Психологическое консультирование. Теория и практика. Глава 3. Проблемы соотношения житейского и научного знания в работе психолога-консультанта (Г. С. Абрамова, 2018)

§ 1. Специфика научного психологического знания

Занимаясь практической деятельностью, психолог сталкивается с особым типом боли – непониманием.

Человеку бывает необходимо понять причину боли, найти способ избавления от нее.

Конкретные варианты разнообразны, но все их объединяет симптом боли: через двадцать лет супружеской жизни («Все было нормально») оказалось, что любви нет, что люди не нужны друг другу. Она – уже не жена, – она не понимает, как это могло случиться, ей очень больно… Был милый, замечательный сын (или дочка), вдруг оказывается, что он не слышит, не слушает, не понимает.

Боль пронизывает любую ситуацию заказа на психологическую помощь и эту тоже: женщина не узнала себя в зеркале после бессонной ночи, возникла боль, паника – проверьте меня, я схожу с ума…

В ситуации боли человек ищет помощи у другого человека, как сейчас говорят, обсуждает с кем-то свои проблемы. Известен эффект случайного попутчика (в вагоне, такси), когда люди предельно откровенно делятся своей болью с другим человеком, избавляясь от нее таким образом, находя утоление в любом варианте другого (!) объяснения того, что с ними происходит.

Профессиональный психолог, рекламируя, социально презентируя свою деятельность, опирается на авторитет науки. Это один из официальных показателей его профессионализма. Сегодня практически нет другого способа доказать истинность знания о человеке, кроме ссылок на способы его получения. Научные способы являются наиболее проверяемыми, а следовательно, достоверными.

Сегодня много работ посвящено исследованию культурных особенностей психики людей, живущих в разных условиях. Подобные исследования проводились и в начале века, все они демонстрируют опосредованность психической жизни человека знаковым содержанием культуры.

Время, в которое мы живем, исторические обстоятельства нашей жизни создают универсальные (типичные для этих обстоятельств) знаки, фиксирующие важнейшие параметры психической жизни.

К. Юнг говорил об архетипах – коллективном бессознательном, объединяющем человечество по признаку присутствия психической реальности, универсально проявляющейся в главных, сущностных ее свойствах.

З. Фрейд показал наличие универсальных, но индивидуализированных знаков, определяющих динамику психической жизни человека.

Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что виртуальная реальность компьютерного мира создает новые знаки в индивидуальной и коллективной психике людей. С особой остротой встает вопрос о том содержании научного исторического знания, которое можно и нужно использовать в ситуации совершенного, быстроизменяющегося мира.

Известно, что логика науки относится к себе не как к моменту эмпирического существования теоретического мира науки, а как к теории этого мира.

Это значит, что она имеет право, подобно любой другой теории, считать, что она должна непосредственно соотноситься не со своей эмпирией (практикой), а с некоторым объектом, определенным образом идеализированным и организованным логически и экспериментально.

В практику осуществления рефлексии на этот объект входит то сознание, с которым работают создатели данной науки. Определенным образом идеализировать и организовать это сознание в качестве теоретического идеального объекта – значит противопоставить естественно-исторически развивающейся науке некую искусственно созданную науку.

Но это не та «наука», которая предполагает теоретико-познавательную рефлексию. Теоретико-познавательная рефлексия осуществляется в науке, которая естественным образом развивалась как форма деятельности людей.

Оценивать результаты теоретико-познавательной рефлексии в науке можно по вероятности этих результатов стать сознанием ученых, работающих в конкретной науке.

В содержании идеального мира этой рефлексии обнаруживается выражение характера реального существования теоретического мира современной психологии как науки. Это, например, содержание идеи о сущности человека, воплощающееся в психологической практике.

Конкретный историзм теоретического мира психологической науки не сводится к тривиальному признанию развития научного знания в ходе исторических изменений конкретных условий осуществления человеческой познавательной деятельности.

Истина науки оказывается объективно значимым для людей результатом субъективного творчества ученых. Истина такова, какова действительность.

Абсолютизация средств и способов, целей теоретического мира неизбежно возникает, если теоретико-познавательная рефлексия теряет свой целостный характер, становится многозначной и принимает какое-либо из своих направлений за единственно возможную теорию такого объекта, как «теоретический мир» реальной науки.

