, доволен своим положением и облюбованное место почти в самом центре города не собирается покидать. По левую руку вождя – госуниверситет, а по правую – оперный театр, перекрашенный после капитального ремонта в мышиный цвет. Сергей подумал: «Раньше театр выглядел с улицы наряднее».
На его скамейку в метре от него опустился парень лет двадцати пяти. Короткая стрижка, джинсы, кожаная куртка со множеством накладных карманов на ней, в руке – полураскрытая книжка в мягкой обложке, бульдожьи скулы медленно пережевывали жвачку. Не обращая внимания на Сергея, он уткнулся в книжку.
«Вот, черт, принесла его нелегкая!» – озлился Сергей на не прошеного соседа.
– Ждешь? – неожиданно услышал он.
Сергей огляделся, не понимая, кому адресован вопрос. Вблизи не было никого.
– Ждешь? – повторил вопрос пришедший, по-прежнему не отрываясь от книги.
– Жду… то есть… А вам какое дело? Я вас не знаю!
– А и знать тебе ни к чему. И не задавай вопросы, не за тем сюда пришел…
Парень замолчал, заметив молодую мамашу, толкающую впереди себя коляску. Она медленно прошла мимо и села на соседнюю скамейку, метрах в пяти от них.
Впервые парень оторвался от книжки и проследил за мамашей. Заметив, что та устроилась на скамейке не на минуту, встал, подошел к ней.
– Простите, мои часы остановились. Подскажите, который час? – обратился он к мамаше.
– Без четверти семь, – ответила та, мельком взглянув на наручные часики.
Нескольких секунд было достаточно, чтобы парню бросить взгляд внутрь коляски. Заметив розовощекую мордашку, сопящую в сладком и безмятежном сне, он еще раз извинился, отошел и вернулся на свое место.
Сергей настороженно следил за парнем. Он сразу понял, что тот неспроста подходил к женщине, и не «остановившиеся» часы были тому причиной.
– Что уставился? – злобно бросил он, вновь уткнувшись в книгу. – Гомик, что ли? Я – не баба, чтобы так рассматривать, – по-прежнему не отрывая глаз от книги, продолжил. – Говори тише и не верти головой. Слушай и отвечай на мои вопросы, ясно?
– Простите, но вы меня с кем-то путаете, – Сергей полез в карман, чтобы достать удостоверение личности. – Я – оперуполномоченный…
– Не гоношись! – рявкнул парень. – Заткнись, падла, – приглушенно прорычал он. – Я о тебе знаю все!
– Извините, нам не о чем говорить.
Сергей встал, намереваясь уйти.
– Сидеть! Парень сделал угрожающее движение телом, от чего скамейка жалобно застонала.
Сергей присел, недоумевающе глядя на парня.
– Вот так-то будет лучше. Будь паинькой, иначе… У меня, знай, с «ментами» подобного пошиба разговор короток. Я их готов давить как клопов.
– Что… что вам от меня нужно?
– Того, что и раньше, – информации… Светка не придет, ее ты больше не увидишь.
– Что вы с ней сделали? Вы… вы убили ее, да?
– Пока – нет. Она жива, с ней все в порядке. Предупреждаю: не ищи встречи с ней, понял? Потрахался, получил удовольствие и – будет. Теперь должок надо отдавать. Свою подстилку я за просто так под других мужиков не подкладываю.
– Вы… вы хотите сказать…
– Да, я хочу сказать, что Светка спит с тем, с кем я прикажу. Это ее работа. Она не любительница. Она профессионалка.
– Не верю!
– Мне и не надо, чтобы ты верил. Мне лишь надо, чтобы ты по-прежнему был в органах нашим стукачом.
Парень наконец-таки отложил в сторону книгу, вынул пачку с верблюдом на лицевой стороне, вытолкнул сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил. Все движения демонстрировали его полное спокойствие. Он вел себя так, как обычно ведут себя хозяева положения.
– Зачем звал Светку? О чем хотел говорить? Выкладывай! И побыстрее! Меня другие дела ждут.
– Я тебя не держу, иди своей дорогой, – Сергей перешел на «ты».
– Ну-ну, спокойно. Зачем распускать перышки, петушок мой дорогой? Говори, что хотел сообщить моей шлюшке?
– Ничего.
– Не играй со мной, добром прошу. Начал нам служить – служи. У нас – не у вас: любое колебание расценивается как предательство, а за такое всякого «накалываем» на булавку. Как бабочку.
Сергей лихорадочно искал возможность, чтобы выпутаться из истории, но ничего не приходило в голову. Он напуган. Он по-прежнему не верил, что его девушка – небесное солнышко – встречалась с ним, исполняя чьи-то задания. Скорее всего, думал он, ее запугали, принудив выуживать нужную информацию. Может, и в живых-то ее уже нет.
Парень вновь угрожающе зарычал:
– Жду! Долго молчать собираешься? А… Я и сам знаю: ты хотел сообщить, что мою шлюшку выследили «менты», собираются взять. Я ведь прав, да? Ну! Я прав?! Ты хотел предупредить об опасности?
– Хотел, чтобы… – Сергей окончательно был сломлен. Он с трудом выдавливал из себя слова, – чтобы она скрылась куда-нибудь. Ведь она ни в чем не виновата.
– Значит, я все-таки оказался прав. Забудь о ней! Я уже принял меры. Еще раз говорю: не пытайся ее найти. Предупреждаю: тот день, когда ты вознамеришься встретиться со Светкой, будет последним для тебя. Без понта! Ну, а я с тобой не прощаюсь. Ты мне еще сгодишься. И не раз!
