Maria Konnikova
THE CONFIDENCE GAME
WHY WE FALL FOR IT… EVERY TIME
© Maria Konnikova, 2016
© Степанова В., перевод на русский язык, 2016
© Margaret Singer and Max Freeman, фото автора на обложке
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016
Азбука Бизнес®
Введение
Это аристократы преступного мира.
Доктор Джозеф Сир, лейтенант медицинской службы, вышел на палубу канадского эскадренного миноносца «Каюга». Стоял сентябрь 1951 года, шел второй год Корейской войны. Корабль направлялся к северу от тридцать восьмой параллели близ берегов Северной Кореи. Утро прошло довольно спокойно: ни больных, ни раненых. Но днем впередсмотрящие заметили на безграничной водной глади необычный объект: маленькую корейскую джонку: на ней кто-то размахивал флагом. Жалкое суденышко отчаянно стремилось к миноносцу.
Спустя час джонка подошла к «Каюге». В лодке в страшной грязи лежали девятнадцать полуживых солдат. Изрубленные тела, разбитые головы, неестественно вывернутые или неподвижно застывшие конечности. Большинство раненых были совсем мальчишками. Как рассказал команде «Каюги» корейский офицер связи, они попали в засаду; выжившие получили множество пулевых и шрапнельных ранений. Доктора Сира вызвали на палубу – он был единственным на борту профессиональным медиком. Ему предстояло немедленно начать оперировать. Если он не вмешается, все девятнадцать человек, вероятнее всего, погибнут. Доктор Сир начал готовить инструменты.
Однако имелась одна проблема: у доктора Сира не было ни медицинского диплома, ни профессиональной подготовки, необходимой для выполнения сложных хирургических операций на борту корабля в открытом море. На самом деле он даже не закончил среднюю школу. И его настоящее имя было не Сир. Его звали Фердинанд Уолдо Демара, и он, впоследствии получивший прозвище Великий Самозванец, был одним из самых успешных аферистов в истории. Его историю увековечил в книге «Великий самозванец» (The Great Impostor, 1959) Роберт Кричтон. Карьера Демары длилась десятки лет, из профессиональных образов, которые он успел сменить за это время, можно было составить целую галерею, но увереннее всего он чувствовал себя в обличье врача – властителя человеческих жизней.
В течение следующих сорока восьми часов Демаре каким-то образом удалось прооперировать всех раненых – с помощью полевого медицинского справочника, который по его просьбе написал его друг – врач из Онтарио («для армии», на случай, если поблизости не окажется медика), огромных доз антибиотиков для пациентов и алкоголя для себя, а также изрядной порции абсолютной уверенности в своих способностях. В конце концов, когда-то он уже был врачом. А также психологом. А также профессором. И монахом (даже несколькими разными монахами, если быть точным). И основателем религиозного колледжа. Почему он не мог быть хирургом?
Пока Демара творил чудеса исцеления в открытом море на импровизированном операционном столе, привязанном за ножки к полу, чтобы пациенты не пострадали от качки, по палубам корабля бродил в поисках интересного материала молодой, полный энтузиазма офицер по связям с прессой. Его допекало начальство. Им нужна была хорошая история. Ему самому нужна была хорошая история. Шли недели, а на корабле не происходило ничего заслуживавшего внимания, и, как он шутил с сослуживцами, он буквально изголодался по новостям. Когда среди команды распространился слух о спасенных корейцах, ему с трудом удалось скрыть радостное волнение. История доктора Сира была фантастической. Просто идеальной. Сир не обязан был оказывать помощь врагу, но его благородная натура не позволила ему поступить иначе. И с каким результатом! Девятнадцать операций. Девятнадцать человек прибыли на «Каюгу» полумертвыми и отбыли в гораздо лучшем состоянии. Не согласится ли добрый доктор на краткий биографический очерк – в память о знаменательных событиях этой недели?
Разве Демара мог отказаться? Он был так уверен в собственной неуязвимости, так вольготно чувствовал себя в позаимствованном обличье Джозефа Сира, дипломированного врача, что внимание прессы отнюдь не показалось ему лишним. И позвольте заметить, ведь он действительно искусно провел несколько хирургических операций. Вести о великих подвигах доктора Сира вскоре дошли до самых дальних уголков Канады.
