Глава 1
Нет ничего хуже долгого пути, когда все темы для бесед исчерпаны, пейзаж за окошками возка утомляет однообразием, а желание быстрее вернуться к делам сжигает внутренним огнем. Невольно сожалеешь, что нет еще ни самолетов, ни поездов. Кругом исключительно одна конная тяга. Хлещи не хлещи бедную кобылку, скорость звука развить она не сумеет.
Огромны твои расстояния, Русь-матушка. И еще больше будут. Придет время телег самобеглых, паровых котлов и железных дорог. Вот только прогресс технический надо совместить с политическим, иначе все труды уйдут как вода в песок.
Бренчит сбруя, мерно бегут лошади, возок, поскрипывая, раскачивается из стороны в сторону. Вроде монотонного маятника – туда-сюда, вправо-влево. Болтанка почти как в открытом море, но переносится не в пример лучше.
Горит подпотолочный фонарь. Внутри блаженное тепло, хорошо и сухо. Но заняться все равно нечем. Разве что воспоминаниями…
Прошло несколько лет с того знаменательного события, когда меня прямиком из двадцать первого века забросило в 1735 год, в тело молодого курляндского дворянина Дитриха фон Гофена. Пусть и случилось это не по моей воле, но, что ни делается, все к лучшему. Даже если это «лучшее» началось весьма экстравагантно: новообретенный кузен Карл фон Браун втравил меня в драку с наемными убийцами. Мы тогда славно помахали шпагами, хотя врагов было больше. Прав великий полководец, говоривший, что «бьют не числом, а умением», благо последнего у меня было не занимать – пригодились занятия в секции спортивного фехтования.
Далее события разворачивались по нарастающей: солдатская команда арестовала нас с Карлом, застав на «месте преступления». Никто не заморачивался пустяками вроде выяснения обстоятельств, да мы и не отпирались, понимая, что никого наши оправдания не интересуют.
Так я угодил в казематы Петропавловской крепости, где по милости продажного чиновника Тайной канцелярии Фалалеева провел немало «приятных» минут на дыбе. Для тех, кто не знает, поясню, что дыба – пыточное устройство, при помощи которого на Руси традиционно развязывали любые языки (и это отнюдь не спиртное). Приятных ощущений сия процедура не добавила. Спасибо железному здоровью нового тела – отделался я сравнительно легко, но повторять этот опыт не собираюсь.
Однако нет худа без добра. В Тайной канцелярии состоялось мое знакомство с генерал-аншефом Андреем Ивановичем Ушаковым, человеком, которого я безмерно уважаю и поныне. В будущем его часто пытались представить эдаким палачом-садистом, однако я лишний раз убедился в том, что историкам оболгать человека – раз плюнуть.
Чего греха таить, гуманистом и либералом Андрея Ивановича не назовешь. Зато враги России трепетали уже при упоминании только его имени.
Ушаков первоначально планировал сделать из меня банального сексота, засланного в один из трех существовавших на тот момент пехотных полков лейб-гвардии. Не знаю, каким чудом мне удалось его переубедить. Оглядываясь назад, прихожу к выводу, что ходил я тогда по столь узкой грани, что в дрожь бросает. Ума не хватает понять, почему генерал-аншеф не прихлопнул меня, как не в меру оборзевшего кутенка. Скорее всего, интуиция (а у человека его должности и опыта интуиция должна быть такой, что закачаешься) подсказала ему, что я не такой, как все, что есть во мне нечто особенное, отличающее от других. И это нечто может послужить ему в будущем.
Еще в первый день пребывания в каземате я встретился с корректором реальности, или, как он предпочитал себя называть, Кириллом Романовичем. Он-то и поведал мне причины моего переноса на четверть тысячелетия назад. Хотите верьте, хотите нет, но оказывается, что наша история является экспериментальным полигоном для иных цивилизаций, на котором они отрабатывают наиболее благоприятные пути собственного развития. По большому гамбургскому счету, за подобные непотребства назвать их можно разве что козлами или уродами, но спустя энное количество лет у некоторых корректоров проснулось подобие совести и они решили восстановить справедливость. Таким вот макаром я и стал частью их стратегического плана. От меня требовалось не допустить елизаветинского переворота и сделать так, чтобы судьба младенца-императора Иоанна Антоновича стала не столь трагической, как в привычной реальности.