Если теоретический мир конкретно-историчен, то изменяются не только его конкретные формы, но и характер исторического развития этих форм. Поэтому аппеляция к истории сама может стать способом догматизации самосознания науки. Научно-техническая революция и социальные изменения преобразуют традиции осуществления и воспроизводства познавательной деятельности.

В реальности теоретического мира всегда есть идеальный момент.

Но он не просто момент теоретического знания, но и некий идеал, с которым наука сообразуется как с истиной, не зависящей от конкретного хода истории самой науки, в ее взаимосвязи с практическими условиями социальной жизнедеятельности человека.

В этом и обнаруживается конкретный историзм науки, который не может быть превращен во что-то другое, чья форма и содержание оказались бы независимыми от конкретной истории науки.

Осознание конкретно-исторического характера возникновения, существования и развития теоретического знания современной науки является условием ориентации тех, кто ее создает и использует, на конкретное решение проблем исторического изменения людьми условий своей жизни.

Сегодня это происходит в силу того, что возникают психологические профессии, связанные с необходимостью изменения отношений между людьми и отношения человека к самому себе как важнейшему условию своей жизни.

Научное познание уже не может воспроизводиться на основе индивидуально-психологического усвоения тех или иных феноменов науки в качестве ее идеалов.

Характер реальности теоретического мира, который заключен в нем и выражается в теоретически неснимаемых противоречиях его идеализации теоретико-познавательной рефлексией, обнаруживает в современной науке не только результат предшествующей истории познания, но и предпосылку преодоления этих противоречий.

Последнее возможно через изменение условий воспроизводства науки как феномена человеческой жизнедеятельности в его познавательной и социальной ценности, через преобразование реального значения и идеальной роли теоретического мира науки в этой жизнедеятельности.

Необходимость эмпирического обоснования теоретического мира науки в самом общем плане обусловлена тем, что научная теория так или иначе в конечном счете предназначена для преобразования объективного мира, т. е. существующей вне и независимо от теории действительности.

Эта задача решается эмпирическим обоснованием, которое придает теоретическому объекту одну из важнейших и необходимых характеристик – содержательность, предметность, репрезентативность (способность представлять предметы объективного мира).

Эта задача решается и в конкретной ситуации работы с другим человеком, когда психолог, например, рассказывает бывшей жене о законах развития семейных отношений, о кризисах, которые подстерегают каждую семью, о том, как и почему их можно (или нельзя) избежать, используя материал научных монографий о семье, обобщенный опыт психотерапевтов и сексологов.

Теоретический объект – психическая реальность – то, что было предметом исследования в науке, становится эмпирией – содержанием переживаний конкретной женщины (Кати, Нади, Веры), которая в своем горе стала находить новые проявления своей жизни.

Однако продолжим о науке.

Предметность (содержательность, репрезентативность), как известно, не является единственно возможной характеристикой теоретического объекта. Другие его характеристики, такие, как достоверность, универсальность, самотождественность и т. д., не менее необходимы и существенны для него. Но, как не раз было показано в истории философии, эмпирическое обоснование, сколь бы многократным оно ни было, не может сообщить эти характеристики обосновываемому. Здесь на помощь приходит теоретическое обоснование.

Если рассматривать целостный мир – теоретический мир психологического знания, то полностью обоснованной всегда оказывается лишь часть этого мира, т. е. одно из подмножеств того множества теоретических объектов, которые составляют этот мир. Остальные объекты являются лишь частично (только эмпирически или только теоретически) обосновываемыми.

Во всякой психологической теории есть высшие (предельные) термины и положения. Это так называемые исходные термины, теории, принципы. Простые и сложные теоретические объекты, обозначенные этими терминами и предложениями (например, кризис семьи, отношения и т. п.), не имеют теоретического обоснования, хотя и обладают (да и то не всегда) косвенным эмпирическим обоснованием. Такими теоретическими объектами в науке являются предмет психологии, метод (методы), психологическая теория и т. д.

Вместе с тем в теориях нередко существуют такие термины и предложения, которые получены чисто теоретическим путем, допустим, с помощью логического вывода. Таковым, к примеру, может быть рассуждение о способах преодоления семейных кризисов развития отношений. Простые и сложные теоретические объекты, обозначаемые этими терминами и предложениями, не имеют эмпирического обоснования при наличии теоретического. К таким можно отнести применяемые нами для анализа отношений в семье понятия «содержание взаимодействия», «воздействие», «изменение», «развитие», «смысл», «задача», «цель» и другие.

