Профессиональная этика журналиста. I Теоретический раздел (П. Г. Рыков, 2013)

1.1 Почему этика не востребована в современных СМИ?

Очевидно, что журналистика ищет сегодня новое лицо и новый способ жить. Все более явным становится ее тяготение к тому, чтобы просвещать, показывать, информировать и рассказывать, даже развлекать, а не призывать и агитировать. Но пока ей и самой трудно осознать новые вызовы времени, а читателю нужно захотеть и привыкнуть искать не явных инструкций или скрытого подтекста, а видеть факты, чтобы самому их сопоставлять и оценивать, делать выводы. Это нелегкая работа взросления общества, неизбежно наступающая после детской покорности и подросткового бунтарства. Мы – совсем молодая страна, которая уже дважды в 20 веке пыталась жить заново, «с чистого листа». И думается, чем раньше журналистика осознает свою роль не ментора или вождя, а собеседникапросветителя, тем лучше.

1.2 Привычка к правовому нигилизму

Этот процесс осознания своей новой роли в новом обществе не является единственной проблемой современной журналистики. Одновременно ей приходится решать многие другие проблемы, среди них – навязывание амнезии, желание заставить забыть ей ту власть над умами и сердцами, которую она имела, культивировать недоверие к СМИ, как в те времена, когда говорили, что в «Правде» нет правды, попытки сломать ей шею экономическим налоговым гнетом, чтобы опять сделать ее ручной, подкармливая различными подачками: то дотациями, то эксклюзивами, то различными льготами. За нее идет торг и борьба.

Вот такой диапазон состояний пережила наша журналистика: от приводного ремня до «четвертой власти» в пору гласности. Пойдет ли она опять своим особым путем или будет развиваться по тем же законам, что и профессиональное сообщество во всем мире – скажет будущее, но думается, что второй путь неизбежен. Главной причиной является развитие новых информационных технологий, которые не только значительно облегчают, ускоряют обмен информацией, но и гарантируют свободное ее распространение. Этот канал уже невозможно перекрыть, а запретить его – значит отбросить собственную страну в допотопное варварство.

Провозглашенный принцип открытости и доверия, установившиеся партнерские отношения с зарубежными центрами внушают надежду. Масс-медиа, информационными агентствами опыт международного сообщества должен быть освоен, а потом уже творчески применен, пусть даже видоизмененным, как это и раньше было в нашей истории. Другим источником оптимизма является Конституция РФ и Закон о СМИ. Они работают, и это знает каждый журналист, который сумел заставить их работать. А это не часто бывало в России. Достаточно вспомнить пожелание Белинского из письма к Гоголю: «Добиться исполнения хотя бы тех законов, которые есть» – это всегда было больным местом наших реформаторов. И наш Закон о СМИ, относительно молодой, выглядит равным соответствующим законам стран с давними демократическими традициями. Его можно совершенствовать и дополнять, обеспечивая свободу на получение и распространение информации – краеугольный камень демократии. То, что Закон работает, несмотря на все наскоки, говорит о том, что он не плод экспериментаторов-интеллектуалов, а вполне жизнеспособное и нужное обществу творение.

В России, однако, очень живуч правовой нигилизм: «до Бога высоко, до царя далеко», таково исторически обусловленное наследие, и живет оно не только в сознании тех, кому надлежит исполнять законы, но и в тех, кто должен следить за исполнением закона. Мы часто видим желание отыскивать изворотливый выход вместо обращения к закону и неумение его применять. А это часто следует из-за элементарной необразованности, страха перед всем официальным. Тот, кто не знает своих прав или не уверен в них, легко от них отказывается. Одним из первых предупреждающих сигналов стал анализ поведения российских СМИ во время президентской избирательной кампании 1996 года, проведенный институтом Масс-медиа в Дюссельдорфе. Там сделаны очень нелицеприятные выводы о добровольном шаге назад от свободы и плюрализма мнений. Вслед за этим последовали выборные кампании 1999 и 2003 годов, которые были охарактеризованы как грязные самими участниками и всевозможными комментаторами. Однако вина за это лежит не только на политтехнологах, но и на журналистах, которые были готовы распространять любую оплаченную информацию, не беспокоясь о том, что ушаты лжи выльются на головы публики. Вакциной против всех переворотов и контрпереворотов служит просвещение и образование общества. В первую очередь, тех, кто сам занимается информационной деятельностью. В данных социологического опроса журналистов русской провинции, проведенного Фондом Защиты Гласности (ФЗГ),2 явно заметна неудовлетворенность журналистов своим профессиональным уровнем, неуверенность в своих силах. Частично это связано с тем долго бытовавшим убеждением, что журналистом можно только родиться, как, например, китайцем. Но сегодня ясно, как много знаний нужно для этой профессии и как недостаточно умения литературно и красочно выражаться. Только хорошо профессионально подготовленные журналисты могут гарантировать честность СМИ. Они должны много знать, чтобы суметь организовать всестороннее обсуждение в печати различных проблем общества. Только хорошо обученные журналисты будут готовы снять покров тайны, установить правду и контролировать от имени общества исполнительные, политические и экономические структуры.

