3
У дверей израильского посольства толпился народ. Люди пришли заранее, чтобы занять очередь, и к девяти часам, к открытию заведения, успели замерзнуть и озлиться. Охрана профессионально, как это умеют делать израильские службы, фильтровала посетителей. Мы перемещались из одного отстойника в другой, в соответствии со списком в руках служащего, и в зависимости от наличия израильского паспорта. Славу отфильтровали на первом же этапе, еще на улице. Меня пропустили внутрь здания. Славка было взвился – за что такая несправедливость, но я сделала грустное лицо:
– Тебе хорошо, сейчас сядешь где-нибудь, не торопясь, попьешь кофе, – сказала я совершенно искренне.
Славик, осознав все плюсы своего положения, приободрился: больше всего на свете он не любил чувствовать себя обделенным. Да, что тут говорить, я и сама сейчас с удовольствием расположилась бы где-нибудь за столиком и потягивала бы горячий, ароматный напиток. С корицей или мускатным орехом. Или с тем и другим вместе. Это вообще моя мечта: завтрак в симпатичном кафе возле дома. Мимо спешат на работу люди. Моя мечта сегодня материализовалась в Славкином исполнении. Ничего, будет и на моей улице праздник.
Через пятнадцать минут я получила от него жизнеутверждающее сообщение:
«Хомячу едрён кофе в „КофеХауз“. Как у тебя дела? Вошла? Примут без списка? Все хорошо?»
В этом был весь Слава: миллион вопросов, хотя расстались мы двадцать минут назад. И ожидание немедленного ответа. Ответить на эсэмэску я не могла – в посольстве просят не пользоваться телефонами. Слава расстроился. И обиделся. Короче, через двадцать пять минут после расставания мы опять были в ссоре.
«Ну, не хочешь отвечать – как хочешь. Я к ней со всей душой и нежностью, а она – попиной ко мне», – ворчал он.
Я молчала – посольство ведь, тем более, израильское. Здесь лучше никого не раздражать.
Армия не только в России осложняет жизнь молодого человека. Израильская армия играет по тем же правилам, но, в отличие от российской армии, израильская интересуется не только парнями, но и девушками. Она уже на протяжении многих лет мечтает принять меня в свои ряды. И десять лет назад заглядывалась на меня, когда я со старшим братом и родителями возвращалась в Россию. И сейчас была бы не против… Вот только я была не готова к службе, у меня были другие планы. Конфликт интересов, в результате которого я могла остаться без загранпаспорта международного образца, по которому тебя примет безоговорочно не только Евросоюз, но и – бери выше! – сама Великобритания, мать ее королеву! Потому сегодня нужно быть особенно убедительной: пожилые бабушка и дедушка, институт, и т. д. и т. п. – все препятствовало тому, чтобы я служила в вооруженных силах государства Израиль. Я все изложила. В письменной форме. На иврите основные данные, чтобы видели, с кем имеют дело, а причину – из-за сложности изложения – на английском языке. Женщина в окошке приветливо мне улыбнулась. Она меня почти любила. Я тоже любила всех, но ровно настолько, насколько этого требовало дело. Не более того. Я не намерена была терять время. Документы – в окошко, квитанция на руках. Спасибо, огромное спасибо. Премного вам благодарна. Всего доброго. Все, все, все! Тем более, что Славик после кафе «почапал дальше», как он и сообщил в очередной эсэмэске.
Прощай посольство. Привет Москва. Привет, новая шапка – черная с серебряной нитью. Очень дорогая, но Слава настоял. Было и правда очень холодно в столице. Синоптики не обманули. Мы побродили по промерзшему городу, пообедали, поболтали. На Красной площади задувало так, что мы сочли разумным спрятаться в ГУМе. Прошлись по празднично светящимся отделам, в какие-то заглянули через стекло. Цены лишали уверенности. Все было очень дорого.
Пока мы гуляли по городу, а потом мчались на «Сапсане» в Питер, Славка, как настоящий военный, разрабатывал план борьбы с израильской армией, пытавшейся помешать мне получить столь необходимый документ. Я молча слушала, потому что была убеждена – победить израильскую армию невозможно. Не-воз-мож-но! Слава, конечно, великий стратег, но ему противостоит многовековой опыт. А это не шутки. Оставалось надеяться, что мои объяснения возымеют действие, и, хорошо бы, побыстрее: в начале февраля я собиралась ехать в Германию, в Берлин, на танцевальные курсы. И даркон был единственной возможностью официально оформить отъезд. С учебной визой у меня не складывалось никак. Виной тому – недостаток средств на банковском счете. Вернее, их полное отсутствие.
Слава, воодушевленный дробным стуком колес, щурясь от яркого солнца, рассыпанного брызгами в мелькающих за окном сугробах и снежных шапках на деревьях, был неутомим и призывал к действию. Может быть, фиктивный брак с евреем? Или маленькая победоносная война? Или тайное, очень тайное! проникновение в штаб израильского главнокомандующего?) Мы хохотали, как дурные, вызывая вопросительные взгляды окружающих. Тепло и солнце творят с питерским жителем настоящие чудеса.
Но, нет и нет! Все, что могла, я сделала, считала я. Теперь нужно расслабиться и отдаться на волю судьбы. И плыть по течению. Слава негодовал.
А я поплыла себе. Тем более, что дел в это время навалилось невпроворот. Мы готовились к фешу, питерскому открытому чемпионату по ирландским танцам. Через две недели мои девочки должны были порвать своих конкуренток. Вика впервые танцевала сложный для нее рил, Даша хорошо помнила танец, но никак не могла зависнуть в воздухе во время прыжка и каждый раз проваливалась в пол вместо того, чтобы взлетать к небу, Катя была готова на все сто, но… уверенность в себе! Где этой девочке взять ее в достатке! Все мои подопечные требовали пристального внимания и напряженной работы. Кроме того, меня ждали в Берлине, а я никак не могла решить, на кого я оставлю девчонок, когда уеду.