Научная теория как обоснование теоретического объекта – это не конгломерат отдельных терминов и предложений, а система, в которой каждый термин и предложение связаны с другим термином или предложением посредством более или менее длинной цепи отношений.

Теоретический мир науки, помогающий психологу в построении обоснованного воздействия на клиента в ходе своей практической деятельности представляет собой единую систему.

Эта система всегда должна быть полностью обоснованной в некоторой своей части и частично обоснованной в остальных частях. Так, предлагаемый анализ психологического консультирования в свете культурно-исторической теории Л. С. Выготского представляется полностью обоснованным в той его части, где утверждается наличие принципа обратной связи в активности человека. Частичное обоснование этих идей связано с содержанием воздействия взаимодействующих людей – психолога и другого человека.

Проделанная работа показывает, что не только теория не открывается в качестве новой «вещи», но и то эмпирическое знание, которое становится теорией (пусть в начале для самого психолога как исследователя), не находится в готовом виде, заранее соответствующем условиям формирования теории.

Важнейшие качества теоретического объекта – содержательность, предметность, репрезентативность, как уже отмечалось, проявляются в его способности представлять предметы объективного мира. Благодаря наличию у сложного объекта такой характеристики, высказывание, обозначающие этот объект, имеет значение. Поэтому использование высказываний, отражающих содержание взаимодействия психолога и другого человека в ситуации консультирования в понятиях и терминах культурно-исторической теории (равно как и любой другой) придает теоретическому объекту его важнейшие качества: предметность, содержательность и репрезентативность. Это позволяет вводить их в содержание теоретического познания – рефлексировать его, делать предметом научного теоретического познания, а не только формой эмпирического опыта.

Психологическое консультирование в свете изложенного материала можно рассматривать как особый вид взаимодействия двух людей, один из которых берет на себя ответственность за получение индивидуальной психологической информации о человеке и степени ее научной достоверности и использует эту информацию для передачи ответственности за нее другому человеку, нуждающемуся в восстановлении логики собственной жизни.

§ 2. Житейский опыт психолога и его профессиональная деятельность

Прежде чем перейти к обсуждению этой темы, приведу один конкретный пример, который был в моей практике, чтобы через отношение к нему читатель полнее почувствовал содержание проблемы. На приеме женщина, у нее взрослая дочь и внук. О дочери она рассказывает следующим образом: «Ну, моя дочь, как все истерические натуры ее возраста, человек циклоидного типа… Извините, я еще читаю гороскоп, а она – Скорпион. Вы же знаете эти особенности Скорпионов… ну, поэтому; сами понимаете, какое может быть, ну, как у всех истеричек, зацикленное поведение и реакции, и комплексы…»

Я думаю, что читатель сумел оценить отрывок из весьма пространного текста. В литературе мне встречался термин, позволяющий достаточно точно охарактеризовать приведенный текст, – «шизоидная интоксикация психологической информацией».

Почему шизоидная? Наверное, потому, что такой человек считает, что все со всем взаимосвязано, и в то же время у него нет целостной картины того предмета, явления или события, о котором он рассуждает. У него нет знаков, адекватно фиксирующих предмет мышления. Интоксикация проявляется в том, что человек теряет чувствительность к качеству информации, которой пользуется в своем мышлении.

Он становится неразборчивым к ее происхождению, степени истинности, ценности в своей жизни и в жизни другого человека. Он как бы перестает пользоваться своими индивидуальными текстами для понимания другого человека, а заменяет их чужими и чуждыми. Другой человек при таком процессе понимания лишается индивидуальности, задачи понимания именно этого человека просто не существует.

Думаю, что приведенный пример очевиден. Но его очевидность позволяет понять возможность существования аналогичной ситуации в профессиональном мышлении психолога. Практически любой психолог находится в ситуации выбора знания, которым ему следует оперировать, – житейского или научного, а может быть, и того и другого.

Трудность выбора определяется тем, что житейское знание о человеке бывает иногда тоже истинным.

Как и в науке, это знание может может оказаться истиной одного человека, это вовсе не означает того, что данная истина не имеет права на существование.

Мы будем иметь дело с разными способами получения истинного знания, разными теориями, использующими это знание. С одной стороны, это профессиональное психологическое мышление, где полученное знание может и должно быть соотнесено с теоретическим объектом науки. В любом случае это понимание одного и того же человека, осуществляющееся на разных уровнях с использованием разных средств познавательной деятельности.

