Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин». Глава 6. (Граф Нулин) (Василий Сретенский, 2013)

События этой части развиваются на барском дворе. Двор (или задний двор) начинался сразу за домом, у его заднего крыльца, и заканчивался садом и теплицами (у богачей и любителей – оранжереей). Границы двора формировались хозяйственными постройками. У самого заднего крыльца барского дома обычно ставилась кухня. Ее никогда не располагали в доме, чтобы снизить опасность пожара и избежать распространения в доме специфических запахов. Рядом с кухней размещались амбар, кладовая и погреб, далее – птичий двор, огороженный низкой перегородкой (или вообще без нее).

С другой стороны амбара – скотный двор, конюшня, а у охотников – псарня. Последняя была большим испытанием для чувствительных людей, поскольку «заражала воздух нестерпимым зловонием» (ТолстойМ, 106). Напротив дома помещика ставились избы для семейных дворовых. Их размещали по 2–3 семьи в одной избе, выдавая на прожитье месячину – запас продуктов на месяц. Типичное описание барского двора выглядит следующим образом: «двор наш широкий и заросший травой, был окружен небольшими постройками, старыми сараями, кладовой и амбарами» (Полонский, 399).

По сути, именно задний двор был средоточием усадебного быта, там никогда не замирало движение и всегда что-то происходило. Может быть, поэтому Наталья Павловна села с книгой у того окна, что выходило на задний двор (впрочем, этому есть еще как минимум два объяснения).

Но скоро как-то развлеклась

И ею тихо занялась — оба глагола, при помощи которых описывается состояние Натальи Павловны – развлеклась и занялась – имели в то время по нескольку значений. Развлечься означало:

– отвлечься от какого-то дела и заменить его другим; – найти себе какое-нибудь занятие;

– забавляться, потешаться (Даль, IV, 18).

Так, например, когда Чацкий в комедии «Горе от ума» говорит Софье: «Пущусь подалее – простыть, охолодеть, / Не думать о любви, но буду я уметь / Теряться по свету, забыться и развлечься», – он имеет в виду два первых значения, но никак не третье.

Точно так же слово заниматься означало: упражняться, работать, но и тешить, забавлять (Даль, I, 580). Причем приводимые первыми значения были ранними, и потому более укорененными в языке. Следуя этому формальному значению слов развлекаться и забавляться, читатель должен был согласиться с тем, что Наталья Павловна, оставив на время одно дело, перешла к другому. Этой иронической трактовке занятий Натальи Павловны способствуют строки, обрамляющие драку Козла с дворовою собакой: Наталья Павловна сначала / Его внимательно читала (первое дело) и Ею тихо занялась (второе дело).

Сухой и притворно серьезный тон этих фраз способствует смещению и подмене значений, не давая читателю быстро переключиться со строк: Занятий мало ль есть у ней и Своей хозяйственною частью / Не занималася… на второе и более позднее значение слов развлеклась и занялась.

Козла с дворовою собакой – дворовых собак держали для того, чтобы они, днем и ночью вертясь возле дома, лаем предупреждали о приближении чужаков и воришек. В 1819 г. П.А. Вяземский написал два шутливых четверостишья, в которых дворовые собаки выступали в качестве главных персонажей:

«Две собаки»

«Битый пес»

Кругом мальчишки хохотали – Слово мальчишки крайне редко встречается в поэзии пушкинской эпохи. В этой связи интересно посмотреть на то, как для чего это слово использовалось и в каком контексте. Вот стихотворение Дениса Давыдова 1807 года, с названием «Мудрость. Анакреонтическая ода»:

А вот – Иван Андреевич Крылов, басня «Мальчик и Змея»:

И там и здесь мальчишка означает – шутник, озорник, шалун. В этом смысле характерен еще один пример. Василий Львович Пушкин, в 1802 г. опубликовал стихотворение «Подражание (Завещание Киприды)». Вот оно:

Никакого мальчишки в нем нет. Но, при публикации этого стихотворения в полном собрании сочинений в издательстве А. Смирдина (1855 г.), возможно по цензурным соображениям, слово «бог» в строке «Не бога – бедокура» было заменено. Строка теперь выглядела так: «Мальчишку – бедокура», что в полной мере соответствует тому семантическому ряду, который был построен выше.

