Глава 2
«Святая троица» уже в Екатеринбурге
Не повезло
Полдень. Черноморское солнце палит нещадно. Так и кажется, что его лучи прожигают тело насквозь. На небе – ни облачка. И только там, на самом дальнем горизонте появились туманные, еще неясные полоски, похожие на гусиные перышки.
Из пучины морской появились трое – Чайковский, Фомин и Орлова. Прошлепали несколько метров и плюхнулись на золотую россыпь пляжного песка. Минут с пять так и лежали, не произнеся ни слова.
Первой, что вполне логично, нарушила тишину женщина.
– Нет, мужики, – с откровенными нотками романтичного восторга, который особам слабого пола очень даже присущ, заметила Орлова, – как все-таки прелестно отдыхать на берегу Черного моря!
– А как же! – не поднимая головы от песка, откликнулся со своего места Фомин. – Не в России же загораем, а в зарубежье, пусть даже если оно и ближнее.
Орлова не стала обращать внимания на язвительный подтекст в реплике коллеги и продолжала восхищаться:
– Какое солнце! Какой здесь воздух! Какой песок! Просто чудо!
– Госпожа Орлова, вы не правы, – с суровым притворством в голосе возразил Чайковский. – Чудо вовсе не в воздухе и даже не в солнце, а в том, что наш генерал сжалился над тремя рабскими душами и одарил своей милостью – недельным отдыхом в Крыму.
– Виновата, господин полковник, исправлюсь! – вскочив и вытянувшись в струнку, отрапортовала Орлова.
А сквозь все еще влажный купальник озорно и даже можно сказать несколько нахально выпирали (как у семнадцатилетней) две небольшие, но замечательные грудки.
– Капитан Орлова, умерьте пыл, – довольно меланхолично бросил Фомин. – Извольте не соблазнять начальство своими торчащими прелестями. Чайковский у нас по этой части слаб и может не устоять.
– Сказал же! – вновь укладываясь на песок, возразила Орлова. – В полковниках уже ходит, начальником следственного управления УВД области стал, а все женихается; ни одна баба не может его захомутать и окольцевать. Не мужик, а кремень.
– А все потому, что с пеленок в тебя, дорогуша, влюблен…
– За столько лет и я даже не заметила?
– Ты кроме своего семейного ангела-хранителя, муженька родненького, никого вокруг не замечаешь. Чайковский же особы, достойной тебя, не встретил. Умру, говорит, а своему идеалу останусь верен. Мне, говорит, уготована вторая жизнь. А там, – Фомин устремил свой перст указующий в небеса, – он и намерен соединиться с тобой.
Чайковский слушал эту трепотню и никак не реагировал. Он лежал, закрыв глаза, и только руки были в ходу: брал в пригоршни песок и тонкой струйкой сыпал его на голый живот. Но вот последние слова его заставили встрепенуться.
– Это когда я тебе обо всем этом говорил, а?
– Когда? – все также меланхолично переспросил Фомин. Не дождавшись реакции, сам же ответил. – Давненько уже… Я и не помню…
Еще что-то в том же духе хотел сказать Фомин. Но в этот момент над ними появился вертолет. Сделав круг, приземлился невдалеке от пляжа, метрах в пятидесяти.
Зоркий глаз Фомина сразу определил:
– Решили понежиться на солнце.
– Используя служебный вертолет? Вряд ли, – Чайковский слегка приподнялся и посмотрел в ту сторону. Он увидел бегущего в их сторону человека в форме. – Кажется, по наши души. Чует мое сердце.
Товарищ полковник, – еще издали кричал бегущий, – товарищ полковник!
Фомин пробурчал:
– Нашел себе товарища. Чайковский у нас давно уже в господах ходит. До чего же отсталый здесь народ. Хохлы, одним словом.
Тем временем Чайковский не на шутку встревожился: по пустякам вертолет не станут гонять. Встал и начал натягивать на все еще влажное тело пляжный костюм.
– Товарищ полковник, к нам поступило сообщение по факсу. Вас всех троих требуют домой. Немедленно!
– Что еще там стряслось? – по-прежнему меланхолично поинтересовался Фомин. – Может, собака у хозяина сдохла?