Терпение доктора Джозефа Сира (оригинала) подходило к концу. 23 октября он тихо сидел в своем доме в Эдмундстоне и пытался спокойно читать книжку. Но его никак не хотели оставить в покое. Телефон разрывался: стоило ему положить трубку, как раздавался новый звонок. «Вы и есть тот самый доктор из Кореи? – спрашивали звонящие из самых лучших побуждений. – Может быть, это ваш сын? Или другой родственник?» Нет-нет, говорил он всем, кто соглашался слушать. Не родственник. На свете много людей по фамилии Сир, и среди них наверняка есть несколько Джозефов. И это не он.
Спустя несколько часов в доме Сира раздался еще один звонок, на сей раз от близкого друга: тот зачитал ему вслух данные «доктора-чудотворца». Может быть, на свете много Джозефов Сиров, но конкретно этот мог похвастаться точно такой же биографией, как у него. На простое совпадение это уже не тянуло. Сир попросил у друга фотографию.
Наверняка это какая-то ошибка. Он прекрасно знал человека, изображенного на фотографии. «Погодите, это же мой друг, брат Джон Пейн из Братства христианского просвещения!» – воскликнул он с явным изумлением в голосе. Когда они познакомились, брат Пейн был неофитом. Он принял это имя, отказавшись от прежней светской жизни, в которой, как припомнил доктор Сир, тоже был врачом. Кажется, на самом деле этого человека звали д-р Сесил Б. Хаманн. Но если он решил вернуться к медицинской практике, зачем ему брать имя Сир? Ведь у него наверняка есть собственный медицинский диплом и опыт работы. Обман Демары начал рассыпаться на глазах.
Итак, мошенника вывели на чистую воду. Но даже последовавшее увольнение с флота не стало концом его карьеры. Глубоко сконфуженное флотское начальство – на его плечах лежала ответственность за оборону страны, а оно, получается, не могло обеспечить даже безопасность собственного персонала, – не стало предъявлять никаких обвинений. Демара, он же Сир, был тихо уволен, и его попросили покинуть страну. Он охотно подчинился этому требованию, но, несмотря на свежеприобретенную сомнительную славу, продолжал успешно примерять на себя самые разные профессиональные маски, от тюремного охранника до воспитателя в школе для умственно отсталых детей, от скромного английского учителя до инженера-строителя общественных сооружений, который чуть не выиграл контракт на строительство крупного моста в Мексике. Он скончался спустя более чем три десятка лет, и к тому времени имя доктора Сира успело затеряться среди десятков других псевдонимов, коими была щедро усыпана история Демары. Среди них было даже имя его собственного биографа Роберта Кричтона – этот псевдоним он взял вскоре после публикации книги, задолго до окончания своей карьеры самозванца.
Снова и снова Демара – или Фред для тех, кто знал его без масок, – оказывался там, где от него многое зависело. В школьном классе, в тюрьме или на палубе «Каюги» он держал в руках мысли, здоровье и жизни людей. Снова и снова его разоблачали, но он неизменно возвращался и продолжал с тем же успехом морочить голову окружающим.
Почему ему так часто сопутствовала удача? Может быть, он выбирал свои жертвы среди самых мягких и доверчивых людей? Сомневаюсь, что так можно охарактеризовать представителей пенитенциарной системы Техаса, одной из самых суровых во всех Соединенных Штатах. Может быть, он обладал привлекательной, располагающей внешностью? Тоже вряд ли – рост 1 м 80 см и 113 кг веса, квадратная челюсть игрока в американский футбол и хитровато-насмешливое выражение маленьких глаз; четырехлетняя дочь Кричтона Сара, впервые увидев его, попятилась и заплакала от испуга. Или причину следует искать в чем-то ином, более глубоком и фундаментальном – в нас самих и в том, как мы видим мир?
