Пауль Шилдер
Заметки о психофизиологи и кожи[44] (1936)[45]
В данном тексте П. Шилдер на разнообразных клинических примерах показывает, как психосоматические конфликты выражаются в изменениях состояния кожи. Автор обращает внимание на то, что психогенные ощущения, вызванные на коже, имеют не только физиологическую причину, но и символическое значение. Это одна из ранних работ, совмещающая психоаналитический и психофизиологический подходы к анализу кожных проявлений.
Люди мало знают о том, что находится внутри их тела, однако им кажется, что они знают свою поверхность, свою кожу, им кажется, что они имеют о ней ясное представление. Они не только чувствуют ее как живую часть самих себя, но и получают постоянно идущие от нее ощущения, к тому же глаза видят кожу достаточно объективным образом. В действительности, согласно нашим с Вечслером исследованиям (Schilder, Wechsler, 1934), дети в возрасте от 4 до 5 лет могут сказать о коже и имеют довольно четкое представление о ней, в то время как то, что находится внутри их тела, они понимают просто как пищу, только что съеденную ими. Лишь двое из исследуемых нами детей на вопрос: «Что находится под кожей?» ответили: «Я». По-видимому, кожа представлялась им просто как нечто защищающее и окутывающее настоящее тело. Здесь дальнейшую помощь оказали наши с Хартманном исследования (Schilder, Hartmann, 1927). Когда взрослые закрывают глаза, они мало что знают о поверхности своего тела. Единственно отчетливое переживание относится к тем участкам кожи, которые натягиваются костями. На других участках тела кожа переживается как нечто неопределенное и неразличимое, с неоформленными границами, связанными с неясными ощущениями температуры. И даже прикасаясь к предмету, мы сначала чувствуем предмет и его поверхность, затем – пустое пространство, а после этого – массу тела, однако кожа не находится в поле непосредственного восприятия. Это как если бы тело находилось под кожей. Лишь когда мы слегка прикасаемся к коже, появляется ее реальное ощущение, но нам это снова кажется чем-то внешним по отношению к нам самим. В патологических случаях пациенты тот же самый принцип могут демонстрировать преувеличенным образом. Шестнадцатилетняя девушка с тяжелой хореей[46] с грустью жаловалась на тонкую резиновую мембрану, натянутую на ее тело. Она говорила, что та не была ее настоящей кожей, и заявляла, что могла бы выздороветь, лишь если бы с нее сняли эту кожу. Но даже оптическое восприятие не дает нам ясного переживания относительно нашей кожи. Мы не способны оценить ее вид правильно, и даже если мы видим обнаженные тела других, мы постоянно удивляемся цвету и структуре их кожи. Обнаженные тела купающихся на пляже снова и снова удивляют нас разнообразием цвета, и многие художники пытались передать эти неуловимые оттенки. Кажется, будто неизвестность в отношении собственной наружности предохраняет нас от ясного восприятия тел других. У нас нет статичного переживания в отношении своей кожи. Мы приобретаем знание о ней благодаря непрерывному динамическому процессу, с помощью которого устанавливаем границу между собой и внешним миром. Язык сохраняет эти различные установки в отношении кожи. «Любит свою кожу». «Выходит с невредимой кожей». «Защищает свою шкуру». А также «Лезет вон из кожи». В Германии также говорят: «Ich wehre meiner Haut» («Защищать свою шкуру») и «Das ist zum aus haut fahren» («Выводить из себя»). He стоит уходить в подобные дискуссии, если психологическая гибкость в отношении переживания поверхности тела не указывает на то, что активные динамические процессы выстраивают и конструируют знание о поверхности нашего тела. Поэтому в создании конфигурации внешней стороны тела постоянно будет задействован опыт всей личности.