Всего-то делов, скажете вы. И верно – пара пустяков для человека, карьера которого началась с цугундера.
С самого начала все пошло вкривь и вкось. Я угодил в восемнадцатый век абсолютно неподготовленным и с первых минут пребывания нахватал неприятностей по самые гланды, а помочь мне Кирилл Романович уже не мог. Предложил выкарабкиваться собственными усилиями, чем я, собственно, и занялся, причем довольно успешно.
Настоящий Дитрих фон Гофен по примеру своих земляков намеревался вступить в русскую гвардию. Это никоим образом не шло вразрез и с моими планами. Служить я был рад.
Мы с Карлом, благодаря протекции подполковника Густава Бирона (да-да, брата того самого фаворита императрицы Анны Иоанновны), поступили в лейб-гвардии Измайловский полк. Служба оказалась ни медом, ни сахаром. Караулы, дежурства, учения. Но я втянулся, благо остался опыт еще той армии, из будущего. Начал рядовым гренадером, постепенно пошел в рост.
Заодно приохотился и к литературному труду. Начал писать роман с продолжением, который охотно публиковала небольшая питерская частная газета. Мои эльфы и гномы пришлись по душе читателям, не избалованным фантастикой и фэнтези. Хорошо, хоть Церковь и Синод не увидели в потугах начинающего литератора ничего крамольного, иначе не миновать мне костра Джордано Бруно. Но как-то обошлось.
Совершенно случайно мне удалось напасть на след распространителей фальшивых медных пятаков, и судьба вновь свела меня с Ушаковым. От него я получил важное задание: вместе с группой верных людей найти и уничтожить гнездо фальшивомонетчиков, располагавшееся в землях Польского королевства.
Попотеть нам пришлось изрядно. Мы едва не увязли в мастерски сплетенной паутине заговора, целью которого было втянуть Россию в войну со Швецией, Польшей и… кто знает, может, и с недружественной Францией тоже. Но победа бывает не только на стороне больших батальонов. Наша пятерка смогла не только выполнить задание, стерев с лица земли фальшивомонетчиков и их подручных, нет, мы расстроили вражеские козни, вывели на чистую воду предателя – князя Чарторыжского, и окружным путем вернулись в Россию, где получили заслуженную награду. Вдобавок я обзавелся невестой, которую полюбил всем сердцем. А моего кузена Карла судьба свела с загадочной Марьей-разбойницей. Похоже, эта девушка могла мне помочь найти Балагура – таинственного человека, подобно мне перенесенного в прошлое и игравшего на другой стороне. О его существовании я узнал из очередной встречи с Кириллом Романовичем.
Меня не удовлетворяла роль простого наблюдателя. Если мне выпал шанс изменить мою страну к лучшему – почему бы им не воспользоваться? Некоторые из моих идей упали на благодатную почву. Я оказался в числе тех, кто стал проводить военную реформу. Вместе с фельдмаршалами Минихом и Ласси мы не только переодели и перевооружили нашу армию, но и спланировали новую кампанию против крымских татар и их «патронов» – турок.
Неподалеку от города, названного нами Мелитополем, состоялось решающее сражение. Русские войска, в состав которых входил сводный гвардейский батальон, одержали убедительную победу над татарской конницей и десантом янычар. Правда, мне в той битве досталась пуля в спину, и у меня были все основания подозревать, что стрелял в меня не кто иной, как тот самый внутренний (и потому вдвойне опасный) враг – Балагур.
Гвардейцы ушли в Санкт-Петербург, а я остался в казачьей станице залечивать рану. Если бы не кузен Карл, примчавшийся сюда, чтобы вновь вызвать меня в столицу, может, я бы и дальше продолжал киснуть тут от тоски.
Сейчас мы с ним сидим в трясущемся возке и предаемся размышлениям.
От окончательного безделья я принялся вспоминать наш с Карлом разговор. Один из первых, который состоялся сразу, как выехали из казачьей станицы.
– Давай хвастайся: за что получил повышение?