Это самая старая история на свете. История о вере – о непреодолимой общечеловеческой потребности верить в нечто, придающее жизни смысл, нечто, подтверждающее наши представления о себе, о мире и нашем в нем месте. Вольтер якобы когда-то сказал: «Религия возникла, когда мошенник встретился с глупцом». Звучит, конечно, вполне в его духе. Вольтер был далеко не фанатом церкви. Позднее это высказывание приписывали и Марку Твену, и Карлу Сагану, и Джеффри Чосеру. Так или иначе, оно настолько меткое, что кто-то где-то когда-то просто должен был это сказать.
Эти слова бьют не в бровь, а в глаз именно потому, что затрагивают глубинную истину. Истину о нашей неисчерпаемой потребности верить, начиная с самых ранних проблесков сознания, от непоколебимой веры ребенка в то, что его накормят и утешат, до потребности взрослого видеть в окружающем мире хотя бы подобие справедливости и упорядоченности. В каком-то смысле мошенникам-виртуозам наподобие Демары почти ничего не нужно делать. Мы сами все за них делаем – мы хотим верить тому, что они нам рассказывают. В этом заключается их гениальность: они точно угадывают, что именно нам нужно, и берут на себя роль идеального исполнителя наших желаний.
Самозванцы наподобие Демары появляются там, где они больше всего нужны, в том обличье, которое пользуется наибольшим спросом: квалифицированный медик, вызывавшийся служить на флоте, где остро не хватает медицинского персонала, тюремный надзиратель, согласный взять на себя самых трудных заключенных, с которыми никто не хочет иметь дела. Учредитель финансовой пирамиды, который появляется с идеальной инвестицией, когда денег в обрез, а рынки нестабильны. Ученый, сделавший открытие, которого все давно ждали. Арт-дилер с идеальной картиной Ротко, которую коллекционер нигде больше не мог найти. Политик, предлагающий долгожданное решение острого вопроса, от которого много лет страдает город. Врач с самым нужным лекарством, чудодейственной микстурой, целительным прикосновением. Журналист с актуальной историей, превосходно иллюстрирующей важный тезис. Или – задолго до появления любого из них – религиозный лидер, дававший надежду на спасение, когда все вокруг шло хуже некуда, обещавший, что когда-нибудь в мире воцарится справедливость.
В 1950-х годах лингвист Дэвид Маурер погрузился в мир аферистов и мошенников глубже, чем кто-либо из его предшественников. Он называл таких людей просто – «аристократы преступного мира». Мошенники-виртуозы не снисходят до грубых преступлений – откровенного воровства, кражи со взломом, насилия и угроз. Мошенничество – проявление их личных качеств, их умения общаться. Доверие, симпатия, убеждение. Истинный мошенник-виртуоз ни к чему не принуждает – он делает нас соучастниками нашего собственного краха. Он не крадет – мы отдаем. Он не выпытывает – мы сами рассказываем ему свою историю. Мы верим, потому что хотим верить, а не потому что нас заставили. Поэтому мы предлагаем то, что ему нужно – деньги, репутацию, доверие, славу, законные права, поддержку, – и не догадываемся, что происходит, пока не станет слишком поздно. Потребность верить, постичь и объяснить для себя устройство мира распространена среди людей повсеместно и исключительно сильна. Умело направляемые, мы готовы согласиться практически с чем угодно и поверить практически кому угодно. Теории заговора, сверхъестественные явления, парапсихология – наша доверчивость практически неисчерпаема. Или как это сформулировал один психолог: «Легковерие глубоко укоренилось в поведенческом репертуаре человека». Ведь наш разум создан для историй. Мы жаждем их и если не можем получить, то создаем их сами. Истории о происхождении человека. О его цели в этом мире. О том, почему мир устроен именно так. Люди не любят двусмысленности и неопределенности. Когда ситуация кажется бессмысленной, мы стараемся отыскать недостающее звено. Когда мы не понимаем, что, почему и каким образом произошло, мы ищем объяснение. И мошенник-виртуоз охотно нам в этом помогает – ведь он великий мастер сочинять.
О французском поэте Жаке Превере рассказывают такую историю (скорее всего, вымышленную). Однажды он увидел на улице слепого с табличкой «Слепой, не получающий пособия». Он остановился поговорить с ним. Как идут дела? Отзывчивы ли люди?