Совокупный опыт состоит из восприятия и ощущений. Но существуют также образы и представления, и эта объективная сторона глубоко изменяется и переплетается с эмоциональными установками и проблемами индивида. Психические процессы это не простое дополнение к отчетливым переживаниям ощущений – установки индивида составляют неотъемлемую часть его чувственного опыта. Некорректно говорить, что эмоции изменяют переживания ощущений. Однако всякая эмоциональная установка одновременно является чувственным переживанием, а всякое переживание ощущений включает в себя эмоциональную установку. Двадцатичетырехлетний Джозеф Д. пришел ко мне в больницу в состоянии крайнего возбуждения, жалуясь на зуд во всем теле, особенно на участках с волосяным покровом. Он все время говорил: «Теперь у меня чешется нос, а теперь – бровь». Несколько месяцев тому назад он подхватил лобковых вшей в меблированной комнате, где жил. После чего излечился за один курс. А затем появилось это возбуждение. Он был убежден, что вши появлялись из перьев подушки. Он видел летающих вокруг вшей фантастических очертаний. Видел, как они устраивались на нем и ползали. Он видел приблизительно тридцать вшей одновременно. Они имели форму перьев; одни были изогнутые, другие – прямые, третьи – в форме маленьких дисков. Он считал, что следует заявить об этом доме в полицию, поскольку другие жильцы тоже могли заразиться. Примерно через десять дней его возбуждение стихло. Это был довольно легко возбудимый молодой человек, чувствующий себя несчастным в городе. Он вырос на ферме и хотел вернуться туда обратно. Он рассказал о своих переживаниях на ферме, особенно о тех, что были связаны с куриной фермой. Два года тому назад после уборки курятника он почувствовал зуд. Он подумал, что это из-за куриных вшей. Зуд исчез после того, как он почистился. Пациент в некоторой степени был озабочен своим внешним видом, гордился им, особенно цветом лица; он всегда был здоровяком.
Это – простой случай, но он ведет нас к основной проблеме. Во-первых, в этом случае было переживание ощущений. Ощущения поступали из внешнего мира. Ощущения поступали с периферии и изменили личность пациента. Его зуд с самого начала был специфическим зудом специфической личности. Во второй фазе переживание идет уже не с периферии в центр личности, а из центра личности к периферии. Это тот же самый процесс, но в обратном порядке. Можно сказать, что переживание ощущений имело последствие. И это последствие сделало возможным течение ощущений из центра к периферии. Однако мы имеем достаточное доказательство того, что такое влияние на периферию не является обязательным. Когда пациент начинал живо рассказывать о своем зуде, люди, окружавшие его, сами начинали испытывать зуд. Но верно и то, что зуд этих людей имел место не только в центральной нервной системе, он также передавался коже. Конечно, это было воображение, но оно было связано с физическими изменениями на периферии. Однако я сказал, что этот зуд был личным и индивидуальным зудом пациента. Это не только связанное с неопрятностью отвращение – это ощущение, воскресившее воспоминания о куриной ферме. Вши летали в воздухе, подобно куриным перьям, и имели ту же самую форму. Мой пациент хотел вернуться назад на ферму. Его прежний опыт является паттерном, в соответствии с которым чувственные данные принимают определенную форму. Но что можно сказать о зуде свидетелей? Они тоже должны были иметь реальные переживания до этого. Центробежный процесс привел их обратно к реальности, пережитой ими ранее. Воображение всегда приводит назад к реальности. Воображаемый мир и реальный мир в основе своей – один и тот же мир. Нет ничего нового в данном наблюдении. Психогенный зуд среди прочих наблюдали Клаудер (Klauder, 1924; 1925), Зак (Sack, 1926; 1933) и О’Донован (O’Donovan, 1927). Другой случай может помочь нам прийти к лучшему пониманию. Двадцатилетний е. М. (Schilder, 1931b), с огромным количеством неврастенических симптомов, жаловался на зуд пениса, ануса, кистей рук и ступней. А это те же самые части, которые находятся в центре сексуальной деятельности. Для этого пациента ступни имели определенное эрогенное значение: вид обнаженных ступней возбуждал его. В самых ранних его воспоминаниях важную роль играли анальные раздражения. Крайне важно отметить, что в самом раннем детстве пациент страдал чесоткой. Когда мать родила его младшую сестру, он вообразил, что доктор пытал ее и жесткой щеткой удалял ей на ногах ногти. Однако позднее он также имел возможность видеть, как отец растирал свои ноги, когда приходил домой уставшим; чуть позднее он наблюдал, как отец расчесывал свою спину из-за чесотки. Я не хочу уходить в психологические детали этого довольно полно проанализированного случая. Но здесь в заболевании мы обнаруживаем основу конверсионного симптома – либидинозную структуру всей личности. Конечно, такая структура никогда не представляется просто абстрактно, а только как часть жизненной ситуации индивида, особенно в отношении к эдипову комплексу. Однако в очень глубоких слоях мы также обнаруживаем органическое заболевание в раннем детстве, переживание ощущений. Но представляется, что и органическое заболевание другого, зуд и расчесывание отца, оказало важное влияние на окончательное формирование симптома. Поэтому я прихожу к утверждению того, что основой конверсионного симптома является: 1) органическое заболевание в прошлом самой личности, равно как и людей, с которыми у нее был либидинозный контакт; и 2) либидинозная структура в связи с жизненной ситуацией прошлого и настоящего. Такая формулировка остается верной не только для зуда и конверсионных симптомов кожи, но также для конверсионных симптомов в целом. Конечно, я не знаю, является ли обязательным наличие органического заболевания в прошлом. Мы вернемся к данной проблеме позднее.
