2. Учитесь быть оптимистом
Я получил особое воспитание. Нет, семья Ротелла не была богата. Мы никогда не голодали, но основу нашего рациона составляли овощи, которые мы сами и выращивали.
Когда я говорю об особом воспитании, то имею в виду, что мое детство приучило меня быть оптимистом. Тогда я этого не понимал, но теперь знаю, что это был дорогой подарок. Позже я обнаружил, что выдающиеся люди оптимистами либо рождаются, либо становятся, потому что начинают понимать, что без этого качества не могут добиться желаемого. Именно поэтому я говорю, что мне повезло. Мне не пришлось учиться оптимизму самому. Мне его дали.
Я не имею в виду, что мои мать или отец, как это модно сейчас, заботились о моей самооценке. Их это не волновало. Они не хвалили меня, если только я не совершал что-то такое, за что меня действительно можно было похвалить. Даже наоборот, если я делал что-то вполсилы, никто меня за это не благодарил. Если на день я получал задание по стрижке травы и не добивался ровных краев у лужайки, то, придя домой с работы, отец заставлял меня доделывать все как полагается. Помню, как однажды мы с ним ремонтировали оконную раму. Я забивал гвозди, попал по одному из них неудачно и погнул. Я уже собирался ударить еще раз, чтоб гнутый гвоздь вошел глубже в дерево. Но каждому известно: когда гвоздь под вашим ударом гнется, он издает совсем другой звук, чем когда вы забиваете его правильно. Отец работал в пяти метрах от меня и услышал это. Прежде чем я ударил еще раз, он подошел и сказал: «Ты что делаешь? Думаешь, можно будет закрасить погнутый гвоздь? И это будет твоя работа? Как же ты сможешь с этим жить дальше?»
Я вытащил погнутый гвоздь и сделал все правильно.
Мой отец страстно верил, да и до сих пор верит в образование. Это он унаследовал от своего отца и сообщества, в котором вырос. Он учил меня, что Америка – великая страна, в которой каждый может получить образование и воспользоваться его плодами. Он настаивал, чтобы мы, его дети, учились в школе как можно лучше. Это обычно подразумевало, что мы должны были получать высшие оценки А, хотя если он видел, что какой-то предмет дается нам особенно трудно, то мог смириться и с оценкой В по нему. Он никогда не говорил, чем мы должны заниматься в жизни. Он только внушал нам, что мы можем делать все что угодно, если получим образование, настроимся на полученные знания и будем просто хорошо делать свое дело. Я усвоил, что, упорно трудясь, ты можешь стать лучшим.
Это и есть оптимизм.
Для молодых людей сегодня быть оптимистичными, может, не столь естественно, как для людей моего поколения. Они чаще видят тех, кто испытывает в жизни трудности, чем тех, кто шагает от успеха к успеху. Иногда, когда я приезжаю в мой родной городок Ратленд, меня просят выступить перед молодежью. Я вспоминаю, как недавно одна девушка задала вопрос: «Как вам удается работать и находить общий язык со всеми этими великими спортсменами? Ведь выходцев из Ратленда среди них, наверное, нет».
В ее вопросе была своя логика. Одним из путей, на котором люди учатся оптимизму, может быть следование каким-нибудь замечательным примерам тех, кто добился в жизни чего-то существенного. Если такие люди рядом с вами и, более того, походят на вас, то у вас появляется оптимизм.
Одним из классических примеров этого стала эволюция мирового рекорда в забеге на одну милю[10]. В течение десятилетий он на секунду или две превышал четыре минуты. И прогноз относительно того, удастся ли человеку вообще когда-нибудь преодолеть этот четырехминутный рубеж, был пессимистичным. В прессе появлялись статьи уважаемых экспертов, утверждавших, что человеческое тело сформировано так, что просто не в состоянии позволить бегуну пробежать милю быстрее, чем за четыре минуты. И вдруг студент-медик и чемпион-любитель из Англии по имени Роджер Баннистер посмотрел на всеобщее уныние по поводу одной мили и решил для себя, что все это ерунда. Он внушил себе, что сможет пробежать эту дистанцию быстрее четырех минут, и стал упорно тренироваться. И в один из дождливых дней в 1954 году он добился своего, установив рекорд 3 минуты 59,4 секунды.