– Дела идут неважно, – ответил слепой. – Иногда бросают монетку, но чаще просто проходят мимо.
– Можно взять на минутку вашу табличку? – спросил Превер.
Слепой кивнул. Поэт взял табличку, перевернул и что-то на ней написал.
На следующий день он опять проходил мимо слепого.
– А теперь как дела? – спросил он.
– Невероятно, – ответил тот. – Я никогда в жизни не получал столько денег.
На табличке Превер написал: «Придет весна, но я ее не увижу».
Расскажите нам трогательную историю, и мы растаем. Скептицизм сменится доверием. Тот же прием, благодаря которому чашка слепого наполнилась пожертвованиями, может сделать нас, к добру или к худу, восприимчивыми к любому внушению.
Когда мы приходим на шоу иллюзионистов, мы сами хотим, чтобы нас одурачили. Мы хотим, чтобы обман затуманил нам глаза и сделал наш мир чуть более волшебным, более прекрасным. Фокусник во многих смыслах использует те же приемы, что и мошенник-виртуоз – только его обман ничего не разрушает. «Фокусы – своего рода осознанный, добровольный обман, – сказал мне однажды декабрьским днем Майкл Шермер, специалист по истории науки и писатель, посвятивший не одно десятилетие разоблачению сверхъестественного и псевдонаучного. – Если вы поддаетесь на этот обман, это не значит, что вы глупы. Наоборот, если вы не поддались, значит, фокусник сделал что-то неправильно».
Шермер, основатель «Общества скептиков» и журнала Skeptic, много размышлял о том, почему желание постичь магию так часто оборачивается излишней впечатлительностью и наивной доверчивостью. «Возьмите фокус с наперстками Пенна и Теллера. Я могу объяснить, как они это делают, но от этого фокус не утратит своего очарования. Нужно не просто знать секрет. Это не уловка. Это настоящее искусство, представление. За ним стоит целая история – и поэтому он эффективен». В основе фокуса и мошенничества лежит один и тот же основополагающий принцип – манипуляция нашей верой. Фокус разворачивается на базовом уровне визуального восприятия, манипулируя нашим видением и ощущением реальности. Он на мгновение меняет наши представления о возможном, опираясь на особенности устройства нашего зрения и мозга, создавая альтернативную версию мира. Мошенничество работает по тому же принципу, но заходит при этом намного дальше. Быстрые аферы, например «три карты Монте»[1], похожи на обычные приемы фокусников, за исключением того, что здесь у ведущего гораздо менее порядочные намерения. Но есть долговременные аферы, на воплощение которых уходят недели, месяцы, даже годы, во время которых нами манипулируют на высочайшем уровне, играя с нашими базовыми представлениями о человечестве и мире. Настоящее мошенничество питается нашей жаждой магии, эксплуатирует наше бесконечное стремление к более яркой и в какой-то степени более осмысленной жизни. Но когда мы идем на поводу у мошенников, мы делаем это вовсе не потому, что хотим быть одураченными – по крайней мере, мы так не думаем. Пока людей тянет к магии, к увлекательной иной реальности, непохожей на наше повседневное существование, мошенничество будет процветать.
Мошенничество на доверии существовало задолго до того, как появился сам термин – что произошло, вероятно, в 1849 году во время суда над Уильямом Томпсоном. Элегантный Томпсон, по сообщению газеты New York Herald, подходил к прохожим на улицах Манхэттена, завязывал разговор, а затем обращался к ним с необычной просьбой: «Вы могли бы доверить мне до завтра ваши часы?» Столкнувшись с этим донкихотским вопросом, в котором чувствовался к тому же намек на респектабельность, многие отдавали ему свои часы. Так родился «мошенник на доверии»: человек, использующий доверие других людей в собственных целях. Вы доверяете мне? Что вы мне дадите, чтобы это доказать?
