Прощальный поцелуй Чукотки. Записки северянина. Прощальный поцелуй Чукотки (Михаил Сверлов)

Прощальный поцелуй Чукотки

Ольга Петровна встала, постучала ножичком по краю тарелочки, требуя тишины. И когда за столом все смолкли, она, глядя на «именинника», проникновенно сказала:

«Дорогой наш Олег Павлович! Мы с глубоким сожалением прощаемся сегодня с Вами. Три года, проведённых Вами здесь, в нашем коллективе, позволили нам оценить Ваши профессиональные знания, мастерство работы с судебными материалами, Вашу принципиальность и настойчивость, жёсткость и, одновременно, умение работать с людьми.

Начав свою деятельность юриста, Вы прошли отличную школу государственной службы в Магаданском облисполкоме. Оттачивали своё мастерство судьи, работая в этой системе на братской Украине. Познавали нелёгкий труд адвоката на бескрайних просторах Колымы. По-моему, у Вас есть всё: любимая жена, хорошие сыновья, продолжающие Вашу профессию, внучка, квартира на материке, машина. И вот, теперь, Вы получаете пожизненное содержание, уезжая от нас и выходя, как говорят в народе, на пенсию. Начинается самый счастливый период Вашей жизни, когда Вы не должны вставать рано утром и брести против пурги на работу, думать о предстоящих заседаниях суда, справедливом вердикте обвиняемым. Но, это не значит, что Вы навсегда порываете со своей профессией и делом последних лет. Нет! Судья не уходит в никуда! Он уходит в отставку, оставаясь навсегда судьёй! – она строго посмотрела на всех сидящих за столом. – Я хочу, – Ольга Петровна взяла в руку то ли маленький бокал, то ли большую рюмку, – поднять этот бокал за Вас и Вашу семью! Ну, и пожелать Вам долгой жизни и хорошего отдыха!»

Все, сидящие за столом, оживлённо встали, потянулись к Олегу Павловичу чокнуться, и выпили до дна, по чукотскому обычаю.

– Вы знаете, – обратился, присаживаясь, Олег Павлович к председателю районного суда, сидевшей во главе стола. – Вы почти слово в слово повторили слова моего друга, жившего в Магадане. Он, недавно, напомнил мне, как я в молодости утверждал, что должен в своей жизни окончить юридический институт, набраться опыта государственной службы, поработать адвокатом, судьёй, получить квартиру на материке, купить машину, воспитать детей и завести внуков. Такая программа-минимум на перспективу.

Проанализировав мою деятельность, он пришёл к выводу, что всё, что было запланировано, я выполнил. Даже с перебором. Никто в молодости и не планировал моей работы на Чукотке. Хотя сам он родился на Чукотке, кстати сказать, здесь, в посёлке Бухта Угольная. И это по его рекомендации я выбрал не Шмитовский район, а Беринговский. Но, мы предполагаем, а судьба располагает. И я благодарен ей, что оказался здесь! Так что, Вы, – он поклонился в сторону Ольги Петровны, – не зная об этом, точь-в-точь повторили столь приятные моему слуху слова. – Все засмеялись. – За Вас, – сказал он, вставая, – за наш небольшой, но дружный коллектив! Ура!

Все снова встали и с энтузиазмом прокричали троекратное «Ура!» и, конечно, выпили. И вновь до дна. Что поделаешь – традиция.

Разошлись из кафе поздно. На выходе, все хотели попрощаться с Палычем лично, так как он, закончив свой срок работы судьёй Беринговского района, определенный соответствующим договором, покидал этот суровый край.

Утром его разбудил телефонный звонок. Звонил Семён, муж председателя районного суда.

– Палыч, спишь, что ли? Хочу огорчить тебя. Прогноз погоды-то хреновый на всю неделю. Самолёт летать не будет. Я тут разузнал. Сегодня в Анадырь уходит метла14. Тебе бы на ней в округ мотнуть, а то застрянешь тут.

Обстоятельства складывались так, что из Беринговского района в окружной центр Анадырь, откуда летали самолёты в Москву, Хабаровск, Магадан, можно было попасть только маленьким самолётиком, водным транспортом – это летом, или вездеходом – это зимой. Так как самолёты и зимой и летом из-за погоды летали чрезвычайно редко, то самым быстрым транспортом доставки оставался вездеход. Опоздание в Анадырь влекло за собой потерю билета на дальнейший рейс. Поэтому беринговчане покупали билеты за месяц до вылета из Анадыря, а выезжали из районного центра за неделю до вылета оттуда на материк15.

– Понял, – сказал Олег, – спасибо! Сейчас собираюсь.

Он быстро встал, хоть и не очень то и хотелось вылезать из-под тёплого одеяла. Сполоснул своё лицо, явно выдававшее вечернее прощание с работой, коллегами и Чукоткой. «На один вечер что-то было много прощаний» – подумал он, рассматривая своё лицо в зеркале.

У здания администрации района его ждал Семён.

– Я договорился, тебя ребята берут. Да и народу не очень много, человек семь-восемь. Так что, можно сказать, с комфортом домчишься.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнул, – осадил его Олег. – Двести километров по весенней тундре не так-то просто и проскочить. А ты «домчишься! Сплюнь!». Семён, улыбнувшись, трижды плюнул через левое плечо.

Олег Павлович округлил километраж, который им предстояло проехать до окружного центра. Это по прямой, на самолёте было двести километров, а на вездеходе тянуло на все двести пятьдесят – двести шестьдесят. Это если хорошая погода и не приходилось «блукать»16 по тундре. Там, как известно, указателей дорожного движения нет.