– Кажется, нет. Собака живехонькая, – посланный был невозмутим. – В сообщении говорится, что у вас начальник УгРо убит. Убит в подъезде собственного дома.
– Эти слова буквально подбросили Фомина над землей. Он молниеносно вскочил.
– Ты что?! Что несешь? Спятил? – взревел Фомин, ошалело крутя головой. – Моего шефа?! Убили?!
– Вашего или нет, но убили.
– Не может быть!
Фомин и Орлова также стали на скорую руку одеваться.
– Стрелявших задержали? – зачем-то спросил Чайковский. Сообразив, что глупее вопроса не придумаешь, сердито сплюнул под ноги.
– В сообщении ничего об этом нет. Сказано лишь, что убит тремя выстрелами. Три пули всадили.
– Но почему за нами послали?
– Не знаю. Я не знаю, что в данный момент в головах своего начальства, а про ваше…
Фомин высказал свое предположение:
– Очевидно, генерал решил расследование убийства поручить нам. Не иначе!
Через несколько минут все трое уже были в салоне душного вертолета. И, взвихрив песок, винтокрылая птица вспорхнула ввысь и скрылась за горизонтом.
Прохвост
Из Фомина бурно изливалась ярость.
– Нет, это надо же!.. Какая сволочь!
– Что за шум, а драки нет? – спросил Чайковский, входя в кабинет.
Он подошел к распахнутому настежь окну и залюбовался яблоньками, только что одевшимися в воздушный подвенечный наряд, состоящий из миллиона нежно-розовых соцветий.
– Будто невинные девочки… На выданье, – мечтательно произнес он.
– Кто? Где? Кто и на каком «выданье»? – Фомин дико вращал глазами и ничего не понимал.
– Да, о яблоньках я, что в сквере напротив. Как они хороши в эту пору! – Чайковский вздохнул. – Обидно, что слишком срок их цветения мал: еще пару деньков и лепестки окажутся на земле, пожухнут, и унесет их ветер в дальние края.
Фомин продолжал недоумевать.
– В лирики записался? Пора бы и скинуть оболочку курортника.
Чайковский, не обращая внимания на непривычное поведение Фомина – старого, доброго и верного боевого товарища, – сел за стол.
– Ну-с, господа, что мы имеем?.. Слушаю, майор Фомин.
– Да ни хрена мы не имеем! – все еще горячась, откликнулся тот.
– Ах, как ты не прав! Во-первых, прокурор Тушин подписал постановление о возбуждении уголовного дела по факту убийства начальника уголовного розыска.
– А еще имеем над собой начальничка, – ядовито добавил Фомин.
– Верно, друг. Создана оперативно-следственная бригада и возглавляет ее, как и положено по закону, старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры Алексеев. Не горюй, что сейчас мы всего лишь на подхвате. Это, может быть, даже и лучше. Избежим каждодневного промывания мозгов, как минимум.
– Да уж… Только что разговаривал по телефону с Алексеевым. Зануда, чувствую, каких мало…
– Ты это брось…
– И «бросать» нечего. Ты, говорит, почему до сих пор не вышел на убийцу? А откуда я его возьму. Видишь, как все для него просто: пришел, увидел, задержал. И доставил пред светлые очи следователя.
– Теперь понятно твое буйство.
Чайковский ёрничал. Фомин же этого не замечал.
– Была нужда. Есть у меня проблемы и поважнее.
– Какие, если не секрет?
– Злюсь из-за Маврина. Мы с ним школу милиции вместе заканчивали. Способный. Семьями дружим… Теперь вот пришлось собственноручно препроводить прохвоста в ИВС. Завтра заканчиваются третьи сутки, надо будет предъявлять обвинение, без результатов экспертизы – никуда.
Эксперт
– Привет, мальчики, – прямо с порога затараторила Орлова. – Я не ослышалась, нет? Что-то вы тут про экспертизу?
– Спасительница ты наша, Зинуля, – изображая истинного джентльмена, Фомин галантно приложил свои уста к миниатюрной женской ручке.
– Я должна вас огорчить…
Фомин сразу встрепенулся.
– С анализами что-то?