Почти сразу же этот рекорд Баннистера улучшил австралийский бегун Джон Лэнди. В течение ближайших лет многим спортсменам удалось покорить до тех пор незыблемый четырехминутный рубеж в беге на милю. Таким образом, Баннистер оказался тем мощным примером, который в одночасье превратил многих хороших бегунов из пессимистов в оптимистов относительно их способности выйти за рамки этих злополучных четырех минут.
То же самое я наблюдал в гольфе. Когда Падрайг Харрингтон был еще подростком, ни один гольфист-ирландец не побеждал в важнейших турнирах, так называемых мэйджорах. Падрайг был и остается выдающимся во многих отношениях. И одно из основных его достижений состоит в том, что он не допустил, чтобы миф об ущербности его ирландского происхождения остановил его на пути к победам в гольфе. Падрайг выиграл Открытый чемпионат Великобритании в 2007 году, затем победил еще в двух важнейших турнирах в 2008-м. В течение буквально нескольких лет примеру Падрайга последовали еще три ирландца: Грэм Макдауэлл, Рори Макилрой и Даррен Кларк. И это не было случайностью.
Ничего этого, как я полагаю, не знала юная девушка из Ратленда, которая не видела перед собой подобных примеров среди выходцев из ее городка.
– В Ратленде родились и выросли многие знаменитые люди, – сказал я.
– Я таких не знаю, – ответила девушка.
Я рассказал ей, что, когда был подростком, играл в баскетбол в спортивном центре, названном в честь Андреа Мид-Лоуренс, которая выиграла две золотые медали на зимней Олимпиаде-1952 в горнолыжном спорте. К сожалению, тот спортивный центр ныне снесен.
– Никогда не слышала о такой, – заявила девушка.
Я добавил, что Андреа была всего лишь одним из жителей Ратленда, добившихся успеха в спорте и других сферах деятельности. Я сказал, что если девушка хочет найти для себя среди своих земляков пример, на который она могла бы ориентироваться в воспитании у себя оптимизма и движении к успеху, то она легко может сделать это.
Тот факт, что такого примера она не нашла, говорит, по моему мнению, о том, что пессимизм глубоко проник в жизнь американской глубинки. Иногда после моих выступлений в Ратленде и других подобных городках ко мне подходят родители и говорят, что их детям стоило бы тоже послушать меня. А затем, словно поймав себя на какой-то мысли, добавляют: «А может, и хорошо, что их не было. Ведь, послушав вас, они вообразили бы себе какие-то мечты, а потом страдали бы, не будучи в состоянии их осуществить».
Меня не оставляет мысль, что эти родители хотят вырастить людей такого сорта, что независимо от того, о чем они мечтали в пятнадцать, они хотят в сорок чувствовать себя в безопасности, чтобы их босс не говорил им, что можно работать и получать больше. Такое отношение к жизни порождает пессимизм.
Я не верю, что люди рождаются оптимистами или пессимистами, как они появляются на свет либо правшами, либо левшами. Оптимизм – это образ мыслей, который мы сами выбираем. Мне повезло, что мое воспитание помогло мне утвердить в себе оптимистический взгляд на вещи. Но даже если бы не это, я все равно выбрал бы оптимизм.
Сегодняшняя молодежь должна искать образцы для подражания за пределами своего окружения. Задавшая мне вопрос девушка могла бы при желании найти для себя примеры тех, кто вырос в маленьких американских городках типа Ратленда и, несмотря на скромные возможности, поднялся до осуществления своей мечты. Или она могла бы убедить себя, что станет первой из детей Ратленда, кто достигнет великой цели и будет образцом для других.
Это нелегко, но вполне возможно. Те успешные люди, с которыми я работал, делают это постоянно. Они выбирают оптимизм. И что бы с ними ни случилось, они всегда найдут причину для надежды.