К обеду все собрались, загрузились в вездеход и поехали. Попутчиками Олега оказались: начальник строительной фирмы, чьей собственностью, и был вездеход; Лена – делопроизводитель администрации посёлка с девочкой лет восьми; пара человек, представляющих торгующие организации райцентра; работник узла связи и молодой человек, невесть как, попавший в этот чукотский посёлок, и уезжающий из него, не прожив и месяца.

И если все были экипированы так, как полагается жителям Чукотки, выезжающим зимой в тундру на вездеходе, то молодой человек был одет не только не по-чукотски, но и не по сезону. Пусть и утеплённое, но пальтишко, пусть на меху, но ботинки, легкая фасонная шапка из благородного меха норки, перчатки, больше напоминающие весенние, чем зимние.

Вездеходчик, Сергей Пронькин, или попросту «Пронька», долго и с удивлением смотрел на пассажира.

– Не вспотеешь? – с сарказмом спросил он молодого человека. – А то у меня в вездеходе вентилятора нет.

– За меня не волнуйтесь, – надменно ответил тот, – Я в различных передрягах побывал и, как видите, ничего.

– Вот я и вижу, что «ничего»! Это тебе, мил человек, Чукотка. Тут пижонов не любят. Я, наверно, тебя всё же брать не буду. Не дай бог, застрянем. Ведь ты у меня в первые же полчаса «дуба» дашь, а мне отвечать.

– За меня отвечать не надо, – начал заводиться молодой человек. – Я сам за себя отвечаю.

– Ну да, это здесь. А в тундре я за тебя отвечаю. Правда, Палыч, – обратился он к Вовченко. – Ты же меня первым и засудишь, если чего случится.

Олега Павловича Вовченко Пронька знал хорошо, так как они вместе рыбачили и по работе он неоднократно мотался с ним в окружной центр.

– Правда, правда! – ответил Олег. – Вы что-то действительно оделись как в гости, – обратился он к молодому человеку.

– Я и так одел всё самое тёплое, – как-то виновато ответил тот ему. – Даже вот под низ напялил спортивные штаны. – Он приподнял брюки. Под ними действительно были спортивные штаны.

– Да, это серьёзно, – съехидничал Пронька. – Теперь ему никакие бури и морозы не страшны.

Олег Павлович покачал головой.

– Я согласен с Сергеем, это действительно не очень серьёзно. Но, видимо, дебаты тут не уместны, так как вам взять ничего более тёплого негде. Я правильно Вас понимаю?

– Абсолютно, – ответил молодой человек. – Другого ничего нет, и не будет.

– Ну, тут вы не правы, – сказал Олег, доставая из вездехода огромный рюкзак, из которого торчали валенки.

– Вот Вам, для начала, обувка, – сказал он, доставая их из рюкзака, – а вот и куртка. – И он достал из него же авиационную куртку на меху. Извините, что великовата, но зато тёплая.

Молодой человек попытался отказаться от предложенных тёплых вещей, но, увидев строгие лица попутчиков, принял предложенную одежду.

Выехали по солнышку, но уже через пару часов начался ветер. Он срывал с наста снег, который змейкой уносился в бескрайнюю даль тундры. Было тепло от работающей печки, дополнительно установленной в кузове. Но Олег сидел в кабине водителя, и, как опытный вездеходчик, периодически, на ходу осматривал гусеницу вездехода, на предмет стремящихся выскочить из неё «пальцев»17. Если это происходило, то вездеход останавливался и начавший выскакивать из гусеницы «палец» подводился к месту открытой дверцы пассажира. Тот, высунувшись из вездехода на полкорпуса и не выходя из вездехода, кувалдой загонял его на своё место. Ту же операцию периодически проводил со своей стороны и водитель вездехода.

– Что-то дорога разбита, – прокричал Палыч вездеходчику, имея в виду идущую перед ними колею. – Не дай бог, запуржит!

– Да тут и бога не надо, – ответил Пронька, – уже начинает. Поздновато выехали. До Шамана бы добраться без приключений.

Шаманом звали рабочего буровой вышки, оставленной разведочной партией буровиков-нефтяников. Он выполнял обязанности добровольного сторожа, а буровая вышка – промежуточного пункта при рейсах вездеходов из Анадыря в Нагорный и обратно.

Это был гостеприимный человек, взявший в жёны женщину-чукчанку. У него всегда можно было перехватить вяленой рыбки, покушать струганинки18, запастись красной икрой по умеренной цене. Готов он был помочь и топливом, из оставленных буровиками запасов, так как никаких обязательств по его хранению он никому не давал. В его домике, если что, можно было и попурговать несколько дней. Места хватало всем.

До Шамана добрались без приключений, да и ветер, как-то немного стих. Так что после небольшой остановки, решили ехать дальше.

Олег Павлович поменялся местами с начальником строительной фирмы. Устроившись в кузове, он осмотрелся. Рядом сидел молодой человек.

– Как тебя кличут-то? – прокричал ему на ухо Олег.

– Женей, – ответил тот.

– А меня Олегом Павловичем, – назвался Олег. – Что тут делал?

– К девушке приезжал, хотел с собой забрать на материк.

– Ну и что же?

– Не поехала. Мне, говорит, там делать нечего. Как будто здесь есть чего делать!

– Да, ситуёвина! – сказал Олег. – А где же это вы познакомились?

– Институт в Воронеже вместе окончили. Она сюда к родителям приехала год назад. А родители теперь выехали на материк. Она вместо матери экономистом работает в администрации. И что тут делать, не понимаю!

– А тут и понимать нечего. Просто надо жить. Чего сам не остался?

– Тут жить!? Я что, сумасшедший что ли! Как тут можно жить?

Конец ознакомительного фрагмента.