Существенное отличие житейского знания состоит в том, что оно пристрастно, содержит ценностный, оценочный материал, ориентировано на разнообразные, ситуативно значимые, а не только на сущностные или закономерные свойства.

Житейский опыт познания других людей и самого себя у любого человека обобщается в таких целостных психических образованиях, как концепция жизни и смерти, Я-концепция, концепция другого человека, концепция человека. Это идеи, бытовые теории, которыми обосновываются (в большей или меньшей степени осознанно) все формы взаимодействия человека с другими людьми и с самим собой. Они входят в содержание позиции как проявление Я-усилий человека по организации взаимодействия с другими людьми.

Обобщенный опыт проявляется в текстах человека в виде житейских истин, на которые он ориентируется, строя отношения с другими людьми. Такими истинами, как содержание целостных психологических образований, человек задает границы своей психической реальности, семиотическое пространство. Примерами таких истин могут быть следующие:

Мои родители должны любить меня (содержание концепции другого человека).

Я не имею права ошибаться (содержание Я-концепции).

Все люди думают только о себе (концепция человека).

Я знаю себе цену (содержание Я-концепции).

Я никогда не вру (содержание Я-концепции).

Подобные варианты обобщенного житейского психологического знания пронизывают тексты человека, создающего их во взаимодействии с другими людьми.

Психологу-консультанту приходится иметь дело с собственным житейским знанием о людях и житейским знанием другого человека.

Житейское знание психолога о людях связано с его личными переживаниями, с теми событиями, которые определили (или определяют) интенциональность его психической реальности, регулируют его Я-усилия, способствуют проявлению качеств его Я в текстах, структурирующих психическую реальность. Житейское знание психолога, как и вообще людей, доказывается фактом существования его Я, воплощенном в переживании: «Я знаю это».

Главным аргументом истины становится вера в экзистенциальные качества Я, способного к познанию истины.

Житейское знание человека, с которым работает психолог, изменяется в самых сущностных его характеристиках – характеристиках истинности. Ситуация консультирования уже априори предполагает, что житейского знания человека недостаточно для реализации логики индивидуальной жизни. В самых главных для человека параметрах его знания произошло изменение, которое и привело к непониманию человеком того, что происходит с ним или с кем-то еще.

Психолог, профессионально имея дело с любым вариантом бытового знания о человеке, вступает в область отношения с этим знанием. Его можно выделить как особое содержание, особый предмет, его можно обсуждать – осознавать его происхождение и особенности функционирования. Оно обобщено, значит, имеет относительно устойчивую форму существования (прежде всего, словесную).

Психолог может осознать как свой житейский опыт, так и житейским опыт другого человека с помощью научных понятий. Благодаря их структуре житейский опыт может быть включен в другую систему отношении, в иной текст, отражающий содержание психической реальности, при этом он изменит контекст своего существования.

Изменения, которые при этом происходят (за счет изменения отношения), могут быть описаны в характеристиках психологической дистанции и строении внутреннего диалога.

Житейское знание как предмет осознания с помощью Я-усилий может быть отодвинуто на границу психической реальности и таким образом стать основной создания ее нового качества. Оно делается средством дифференциации Я – не-Я во внутреннем диалоге человека, если появляются основания для его обобщения и фиксации. Причем чем больше на этом материале фиксируется сознание человека, тем больше к нему проявляется отношение, тем больше изменений в нем происходит. Фиксируемое отношение может даже привести к разрушению предмета отношения – того обобщенного житейского знания, которое составляло его суть. Это ситуация, аналогичная той, которую можно наблюдать при многократном повторении одного и того же слова. Оно – это слово – теряет смысл.

Похожая ситуация возникает и при постановке вопроса о предельной цели любого человеческого действия, если многократно спрашивать: «Для чего (или зачем)?». В конце концов, просто нечего ответить, так как содержание исчерпано.

В свое время Аристотель говорил, что предмет следует познавать до определенного предела. Это необходимо для того, чтобы сохранить его целостность.