– За башкир. Вздумали бунтовать, вот меня, сразу как от болезни оправился, и послали с солдатской командой на замирение.
Понятно. Сомневаюсь, что кузен испытал большое удовольствие от участия в карательных операциях, но вроде с башкирами на этот раз обошлись достаточно мягко. Бунт подавили, как же без этого, и кровь пролилась, однако не в столь больших количествах, как в прежние годы. Стоит заметить:
пострадали не только бунтари. Полетели под откос карьеры и, что немаловажно, головы тех, кто, собственно, и был главной причиной беспорядков – российских чиновников-хапуг.
Невольно ловлю себя на мысли: можно смело брать за жабры любого отечественного «начальника» и сразу ставить к стенке. Что в двадцать первом веке, что в восемнадцатом. И не ошибешься. Тут, как с любым опальным олигархом: максимально проявленной несправедливостью будет не та припаянная статья.
Перехожу к главному:
– Разыскал нашу разбойницу?
Это было мое «партийное» задание Карлу перед отправкой в поход. На результаты поисков Маши возлагались большие надежды. С помощью этой «Дианы-охотницы» я рассчитывал выйти на заклятого врага из несветлого будущего. Теперь у меня появились к нему и личные счеты. Сволочь пальнула мне в спину во время битвы с крымскими татарами и подоспевшими им на помощь янычарами.
Выжил я чудом. Наверное, кто-то за меня помолился и поставил пудовую свечку Николаю-угоднику.
Судя по всему, Маша, которая не наша, знала второго попаданца. Понятно, что он должен обретаться в окружении Елисавет Петровны, но ведь не постельный же это ее штатный утешитель – малороссийский самородок Разумовский! У того разве что голос как пароходный гудок, силушка былинного багатура да потенция Гришки Распутина, но вот с мозгами не полный порядок. Глуповат. Пока трезвый – мухи не обидит, а как напьется – туши свет. Говорят, даже на Елизавету руку поднимал.
В порядке бредовой версии можно предположить, что это некий вариант маскировки. Чтоб никто не догадался и на дурака не подумал.
Нет, не похоже. Розума этого никто всерьез не воспринимает и за ним не пойдет. Не та фигура. Не имеет должного авторитета. Да и не было его тогда на поле боя. Фаворит цесаревны в Санкт-Петербурге кроватку для Лизаветы-душечки теплом телесным согревал, пока мы с ногайцами рубились. Не он стрелял в меня, однозначно не он.
Тогда кто?
– Не свезло.
– А?! Что?!
До меня не сразу дошло: не дождавшись ответа, я погрузился в столь глубокие размышления, что забыл про все на свете.
– Не свезло найти девку-то. А жаль! Такая препикантная особа.
Карл аж замлел от удовольствия. Девка и впрямь была хороша, но я его о другом спрашивал, не менее важном, чем выдающиеся внешние данные красотки:
– Поясни: не нашел или не искал?
Кузен повинился. Выразилось это в слегка пунцовых щеках. Все же мой двоюродный братец во многих отношениях остался мальчишкой.
– Не искал, кузен. Ты уж прости. Меня сразу в оборот взяли, стоило только доктору заявить, что я пребываю в полной готовности. Тут же на башкир и отправили.
– Вот так номер! А подполковник Густав Бирон? Была же договоренность, – растерянно заморгал я.
– А он сам при болезни был. Вместо него полком премьер-майор Шипов командовал, вот он меня и заслал к башкирам. Когда вернулся, сразу же к Ушакову вызвали. Тот и говорит: скачи во весь дух за братцем твоим, фон Гофеном. Нужен он зело.
Раз нужен, значит, и впрямь в столице жареным запахло. По пустякам могущественный глава Тайной канцелярии Карла за мной гнать бы не стал.
– А что у вас в Петербурге за страсти-мордасти такие творятся?
– Да Балагур, скотина, как с цепи сорвался. Сколько народу пострелял исподтишка! Никого не жалеет.
Когда Карл перечислил основных жертв, я едва не присвистнул. Балагур нехило проредил ряды нашей аристократии. Пусть это были птицы не самого высокого полета, однако и не второстепенные фигуры точно.
