4. Тень семьи
Мы ненавидим в людях то, чего не любим в себе. Все, что мы в себе не любим, уходит в тень нашего сознания. Борьба с собственной тенью порождает насилие в семье.
Война в душе не может помочь создать мир в доме.
Насилие в семье может формировать в жертвах стокгольмский синдром,2 механизм психологической защиты, который был впервые описан Анной Фрейд в 1936 году, когда и получил название «идентификация с агрессором».
Тень души подчеркивает ее свет и дает нам возможность на внутренних диалогах испытать опыт взаимодействия с тенью жизни.
Физическое насилие
Физическое насилие по отношению к ребенку может быть продиктовано благими намерениями, но часто приводит к отрицательным последствиям.
Например, дед воюет с внуком подростком только потому, что не хочет чтобы он был так похож во всем на него в молодости. А в молодости дед не хотел учиться и бросил школу. Потом зарабатывал на каких-то сомнительных сделках на рынке и, сколотив свой первый капитал, уничижительно отзывался о педагогах с высшим образованием, которые получают маленькие зарплаты. Злоупотреблял алкоголем, был в конфликте с законом и полицией, плевал на советы родителей.
Теперь дед увидел все это в своем внуке и решил его исправить. Пытался внушить ребенку ценности, которые сам в свое время ценностями не считал. Но самое страшное было в том, что во внуке проявилось все, что дед в себе не любил. И старший пытался физически выбить из младшего отражение своей тени.
Внутренние конфликты, нелюбовь к себе и к людям, противопоставления себя миру в полной мере впитал в себя наследник.
Девизом таких отношений «педагога» с воспитанником могут быть слова: «Не делай так, как в свое время делал я».
Что же касается физического насилия ко взрослым внутри семьи, то оно проистекает от стремления безраздельно властвовать в семье, наказывать «провинившихся», вершить суд, навязывать свои ценности и цели, подавлять волю и инициативу других. Внутренние конфликты неосознанно становятся внешними, внутренние диалоги проявляются в диалогах внешних. Субличности ведут войну внутри души, терзая индивидуальную душу, и у нее нет возможности, мудрости или смирения для устранения внутреннего насилия.
В моей практике есть яркая иллюстрация к вышесказанному.
В новогодние праздники ко мне в кабинет пришел старый друг С. и заявил, что у него есть сейчас полтора месяца времени и он хотел бы сделать свой автопортрет с целью самопознания и объединения сил личности.
С. – практикующий психотерапевт, сильный и решительный мужчина зрелого возраста. Я согласился ему помочь и мы начали создание его терапевтического скульптурного автопортрета.
Все, что происходило на первоначальных этапах было довольно предсказуемо. Более того, так как С. давно занимался самоанализом, я даже не предполагал, что будет выявлено в его душе что-то такое, что может нас удивить. Но я ошибался. Когда портрет уже приобрел натуральную величину, однажды, при вечернем освещении, он увидел в своем портрете образ Сталина.
Эта ассоциация вызвала в нас замешательство, но просто отбросить ее и забыть было невозможно. Принцип маскотерапии гласит, что ассоциации у портрета не бывают случайными, они отражают черты субличностей. С. вначале никак не мог объяснить сходство своего портрета с личностью Сталина, так как сам давно сознательно сформировал стойкое, как ему казалось, отрицательное мнение об этом диктаторе. Но на следующий день С. пришел с записями, которые сделал ночью. Вот они.
«Увидел в своем портрете образ Сталина. Поражен этим. Такого не должно было быть, так как я его ненавижу, как мне казалось ранее. И первоначально думал, что это нелепая случайная ассоциация. Но всматриваясь в черты незавершенного портрета, вижу вновь и вновь образ Сталина. Он словно ожил в настоящем, проявился в пластилине с помощью моих рук и возник между мной и другими людьми. Особенно между мной и моим отцом, который выжил в фашистском плену во время войны, а потом выживал во время сталинского режима после войны. Палач и жертва – в одном лице. Накануне я отчетливо видел в своем лице черты моего отца. Отца во мне много, как и в любом другом человеке, но чтобы наряду с самым близким и родным человеком в тени души присутствовала еще и такая зловещая фигура как Сталин, я не мог себе даже представить. По прошествии нескольких часов начинаю осознавать трагическую реальность структуры моей памяти и души. В ней всегда присутствовали эти два образа – отца моей семьи и „отца народов“. Мой отец и я долгое время жили в стране, пропитанной образом Сталина, я видел его в старых книгах, под лобовыми стеклами автомобилей, на телах людей в виде наколок. Сталин был в душах окружавших меня людей, и сейчас он по прежнему присутствует в тени и моей души в виде субличности, накладывая отпечаток на мой стиль мышления и поведения, конфликтуя с другими субличностями и определяя стиль взаимодействия с моей семьей.»
На осознанном опыте взаимодействия наших субличностей мы познаем сложность внешней жизни. Зло неминуемо приходит в мир, но горе тому, через кого оно приходит. Внутренняя склонность к физическому насилию всегда будет востребована жизнью и она не может не присутствовать в человеке как данность мира.
Идеально, если мы используем природную склонность к насилию в благих целях, например, чтобы усмирить преступника или предотвратить несчастный случай, выполнить свой долг по защите отечества во время войны или обуздать любую тень в мирной жизни.
Психологическое насилие
Прежде чем подробно описать феномен психологического насилия, важно заметить, что многие приемы этого вида насилия не изобретаются дома, а привносятся в семью из других социальных сообществ, например, из прежней семьи, рабочего коллектива, школы и даже из детского сада. Еще более травмирующими приемами члены семьи могут запастись в уличных группировках, в армии, на войне или в тюрьме.