Падрайг Харрингтон выбрал оптимизм. Я помню, как на турнире «Мастерс»[11] в Огасте, еще до того, как он выиграл свои мэйджоры, у него была черная полоса. Играл хорошо, но ему все время не везло. После хорошего удара мяч скатывался с зеленой лужайки, а то и просто каким-то чудом выпрыгивал из лунки. Когда я посмотрел на Падрайга после второй игры, то ожидал увидеть его расстроенным. Но не тут-то было! На его месте другие гольфисты решили бы, что им вообще не следует выступать в серии мэйджор, или что их игра не годится для этого турнира, или что кто-то навел на них порчу. Но не Падрайг.
– Теперь я знаю, что могу выиграть мэйджор, – сказал мне тогда Падрайг. – Я концентрировался на каждом ударе, сделанном мной на этой неделе. Я ясно представлял себе, куда хочу послать мяч. Сейчас я понимаю, что могу успокоить эмоции и разрешить своему телу делать то, что оно и так прекрасно знает. Так здорово, что я могу позволить себе это на таком турнире. Я уверен, что смогу осуществить свою мечту.
Оптимизм – это зачастую вера в то, что невозможно проверить в данную минуту. У Падрайга она была. Вообще-то она есть у каждого.
Я не утверждаю, что трех своих побед в мэйджорах Падрайг добился на одном оптимизме. Он достиг такого успеха потому, что был талантлив и упорно трудился в течение многих лет, оттачивая мастерство. Но оптимизм позволил ему воспитать в себе волю, которая помогла преодолеть все неудачи, а гольфисты, как правило, проигрывают гораздо больше турниров, чем выигрывают. Оптимизм Падрайга непреложен и постоянен. И он работает на спортсмена так же, как удобрения на цветы, многократно увеличивая мощь тех усилий, которые он прилагает, чтобы без устали совершенствовать свою игру.
Такие люди, как Падрайг, осознанно или на подсознательном уровне становятся оптимистами и остаются ими. Независимо от того, что происходит в жизни, начиная от обстоятельств появления на свет и кончая неудачами в турнирах по гольфу, во всем они находят место для надежды. Они ищут основание для того, чтобы верить в себя и упорно трудиться. Оптимизм – это ощущение, которое они создают для себя.
Хорошие наставники всегда понимали важность оптимистического настроя. Я вспоминаю, как известный баскетбольный тренер Джон Калипари готовил свою команду Университета Кентукки «Уайлдкэтс» к финалу национального университетского чемпионата 2012 года. Одним из ключевых игроков в составе тогда был защитник Дорон Лэмб. Команда нуждалась в его дальних бросках. Именно они могли заставить соперника защищаться на дальних подступах к кольцу вместо того, чтобы полностью блокировать его. Дорон не очень хорошо показал себя в полуфинале в игре с Луисвиллем: он реализовал меньше половины бросков и набрал всего десять очков. В тот год я помогал Джону Калипари, и мы оба знали, что наш противник из Канзаса, скорее всего, будет плотно обороняться под кольцом, чтобы не дать активно действовать нашему центровому Энтони Дэвису.
Обычно Джон проводит очень жесткие тренировки. Он должен быть требовательным к своим игрокам, потому что многие из них настолько способные, что еще задолго до окончания колледжа бывают отобраны на драфт в Национальную баскетбольную ассоциацию. Джон работает с ними всего год или два, и за это время из подающих большие надежды школьников-задавак он должен сделать игроков, которые будут падать на паркет, стремясь достать любой мяч, упорно защищаться и ставить нужды команды выше собственных амбиций. Поэтому на тренировках Джон, как правило, попусту слов не тратит. Когда кто-то отлынивает, Калипари проявляет требовательность и объясняет это лентяю в весьма недвусмысленных выражениях.
Но Джон тогда почувствовал, что в течение тех двух дней, которые отделяли полуфинал первенства от финала, на Дорона сильно давить не следует. Я наблюдал, как наставник на двух тренировках, предшествовавших финалу, закладывал в душу и разум баскетболиста зерна оптимизма.
– Упорно работай, и вечер финала станет для тебя великим, – говорил он Лэмбу. – Ты для нас главное звено, и эта игра станет лучшей из тех, что ты провел до сих пор.