Я выдвинул предположение, что психогенный зуд также связан с органическими изменениями на коже. Цитированные случаи не предоставляют четкого доказательства в этом отношении. Но я наблюдал 35-летнего мужчину, который жаловался, помимо прочих симптомов, на причиняющий беспокойство зуд заднего прохода. В раннем детстве у него был тромбозный геморрой. Он также жаловался на постоянную влажность вокруг ануса. Ряд сновидений, увиденных за одну ночь, может дать внешнее понимание его психосексуальной структуры:
1. «Я съеживаюсь. В конечном итоге, я – маленький ребенок, стоящий с обнаженными ягодицами. Это, главным образом, анус. Я думаю, это я. Позднее я чувствую, что меня моют, чистят и щипают мои гениталии два человека».
2. «Я останавливаю девочку, вонзая ей в спину нож. Ребенок кажется умершим, но он начинает плакать».
3. Его старший брат стал доктором. Он видит того оперирующим на крестцовой кисте. (Все сновидения короткие.)
Страх кастрации и желание быть кастрированным – вот характерные особенности психологии данного пациента. Он желает вступить в мазохистские, пассивные и гомосексуальные отношения с отцом и матерью. Я не могу здесь уходить в детали его психосексуальной структуры, находящейся в тесной связи с его ранней историей и установками родителей. В психологии его отца анальные элементы, по-видимому, также играли важную роль. Я упоминаю здесь этот случай кратко, потому что вокруг ануса существует не только зуд, но и влажность. О’Донован точно подчеркивает: «Когда приступ зуда прекращается, пациенты говорят (и это можно проверить), что местами кожа становится очень влажной, что указывает на существование местной неустойчивости вазомоторного тона и возникновение нервного возбуждения местных потовых желез». Следовательно, конверсия в данном случае сочетается с так называемыми органическими изменениями на коже. Могу добавить, что этот пациент вообще жаловался на потение и вазомоторные феномены после полового акта. Такие случаи предоставляют доказательство того, что центробежное направление, идя от центра личности к периферии, действительно является органическим процессом, оказывающим влияние на периферийный орган.
Я глубоко убежден, что более глубокого понимания конверсионных феноменов и психопатологических феноменов в целом можно достичь при изучении процессов воображения у нормального субъекта. Исходя из данного убеждения, я (Schilder, 1933) со своими коллегами Каннером (Kanner, Schilder, 1930), Бромбергом (Bromberg, Schilder, 1932) и Паркером преднамеренно вызывал мысленные образы при различных ощущениях. Здесь я, главным образом, сошлюсь на наши с Бромбергом исследования о тактильных образах и тактильных последействиях. Общая тенденция иррадиации формирования источника, вычеркивания определенных частей образов, построения и разрушения форм (гештальта), движений, изгибания линий и тенденция против восприятия углов в своих последействиях идентичны тенденциям, отмеченным при воображении. Бенусси путем удачного раздражения двух точек на коже провоцировал впечатление, будто объект передвигается из одной точки в другую. Конечно, необходимо, чтобы время между двумя прикосновениями было коротким. Согласно нашим исследованиям, те же самые феномены можно наблюдать при удачном воображении двух точек и в последействии двух прикосновений. Существует внутренняя связь между последействием восприятия, восприятием очень короткой продолжительности и мысленным образом. Мы не знаем, как мысленный образ достигает кожи. Зак говорит об антидромном[47] раздражении, которое может привести к продуцированию гистамина или ацетилхолина. Но можно спросить, могут ли в данном отношении быть значимыми или нет вазомоторные феномены. Мы изучали с этой точки зрения случай крайней вазомоторной раздражительности у кататоника и обнаружили у вазомоторных феноменов тенденцию к иррадиации, блуждающую связь двух точек и вычеркивание острых углов. Связь между вазомоторными феноменами и тактильным последействием – больше подобие, нежели тождественность. Вазомоторные феномены могут быть отчасти параллельными центральным тактильным феноменам. Возможно и то, что вазомоторные изменения увеличивают активность тактильных образов, почти постоянно связанных с температурными ощущениями.