В тоталитарном обществе журналисту не нужно было знать ни прав, ни законов, на которые эти права опирались бы. Все решали сила и власть господствующей идеологии. Вот тогда журналист и был литературным работником, который расцвечивал выданный ему сверху шаблон. В статье «Партийная организация и партийная литература» В.И. Ленин предельно четко сформулировал принцип партийной литературы, который имел прямое отношение и к журналистике: «Для социалистического пролетариата литературное дело не может быть орудием наживы лиц или групп, оно не может быть вообще индивидуальным делом, не зависимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков! Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социалдемократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса. Литературное дело должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социалдемократической партийной работы»3. Подчиненность журналистского творчества партийной дисциплине в советском государстве на десятилетия замедлила формирование профессиональной журналистской этики. А цена этому – разочарование в себе и профессии, текучесть кадров, цинизм и равнодушие, а иногда и не так уж редко – страдание и смерть. Знание и применение закона о СМИ не гарантирует абсолютную защиту журналиста от преследований и нарушения его профессиональных прав, хронику которых регулярно ведет профессиональное издание «Журналист», но сыграет роль своеобразной техники безопасности и сведет риски к минимуму. Ни о каком правовом обучении нельзя было говорить, если до 90-го года не было того, чему обучать, то есть Закона о печати. Только недавно в учебный план вузов, готовящих журналистов, был введен предмет «Правовые основы журналистики». Вот и учились журналисты на собственных бедах и ошибках, да на ошибках своих коллег.

Знание закона о СМИ и умение его применять, защищая свои права, должно стать нормой потому, что от этого зависит качество исполнения своих профессиональных обязанностей, так как ощутим реальный разрыв между законом и жизнью.

На сегодняшний день в России совсем не много юристов, специализирующихся в области СМИ, такой подготовки не дают в юридических вузах. Стимулом роста правовых знаний в журналистской среде стала Летняя школа, организованная Центром права и СМИ при факультете журналистики МГУ и выпускаемый им бюллетень «Законодательство и практика СМИ». И юрист, и адвокат должны быть постоянно рядом с журналистом: и тогда, когда он собирает факты, беседует с людьми или остается один на один с чистым листом бумаги, и тогда, когда он встречается с опасностью и смертью. В редакции должен быть юрисконсульт, с которым можно посоветоваться в ходе работы. Издание газеты, выпуск телепрограммы, функционирование интернет-сайта есть бизнес, который нуждается в страховании от репутационных и финансовых рисков.

Одним из больных мест нынешней журналистики является ограничение доступа к информации или предоставление неполной или заведомо ложной информации. Об этом свидетельствуют публикации ФЗГ, сам факт создания комиссии по доступу к информации и многочисленные журналистские конференции, на которых бывает много горьких сетований, много драматических рассказов о борьбе журналистов за свои конституционные права.

По сведениям из статьи И.М. Дзялошинского в бюллетене «Законодательство и практика СМИ» за июль-август 1996 года, подтверждается факт тотального недоверия властей к прессе, там же приведена цифра, что 3/4 опрошенных получали отказ в предоставлении информации. Но здесь и приводятся отрадные сведения, подтверждающие взаимосвязь качества профессиональной подготовки с профессиональной удачей: журналисты с высшим журналистским образованием реже, чем остальные, сталкивались с отказом, что говорит об их умении составить запрос и использовать закон как инструмент защиты слова. Ведь любое выступление прессы – это по сути дела осуществленное право граждан на управление своей страной. В 1999 году Фонд Защиты Гласности совместно с «Интерньюс» проводил исследование о возможностях доступа информации и о степени эффективности журналистики в глазах разного рода властей. Результаты были публикованы в «Журналисте» 2000 года, № 10-11. Они свидетельствуют о том, что, несмотря на патологическое нежелание властей предоставлять прессе затребованную информацию, результат может быть положительным, если само СМИ достаточно авторитетно, а запрос сопровожден ссылками на действующие юридические нормы.

1.3 Рост объемов информации: переход количества в качество

Две разнонаправленные тенденции характеризуют сегодняшнее состояние журналистики. С одной стороны – увеличение потока информации, с другой – уменьшение числа потребителей информации, утрата ими доверия к журналистике и, как следствие, меньшая информированность населения. Противоречивость этих двух процессов свидетельствует о кризисном состоянии современной цивилизации, которое заметно и в том, что человечество балансирует на неустойчивой границе самоистребления: то ли путем войны, то ли путем экологической катастрофы, из-за экстенсивного развития производства и истощения природных ресурсов, из-за утраты гармонии между человеком и природой.

Не забираясь в дебри причин, породивших нынешнее кризисное состояние человеческой цивилизации, попробуем ответить на несколько более частных вопросов, которые, будучи вписаны в систему, могут дать ответ, потенциально проецируемый на все остальное. Итак, первый вопрос – зачем человек ищет новостей и что они для него значат, а затем, чего он не находит и почему не удовлетворяется нынешним информационным бумом, который, того гляди, перерастет в «информационную дезинформацию».

В молодой теории журналистики немало понятий, которые будто бы ясны и определяются априори, но тем не менее не стали отчетливой терминологической дефиницией. К таким понятиям относится фундаментальное для журналистики понятие «новость». Несмотря на кажущуюся нелепость объяснения или расшифровки общеизвестного, его непроясненность тянет за собой целый шлейф недоразумений.