Было видно, что слова тренера воодушевляют Дорона.
В начале финальной игры Лэмб сделал два удачных дальних броска, и команда Кентукки сразу ушла в отрыв. В тот вечер Дорон не забил тридцать очков, но сделал двадцать два и стал самым результативным в «Уайлдкэтс». Они выиграли чемпионат NCAA 2012 года.
Вновь хочу подчеркнуть, что одного оптимизма, чтобы достичь успеха, Дорону Лэмбу, как и Падрайгу Харрингтону, было бы недостаточно. Потребовались еще талант и годы упорных тренировок. Но я не уверен, что Дорон смог бы решиться совершить два первых броска и оба раза поразить кольцо, не настрой его Джон на оптимистическую волну перед тем матчем.
Такой оптимизм, который я называю ситуационным, особенно хорошо срабатывает там, где важны моторные навыки. Например, в стрельбе, баскетболе или последнем ударе в лунку в гольфе. Я уже говорил, что навыки стрельбы или удара в гольфе контролируются главным образом той частью нашего мозга, которая отвечает за подсознание. В ней сосредоточены точки, контролирующие приобретенные или отточенные до автоматизма движения. Когда мы настроены оптимистически, эти отделы головного мозга работают активнее. Баскетбольный мяч летит в корзину. Мячик для гольфа попадает в лунку.
Не случайно Фил Микельсон[12] был таким успешным и интересным гольфистом. Он часто говорил: «Хорошие удары нередко заканчиваются мячом в кустах». Под этим он имел в виду, что сохраняет оптимизм даже тогда, когда мяч летит в кусты или траву. Этот настрой, видимо, стал одной из причин его поразительного умения выбивать мячи из трудных положений. Так произошло, в частности, на турнире «Мастерс» в США, когда Фил блестяще выбил мяч с площадки в сосновой роще, усыпанной иголками. Это произошло на тринадцатом раунде, и Микельсон выиграл тот турнир.
На противоположном от оптимизма полюсе находится настрой, который сопровождают страхи, озабоченность и сомнения. Одним словом, пессимизм. Пессимизм, как правило, включает ту часть мозга, которая отвечает за сознательное. Так уж устроен наш разум. В некоторых сложных ситуациях рациональное и спокойное обдумывание ситуации помогает нам. Работа мозга на сознательном уровне необходима при активном мыслительном процессе. Я бы, например, не доверил дела своему финансовому консультанту, если бы при этом он не задействовал рациональное мышление. Но контроль со стороны нашего сознания может помешать удачной стрельбе или забиванию мяча в лунку. Он может сковать движения баскетболистов или гольфистов. Баскетбольный мяч со звоном отскакивает от кольца, а мячик для гольфа прокатывается мимо лунки.
Я предпочел бы, чтобы всякий, кто занимается выступлениями на публике, был настроен оптимистично. Потому что выступления обычно бывают удачными тогда, когда человек полагается на отработанный навык и позволяет ему управлять ситуацией. Я часто даю гольфистам один очень простой совет: улыбнитесь перед последним ударом, когда вы загоняете мяч в лунку. Каждый из нас, естественно, хмурится, когда в дело активно включается наше сознание, чтобы помочь нам сконцентрироваться на решаемой задаче. Улыбка обычно свидетельствует о том, что вы расслаблены и довольны, и у руля находится та часть вашего мозга, которая управляет подсознанием. Улыбка помогает в гольфе. Попробуйте и убедитесь сами.
Одним из способов, с помощью которого и индивидуумам, и группам людей можно добиться оптимистического настроя, может стать визуализация. Визуализация – это разновидность настроенного на какую-то цель и напряженного воображения. Как я уже говорил, однажды я предложил этот способ баскетболисту Леброну Джеймсу. Другие большие спортсмены нашли этот путь сами. Сэм Снид[13] рассказывал мне, как инстинктивно применял прием визуализации на пике своей карьеры в гольфе. Он ложился спать после очередного дня какого-нибудь турнира и в воображении проигрывал каждый сделанный удар. Но когда воспоминания доходили до такого, который ему не нравился, он «редактировал» его. Он стирал из памяти образ плохого удара и на его место помещал картинку того, каким он должен был быть. Скривленный удар, уведший мяч в кусты, становился прямым и красивым, сделанным по нужной траектории. Последний удар, пославший мяч буквально в сантиметре от лунки, точно загонял его в цель. И на следующее утро Сэм обычно просыпался свежий и оптимистично настроенный.
