Вы здесь

Профессия режиссер. Мастер-классы. Ревизионисты (Лоран Тирар, 2002)

Ревизионисты


Среди любителей кино существует негласное соглашение, по которому принято считать, что 1970-е годы стали самым плодовитым периодом для кинематографа. Этим четырем режиссерам повезло начать свою карьеру как раз в этот промежуток времени – и именно они стали инициаторами изменений фундаментальных правил в отношении как формы, так и содержания, а также начали использовать кино с разными целями: как инструмент выражения политических взглядов, для самоанализа, как правдивое зеркало для отображения происходящих в обществе процессов или просто как посредника в исследовании новых возможностей повествования.

Вуди Аллен

р. 1935, Бруклин, Нью-Йорк




Французские фанаты кино всегда обожествляли Аллена. В своей шуточной манере режиссер отвечает, что это все благодаря его «умным субтитрам». Всего несколько режиссеров за свою карьеру сняли такое огромное количество собственных фильмов (35 фильмов за 35 лет работы). Аллен – художник в самом прямом смысле этого слова; возможно именно это позволило ему изолироваться от остального киномира на крошечном островке под названием Манхэттен где-то между Европой и Америкой. Долгие годы попытку взять у него интервью можно было сравнить с желанием встретить в Гималайях снежного человека. Однако в 1990-е годы его отношение к публичности радикально изменилось. Я стал одним из первых журналистов в Париже, который имел удовольствие побеседовать с ним с глазу на глаз. Когда мы встретились в 1996 году, он только что закончил фильм «Все говорят, что я люблю тебя», который впервые за долгие годы был принят в США так же тепло, как и во Франции.

В жизни Аллен такой же, как и в фильмах —

многословный,

остроумный и очаровывает людей

с первого взгляда.

Поначалу я нервничал, поскольку его пиарщики выделили мне на интервью очень мало времени. Тем не менее, он говорил спокойно, никогда не запинался, не отклонялся от темы и не оставил ни одно предложение незавершенным. Мы уложились в полчаса, и текст, который вы прочтете далее, представляет наш разговор практически целиком.


Мастер-класс Вуди Аллена

Никто никогда не просил меня научить его киноискусству и, честно говоря, у меня самого такого соблазна не было. Ну, по правде говоря, Спайк Ли, который ведет курс в Гарварде, однажды попросил меня прочесть лекцию его студентам, что я с радостью и сделал, правда, в конце, я думаю, все были немного разочарованы. Проблема в том, что, как мне кажется, я могу научить совсем немногому, правда, и я не задавался целью их воодушевить. Все дело в том, что они могут сами – или не могут. Если ничего в вас нет, можно проучиться всю жизни бестолку. А если есть, вы быстро освоите те немногие инструменты, которые будут нужны вам в работе. Главное, что нужно режиссеру – психология и здоровые нервы, так или иначе. Баланс, дисциплина, прочие штуки. Технический аспект займет у вас секунды. Многих творцов добили неврозы, их страхи, злость или просто они сами дали внешним факторам себя уничтожить. Вот в чем опасность и вот над чем режиссер или сценарист должны работать в первую очередь.

Итак, если вернуться к студентам Спайка Ли, повторюсь— я мало чему могу научить, серьезно. Меня спрашивали, например, «Как вы, снимая «Энни Холл», определяли моменты, в которых остановить действие и вставить свой монолог?». Все, что я мог ответить, было: «Инстинктивно и только». И это, думаю, самый главный урок в кинопроизводстве, который я вынес: для тех, кто снимает, подобные вещи обыденны. Не следует бояться или постоянно думать о таких вещах как о чем-то таинственном. Доверьтесь инстинкту. Если вы талантливы, это будет не трудно; если же нет, то это невозможно.