Итак, человеку свойственно желание познать мир, многие философы считали экзистенциональной потребностью человека «процесс мышления», а следовательно, активного преобразования информации, содержащейся в окружающем мире. Процесс познания по своим целям как прагматичен, так и бескорыстен для удовлетворения внутреннего духовного запроса. Двуединая природа жажды познания отражает двуединую природу сущности человека. Именно последняя вносит свои ограничения в процесс познания, например, в виде инерции и стереотипичности мышления. Восприятие человека ограничено, и он не в состоянии усваивать поток информации, превышающий его физиологические возможности. В пользу последней точки зрения говорят наблюдения психологов, как бы подтверждающие инерцию мышления читателя (возьмем этот термин как условное определение, эквивалент или синоним понятию «потребитель информации»). По мнению авторов брошюры «Журналист и информация»4, «если газета дает материалы, совпадающие со стереотипами мышления, сложившимися под влиянием разных факторов, в том числе и СМИ, то они легко принимаются читателями, им верят. Если нет, то они не вызывают ни доверия, ни интереса, а, скорее, отвергаются. Можно сказать, что человек воспринимает только ту информацию, которую он ожидает. Поддерживать и укреплять старые стереотипы легче, чем утверждать что-то новое, отражающее изменение самой жизни». Об инертности мышления публики говорят и другие исследователи, в частности, Г.В. Жирков в статье с одноименным названием «Журналист и информация»5: «Если мы сравним современные подборки рубрик «Происшествия», «Курьер», «Вкратце» с подборками древнеримских новостей, то не заметим существенной разницы: официальная хроника, пожар, воровство, наказание преступника, беспорядки, сообщения из зала суда». Прошли века, а изменений в информационных интересах общества, казалось бы, не произошло. Далее исследователь оговаривается, что изменилась скорость и формы распространения информации, но ведь это не затрагивает законы восприятия. Емкость общественного внимания гораздо более ограничена, чем пропускная способность современных каналов МК. Современную ситуацию, особенно после развития сети Интернет, стали обозначать термином «перелив информации». С этим придется считаться, хотя, по мнению и физиологов, и психологов, возможности и ресурсы человеческого мозга в значительной степени не используются. Очевидно, что ограничения поставлены природой в виде более незащищенной, чем мозг, человеческой психики, которой информационное давление может нанести удар и уже наносит, о чем говорят священники и психиатры.

Можно предположить, что далеко не все интересует человека в этом мире, и дело не только в его инерции мышления или в возможностях, дело во внутренней установке. Так же, как свойственно человеку познавать внешний мир, ему присуще желание разобраться в своем внутреннем мире. На наш взгляд, именно это центробежное стремление уравновешивает центростремительное движение вовне. Именно через призму своего «Я», через принципы уподобления-расподобления идет отбор впечатлений и информации. Недаром во многих практических руководствах по журналистике, как правило, построенных на основе опыта западной журналистики, даются советы вносить в новости «человеческий элемент». В них повсеместно отмечается, что читателя затрагивает то, что как-то связано с его личным опытом, с традициями его семьи, с местом его обитания, с условиями его жизни, с его будущим и будущим его детей. На первый план выходит поиск, отслеживание всего, что как-то влияет на место человека в этом мире, то есть он ищет во всем как бы свое отражение и сопротивляется всему, что так или иначе может разрушить целостность этой проекции «я» на мир. На этой глубинной потребности человека легко играть, что и делается сейчас повсеместно, особенно часто игра идет на человеческих инстинктах или, как выразился кто-то из психологов, на том, что «ниже пояса».

Кроме познания себя через идентификацию в объективном и предметном мире, человек ищет себя в другом человеке. Именно поэтому ему так интересно все, несущее личностный, персонифицированный оттенок. В журналистике не так страшен грех субъективности (как это ни крамольно звучит, его ведь все равно не избежать), если только это не сознательная ложь или манипуляция. Читателю очень интересно сравнить свое мнение, суждение, ощущение с тем, что говорят об этом другие. То есть, кроме объективности, он ищет в журналистике и субъективности, следуя инстинкту уподобления-расподобления.

Познавая мир и себя, человек, во-первых, делает это как бы через систему зеркал «Я-не-Я», а, во-вторых, для обмена информацией и для общения, потому что следом за желанием познать «Я», то есть познать значение «Я», логически следует желание сообщить это «знание», то есть отделить его от себя, передав другому, произвести обмен информацией, потому что при выявлении смысла и его передаче смысл обогащается дополнительной информацией на основе ассоциаций. Таким образом, можно предположить, что самосознание и общение – две неразрывно связанные сущностные потребности человека. Известный психолог Л.С. Выготский писал, что «слово-знак – нечто вроде специального аппарата, в котором есть значение, в соответствии со структурой которого мир преломляется и в нем выделяется видимое».6

Журналист делает видимым ранее незримое другими, но они это увидят, если увидят в новости отражение того, что их волнует. Если процесса узнавания не происходит, то не может быть и общения. В этом случае происходит расподобление: «Это "не-Я", это "не мое" и это мне не нужно, не интересно» и т. д.