Нечто подобное я практиковал в работе с баскетбольной командой Университета Виргинии в 1984 году. В тот год от команды многого не ожидали. Выдающийся баскетболист Ральф Сэмпсон[14] только что окончил университет, и никто не думал, что среди оставшихся были игроки его уровня. Мы начали сезон с тринадцати поражений и десяти побед. Обычная команда-середняк.
Но постепенно она набрала обороты. В том сезоне я ввел для игроков практикум по спортивной психологии. Это был настоящий учебный курс. Ребята должны были читать книги и писать рефераты. Мы затрагивали такие вопросы, как понятие командной игры, уверенность в себе и партнерах и умение исполнять свою роль в общем деле. Хотя до этого команда Виргинии никогда не входила даже в двадцать пять лучших университетских команд, она умудрилась прорваться в чемпионат NCAA и начала набирать очки. Мы выиграли три игры подряд и вышли в четвертьфинале на считавшуюся тогда очень сильной команду Университета Индианы, где играли такие звезды, как Уве Блаб и Стив Олфорд.
Перед той игрой тренер Терри Холланд и я собрали игроков в тихой, неярко освещенной комнате. Я попросил ребят расслабиться, закрыть глаза и сосредоточиться на моих словах, затем описал сценарии предстоящего матча. В одном из них я показал нашу команду в отрыве и доминировании на площадке, в другом изобразил, что Виргиния стойко защищается и побеждает последним броском под звук финальной сирены. Я также допустил, что команда может отстать на старте, но быстро соберется и догонит соперника. Но что примечательно, все свои сценарии я заканчивал неизбежной победой нашей команды. Все они преследовали единственную цель: вселить в игроков оптимизм и уверенность в себе.
И эта тактика сработала. Команда Виргинии выиграла со счетом 50:48 и вышла в полуфинал во второй раз за всю историю. Потом мы, правда, проиграли очень талантливой команде Хьюстонского университета, в которой тогда играл Хаким Оладжьювон[15]. Уступили в полуфинале два очка. Были ли мы оптимистично настроены в отношении игры с Хьюстоном? Были. Разумеется, оптимизм не гарантирует всего в спорте. Он только повышает ваши шансы. Я иногда сравниваю это с умением считать карты в игре в блек-джек. Если игрок хорошо запоминает вышедшие карты, а особенно десятки, то его шансы уйти с деньгами увеличиваются. Но никто не гарантирует, что, когда он выставит на стол кучу фишек, крупье не наберет двадцать одно очко и не выиграет.
Если оптимизм некорректно напрямую увязывать с успехом, то между пессимизмом и неудачей есть почти стопроцентная связь. Если вы смотрите на зеленое поле с лункой перед стартовым ударом партии в гольф и думаете только о том, что ваш мяч обязательно улетит в сторону деревьев, пруда с водой или в песчаную зону, то я почти с уверенностью гарантирую вам, что хорошего удара у вас не получится и вы действительно загоните мяч туда, куда думаете.
Поэтому почему бы не быть оптимистом, если у нас есть такой выбор?
А он у нас есть. Это выбор, который сделал Падрайг Харрингтон. Это тот выбор, который тренер Джон Калипари помог сделать баскетболисту Дорону Лэмбу. Однажды я встретился со своим другом Бобом Шерманом, когда консультировал финансовый конгломерат Merrill Lynch[16]. Боб в то время заведовал всеми отделениями этого инвестиционного банка в восточной части США. До того как он пришел в мир финансов, Боб играл в американский футбол за штат Айова и команду «Питтсбург Стилерз». Шерман был прирожденным оптимистом. Когда он начал торговать ценными бумагами, дело шло нелегко. Обычно в этом бизнесе прибыль приносит только одна сделка из двадцати пяти. Такая работа довольно утомительна, поэтому многие финансовые консультанты уходят из профессии в течение нескольких лет. Как бы оптимистичны они ни были, такое болезненное соотношение отказов и удачных сделок может выдержать не каждый. Однако Боб предпочел смотреть на действительность по-иному. Каждый раз, когда очередной клиент отвечал ему «нет», Боб говорил себе: «Ну и пусть, но зато теперь я на одного клиента ближе к тому двадцать пятому, который согласится на сделку».