Житейский опыт познания других людей, который есть у каждого человека, требует от психолога бережного отношения к нему во время его профессиональной работы, целенаправленного воздействия на другого человека. Это в полной мере относится и к опыту самого психолога. Осознание этого опыта, изменение к нему отношения, выделение его в виде особого предмета делают такое осознание ситуацией движения к предельным экзистенциальным смыслам, организующим и обосновывающим всю жизнь человека. Вопрос о мере, степени осознания становится, по сути дела, одним из самых актуальных.

В профессиональной практике психологов всегда обсуждается вопрос о содержании отношения к предмету, о возможности зафиксировать предмет, к которому следует проявить отношение (или можно это сделать), об искусстве проявления отношений.

В ситуации психологического консультирования общий предмет, который определяет взаимодействие психолога и другого человека, возникает на основе представленности в сознании психолога житейского знания как одного из вариантов конкретизации научного знания. Это позволяет ему сделать научная теория как содержание профессионального мышления. Используя ее понятия, психолог может трансформировать житейский опыт в теоретический, и наоборот, таким образом ввести в ситуацию консультирования новые критерии истины. Это те критерии, которые специфичны для научного знания. В чем его специфичность?

У научного знания, существующего как система понятий, есть два важных свойства, которые делают его относительно независимым от других видов знания. Недаром существует даже особый язык науки, который позволяет говорить о ней как об отдельной сфере человеческого сознания.

Специфическим свойством научного знания является то, что оно связано с особым видом активности человека – интеллектуальной деятельностью. Научное знание выступает результатом этого вида работы, в котором заключен многолетний труд людей или усилия одного человека. В мире давно существует разделение труда, и не все люди занимаются этим видом деятельности.

Одна из особенностей этого труда состоит в том, что человек, осуществляющий его, отождествляет ценность своей жизни и истины, им добываемой (в истории науки это бывало не раз). Есть еще один вид знания, для которого характерно то же самое – это религиозное знание; за него также люди отдают (или готовы отдать) жизнь.

Такая общность научного и духовного знания позволяет с высокой степенью эффективности использовать их для восстановления логики индивидуальной человеческой жизни.

Общность научного и духовного знания, необходимость духовной практики для психолога – это особая тема, которая возникает в консультировании при обсуждении с человеком его экзистенциальных проблем.

Сегодня авторитет науки в глазах многих людей, бесценность для жизни не являются столь значимыми. Для этого есть много причин. Одна из них состоит в том, что научные данные не гарантируют человеку рецептов его личного счастья.

Наука своим существованием утверждает неприходящую ценность истинного знания, которая измеряется жизнью человека, ставшего его обладателем.

Когда мы используем это знание, то включаем в свою жизнь другого человека (или людей). Идеи становятся формой интеллектуального донорства, которое восстанавливает, продлевает, преобразует психическую реальность человека, по отношению к которому это донорство осуществляется.

Кроме интеллектуального донорства существует эмоциональное, когда люди поддерживают друг друга своими чувствами, а ситуация общения напоминает ту, о которой Г. Иванов в одном из своих замечательных стихов сказал: «Поговори со мной о пустяках, о вечности со мной поговори…» Естественно, что кроме интеллектуального и эмоционального донорства есть еще и физическое, когда мы просто кормим другого человека или даем ему кровь.

Донорство во всех видах эффективно только тогда, когда оно принимается другим человеком. Это в полной мере относится и к ситуации восприятия человеком научного знания в психологическом консультировании, так же, как и в ситуации восприятия самим психологом научного знания.

Еще одним специфическим свойством научного знания, которое психолог может использовать в своей практике, работая другим человеком, является адресность научного знания. В науке всегда достаточно точно можно определить автора той или иной информации, будь то конкретный человек или научная школа.

Таким образом, при использовании научного знания в отношениях между психологом и другим человеком появляется третий человек, которого можно назвать мудрецом или ученым.

Возникает возможность использовать его авторитет как харизматической личности. Лицо, обладающее авторитетом мудреца, выполняет роль арбитра. Ссылаясь на него, психолог не просто что-то говорит, он опирается на опыт, жизнь этого человека.

Известно, что при общении двух человек между ними возникает непосредственный эмоциональный контакт, который далеко не всегда способствует восприятию информации, которую люди могут и хотят передать друг другу. Введение третьего собеседника в эту ситуацию делает общение опосредованным, в этом смысле введение персонифицированного научного знания выполняет ту же функцию в полной мере.

В средствах массовой информации часто встречаются безадресные ссылки на авторитет науки в форме таких фраз-клише, как, например, «В науке установлено», «Психологи установили», «Ученые доказали» и т. п.