Режиссеры снимают фильмы для себя

Во-первых, есть два разных типа режиссеров: те, что сами пишут свои материалы, и те, что этого не делают. Очень редко встречаются те, что занимают место где-то посредине – они выбирают, для какого фильма писать, а для какого нет. Не думаю, что кто-то из них лучше или предпочтительнее остальных. Они просто разные. Конечно, когда ты пишешь сам, твой фильм становится очень самобытным, неординарным. Так очень быстро возникает стиль, вместе с которым вскоре возникают и различные проблемы. Зато у такого режиссера публика лучше контактирует с персонажем. В случае, когда режиссер каждый раз адаптирует текст сценариста, он может сделать это очень хорошо, а если сам сценарий изначально хорош, то есть шанс снять великую картину, но ему все равно не удастся внести в нее те самые личные качества автора. Это может быть и во благо и во вред: вы можете написать сценарий и снять фильм со своим характерным почерком, но если вы не можете сказать о жизни ничего нового и интересного, такой фильм никогда не будет так же хорош, как снятый по адаптированному сценарию.

Определившись, все режиссеры, по моему мнению, должны начать снимать фильмы в первую очередь для самих себя. Их задача – убедиться в том, что какие бы не возникали преграды и проблемы, фильм всегда будет их и только их творением – от начала и до конца.

Режиссер всегда должен оставаться хозяином картины.

Если он стал слугой фильма – все потеряно. Когда я говорю о том, что вы должны делать фильмы для себя, я не имею в виду, что с мнением публики считаться не надо, нет. Но лично я думаю, что если вы снимаете фильм, который нравится вам, и вы делаете это хорошо, он понравится и публике – ну как минимум ее части. Однако я считаю, что было бы ошибочным пытаться угадать, что публика оценит, и делать именно это. В таком случае уступите публике свое место на площадке и пусть она снимает фильм для вас.


На съемочной площадке я ничего не знаю

Каждый режиссер работает по-своему. Я знаю многих, кто приезжает на площадку рано утром и уже знает, что и как снять. Они знают все заранее за две недели. Какой объектив, какой кадр, сколько дублей… Я далек от этого. Когда я приезжаю на место съемок, я совершенно не представляю, что и как я буду снимать – причем я даже не пытаюсь обдумывать это заранее. Мне больше нравится появиться без какой-то конкретной идеи. Я никогда не репетирую, не смотрю натуру до съемок. Я приезжаю туда утром и в зависимости от того, что творится у меня на душе этим утром и что я пропускаю в этот момент через себя, я решаю, что делать. Да, это не лучший способ работать. Зато мне так удобнее, хотя многие, безусловно, начинают куда более подготовленными.

Когда дело доходит непосредственно до съемок, даже здесь у меня не все как у прочих. Обычно режиссер приводит акетров на место съемки, просит сыграть сцену и, наблюдая, решает вместе с главным оператором, куда поставить камеру и сколько сделать дублей. Это не про меня. Я хожу вокруг оператора и смотрю, где бы мне хотелось снять сцену и как я хочу, чтобы она выглядела, а уже потом приходят актеры и я прошу их сыграть перед камерой то, что мне нужно. Я говорю им что-то вроде: «Ты скажи это здесь, затем пройдись тут и скажи то. Можешь постоять здесь немного, но потом ты должен будешь перейти сюда и сказать то-то». Больше напоминает театральные подмостки, в которых кадр – это, если желаете, граница сцены.

Главное – я не покрываю и стараюсь снять каждую сцену за один дубль (или максимально маленькое количество дублей), тяну кадр так долго, сколько считаю нужным и никогда не снимаю одну сцену с разных ракурсов. Еще, когда я монтирую, я начинаю следующий кадр со сцены, которой закончил предыдущий кадр. Это все происходит из-за того, что я очень ленив и не люблю заставлять актеров играть одно и то же по несколько раз. Так в них сохраняется свежесть и спонтанность, они могут пробовать разные приемы. Они могут играть каждую сцену по-разному, не волнуясь о том, что игра сейчас не будет соответствовать игре в предыдущем кадре.