Это основы тактического мышления, которым, наверное, обучают всех начинающих брокеров. Но они становится основой при том условии, если вы верите в них.
Некоторые мои клиенты жалуются, что если многие вокруг них по своей натуре оптимисты, то они из числа тех, для кого стакан наполовину пуст. Обычно я отвечаю на эти жалобы так: «Вы что же, так и собираетесь в жизни справляться только с легкими задачами?»
Если нет, тогда самое первое, что вам следует сделать, – это убедить себя в том, что оптимизм вам остро необходим, потому что именно с его помощью вы можете реализовать мечты и добиться тех целей, которые поставили перед собой. Приняв такое решение, вы должны начать на все смотреть под другим углом. Чтобы привести один пример, давайте представим себе, что американская экономика впадает в рецессию и добиться успеха в бизнесе становится все труднее. Сосредоточите ли вы свое внимание на всех этих жутких и пугающих материалах, появляющихся в СМИ? Или вы сконцентрируетесь на историях о Билле Гейтсе и Марке Цукерберге, которые вполне преуспевают в условиях экономического спада? Выбирать вам. Будете ли вы думать самостоятельно или позволять другим манипулировать своими мыслями? Сможете ли представить себе, что достигаете успеха там, где другие этого сделать не могут?
Склонны ли вы обобщать каждую неудачу, с которой сталкиваетесь? Представьте себе, что вы приглашаете на свидание красивую девушку, а она отказывается. Станете ли вы немедленно и навсегда записывать себя в неудачники и посыпать голову пеплом, решив, что никогда не найдете себе подружку, потому что вы просто никчемный человек? Вы вольны сделать такой выбор, но это будет катастрофой для вашей личной жизни.
Вы ведь можете подумать и так: «Ну и что? Ну, отказала мне в свидании одна девушка. Но ведь это вовсе не означает, что я получу отказ и от других. Может быть, у нее были какие-то важные дела, которые помешали ей пойти на свидание. Может, она просто недостаточно умна для того, чтобы понять, что она потеряла. Я думаю, мне повезет с другой».
Так мыслят чемпионы после неудач и потерь, которые иногда их неизбежно постигают. Невезение бывает у всех. Чемпионы просто не позволяют таким эпизодам загонять их в сомнения и страхи. Если они не попадают первым ударом на фервэй[17], они начинают думать о том, какое это будет удовольствие – показать всем, как они умеют добиваться результата минус один, даже выбивая мяч из деревьев. Если они не попадают на грин[18], то думают о том, что с радостью покажут всем свое мастерство в средних ударах и умении выбивать мяч из ямы с песком. Если они совершают посредственный удар, выбивая мяч из песчаной зоны на грин, то начинают думать о том, чтобы с шести метров одним ударом загнать мяч в лунку. Если они проигрывают один раунд, то начинают представлять себе, как выиграют следующий. Их оптимизм позволяет им оставаться в тонусе и быть готовыми к упорной работе. Оно и понятно. В принципе нелогично проявлять в чем-либо упорство, если вы отказались от мысли об успехе.
Я считаю, что каждый из нас, включая чемпионов, иногда испытывает сомнения. Но это никогда не должно выбивать человека из колеи. Я уверен в том, что и гольфисты, и люди, занимающиеся каким-то другим делом и часто достигающие успехов, все поголовно оптимисты. Они гонят сомнения прочь от себя и всеми фибрами души уверены, что достигнут успеха, что их спортивная или деловая карьера сложится удачно, что все у них будет в порядке, а впереди ждет много хорошего. Если они будут делать все правильно.