Еще одно противоречие человеческой природы заключается в том, что, стремясь экстраполировать (распространить) свое «Я» на окружающий мир, увидеть в нем отражение себя, человек испытывает глубокую потребность в общении с другими, как способом преодоления конечности своего «Я». По мнению философа и психолога Э. Фромма, «самая глубокая потребность человека состоит в преодолении своей отдельности, в освобождении из тюрьмы своего одиночества».7

Человеку необходимы все виды общения: и межличностное, и межгрупповое, и массовое. В расколотом мире, в котором оказался человек к концу второго тысячелетия, все виды общения людей так или иначе нарушены. Связи между человеком и природой также искажены. Гармонии и равновесия нет ни во внутреннем, ни во внешнем мире человека. Это вызвано тем направлением, в котором двигалась цивилизация. В результате личность все более обособлялась «в тюрьме своего одиночества». Связи типа «род, племя, семья, цех-корпорация, нация или народ» – все они так или иначе претерпевают видоизменения, а следом, зачастую, и разрушение. Непосредственное общение все чаще заменяется искусственным общением, и отнюдь не посредством искусства, где «душа с душою говорит». В последнее время живое общение подменяется искусственнотехническим, в полном соответствии с техногенной цивилизацией, где собеседники не видят ни лиц, ни глаз друг друга. В результате процессов разделения труда человек не видит конечного результата своей деятельности, в котором отразилось его «Я». Из-за множества других причин, вероятно, также заложенных в природе человека, он выстроил перегородки между собой и другими. Вероятно, главным образом, из-за страха перед насилием над своей сущностью, из-за утраченной надежды на понимание и узнавание себя в другом – с огромной силой и тоской это выражено в гениальной лермонтовской интерпретации – переводе стихотворения Гейне «Но в мире ином друг друга они не узнали».

Искусственное общение посредством массовых коммуникаций стало заменой или суррогатом общения в конце 20 века. Телефон, факс, электронная почта вместо общения, радио, TV, форумы или чаты в Интернете, обогащенные мультимедийными системами, – вместо общения. Вокруг человека создается виртуальная реальность, в которой происходит виртуальное общение.

Электронная паутина, опутавшая мир, технологическое совершенствование, благодаря которому ускоряется скорость доставки информации в мгновение ока и в любую точку Земли, улучшаются формы передачи информации: цвет, звук, объем. На пороге индивидуализация доставки информации, как в телешопе: «Чего пожелаете?». Наряду со значительными новшествами, вроде цифровых систем, световодов, продолжается совершенствование старых добрых книг, газет, журналов: улучшение качества полиграфии, изощренная адресность – на все вкусы. Казалось бы, под влиянием информационного бума должен произойти резкий переворот в сознании человека или хотя бы рост уровня его интеллекта. Должно же в соответствии с законом количество информации перейти в качество духовной и социальной жизни человека или хотя бы резко возрасти количество потребителей информации. Но и здесь больших изменений пока не видно, если следить за данными социологов, исследующих закономерности процессов аудитории. В нашей стране без специальных исследований видно, что количество почитателей журналистики уменьшилось: повысилась степень недоверия и разочарованности в СМИ: к телевидению относятся как к притягательному и неизбежному злу: ругают, но смотрят, предпочитая образовательные и развлекательные программы и менее доверяя информационным и аналитическим. Привычка во всем искать заказ, сформировавшаяся у людей из-за многочисленных информационных войн, стала зловещей и навязчивой, отучила верить в благие помыслы и бескорыстную верность.

Количество подписчиков у печатных СМИ сокращается. Падают объемы телесмотрения. Радио из некогда мощного канала информирования трансформировалось в поставщика фоновой музыки в соответствии с эстетическими предпочтениями слушателя. Здесь действуют как специфические российские причины: удорожание подписки и разочарование в политических и идеологических ценностях, проповедуемых в СМИ, так и общемировые причины: отток читателей в пользу аудиовещательных СМИ, в первую очередь, телевидения. Нужно подчеркнуть одну особенность, не так уж часто замечаемую аналитиками журналистики, – не выросло значительно ни количество читателей-зрителей, ни количество времени, посвящаемого получению информации. Сделать этот вывод можно, основываясь на данных, приведенных в исследованиях С.Г. Корконосенко, Я.С. Воскобойникова, В.С. Соколова, И.М. Дзялошинского, С. И. Беглова и др 8. Налицо перераспределение контингента: от печатных к TV, от TV общенационального к нишевому, кабельному и т. д. В работах этих же исследователей отмечается общая неудовлетворенность аудитории тем, что им преподносится в качестве информации. Процесс отчуждения общества от СМИ – предмет тревоги не только российских журналистов, но и их зарубежных коллег, которые с этим столкнулись раньше. Основные рекомендации, выработанные специалистами на Западе, можно сгруппировать так:

1) повышение ответственности журналистики перед читателем и строгая саморегуляция, внутренний контроль за соблюдением профессиональных этических норм;

2) еще большая адресность журналистики, учет запросов разных социальных макро – и микрогрупп;

3) переход к интерактивной журналистике, когда публика получит право голоса в СМИ не только как объект, но и как субъект журналистики, когда она через маркетинговые исследования (о них написано в книге Дэнниса и Мэрилла «Беседы о Масс-медиа»9) получит право сама решать, о чем ей читать или что смотреть в СМИ, а не передоверит отбор новостей журналистам.

По этому же пути идет кибержурналистика или Интернетжурналистика, которая доказывает свою независимость, объективность и неангажированность тем, что передоверяет право отбора информации и формирования картины мира самому пользователю. Хотя, как сейчас известно, Интернет активно используется для «промывки мозгов».