В цитированных экспериментах мысленные образы провоцировали ощущения на коже, которые осуществляли сознательное намерение воображения. Это не общее возбуждение, но это продукт специфического переживания на коже специфического значения. Поэтому сознательное желание может быть эффективным. В экспериментах, проводимых мною более пятнадцати лет назад, я предлагал испытуемым вообразить, что их руки увеличиваются в размере, становясь в два раза больше[48]. Или что вторая рука вырастает из предплечья. Возникающие тактильные ощущения точно соответствовали предписанию. Они подчинялись специфическому значению предписания. Это заходило так далеко, что мужчины, которым предлагалось вообразить, что они обладают женскими грудями, переживали специфические ощущения, соответствующие такому изменению в их теле. Конечно, бессознательные проблемы и усилия ведут к еще более навязчивым ощущениям на коже. Один мой пациент чувствовал боль в фаллосе, руках, анусе и на нёбе (Schilder, 1931a). Он чувствовал боль в тех частях, к которым в его воображении прикасался пенис другого мужчины. Литература содержит много случаев о том, что преднамеренные или инстинктивные образы могут вызвать кровотечение или появление волдырей на коже. Я вспомню здесь хорошо известные эксперименты по гипнозу Мабия (Mabille, 1885), Дюмонтпаллера (Dumontpallier, 1885), Хеллера и Шульца[49] и др. Особо упомяну наблюдение Шиндлера (Schindler, 1927), касающееся спонтанных кожных кровотечений психогенного происхождения. В случае Крайбиха и Соботки (Kreibich, Sobotka, 1909) волдыри крапивницы появились на теле пациента, когда он испытал неприятное возбуждение. Центробежный процесс не только спровоцировал ощущения на коже, но и вызвал ее фактические изменения.
В случае Крайбиха возникает вопрос, почему проявление распространилось на все тело. Не опровергает ли это наше утверждение о том, что проявление на коже имеет специфическое значение? Кратко упомяну о наблюдении за 40-летней замужней женщиной, которая жаловалась на зуд во всем теле, но особенно на зуд в вульве. «Это обжигающее ощущение». Пациентка никогда не испытывала сексуального удовлетворения в своем замужестве, всегда оставаясь возбужденной после супружеского полового сношения и испытывая зуд особенно после сексуальных отношений. Обширный зуд имел специфическое значение, несмотря на то, что, по-видимому, был диффузным. Тут же добавлю наблюдение за параноидным шизофреником, испытывающим зуд только после полового сношения. Отсюда приходим к формулированию того, что психогенные ощущения и проявления на коже всегда имеют значение, даже если они кажутся диффузными и обширными. Специфическое значение имеет не только локализация, но и характер проявлений на коже. Однако я хотел бы сказать, что даже если мы имеем дело с вероятно локализованными и изолированными феноменами на коже, они никогда не изолированы. Всегда нечто переходит далее в совокупность переживаний. Когда мы в наших экспериментах вызываем преднамеренный образ, этот преднамеренный образ никогда не изолируется, а имеет отдельный источник. В каждом психологическом и биологическом феномене всегда существует передний и задний план. Я наблюдал пациента со спонтанными приступами ощущения жара. Такие приступы были связаны с повышением температуры до 38,1º. Его лицо горело, а левая рука была прохладной и имела мертвенно-бледный цвет. Эти приступы развились после того, как пациент стал свидетелем смерти своего племянника, попавшего под колеса грузовика. Одна нога мальчика была оторвана от туловища, и вскоре ребенок умер. После этого случая пациенту снилось, что ему отрезало руку в машине. Под гипнозом данный случай был восстановлен и привел к указанным феноменам и повышению температуры. Невозможно непосредственным образом внушить повышение температуры или появление вазомоторных феноменов. Здесь видно, что феномены на лице и руке имеют весьма отчетливое значение в целостной ситуации, а повышение температуры относится ко всему организму.