Это попытка повышения ценности информации.

Настоящая наука всегда открыта, в ней сообщается, кто, когда и как сделал то или иное открытие, получил то или иное знание, наука умеет говорить «Я». Это очень важная особенность научного знания, которая проявляется и в использовании психологом этого знания в работе с другим человеком, и в его собственном мыслительном процессе при решении профессиональных задач.

Итак, психолог сам контролирует свое мышление, т. е. он мыслит профессионально, может сообщить о процессе и результатах своего мышления коллегам в форме научных понятий, таким образом, он применяет житейский опыт своих переживаний для структурирования его в системе научных понятий.

Использование научного мышления позволяет психологу осуществлять операции классификации, конкретизации, абстрагирования, обобщения и т. д. Операция классификации помогает найти в том явлении, с которым имеет дело психолог, общие закономерности.

Для этого и используется система научных понятий, такую роль, например, могут выполнять понятия позиции, предмета взаимодействия, задач взаимодействия и другие. Все базовые курсы по подготовке психологов направлены на освоение ими системы научных понятий как основы профессионального мышления.

Вместе с тем научные понятия позволяют раскрыть уникальность, индивидуальность человека, используя разные основания для выделения его качеств. Такая возможность есть у любого психолога, потому что существует много школ и теорий, которые помогают психологу мысленно увидеть человека по-разному, один и тот же факт проинтерпретировать, зафиксировать и оценить как бы в разных системах координат.

Это дает психологу уникальную возможность ориентации в индивидуальной жизни человека за счет преобразования собственного мышления о ней и достижения адекватности своего мышления возможностям мышления другого человека.

Психологу приходится говорить бытовым языком, объясняя другому человеку то, что с ним происходит. Это – видимая часть его профессиональной работы – вершина айсберга профессионального мышления, которое осуществляется в его индивидуальном сознании. Естественно, что мышление о человеке – сложном, меняющемся объекте – обязательно включает все переживания самого психолога, испытанные им в его индивидуальной жизни.

Когда говорят о том, что инструментом работы является сам психолог, его жизнь, его жизненный опыт, то хочется уточнить ситуацию, хотя бы следующим образом: кусок любого материала, например дерева, железа, пластмассы, становится инструментом только тогда, когда он для этого специально обработан, т. е. стал инструментом.

Думаю, что эта аналогия уместна и в отношении профессионального мышления психолога. Оно тоже должно стать инструментом на материале его жизненного опыта, включающего как необходимый элемент профессиональное становление. Как и кто может определить, стал ли психолог таким инструментом, готов ли он к тому или иному виду профессиональной деятельности? Это вопросы профессиональной компетентности психолога, его возможности выполнять роль инструмента в разных обстоятельствах профессиональной деятельности.

В этом смысле важно иметь в виду существующую практику подготовки психологов и ряда других специалистов, занимающихся социальной деятельностью: к обучению этим профессиям допускаются молодые люди, достигшие 21 года (это опыт Израиля, Дании, США и ряда других стран).

Одна из важнейших особенностей этого возраста состоит в том, что молодой человек, преодолев юношеский максимализм, получает возможность, более обоснованного и развернутого внутреннего диалога, обеспечивающего ему понимание позиций других людей как существенно отличающихся от его собственной. Это и является своего рода гарантией профессиональной готовности к осуществлению деятельности психолога.

Иллюзия легкости ответов на вопросы: «Как выйти замуж?», «Как стать умным и богатым?» – объясняется тем, что это ответы общие – они не конкретизированы, не индивидуализированы, как того требует ситуация психологического консультирования.

Получив ответ на них в тексте, психолог или другой человек обязательно должен проделать работу по индивидуализации этого знания, по созданию собственного текста, включающего эту информацию как необходимую.

Только желания осуществлять воздействие на другого человека недостаточно для того, чтобы это произошло. Профессиональное мышление психолога складывается как результат его усилий по созданию этого мышления.

Одной из форм контроля за его содержанием является общение с коллегами, находящимися на разных уровнях профессиональной зрелости. По большему счету, требование к качеству своего профессионального мышления предъявляет он сам, он рискует в ситуации профессионального действия всем – от здоровья до профессиональной репутации.

Если из-за его неумелых действий не будет спроса на его работу, то у него просто не будет работы.

Конец ознакомительного фрагмента.