Вопрос: зачем столько убийств? Разве могли эти несчастные помешать его планам? В случае елизаветинского мятежа большинство и пальцем о палец бы не ударило, чтобы воспрепятствовать (что, собственно, и случилось в реальной истории. Приняли как должное).
И крыша у моего врага вряд ли поехала на любой из почв. Нет, он эти «звезды зажигает», потому что ему так нужно.
В Петербург! Скорее!
Пока я, больной, валялся да страдал – ах, какой я забытый! Какой заброшенный! – этот моральный урод времени зря не терял. Что-то он замыслил, какую-то комбинацию, а я ему нехилую фору дал. Шутка ли – столько меня в Питере не было! Да за эти месяцы уже пять раз Елизавету можно было бы на престол посадить и свергнуть, устроив неслабую кадровую ротацию.
Вот тебе и фон Гофен, надежда России! Пинка мне надо было дать, чтобы я из Украины аж до Северной Пальмиры летел! Глядишь, столько народу в живых бы осталось.
Увы, способ транспортировки остался прежним. Разве что, благодаря особым бумагам, лошадей свежих на станциях давали сразу, как только мы изъявляли сие желание. Ну и показывали документы, производя среди станционных смотрителей немалый фурор. Наверное, подобный и Киркорову с Пугачевой не снился.
А все равно грустно! Что хочешь делай – гложет тоска-кручина, и все тут. Даже водка не помогает.
Ничего, вот приеду в город кучи революций и прочего бардака, Андрей Иванович Ушаков такого мне пропишет – враз от меланхолии на долгие лета избавлюсь. И от угрызений совести тоже.
Аврал на работе – лучшее средство для измученного терзаниями духа бывшего представителя офисного планктона новой России, а ныне офицера и популярного бумагомарателя.
Кстати, о последнем. Ничто меня так не удивило, как внезапно обнаруженное продолжение моей фэнтезятины в двухмесячной давности номере «Петербурга астрального», найденного на одной из станций.
Прихватил я газетку, чтобы прочесть на досуге, и едва не потерял от изумления челюсть.
Вроде все ничего: написано бойко и интересно, приключений по маковку, и главное – герои мои, такими, как я их задумывал, но есть одно важное замечание. Я ЭТОГО не писал.
Кто-то, воспользовавшись моим авторским псевдонимом «Игорь Гусаров», сочинял с пулеметной скоростью роман о моих эльфах и гномах. Первая реакция была как в кино: не понял! Потом: что за… трах-тибидох?!
Спустя время я решил поговорить по душам с редактором и единственным возможным кандидатом на роль литературного негра. Подозрения возникли сразу. Не иначе как преступная сущность Ваньки Каина закинула его в пучину этой литавантюры. Других претендентов не было. Сдается, обошелся «ученичок» и без учителя. Сам справился.
Хотя забавно, забавно. Интересно, в какой плепорции гонорар делить будем и как? Не буду же я хай на весь Питер поднимать. Такие вещи кулуарно решаются. Но это потом. Есть дела и поважней.
Рассказывать о дороге еще скучней, чем ехать. Разбойники благоразумно не преграждали нашему скромному возку дорогу, ибо что возьмешь с двух вояк, обвешанных оружием, как герои боевиков пулеметными лентами? Да ничего, кроме лишних отверстий, которые мы бы не преминули наделать в любом желающем.
Абсолютно неторжественный въезд в столицу состоялся поздно вечером. Измотанные и оголодавшие, мы сразу попали под крыло Акулины и Евстигнея Карповых, моих безумно уютных домашних слуг.
– Слава тебе господи, Дмитрий Иванович пожаловали. Здоровый и невредимый, – хлопотали они вокруг меня.
– Давеча сон снился, что барин наш скоро пожалует. Вещий был сон, в руку.
– Ой-ой-ой! Отощал соколик наш, совсем с лица спал. Ну дык мы энто мигом поправим.
– Намаялись, поди, с пути-дороги, устали, родимые.
Я виновато оправдывался:
– Да что вы, Евстигней, Акулина, со мной все в порядке. Устал немного, но ничего смертельного.
– Охохонюшки! Не говорите, Дмитрий Иванович. Мои глаза не обманешь.