Мошенничество предстает во множестве обличий. Быстрые схемы, наподобие печально известных «трех карт Монте» или «наперстков», в основе которых ловкость рук и актерское мастерство, до сих пор активно разыгрывают на улицах Манхэттена. Долгие схемы, для разработки которых требуется время и изобретательность (самозванцы всех мастей, финансовые пирамиды, создание совершенно новых реальностей – новой страны, новой технологии, нового лекарства), уверенно обосновались в мире интернета, но не сдают свои старые позиции в реальной жизни. Многие из них имеют замысловатые названия. Схема «кот в мешке» восходит как минимум к 1530 году. В произведении Ричарда Хилла «Книга заметок» говорится: «Покупая поросенка, непременно загляните в мешок», чтобы потом не оказалось, что вы купили вовсе не поросенка. «Испанский узник» (по сообщению газеты New York Times в 1989 году, «одна из самых старых, привлекательных и наиболее успешных мошеннических схем, известных полиции») также берет начало в XVI веке. «Найденный кошелек», «золотой кирпич», «свежая зелень», «Банко», «крупный магазин», «телеграф», «выигрыш», «тряпка» – колоритные названия можно перечислять долго.
Афера – древнейшая из существующих игр. И вместе с тем она превосходно приспособлена для нашего времени. Можно даже сказать, что бурное развитие технологий ознаменовало собой новый золотой век мошенничества. Аферы бурно расцветают в периоды нестабильности и быстрых перемен, когда возникает что-то новое и старого взгляда на мир становится недостаточно. Именно поэтому мошенники бешено расплодились в эпоху золотой лихорадки и в годы освоения дальнего запада. Именно поэтому мошенничество приобретает особый размах во времена войн, революций и политических волнений. Эпоха перемен – великий союзник мошенничества, ведь перемены порождают неуверенность. Аферист обожает эксплуатировать тревогу и беспокойство людей, на глазах у которых рушится или меняется до неузнаваемости привычный мир. Мы благоразумно держимся за прошлое, но вместе с тем готовы повернуться лицом к новым неожиданным веяниям. Как знать, может быть, этот новый способ вести бизнес и есть будущее?
В XIX веке на волне промышленной революции родилось множество афер, продолжающих существовать и в наши дни. Сегодня мы переживаем технологическую революцию, которая дает гораздо больше возможностей для мошенничества. С появлением интернета в нашей жизни стремительно изменилось все, вплоть до самых простых действий – знакомства с новыми людьми и поддержания важных контактов. Ритм нашей повседневной жизни тоже стал иным: мы по-другому делаем покупки, едим, назначаем встречи, договариваемся о свиданиях, планируем отпуск. Избегая всего этого, вы рискуете прослыть консерватором и технофобом. (Где-где вы познакомились? В интернете? И вы собираетесь… пожениться?) Принимая новые технологии с распростертыми объятиями, вы попадаете в другую ловушку: опасности, с которыми раньше вы могли столкнуться лишь в строго определенных обстоятельствах – гуляя по Кэнал-стрит мимо столика, на котором раскладывают три карты Монте, соглашаясь на «выгодную инвестицию», предложенную членом вашего клуба, и т. д., – становятся вашими постоянными спутниками каждый раз, когда вы открываете свой айпэд. Поэтому ни уровень технологической сложности, ни рост научных знаний, ни другие признаки, которые мы любим выдавать за свидетельство общественного прогресса, не в состоянии никак повлиять на ситуацию и снизить вероятность мошенничества.
Те же самые схемы, которые разыгрывали в больших магазинах на Диком Западе, теперь проворачивают через вашу электронную почту. Те же требования, которые вы получали по телеграфным проводам, теперь сыплются в ваш мобильный телефон. СМС от члена семьи. Отчаянный звонок из больницы. Сообщение в Facebook от родственницы, попавшей в затруднительное положение в чужой стране. Когда Фрэнка Абигнейла, героя «Поймай меня, если сможешь», который еще подростком успел обвести вокруг пальца множество крупных и солидных организаций, от авиакомпаний до больниц, спросили, возможны ли такие похождения в современном мире бесконечно усложняющихся технологий, – он засмеялся в ответ. Сегодня все стало намного проще, сказал он. «То, что я делал пятьдесят лет назад, еще мальчишкой, сегодня сделать в четыре тысячи раз проще именно благодаря технологиям. Технологии порождают преступления. Так было и так всегда будет».