Главными причинами разочарования в журналистике, кроме духовного кризиса цивилизации, обычно считаются манипуляция сознанием и развращение путем потакания низменным инстинктам, а также формирование и навязывание потребительского образа мыслей. Но когда сегодня журналистов винят в отчуждении СМИ от публики, то при этом как бы не учитывается, что общение в системе «журналист-читатель» построено на основе как прямых, так и обратных связей. Аудитория оставляет за собой право закрыть и отложить газету, переключить канал или диапазон, а то и просто отключиться. Читатель в этой игре тоже принимает на себя некую роль, и информационная игра все больше становится одним из видов социальной игры: конструирование мира и ощущение себя его творцом. Насколько это творчество, потребность в котором также заложена в человеке, адекватно объективной реальности – спорный вопрос, скорее всего не имеющий положительного ответа. Хотя бы потому, что невозможно сложить полную картину мира из фрагментарной информации. Между тем, дробная информация, не ранжированные по ценности новости, получаемые на дому и заменяющие непосредственное общение и восприятие мира, иногда могут интерпретироваться как достижение: «Развитие и углубление специализации в СМИ идет по пути все большего дробления и умножения адресатов их потребителей, что совпадает с логикой современного общественного развития, конечная цель и адрес которого – личность. Типологическая трансформация масс-медиа происходит как сужение, локализация».10 Если главным критерием отбора материалов для воссоздания картины мира является «хочу» индивида, то нарушается целостность этой картины: нельзя хотеть того, чего не знаешь и о чем не догадываешься. Личность познает себя и мир «через себя», посредством отражения в системе зеркал, а если последнее не система, а стечение случайностей, то невозможно познать ни мир, ни себя.

Между тем такая дробность и фрагментарность является бедой не только публики, но и журналистов, которые становятся рабами персональных компьютеров и Интернета, они пишут не о своем впечатлении, воссоздают для аудитории не картину, которая их поразила, а пересказывают и комментируют факты, пришедшие из разных источников. Объективность здесь оказывается мнимой или виртуальной, потому что журналист лжесвидетельствует, говоря о том, чего не видел. Когда-то А. Ахматова, по воспоминаниям А. Наймана, сказала, что вся литература 20 века «литературна», т. е. вторична: ее источник не в непосредственном переживании жизни, а реминисценциях, аллюзиях и переживаниях, рожденных искусством. Постмодернизм в литературе основан на вторичном переосмыслении ранее написанных текстов как специальном приеме. Если и журналистика соблазнится возможностью стать вторичной, она станет совсем не нужной тому, кто из нее не сможет выбрать новостей, способных обогатить его новым знанием, способным преломить мир и увидеть прежде невидимое. Хотя постмодернизм и не добавил литературе большого числа поклонников, все же прием переосмысления в ней более допустим, как в искусстве слова, где произведение интересно уровнем мастерства и оригинальностью позиции автора. В журналистике первичен объект отражения, то есть сама действительность, от него ждут описания тех фактов, которые не мог наблюдать сам читатель, приемы же и методы интерпретации, так сказать, «взгляд и нечто» не могут быть самоцелью, тем более, если они подменяют собой картину мира.

Недостаток знания рождает недостаток общения и наоборот, так как эти два процесса взаимосвязаны. Чем сильнее будет усугубляться изолированность человека в обществе, его одиночество, тем сильнее он будет искать в СМИ не новостей или информации как знания, а замену нарушенной гармонии между собой и другими, тем сильнее он будет искать отражения своего «Я» в других. В гениальном гоголевском «Ревизоре» Петр Иванович Бобчинский просит Хлестакова просто сказать в Петербурге, что гдето живет в уездном городе N он, П.И. Бобчинский, и больше ничего ему не нужно, будто само знание о его существовании в придворных кругах подтверждает его существование. Если использовать понятие вывернутого пространства, то нынешние потребители информации, загнанные в «тюрьму одиночества», пытаются вырваться из нее, узнавая себя в других, известных, популярных, раскрепощенных публичных фигурах политиков, звезд кино- и шоубизнеса и т. д. Узнавая подробности их жизни, впитывая были и небылицы об их быте, рядовой маленький человек конца 20 века не принимает их сходства с собой, а утверждает свое существование как оправданное тем, что независимо от известности или богатства основная человеческая сущность и у него и у них одинакова.

Чем более одинок в своем мироощущении будет человек, тем сильнее он начнет искать подтверждения своего существования, отражение своего «Я» в других, а необходимость в познании мира будет отступать. И привлекать его будут мнимые новости, из разряда тех, что «уже были прежде». В этом случае можно считать, что СМИ эксплуатируют низменные инстинкты потребителя, но вполне равноправна и другая точка зрения: потребитель использует средства массовой информации и коммуникации, чтобы восполнить ущербность своего существования и недостаточность общения своей жизни. Думается, что вторая точка зрения вернее, потому что хоть СМИ и приняли красивое и гордое звание «четвертая власть», но огромное большинство журналистов подозревают, что это самозванство. Можно ли считать, что человек, стоящий на вершине айсберга, управляет его движением? Можно ли считать талант полководца решающим аргументом в сражении? СМИ пытаются использовать многие, но единственный реальный хозяин – публика, и если она от журналистики отвернется, то кому та будет нужна?