Яркий пример мне рассказала учительница из начальной школы.
В третьем классе был мальчик, который не просто шалил на урока и переменах, но и плохо реагировал на замечания педагога. А так как педагогом была молодая женщина без достаточного опыта работы, то она обратилась к опытному педагогу. Таковым оказалась дама из городского управления образованием, которая иногда наведывалась в школу с целью обучения педагогическим приемам молодых специалистов. Дама была крупная, энергичная и с очень выразительным голосом. Она подозвала к себе маленького шалунишку, наклонилась над ним, взяла его двумя пальцами за отворот маленького пиджачка и приблизила к своему лицу вплотную. После небольшой паузы, когда ребенок окончательно замер с открытыми широко глазами и ртом, она тихо и медленно произнесла ему внушение быть дисциплинированным и послушным. А потом, выровнявшись над ним, добавила, что еще наведается сюда и узнает, как он себя ведет.
Эмоциональное насилие может быть намеренным или неосознанным и может перерастать в психологическую пытку.
Последствия эмоционального насилия существенно не отличаются от последствий физического насилия, но многие пережившие психологическое насилие не опознают совершённые в отношении них злоупотребления как насилие.
Психологическое насилие (эмоциональное или моральное) – это форма насилия, которая может приводить к психологической травме (тревожности, депрессии и посттравматическому стрессовому расстройству) и к затруднениям в различении и проживании своих эмоций.
Такое насилие характерно в семьях, где доминирует кто-то один, или где, например, двое объединились против третьего для насильственных отношений.
Выделяется около 20 проявлений психологического насилия, объединённых в три категории: вербальная агрессия (например, высказывания, имеющие целью вызвать у человека обиду или раздражение); доминантное поведение (например, ограничение общения человека с его родственниками); проявления ревности (например, обвинения в супружеской неверности).
К проявлениям психологического насилия также относят действия, направленные на подрывание самооценки и самоуважения человека (например, постоянную критику, преуменьшение способностей человека, оскорбления), запугивание, угрозы причинения физического вреда самому себе, партнёру, детям, друзьям или родственникам партнёра, убийство домашних животных, уничтожение личных вещей партнёра, насильственную изоляцию от семьи или друзей.
В отличие от физического и сексуального насилия, единичный инцидент не является эмоциональным насилием. Для психологического насилия характерно формирование климата или повторяющихся действий.
Основной причиной совершения психологического насилия является стремление к власти и контролю над другими людьми.
Для людей, склонных к эмоциональному насилию, характерны такие черты, как подозрительность и склонность к ревности, внезапные и резкие перепады настроения, недостаток самоконтроля, склонность к оправданию насилия и агрессии, расстройства личности.
Нередко насильники избегают выполнения домашних обязанностей или стремятся полностью контролировать семейный бюджет. Они могут манипулировать жертвой, привлекая на свою сторону друзей и даже родственников и возлагая на жертву вину за совершённое ими насилие.
Идеальная семья не имеет во внутрисемейных отношениях элементов психологического насилия, и только потому, что отдельные ее члены знают о нем достаточно много и защищают семью от внешнего психологического насилия.
Сексуальное насилие
Причина сексуального насилия кроется в том, что животный уровень индивидуальности затмевает человеческий, и страсть к сексуальному удовольствию берет над человеком верх. В такой ситуации человеческое уходит на второй план, а ведущими являются животные инстинкты. Более того, в момент сексуального насилия ведущим инстинктом является часто не Эрос, а Танатос.
Личность с высоким уровнем самоорганизации не может себе позволить руководствоваться только животными инстинктами. Другое дело человек, не достигший личностного уровня самоорганизации и в полной мере зависящий от сложившихся обстоятельств, которые и стимулируют его животную природу.
Возможно, именно по этой причине насилий сексуальных больше там, где насилие любого рода (физическое, психологическое) доминирует над другими видами взаимодействия, например, в социальных структурах всецело построенных на подавлении человека человеком. Это не обязательно должна быть тюрьма или войсковая часть. Такой структурой может быть предприятие или образовательное учреждение с авторитарной структурой управления, или семья, где основной вид взаимодействия – насилие.
Таким образом, можно утверждать, что вероятность сексуального насилия будет большей там, где не высокий уровень самоорганизации и нет условий формирования личности, где процветает авторитаризм и насилие разного рода.
В идеальных условиях всегда есть возможность к самоорганизации личности и семьи. Вместе с этим, современная культура не может оправдать сексуальное насилие ни в каком случае.
Суицид в роду
Еще Б. Хеллингер в свое время заметил, что суицид в семье или в роду может определить психопатологию мышления и поведения у некоторых из членов семьи и рода, которая проявится в алкоголизме, наркомании или в суициде явном или в скрытом виде. Данное наблюдение можно расширить, утверждая, что даже попытка самоубийства, особенно если она была демонстративной, может вызвать подражание у некоторых членов семьи в виде склонности к явному или к скрытому суициду (алкоголизм и/или наркомания, пренебрежение к безопасному образу жизни).
Для яркого примера возьмем данные из жизни писателя Джека Лондона.
Во время беременности мать будущего писателя Флора Веллман в порыве отчаяния попыталась застрелиться, однако только слегка ранила себя. Джек Лондон, скончался на 41-м году жизни от отравления прописанным ему морфием. Известной является версия самоубийства, обдуманного самоотравления. Рассуждения об источниках самоубийств всегда существовали в голове писателя, что видно по сюжетным событиям, например, романа «Мартин Иден» и в автобиографической повести «Джон Ячменное Зерно». Мать, определившая своим поведением стиль мышления своего ребенка, на шесть лет пережила своего великого сына.
Конец ознакомительного фрагмента.