Комедия требует спартанской дисциплины

Комедия – это особый жанр, очень требовательный и строгий в плане режиссуры. Проблема в том, что для смеха не существует препятствий. Ничто не удержит публику, если ей хочется посмеяться. Если перемещать камеру слишком быстро, если редактировать слишком быстро, всегда есть риск загубить то, что смешно. Поэтому так трудно снять комедию-фантазию. Она должна быть реалистичной, простой и ясной. У вас едва ли получится добавить в нее драматизма. Что вам действительно нужно, так это милый, чистый, открытый кадр как в фильмах Чаплина или Китона. Хочется увидеть все и сразу, увидеть актеров за игрой. И совсем не хочется ничего такого, что нарушит хронометраж, который бог и царь в любой комедии. Так что в комедиях есть что-то спартанское, что, конечно, очень огорчает режиссеров. Ну или как минимум меня. Поэтому большинство «серьезных» фильмов, которые я снимал, были лишь попыткой развеять эту грусть. Потому что любой из нас все равно подвержен этому инстинкту режиссера, который подталкивает нас отступиться, попробовать что-то иное, наслаждаться работой с камерой и вообще моментом. Но с комедией обо всем этом приходится забыть.

Конечно, каждый режиссер ищет свои способы немного обойти правила. Например, из-за того, что я не люблю прерывать кадр во время съемки сцены, я много использую увеличение. Таким образом я могу во время съемки увеличить лицо, чтобы добиться крупного плана, затем перейти на крупный план, а после – на средний. Эта техника позволяет мне редактировать прямо на площадке и не заглядывать в монтажную. Думаю, того же результата можно было бы добиться катанием тележки с камерой, что я иногда и делаю. Однако есть небольшая разница. Во-первых, размеры помещения не всегда это позволяют. Во-вторых, увеличение имеет довольно функциональный аспект: как только передвигаешь камеру, сразу получаешь иной эмоциональный импульс, который не всегдя является тем, чего ты добиваешься.

Иногда все, что нужно – просто приблизиться к чему-то, чтобы лучше это продемонстрировать, и все.

Вы может быть вовсе и не собирались специально показывать это и как бы кричать с помощью камеры: «Смотрите! Смотрите!».


Правила создают, чтобы нарушать их

Насколько важно знать и соблюдать правила в комедии, настолько, я думаю, важно (и нужно) еще и уметь экспериментировать. Например, до того, как я снял «Зелиг», я бы никогда не поверил, что можно создать характер персонажа из ничего – только из коротких кадров того, как он выходит из машины или из здания. Никогда бы не подумал, что это возможно – использовать документальный формат, чтобы снять фильм, который буквально держится на личности и характере героя. И ведь это до сих пор работает. Нет, я не хочу сказать, что теперь все должны делать то же самое каждый раз или что этот трюк работает абсолютно всегда, но даже просто знание об этом обнадеживает.

Также: если взять «Мужей и жен», то способ, которым был снят фильм, полностью противоречит всему, что я сказал здесь ранее о визуальном стиле комедии. Многие критиковали меня за то, что фильм снят камерой, которая лежала на плече и была постоянно в движении – мол, это слишком. Но мне самому кажется, что это тот фильм, в котором я работал с камерой лучше всего – это было как минимум уместно. Многие режиссеры видят в движении камерой чисто эстетический аспект: что-то вроде инструмента, который вы используете для того, чтобы снять некоторые вещи красивее, и делаете это очень скупо, чтобы не нарушить эффект.

Если говорить обо мне, то я долго шел к тому, чтобы так работать с камерой. Сначала у меня было мало опыта, потом я начал работать с Гордоном Уиллисом, величайшим кинематографистом, который умел так выставить свет в кадре, что не нужно было двигаться туда-сюда с камерой. Начав работать с Карло ДиПальма, я как раз начал двигаться, Понемногу, от кадра к кадру я пришел к тому, что получилось в «Мужьях и женах». Что мне нравится в этом фильме больше всего, так это то, что движения камере диктует не эстетика режиссера, а само повествование. Они как бы отражают хаотичность внутренних состояний героев; я бы даже сказал, они становятся частью этих герое.


Чтобы управлять актерами, не мешайте им делать их работу

Конец ознакомительного фрагмента.