– Нет, с анализами все в порядке…
– Ну, слава Богу, – оба офицера облегченно вздохнули.
– Я подготовила экспертное заключение: пистолет Макарова, из которого был убит начальник УгРо Лаврентьев, (хотя и спилен номер) – это табельное оружие Маврина. Это – во-первых.
– А что же тогда во-вторых? – спросил Фомин, сделав стойку, очень сходную с той, которую делают гончие, почуявшие добычу.
– Во-вторых, господа офицеры, на пистолете обнаружены не только пальчики Маврина.
– Чьи же еще? – чуть ли не в голос спросили оба.
– Свежие отпечатки пальцев лица, о котором я понятия не имею.
– Тогда – делай же что-нибудь! – воскликнул Фомин.
– Всенепременнейше, господин майор. Подготовила официальный запрос в Московскую центральную картотеку. Вполне возможно, что они там уже имеются. Если так, то нам скоро точно скажут, чьи эти пальчики.
– Тащи сюда официальное экспертное заключение, Зинуля, а я пока душу потрясу моего негодяя.
– Остынь, Фомин. Не пори горячку. Как бы нам самим не повытряхивали душу. Чую беду…
– Беда – не беда, но неприятность налицо.
Теперь и Чайковский стал проявлять нетерпение.
– Говори, Зинуля, не томи наши души.
– Она такая, – проворчал себе под нос Фомин.
– Дорогая ты моя, – Чайковский умоляюще глядел на женщину, – выкладывай все. – Фомину при этом незаметно погрозил кулаком. – Замолчишь ли ты, наконец?
– Молчу. Нем, как рыба. И даже больше, – Фомин стал постепенно входить в свое обычное слегка ироничное состояние.
– Маврин заявил отвод мне, как эксперту.
Теперь и Чайковский, кажется, начал терять самообладание.
– Что за чушь? Не верит в твою компетентность? Какие мотивы выдвигает?
– Он полагает, что не смогу быть объективной, так как лет пятнадцать назад я работала некоторое время непосредственно под его началом и могла затаить обиду. Так что…
– Вот мерзавец! – возмутился Чайковский.
– И я того же мнения, – все-таки вставил Фомин.
– Капитан Орлова, – Чайковский перешел на официальный тон, – чтобы через две минуты на моем столе лежало твое заключение. А с его отводом знаешь, что я сделаю?
Фомин хихикнул.
– Не стоит. Бумага жестковатая. Невзначай можешь и порезать кое-что из интимного.
Орлова же ответила:
– Слушаюсь, господин полковник. Как хотите…
Она повернулась и вышла из кабинета. Потом вернулась.
– А вы не забыли, мальчики, что он имеет на то полное законное право, а?
Фомин состроил на лице обиженную гримасу.
– За кого ты нас принимаешь, милочка?
– За отпетых болванов, а за кого же еще?
Она заливисто рассмеялась.
Фомин угрожающе встал.
– Ну, Зинуль, ну, погоди! Отольются мышке кошкины слезы.
Орлова, все еще смеясь, вышла из комнаты и потому не могла слышать последних слов Фомина.
Смех – смехом, идя к себе, думала Орлова, но история, кажется, начинает приобретать дурной оборот. И никто не может сказать, чем все это закончится. Во всяком случае, решила она, открывая ключом входную дверь своей лаборатории, надо немедленно по факсу отправить запрос в Москву: любопытно, кто еще держал в руках табельное оружие Маврина? И еще: какая во всем этом роль Маврина? Убийца? Нет, не похож он на злодея. Если не он, то кто? И как табельный пистолет мог оказаться в чужих руках. Похитили? Пусть так, но тогда новые вопросы: почему не заявил; почему молчит? Нет, тут явно много странного и совершенно непонятного. Где-то случайно обронил? Не заявил о потере, потому что боялся ответственности? Возможно все, но не в этом случае. Маврин – человек опытный и добросовестный. И ему ли не знать, какую опасность представляет находка-пистолет, попади в недобрые руки? Вспомнив о своих «мальчиках», слегка поседевших вместе с ней, подумала: «Ох, не завидую им. Потрудиться придется изрядно, чтобы прояснить это загадочное убийство».