Вейнберг (Weinberg, 1923; 1924) изучал плетизмограмму, электрокардиограмму, гальванограмму, одновременно зрачки и дыхание под воздействием значимых переживаний. Феномены во всех этих сферах связаны с возбуждением симпатической системы. За ним следует краткосрочное возбуждение парасимпатической системы и в заключение – продолжительное возбуждение симпатической. Согласно Вейнбергу, увеличение уровня осознания сопровождается увеличением симпатического влияния, депрессии – увеличением парасимпатического влияния. До Вейнберга Кюпперс и Де Жон подчеркивали, что каждое психическое переживание приводит, в основном, к сходным соматическим изменениям в плетизмограмме и гальванограмме. Однако выражение этого общего психосоматического изменения зависит от психической установки в отношении различных частей тела в целом и кожи в частности. Но эта установка имеет длинную неясную историю, которую может восстановить только психоанализ. Однако тело тоже имеет историю и обладает конституцией. В случае психогенного жара пациент перенес продолжительную автономно-сезонную малярию. Мать пациента и сам пациент продемонстрировали конституциональную вазомоторную лабильность. Поэтому биологическая история и жизненная история индивида детерминируют окончательную форму, в которую встраивается общее психосоматическое раздражение. Хейлиг и Хофф (Heilig, Hoff, 1928) смогли объяснить возникновение губного герпеса у лиц, спонтанно реагирующих герпесом на переживания возбуждения. Герпес мог быть привит в роговую оболочку кроликов. Организм и его психические проявления всегда связаны с внешним миром (в данном случае с инфекцией), и поэтому окончательное проявление психосоматического изменения также зависит от внешнего мира. Следовательно, в генезисе иных кожных проявлений принимают участие не только психика и тело, но и их связь с внешним миром. Это может быть верным не только для аллергических реакций на коже, но также для экзем и конечного исхода механического раздражения кожи. Представляется, что решающая граница между так называемыми психогенными и органическими случаями неотчетлива. Я уже упоминал, что раннее соматическое заболевание предоставляет лучшую основу для конверсионных симптомов в дальнейшей жизни. Мы говорили об отношении разных кожных заболеваний к психологии индивида. Однако ряд кожных заболеваний, о которых можно говорить в этой связи, огромен. Это зуд, покраснение, потение, кровотечения, импетиго[50], крапивница, алопеция[51], псориаз, экзема, герпес, угревая сыпь, бородавки (ср. также Баннеманн (Bunnemann, 1927)). Маловероятно, что в столь различных кожных заболеваниях обнаруживают свое выражение одни и те же конфликты. У разных заболеваний кожи должна быть разная психология. В конце концов, должна быть также вероятность того, что специфические конфликты проявляются на коже специфическим образом. Мы далеки от окончательного решения данной проблемы. Особенно интересно, что первый случай психогенного зуда, упомянутого мною, наблюдался у здорового человека и был связан с нарциссическим отношением пациента к своему телу. Однако данный случай не был проанализирован. Более глубокое понимание предоставляет неврастенический случай. В тесной связи с зудом находятся садомазохистские установки. Особое значение имеют анальные компоненты. Но даже в достаточно полно проанализированном случае остаются некоторые сомнения по поводу того, не является ли обусловленный органическим заболеванием зуд в раннем детстве обязательным фактором.
Необходимо также подчеркнуть, что частота вызывающих зуд заболеваний кожи в раннем детстве должна рассматриваться под этим углом. Эти вызывающие зуд заболевания провоцируют огромное стремление расчесывать, повреждать кожу и некоторым образом разрушать единство тела. Такие дети становятся также беспокойными, агрессивными и садистичными. Раннее кожное заболевание органического происхождения приносит с собой определенный набор психических установок, которые, конечно, должны оказать большое влияние на дальнейшие психические установки. Однако вполне очевидна связь между обычным зудом и зудом с садомазохистскими и анальными тенденциями. Нередко наблюдалось (см., например, Фенихеля (Fenichel, 1931)), что невротическое покраснение и потение тесно связано с параноидными тенденциями. Такие индивиды все время чувствуют, что за нами наблюдают. У меня есть случай, в котором на первом плане находятся страх покраснения и потения и фактическое покраснение и потение. Покраснение подтвердило замещение эрекции, что хорошо известно аналитически. Не только мастурбация, но и эрекция представляет собой чрезвычайный социальный феномен, касающийся телесного образа другого человека, равно как и собственного телесного образа. Наш пациент неистово пытался скрыть свою эрекцию и пенис. Покраснение смещало их на лицо. Лицо становилось центром телесного образа пациента, привлекая внимание всех людей. Это орудие, с помощью которого он приближал к себе телесный образ других. Все люди смотрели на него, видели его и уделяли ему внимание. Это то внимание, которое он первоначально желал своей дефекации и эрекции. Анализ восстановил факт того, что в раннем детстве у него проявлялись очень сильные анальные тенденции. (В возрасте 4 лет он боялся, что за ним будут наблюдать, когда он испражняется.) Кроме того, угроза генитальной кастрации, исходившая