Если аудитория отчуждается от СМИ – это ее право, а наоборот – просто не может быть. В каждом читателе живет инстинкт правды, который реагирует на всю информацию, проходящую по каналам СМИ. И профессиональный долг журналиста – соответствовать этому инстинкту, потому что в диалоге журналист-аудитория, он (журналист) хоть и активная сторона, но служебная, и освободить себя от зависимости и ответственности не может. И если удастся ему сделать свою деятельность сознательной, беречь в себе, журналисте, «читателя с инстинктом правды», то возможно тогда и произойдет настоящая информационная эволюция со значительным качественным скачком в познании и совершенствовании мира, тогда спящие ресурсы человеческого мозга будут задействованы, а тормозящий развитие человечества конфликт между его рациональной и эмоциональной природой будет преодолен. Ну, а новости действительно станут таковыми, а не повторением «того, что было». К сожалению, многие исследователи журналистики отмечают, что, так как аудитория сейчас не является источником основного дохода, то близорукий прагматизм подталкивает СМИ к угождению ее настоящим инвесторам – рекламодателям и спонсорам. Журналистика все меньше думает об интересах читателя, все более распространяется среди журналистов циничное убеждение, что читатель недалек, туп и неразборчив. Недооценка интеллекта и инстинкта правды в аудитории приводит к снижению качества материалов, мелкотемью, подмене актуальности сенсационностью. Результат – отток читательского и зрительского внимания – пока не отрезвляет тех «работников пера», которые беспечно «рубят сук, на котором сидят», не задумываясь, что никакие инвесторы не будут сотрудничать с каналом, утратившим свою аудиторию.11

Журналистику часто называют зеркалом общества. Представление о том, какой она должна быть, имеется почти у любого читателя. Образ журналиста стал до некоторой степени стереотипным, в том числе благодаря художественной литературе и кинофильмам. Представление о том, каким должен быть журналист, есть и у вузовских преподавателей, которые стараются слепить по этому образу и подобию следующее поколение журналистов. А как сами служители четвертой власти оценивают свою роль в обществе, каково их профессиональное самосознание, чем они довольны и что хотели бы изменить в своей жизни и деятельности?

2.1 Размышления о себе и своей профессии

Это вопрос далеко не риторический, потому что от ответа на него зависит та картина жизни, которая встает перед потребителем информации: читателем, слушателем, зрителем. От того, как сами журналисты осознают свою роль в обществе, какие цели перед собой ставят, зависит отбор, компоновка событий, о которых они говорят, а также тот смысловой и эмоциональный оттенок, который передается воспринимающему информацию.

Желающих критиковать журналистов много, гораздо меньше тех, кого заботит или интересует профессиональное самочувствие журналистов, которых называют то «четвертой властью», то представителями второй древнейшей профессии, то манипуляторами сознания, то постановщиками реальности – всего не счесть.

Огромная роль прессы в разрушении старых стереотипов во времена перестройки, массовой переориентации сознания очевидна. То, какой силой обладает журналистика, если у нее есть право на свободу слова, заставило вскоре, уже в начале 1990-х годов, сделать попытку обуздать стихию и упорядочить ее, причем это намерение имело множество ракурсов: от желания прибрать к рукам – до желания привить «вольнице журналистов» навыки саморегуляции. Именно в это время – в 1994-1995 гг. – появилось большое количество публикаций, особенно практических рекомендаций, посвященных профессиональным нормам поведения, технике безопасности профессионального поведения, а также был разработан ряд проектов, участники которых пытались измерить уровень профессионального самосознания и дать толчок (импульс) журналистской рефлексии. Одним из них было исследование «Журналист и журналистика российской провинции», проведенное А.К. Симоновым, И.М. Дзялошинским, В.В. Вильчеком и опубликованное в 1995 г. Идея этого исследования вдохновила проект, осуществленный Центром СМИ и К СГУ, который провел два семинара для журналистов Саратовской области благодаря поддержке Института «Открытое Общество».

За время работы семинара были использованы разные формы учебы и общения: как лекции, дискуссии, выполнение специальных заданий, так и относительно новые методы, например, фокус-группа, которая сочетает обучающий и аналитический эффекты. Для участия в семинаре были отобраны молодые журналисты.

Целью исследования в фокус-группе было изучение профессионального самочувствия молодых журналистов, выявление направлений, по которым наиболее необходима помощь со стороны общественных организаций, а также вузов. Кроме того, разработана методика, позволяющая направить самостоятельные усилия молодых и начинающих журналистов к преодолению профессиональной неграмотности в этической сфере. В ходе семинара проводился анализ тех историй, которые произошли с каждым из участников семинара. Эти истории должен был прислать заранее всякий молодой журналист, желающий повысить свой уровень (так проверялась степень квалифицированности).

Современный исследователь фокус-группы С.А. Белановский следующим образом определял механизм рефлексии, стимулированный в фокус-группе: «Личное мнение людей формируется не в изоляции, причем огромную роль в их формировании играют первичные группы, общение лицом к лицу». Группа, созданная для интервью, является, конечно, весьма искусственной моделью общества, но все же групповое взаимодействие обязывает при этом участников выражать свои мнения, отвечать на мнения других. Это является весьма существенным фактором, т.к. большинство людей имеет ограниченную способность для самонаблюдения и самоанализа. В обыденном поведении так много организуется и мотивируется на подсознательном уровне и в нем так много привычного и автоматического, что даже организованно мыслящий человек обладает весьма ограниченным проникновением в свои собственные установки и мотивации. В группе людям помогает, с одной стороны, собственное взаимодействие с другими членами группы, с другой, наблюдение и выслушивание других действующих лиц12.