– Эт-то точно!
Кипиш
Эти два слова, прозвучавшие где-то за спиной, поразили обоих. Сергей вжался в скамейку, съежился, оцепенел. Потому что голос этот с элементом постоянного сарказма был слишком ему знаком. Сергей сидел, не шелохнувшись, боясь даже повернуть голову.
Но не более секунды длилась растерянность его собеседника. Тот попытался обернуться и посмотреть, кто это его тревожит. Попытался, но щекой уткнулся в ствол. Правая рука молниеносно рванулась к карману.
Тот, кто находился сзади, тоже, видать, не промах и такую естественную реакцию парня предвидел: раз – и рука с пистолетом с силой опустилась на его руку выше локтя. Парень взвизгнул от боли.
– Спокойно, сударь, и без лишних движений, а то зашибу. Рука больно у меня тяжелая – сам не рад.
И все же парень не внял совету: он вскочил, видимо, пытаясь дать деру. Сокрушительный кулак опустился на плечо. Удар был настолько силен, что парень не устоял на ногах. Он взвыл от боли и упал.
– Нет, не так, лицом вниз, голубчик. И не дрыгаться. Руки на спину!
Тот повиновался. И наручники защелкнулись на его запястьях.
– Вот и ладненько! Вот и хорошо. Умненький да послушненький попался. Только-только так грозно рычал, а тут… Значит, дальнейшее наше общение не обещает быть затруднительным.
Наконец-то Фомин обратил свой взор на Сергея.
– Ну-с, свет Сереженька, чего сидим? Как невестушка на выданье.
– Что… что мне делать, – растерянно пробормотал он.
– Да, уж! Все, что ты мог, ты уже сделал. Прими благодарность за службу верную. Думаю, и другие по достоинству оценят твои заслуги.
В это время слева и справа, прямо через трамвайные рельсы к ним прорвались две милицейские машины. Из них выскочили люди в масках и камуфляжной форме, с автоматами наперевес. Увидев, что все уже сделано, остановились.
Фомин, глядя на них, сказал:
– Ну и видочик у вас. Вы так напугали моего клиента, что тот лежит и глаз поднять на вас не смеет. Как уткнулся в асфальт, так и лежит, – потом обратился к лежащему. – Встать! Чего разлегся? Не дома и не в постели любовницы!.. Обыскать!
Прибыла еще одна машина. Из нее выскочили Чайковский и Орлова.
– У тебя все нормально? – спросила подбежавшая Орлова, с обожанием глядя Фомину в глаза.
– Все в порядке, Зинуля, все в порядке. Есть, правда, один нюанс…
– Ты и без «нюансов»?.. Что такое? – встревожилась Орлова.
– Да, пустячок, – меланхолично ответил Фомин, – кажется, припечатав, малость не рассчитал силу. Вон, все еще сидит, будто очумелый.
– Тут ты верен себе, – бросил Чайковский, – сколько раз советовал быть поделикатнее…
– А что мне оставалось? Предупредил же: рука тяжелая, не рыпаться. Но нет. Попытал судьбу, вот и получил свое. Да и вооружен, кажется…
– Вы правы, господин подполковник, – это обратился к нему один из полицейских, обыскивающих молодца. – Смотрите, «ПМ»?
– А что я говорю? – Фомин горделиво смотрел на Чайковского. – Кажется, сыщик еще не потерял свой нюх и с интуицией все в порядке.
– Мальчики, осторожненько, – заволновалась Орлова, – осторожнее с оружием, на нем то, что представляет повышенный интерес для меня, – отпечатки пальцев.
Стала собираться толпа. Никто не видел начала истории, кроме Сергея да молодой мамаши с младенцем. Сейчас перед глазами толпы была вполне мирная картина.
И тут задержанный очухался, ожил, решил поработать на публику.
– Произвол! – истошно завопил он. – Чистейшей воды произвол! – и, показывая в сторону Фомина, продолжал. – Я сидел на скамейке, читал книжку, никого не трогал, а он подскочил сзади и ну, давай бить меня. Сбил с ног, а в карман засунул свою «пушку». Провокация!
Толпа зароптала. Фомин не мог оставаться безучастным. Подошел к своему клиенту.
– Да заткнись, ты, наконец! Не изображай из себя идиота. Не поможет.
А парень продолжал:
– Видите, слышите, люди добрые, он снова угрожает. Им все можно. Посмотрите, люди добрые, какой пистолет изъяли, якобы, у меня? Это – ментовская «пушка»! Откуда я мог взять такой пистолет?
Фомин не обращал внимания на усиливающийся ропот толпы.
– Ты перестанешь, неврастеник несчастный, визжать? – он незаметно для толпы показал ему свой весомый кулак. – Ты что же, любезный, доброго к себе отношения не понимаешь!?
Чайковский забеспокоился. Он решил прекратить спектакль, приказав ускорить процесс. Спустя минуту, клиент Фомина уже пребывал в спецмашине, откуда продолжали нестись его вопли.
К Фомину подскочил спецназовец и, указывая на все еще сидящего в оцепенении Сергея, спросил:
– А с этим что делать?
– Этот красавчик поедет с нами, – ответил Чайковский. – У нас с ним свой, особый разговор предстоит, – затем, уже обращаясь к Фомину, продолжил. – Кстати, распорядился, чтобы с этого «пятачка» сняли аудио и видео наблюдение?
– Так точно, господин полковник, – бодро ответил Фомин.