Понятия не имею, каким чувством они догадались, что барин прибудет именно сегодня и именно сейчас, но нас уже ждала натопленная банька. Нахлеставшись вдосталь душистыми распаренными вениками, мы оказались за накрытым столом, у которого от выставленных яств только что ножки не подламывались. Тут я окончательно понял, что этикет – не русское и не немецкое слово.
Ели в три горла, забыв о том, с какой стороны должна находиться вилка, с какой ножик и для какой цели служат многочисленные фужеры, бокалы и тарелки.
Ганнуся, скрашивавшая мои одинокие дни и ночи после ранения, готовила так, что пальчики оближешь, но я уже успел устать от наваристых борщей, сала и вареников в сметане. Душа просила жареной картошечки, и она, выращенная моим крепостным «олигархом» Фомой Ивановичем Куроедовым и регулярно поставляемая к столу барина, была такой, что мы с Карлом едва язык не проглотили. Еще немного, и я лопнул бы.
Потом был сон. После трясучей повозки и заселенных клопами комнат для ночлега на казенных станциях пуховая перина воистину казалась райским облаком. Воздушным и мягким, словно зефир. Давно так не высыпался.
Утром предстоял визит к Ушакову. Он никуда не уезжал из столицы, и я рассчитывал застать его на месте постоянной работы, то есть в особняке Тайной канцелярии.
Учреждение это не из тех, в которые идешь с большой радостью. Ноги отнюдь не желали нести меня аки по воздуху.
Поскольку майорский мундир еще не был пошит, заботливая Акулина заставила меня переодеться в партикулярное платье. Где-то отыскала шикарную шубу наподобие тех, в которых плясали «нанайцы» в начале эстрадной карьеры, и нахлобучила на голову не просто меховую шапку-ушанку, а какой-то необъятный соболиный малахай размером с тележное колесо.
В таком неописуемом виде я и был выставлен на двор.
Об экипаже еще стоило позаботиться. Будучи неприхотливым человеком, я в армейской жизни преспокойно обходился без карет и повозок, привыкнув к седлу. Моя Ласточка ждала меня в конюшне, уже заседланная Евстигнеем.
Но я дал ему отмашку:
– На своих двоих доберусь.
– Как же так, барин?
– Да так. Пешком прогуляюсь. Разомнусь чуток.
– Дело ваше, барин, – согласился Евстигней.
На днях было потепление, и снег превратился в липкую грязную кашу, зато ночью ударил мороз градусов так в тридцать (по личным ощущениям).
В результате улицы превратились в каток. Приходилось передвигаться со скоростью беременной улитки, чтобы не грохнуться и не сломать руку или ногу.
Карлу повезло больше. Он мог преспокойно манкировать служебными обязанностями еще пару дней и потому бессовестно дрых в своей комнате. Кажется, один. Православные пуритане до мозга костей, Карповы не давали никакой поблажки даже «младшему барину».
Балагура и его приспешников я не боялся. Никто в городе не знает о том, что я вернулся. Даже моя суженая. Настя не раз справлялась обо мне у Акулины, но к невесте я хотел заявиться при полном параде.
Разумеется, не обошлось без сюрпризов. Я прошагал приличное расстояние, умудрившись упасть не больше пяти-шести раз. Ничего не сломал и не разбил, но синяками и шишками обзавелся. Не будь на мне меховой одежды, смягчавшей удары, потери для здоровья могли оказаться гораздо существенней. Я мысленно поблагодарил Акулину за предусмотрительность и заботу.
На пустыре со мной поравнялась темная карета на полозках без герба. Она сразу выпала из поля моего зрения, потому что мне было на нее наплевать. Подумаешь, катят люди по своим делам. Ну и пусть катят дальше. Ничего против не имею.
Но вот люди в карете имели что-то против меня.
Дверца распахнулась. Сразу несколько пар рук вцепились в ворот моей шубы, резко дернули, затаскивая внутрь.
Подобная наглость сбила меня с толку. Я и сопротивляться-то по-настоящему начал, когда было уже поздно. Секунда, и меня зажали как в тисках два мордоворота с простыми, как три копейки, холуйскими физиономиями.
– Он?
– Он!
Бац!
Интересно, почему во Вселенной так много тьмы и почти нет звезд?