В основу анкет предлагаем формулировки, использованные в исследовании «Журналист и журналистика российской провинции», слегка отредактированные и дополненные. Это сделано сознательно, так как сопоставление дало бы возможность прояснить динамику (если она есть) перемен в сознании журналистов за прошедшие годы.

На предложение охарактеризовать профессиональное самосознание журналиста и свое представление о его миссии в обществе, выбрав при этом не более двух пунктов, большинство признало влияние СМИ (ответы расположены по частоте упоминания) на:

1) состояние нравов;

2) исход выборов;

3) действия властей;

4) культуру.

Как видим, журналисты охотнее признают свое влияние на нечто эфемерное, не поддающееся измерению, чем является состояние нравов или умонастроение общества. Ведь тот, кто на него влияет, имеет в руках реальную власть. Как соотнести эту оценку своей роли с тем, что потом мало кто из журналистов сочтет себя действительно властью, да и мало кто захочет быть таковой. Мнение о способности прессы влиять на нравы довольно устойчиво, т. к. подобное утверждение преобладало и в исследовании 1994 г.13 Что понимать под влиянием на состояние нравов? Насколько способна журналистика отвратить молодежь от наркотиков, пьянства, проституции, а служащих отучить от халатности и привить отвращение к коррупции? Насколько в состоянии привить людям гражданскую ответственность, уважение друг к другу или другие исконные нравственные ценности. Мало кто из журналистов сочтет себя способным на это. Но, как видим, на нравы все-таки «влияют». Думается, налицо привычка подтягивать журналистику к воспитательной функции. Должна эта функция присутствовать в деятельности СМИ? Вряд ли, считают журналисты, если этот вопрос перед ними поставить чуть-чуть иначе (о чем будет сказано ниже).

А вот свою способность влиять на действия властей журналисты оценивают ниже. Думается, дело не только в том, что преобладающим большинством респондентов были в исследовании Фонда Защиты Гласности журналисты крупных региональных газет, где тиражи выше, а следовательно, и авторитет весомей. Районки же всегда сильней зависели от местной власти, поэтому более скептично оценивают свою возможность влиять на действия властей. Но вероятно, что кроме административнотерриториального фактора, этот показатель отражает другую тенденцию – все больше усиливающееся в последнее время падение эффективности журналистики, что можно охарактеризовать, перефразировав известную фразу М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Журналист пописывает, власть почитывает». И сами журналисты, и аналитики СМИ говорят об удивительном, ранее не наблюдавшемся равнодушии властей к тому, о чем сообщается в прессе. Постановление о реагировании на критические выступления в прессе было принято в 1996 г., но никто из журналистов не использовал это право привлекать власти к судебной ответственности за отказ от сотрудничества со СМИ. «У нас Уотергейт попросту невозможен», – таково общее мнение большинства журналистов.

К сожалению, не только власти, но и общество инертно в выражении своего мнения о тех разоблачительных, часто скандальных материалах, касающихся деятельности властных структур или высокопоставленных персон. Сознание населения, которое пока осознало себя гражданским обществом, разорвано, мозаично, дробно: народ незлопамятен, и на выборах не поминает грехов «засветившейся» персоне или партии. Другого механизма реализации общественного мнения, кроме выборов и демонстраций, у нас в России нет. Удивительно, что журналисты низко оценивают возможность своего влияния на исход выборов, хотя, по их собственному признанию, именно в это время они получают возможность заработать на платной политической рекламе. А ведь это значит, что СМИ как инструмент воздействия на выбор электората очень эффективен – денег зря никто не платит. Либо недоверие к своей значительной роли в выборах связано с тем, что судьбу вершат не журналисты, а пиаровские и рекламные материалы, которые в сознании сотрудников СМИ расцениваются как чужеродные, либо журналисты не уверены в том, что выборы и подсчет голосов проводятся честно.

Перейдем к следующему вопросу анкеты: Когда престиж журналистики был выше: до перестройки, в первые годы гласности или сейчас? Большинство респондентов отмечают, что в первые годы гласности престиж журналистики и профессии журналиста был выше, чем сейчас. Представления журналистов об их роли в обществе нашли отражение в следующем вопросе, где респондентам предлагалось выбрать 2 определения из 5, проранжировав их. Не все воспользовались предоставленной возможностью, и 66 % респондентов выбрали только одно из предложенных определений, подчеркнув тем самым, что оно единственно приемлемое для них. При подсчете было принято следующее соотношение: наибольшее количество баллов получило определение, что журналист – это объективный наблюдатель, на втором месте оказалось, но с большим отрывом, признание журналистской функции общественного контроля, дальше в порядке убывания расположились следующие определения: художник, производитель информации как товара, политический деятель. Очевидно явное противоречие между выявленной ранее ностальгией по гласности, когда СМИ была присуща «вождистская функция», и признанием, что СМИ должна быть свойственна роль объективного наблюдателя. Используя гениальную крылатую фразу А.С. Грибоедова, можно сказать, что у журналистов «ум с сердцем не в ладу». Понимая и принимая как новую реальность функцию «зеркала общества», журналиста по ментальной привычке тянет к роли вождя и наставника. Можно предположить, что именно подсознательное подавление этой привычки сказалось на том, что трактовка журналистики как вечной оппозиции власти, как строгого контролера ее действий – столь излюбленный в странах западной демократии образ сторожевой собаки, оказалась неподходящей к нынешнему самосознанию российского журналиста. Безусловно, функция журналистики как зеркала вполне достойна, но, думается, она более действенна там, где имеется высокоразвитое общественное мнение и самосознание. Там же, где общество глядится в зеркало и не узнает себя в нем, там, где некому сказать «Нечего на зеркало пенять, коли…», там, наверное, рано еще брать на себя только одну функцию «отражателя». Речь идет не о том, чтобы выбрать что-то одно, навязать некое полярное мышление журналистскому корпусу, но о том, чтобы эти функции дополняли друг друга и находили отзвук понимания в обществе.