от отца, увеличила генитальные, анальные и пассивные гомосексуальные тенденции. Покраснение является запрещенным удовлетворением интимных анальных и генитальных отношений с другими людьми. Поэтому оно невыносимо для системы Эго. Теперь пациент избегал других людей и боялся их. Первоначально он желал иметь отношения с каждым. Его объектные отношения стали уравненными и универсальными. Все люди представляются одновременно угрожающими и выражающими восторг. Он находился в тесных отношениях с другими, но эти отношения утратили индивидуальные тенденции. Я обнаруживаю очень похожие тенденции в другом случае, где психогенное потение было одним из незначительных симптомов. Пациент считал, что всем людям следует восторгаться им, а его невроз состоял, главным образом, из постоянного самонаблюдения и сравнения себя с недосягаемым идеалом. В данном случае на переднем плане наряду с тенденциями к визуальному наблюдению либидинозного типа находились нарциссические тенденции. Отдельные наблюдаемые случаи не дают возможности сделать точные выводы, однако мы предполагаем наличие специфической психосексуальной структуры при различных психогенных проявлениях кожи. Случай с побледнением руки, покраснением лица и психогенной температурой определенно относится к истерической группе с сильными объектными отношениями. К подобной группе принадлежат случаи кровотечений на коже, наблюдавшиеся Шиндлером.
Не думаю, что мы можем рассчитывать на наличие общей формулы, касающейся различных психогенных проявлений на коже. Зуд, к примеру, не всегда может иметь одно и то же значение. Необходимо рассматривать локализацию, тип зуда. В конце концов, дерматологическое проявление невроза – лишь одно из проявлений всей личности, которая не может быть понята из одного отдельного симптома, даже если этот симптом ведущий.
Рассматривая отношение между психикой и кожей, не следует забывать, что каждое заболевание кожи должно иметь далеко идущее психическое влияние. Общие переживания делают весьма вероятным тот факт, что с каждым органом связан набор психических установок. Так, органические заболевания органов вызывают установки, подобные установкам, которые могут психогенным образом вызвать изменение в органической функции. Как утверждалось выше, органическое заболевание идет с периферии (органа) к центру (личности субъекта), психогенное заболевание идет из центра к периферии. Кожные заболевания, действительно, очень глубоко воздействуют на наши отношения с другими людьми, каждое кожное заболевание вызывает установки, очень сходные с установками, описанными в случае психогенного покраснения. Существует сглаживание отношений с другими людьми. Особое внимание уделяется собственному телу. Однако в развитии кожного заболевания опять будет участвовать вся личность. Существует не только различный аспект кожи, но и различные ощущения, связанные с изменением в функции кожи. Это самовосприятие кожи и ее изменений – весьма сложный процесс. В случае гипертиреоза[52] у пациентки в возрасте 31 года основной метаболизм вначале был увеличен до плюс 42. После операции выявилась незначительная сухость кожи и учащенный пульс. Ее основной метаболизм три года спустя после операции все еще равнялся плюс 19, а пульс был учащенным. Кожа пациентки была склонна к сухости и шершавости. Однако эта пациентка имела психологически полную картину микседемы[53]. За прошедшие два месяца она вообразила, что ее голова меняется, лодыжки увеличиваются, лицо делается более худым, волосы иссушиваются, глаза уменьшаются, а скальп становится тяжелым и деревянным. Она также утверждала, что ее сердце больше не бьется, а ногти сломаны. Другими словами, пациентка демонстрировала картину депрессии. Она считала, что другие люди наблюдают за ней и смеются. Ее серьезно беспокоили бели и то, что у нее нет детей. В данном случае пациентка воспринимала фактическое изменение на коже преувеличенным образом, что было обусловлено ее общей установкой, проблемами ее жизни, а также, вероятно, органическим влиянием дистиреоза[54] на центральную нервную систему. Этот случай напоминает один хорошо известный факт, что в сновидениях органические изменения могут появляться преувеличенным образом и демонстрировать заболевание до того, как оно будет воспринято иным способом. Каждое восприятие органа тела, а следовательно, и кожи и ее изменений – не просто механический акт, восприятие проходит через различные символические стадии, посредством которых оно вступает в связь с общим опытом индивида. Поэтому самовосприятие тела – я говорю о телесном образе – представляет собой высокосимволический акт, не менее символический, чем выражение проблем личности в функциональных и органических изменениях кожи. Психогенные проявления на коже всегда имеют значение. Это значение может быть сознательным, а может лежать в символической и инстинктивной сферах. Не существует фундаментального различия между воображенным изменением на коже, так сказать психогенным проявлением, и так называемым неврозом органа. Все они – центробежные, но достигающие периферии органа как такового. Эмоции и мысленные образы не бывают только психическими. Психика является организованным посредником. Однако нет такого изменения в теле, которое не отражалось бы на психических установках. Существует только один организм, и он – психофизиологический.