Вернемся в 1818 год. В послании «К. М.Ф. Орлову (О Рейн…)» В.А. Жуковского есть такие строки:

Здесь выделена педагогическая функция Орлова, сторонника, так называемой «ланкастерской» системы взаимного обучения и создававшего в 4-м пехотном корпусе (начальником штаба которого он был) полковые школы. Соответственно, он занят мальчишками, которые, в свою очередь думают о пряниках и кубарях. Детскую игрушку кубарь мы сейчас называем волчком, а «кубарить» или «гонять кубаря» в те времена означал «забавляться, дурить, заниматься пустяками» (Даль, II, 209). Вот и в поэме А.С. Пушкина мальчишки хохочут, а по сути – кубарят, занимаются пустяками. А вместе с ними – и героиня поэмы.

Меж тем печально, под окном,

Индейки с криком выступали

Вослед за мокрым петухом;

Три утки полоскались в луже; — полемическая отсылка к «драматической шутке» В.К. Кюхельбекера «Шекспировы духи». В своеобразном прологе этой небольшой комедии, полученной и прочитанной Пушкиным в первых числах декабря 1825 г., один из персонажей – Поэт – формулирует свое отношение к взаимоотношениям литературы и жизни в таких словах:

Собственно говоря, вся поэма «Граф Нулин» есть не что иное, как буквальное воплощение в жизнь пожелания Поэта, который в эпилоге комедии выступает в качестве alter ego автора. А три утки в луже – это сигнал Кюхельбекеру: вот тебе «шекспировские страсти» среди «теляток и коров».

С другой стороны, у читателя этих строк могла возникнуть ассоциация (и как показала критическая статья Н.М. Надеждина в «Вестнике Европы» – возникла) с комической поэмой В.Л. Пушкина «Опасный сосед» (1811) и, в частности, со строками: «Рубашки на шестах, два медные таза / Кот серый, курица мне бросились в глаза».

Белье повесить на забор – еще одно напоминание о своеобразном отношении Натальи Павловны к хозяйственным делам. У «настоящей» помещицы стирка – занятие первостепенное. Ею занималась (в первом значении слова) вся дворня при обязательном наблюдении госпожи. Вершиной «правильного» отношения к стирке было поведение Авдотьи Ивановны Сабуровой (в девичестве княжны Оболенской). Она приобрела голландское «столовое белье» и два раза в год посылала его стирать – в Голландию (Благово, 63).

Вдруг колокольчик зазвенел. – Поддужные колокольчики получили распространение в России во второй половине XVIII века как один из необходимых элементов ямской почты, вытеснив в качестве средства оповещения не привившийся на русской почве европейский почтовый рожок. Тогда (не позже 1770 г.) на дорогах России появились первые тройки, сменившие упряжь цугом, в которой лошадей запрягали (по одной или парами) одну за другой. В тройке коренник, запряженный в дугу, должен бежать рысью, а пристяжные лошади – галопом. Такое сочетание аллюров резко повышало скорость экипажа. Дуга же и ровный бег коренника позволяли использовать колокольчик.

Традиция связывает появление первых колокольчиков с городом Валдай Новгородской губернии (первый датированный колокольчик – 1802 года) Валдайские колокольчики: круглые, с толстыми стенками, диаметром от 90 до 125 см, сделанные из того же бронзового сплава, из которого отливались церковные колокола – стали образцом для других изготовителей (Ганулич1982, 151–153; Ким, 3). Появилась даже специальная форма колокольчика: «Дар Валдая». Ямские колокольчики привязывали сыромятными ремешками к дуге коренника. Число колокольчиков колебалось от одного до девяти, а в упряжь пристяжных лошадей вплетали бубенцы (Ганулич1983, 144–147). Колокольчики особой конической формы – гречишной – подвешивали под шею коренника. В начале XIX в. возникла традиция помещать надписи на поддужных колокольчиках: «Кого люблю, того и дарю», «Сдалеча весточку собою подавай», «Купи, не скупись, сам веселись», «Звону много – веселей дорога», «Езжай – поспешай, звони – утешай».

Почтовых лошадей (за двойную плату) могли использовать для поездок все те, кто хотел ехать быстро. Поэтому звон колокольчика чаще всего означал приближение экипажа с путешественником. Впрочем, несмотря на прямые запрещения, мода на колокольчики быстро распространилась на дворянское и купеческое сословия. В деревне, где нравы были свободней, а контроль – слабее, каждый желающий мог почти беспрепятственно подвязать к дуге коренника свой собственный колокольчик.