Технологии не наделяют нас мудростью и опытом. Они не защищают нас. Они просто позволяют разыгрывать старые схемы мошенничества на новый лад. В чем вы уверены? Мошенник отыщет то, во что вы непоколебимо верите, и на этом основании возведет свой обман, незаметно меняя мир вокруг вас. Но вы будете так уверены в истинности исходного пункта, что даже не заметите, что произошло.
С 2008 года количество случаев обмана покупателей в Соединенных Штатах выросло на 60 %. Показатели онлайн-мошенничества увеличились вдвое. В 2007 году они составляли одну пятую всех случаев мошенничества, в 2011 году – уже 40 % от общего числа. Только в 2012 году Центр приема жалоб на мошенничество в интернете зафиксировал около 300 000 обращений. Общая сумма потерянных денег – 525 миллионов долларов.
Среди населения США за 2011–2012 годы (последний период, изученный Федеральной торговой комиссией) жертвами мошенничества стали более 10 % взрослых граждан, или 25,3 миллиона человек. Общее число инцидентов было еще выше и превысило 37,8 миллиона. Большинство случаев мошенничества, жертвами которого стали более 5 миллионов взрослых граждан, строились по одной схеме и были связаны с фальшивыми продуктами для снижения веса. На втором месте оказались 2,4 миллиона человек, получивших «выигрыш». На третьем – 1,9 миллиона человек из «клуба покупателей» (раздражающие предложения, которые вы обычно отправляете в корзину, – сделка, поначалу казавшаяся бесплатной, внезапно превращается в бесконечные и вполне реальные членские взносы, на которые вы подписались, даже этого не заметив). Следом идет несанкционированное выставление счетов в интернете (1,9 миллиона) и мошеннические предложения о работе на дому (1,8 миллиона). Около трети всех инцидентов были инициированы онлайн.
В прошлом году в Великобритании приблизительно 58 % физических лиц получили мошеннические звонки якобы от банков, полиции, компьютерных компаний и других солидных организаций. Некоторые граждане проявили бдительность и не поддались на уловки мошенников. Но около 24 миллионов фунтов все же уплыло в руки аферистов, в то время как годом ранее эта сумма составила только 7 миллионов фунтов.
Еще больше случаев мошенничества остаются просто незарегистрированными – по некоторым оценкам, огласке предают меньше половины из них. Согласно недавнему исследованию Американской ассоциации пенсионеров, только 37 % пострадавших в возрасте старше 55 лет признают, что стали жертвами мошенников. Среди тех, кому еще нет 55 лет, эта цифра вдвое меньше. Никто не хочет вслух признаваться в том, что его одурачили. Большинство аферистов даже не предстают перед судом – на них просто не заявляют властям.
Не важно, с помощью каких средств совершаются мошенничества, в их основе лежат одни и те же базовые принципы – принципы, опирающиеся на манипулирование верой. Мошенничества остаются незарегистрированными – по сути, незамеченными – из-за того, что никто из нас не готов допустить, что наши базовые убеждения могут быть ошибочными. Не важно, с чем мы имеем дело – финансовой пирамидой или фальсификацией данных, информационным вбросом или заведомо ложной информацией, художественной подделкой или сомнительным диагнозом, недостоверным изложением прошлого или щедрыми посулами на будущее. На фундаментальном психологическом уровне все это сводится к доверию – точнее, к злоупотреблению им.
Эта книга – не история мошенничества. И не попытка досконально перечислить все когда-либо существовавшие аферы. Скорее это исследование психологических принципов, лежащих в основе каждой игры, от самых элементарных до самых запутанных, шаг за шагом, от возникновения замысла до последствий его исполнения.