Библиография
1. Bromberg, W., Schilder, P. On tactile imagination and tactile after-effects // Journal of Nervous and Mental Disease. – 1932. – Vol. 76. – P. 133–155.
2. Bunnemann, O. Tatsachen dermatologischer Psychogenese // Bericht des Allgemeinen Ärztlichen Kongresses für Psychotherapie. – 1927. – Bd. II. – S. 315–323.
3. Dumontpallier. De l’action vaso-motrice de la suggestion chez les hystériques hypnotisables // Compt. Rend. Soc. De boil. – 1885. – Series 2.
4. Fenichel, O. Hysterien und Zwangsneurosen. – Vienna: International Psychoanalytischer Verlag, 1931.
5. Heilig, R., Hoff, H. Die psychische Enstehing des Herpes labiais // Med. Klinik. – 1928. – S. 1302f.
6. Kanner, L., Schilder, P. Movements in optic images and the imagination of movements // Journal of Nervous and Mental Disease. – 1930. – Vol. 72. – P. 489f.
7. Klauder, J. V. Psychoneurotic manifestations in dermatoses with particular reference to treatment with suggestive and educative measures // Arch. Neurol. & Psych. – 1924.
8. Klauder, J. V. The cutaneous neuroses // Journal of the American Medical Association. – 1925. – Vol. 85. – P. 1683–1689.
9. Kreibich, C, Sobotka, P. Experimenteller Beitrag zur psychischen Urtikaria // Arch. für Dermat. und Syph. – 1909. – Bd. 97. – S. 187.
10. Mabille. Note sur les hemorrhagies cutaneés par autosuggestion dans le sommeil provoquées // Progres méd. – 1885. – T. 13. – P. 155.
11. О'Donovan, W. J. Dermatological neuroses // Psyche Miniatures Medical Series. – 1927.
12. Sack, W. Hautleiden und Psychotherapie // Erster Congress für Psychotherapie. – 1926. – S. 133f.
13. Sack, W. Haut und Psyche // Handbuch der Haut und Geschlechtskrankheiten / Hrsg. J. Jadassohn. – Berlin: Springer, 1933. – Bd. 4. – Teil 2. – S. 1302–1382.
14. Schilder, P. (1931a) Notes on the psychology of pain in neurosis and psychosis // Psychoanalytic Review. – 1931. – Vol. 18. – P. 1–22.
15. Schilder, P. (1931b) Über Neurasthenie // I. Z. P. – 1931. – Bd. 17. – S. 368–378.
16. Schilder, P. Experiments on imagination, after-images and hallucinations // American Journal of Psychiatry. – 1933. – Vol. 12. – P. 597–609.
17. Hartmann, H., Schilder, P. Körperinneres und Körperschema // Zeit. für d. ges. Neur. – 1927. – Bd. 109. – S. 666–675.
18. Schilder, P., Wechsler, D. Was weiss das Kind vom Körperinneren // I. Z. P. – 1934. – Bd. 20. – S. 93–97.
19. Schindler, W. Nervensystem und Spontanblutungen. – Berlin: Karger, 1927.
20. Weinberg, A. A. Psyche und unwillkurliches Nervensystem // Zeit. für d. ges. Neur. und Psychiat. – 1923. – Bd. 85. – S. 543–565; 1923. – Bd. 86. – S. 375–390; 1924. – Bd. 93. – S. 421–445. См. также: Hansen, К. Die Psychische Beeinflussund des vegetativen Nervensystems // Naturwissenschaften. – 1928. – S. 931–940.