Мошенничество начинается с базовой человеческой психологии. Аферисту прежде всего нужно побольше узнать о своей мишени (этап подводки): кто он, чего он хочет и как я могу сыграть на этом желании, чтобы добиться того, что мне нужно? Для этого необходимо проявить эмпатию, наладить взаимопонимание (этап затравки): прежде чем предлагать какие-либо схемы, начинать какую-либо игру, нужно заложить для этого эмоциональную основу. Только после этого мошенник переходит к логике и убеждению (ловля на крючок): схема (история), подтверждение и то, каким образом это принесет вам выгоду (убеждение), демонстрация реальной пользы. Мы словно мухи, попавшие в сети паука: чем больше боремся, тем меньше у нас шансов вырваться (разбивка). К тому времени как дело приобретает скверный оборот, мы уже так крепко вовлечены в него эмоционально и нередко даже физически, что сами убеждаем себя, будто все в порядке. Мы можем даже по собственной воле закопаться еще глубже (добавка), и к моменту, когда нас обдерут как липку (взятка), мы по-прежнему не будем понимать, откуда пришел удар. Иногда мошеннику даже не нужно убеждать нас сохранять молчание (разрыв и заглушка) – скорее всего мы и сами не раскроем рта. Ведь лучшие обманщики своего разума – это мы сами. На каждом этапе игры мошенники извлекают из своего бездонного арсенала все новые способы манипулировать нашей верой. И с каждым шагом, по мере того как нас связывает все больше обязательств, мы даем им больше психологического материала для работы.
Наверняка каждый слышал поговорку: «Слишком хорошо, чтобы быть правдой». Или ее ближайший аналог: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Но когда дело касается нас самих, мы слепнем и глохнем. Возможно, это действительно слишком хорошо, чтобы быть правдой, – но только когда это происходит не со мной. Мы заслуживаем счастья и удачи. Я заслуживаю этой выгодной сделки: я работал в галереях всю свою жизнь и заслужил это. Я заслуживаю настоящей любви – я достаточно настрадался в несчастливых отношениях. Я заслуживаю наконец-то получить хорошие проценты со своего вклада, за годы я приобрел большой опыт. Установки «слишком хорошо, чтобы быть правдой» и «я этого заслуживаю», к сожалению, прямо противоречат друг другу, но когда речь заходит о наших собственных действиях и решениях, мы не замечаем этого противоречия. Если другие люди рассказывают при нас о своих невероятно удачных сделках или сумасшедшем везении, мы сразу понимаем, что их облапошили как маленьких. Но когда то же самое происходит с нами – это совсем другое дело, просто мне повезло и я заслуживаю этой дружеской услуги.
Кроме того, мы испытываем особенное удовольствие оттого, что считаем себя неуязвимыми. Кому из нас не приходилось, заглянув ненадолго на преступную изнанку жизни, улыбаться с тайным удовлетворением: уж я-то буду умнее, а значит, могу посмеяться про себя над бедными простачками, которые повелись на очевидный обман. Вы в полной безопасности – вы ведь полагаетесь на свой ум, сообразительность и здоровый цинизм. Другие могут попасться на удочку. Вы – никогда.
И все же, когда речь идет о мошенничестве, мишенью может стать любой. Несмотря на нашу глубокую уверенность в собственной неуязвимости – или скорее благодаря ей, – мы все попадаемся на удочку. В этом состоит гениальность великих мошенников, которых по праву можно назвать виртуозами своего дела: они способны очаровать, убедить и склонить на свою сторону самых разборчивых знатоков. Специалист по физике элементарных частиц или глава крупной голливудской студии защищен от мошенничества ничуть не больше, чем восьмидесятилетний пенсионер из Флориды, наивно переводящий все свои сбережения в «выгодные инвестиции», которые никогда не принесут процентов. Искушенный инвестор с Уолл-стрит может попасться на удочку так же легко, как новичок на рынке. Прокурор, по долгу службы обязанный подвергать сомнению чужие мотивы, поддастся обману точно так же, как ваш легковерный сосед, считающий, будто в газете Onion[2] печатают настоящие новости.
Так как же им это удается? Что заставляет нас верить мошенникам и как они этим пользуются? Рано или поздно обманут будет каждый. Каждый станет мишенью мошенника того или иного сорта. Каждый попадется на удочку. Главный вопрос – почему? И можете ли вы научиться понимать собственный разум и срываться с крючка до того, как станет слишком поздно?