Наряду с вопросом о значимости социальной роли журналиста важным является и другой: о критериях успеха. Понятие карьеры в журналистике специфично и далеко не всегда означает повышение служебного положения. Анализ ответов убеждает, что журналисты отнюдь не настолько карьеристы, как рисует их молва. Так, при условии выбора двух подходящих ответов из пяти пунктов большинство в качестве главного результата своей деятельности назвали «практический результат». Это свидетельствует о том, что журналисты пишут, рассчитывая на воздействие своего труда на те или иные жизненные процессы, что эффективность СМИ для них приоритетна. На втором месте находится признание того, что публичная известность расценивается журналистами как немаловажный фактор их деятельности. Стремление к публичности и определенная степень тщеславия неизбежно будут лежать в основе деятельности журналиста, которому необходимо иметь как собственное мнение, так и желание им поделиться, а еще и убеждение, что оно будет интересным для его читателей. Тщеславие журналистов, их тяга к известности давно стали «притчей во языцех», но при этом редко учитывается, что громкое имя для журналиста важно не само по себе, а как способ привлечь внимание к своим материалам, а значит, к проблемам, которые в них подняты.

Звучащие в исследованиях о современном состоянии журналистики опасения, что СМИ сейчас заняты борьбой друг с другом и ориентированы на власть, вероятно, продиктованы тем, что роль СМИ в обществе во многом воспринимается идеологически, журналистике как бы хотят придать те или иные функции, которые, по мнению политиков либо аналитиков, были бы полезны для развития страны в правильном, на их взгляд, направлении. Но сами журналисты более трезво оценивают свои возможности и предпочитают практический результат и то, что ему способствует. Интересно отметить и другое: число респондентов, выбравших в предыдущем вопросе вариант ответа «журналист – это художник», совпадает с числом респондентов, ответивших, что в журналистике для них главное – «личное удовлетворение», что заставляет вполне обоснованно предполагать, что это произошло не случайно. Выбор позиции «художник» предполагает и тип оценки, свойственной художникам, который наиболее ярко и поэтически заостренно описал в свое время А.С. Пушкин:

Поэту, которому не чужда была журналистика и который немало размышлял о сущности и назначении искусства и его жрецов, удалось лаконично выразить основной закон творчества – личное удовлетворение: в себе самом он черпает истоки творчества, он же лучше других может оценить результат. Истоки же творчества журналиста лежат в объективном мире, и оценки ему он ищет там же, вне себя, что не исключает, конечно, и самооценки, без которой любое творчество невозможно, но не она для него первична. Журналист, в отличие от поэта, не может не дорожить «любовью народной», как не может работать «в стол», для будущего. Его труд нужен сегодня и сейчас, потому что новости бывают только «первой свежести».

Следующий вопрос предлагает расшифровать то, что понимают журналисты под практическим результатом. Респондентам было предложено, выбрав не более двух пунктов, указать сферы, где СМИ могут быть наиболее эффективны. Хотя в предыдущем вопросе журналисты довольно высоко оценили свой авторитет у властей, но они крайне пессимистично оценивают возможности СМИ повлиять на действия властей, о чем свидетельствует наименьший показатель в этом своеобразном рейтинге. А самое большое количество баллов получил вариант ответа «помочь разобраться с происходящим». Количество баллов по этому пункту совпадает с количеством респондентов, определявших социальную роль журналиста как роль объективного наблюдателя. Хотя при видимом сходстве здесь присутствует противоречие, т. к. бесстрастный наблюдатель вряд ли должен брать на себя функции консультанта и комментатора, которые и предполагают ответ «помочь разобраться в происходящем». Активную позицию СМИ предполагает и другой, второй по частоте, вариант ответа: «защитить человека». В последнее время нередко обсуждается вопрос, должны ли СМИ брать на себя функции адвоката, не рецидив ли то былых времен, когда справедливости нельзя было добиться ни обращением к власти, ни судебным порядком, и только страстное и острое слово журналиста или публициста могло в лучшую сторону изменить судьбу незаслуженно обиженного человека. Но количество писем в газеты, обращение через прямой эфир к журналистам – все это свидетельствует о том, что общество не снимает этой функции с журналистики. О том, что этот социальный заказ услышан, говорит следующий факт: практически половина опрошенных считает, что СМИ могут и должны защищать человека. Но наряду с утверждениями о позитивной роли журналиста в обществе, респонденты считают, что СМИ способны усилить напряженность в обществе. Такого мнения придерживается тоже почти половина всех, принявших участие в анкетировании, а вот предположение, что СМИ способны укрепить общественное согласие, разделяет только четверть респондентов. Действительно, роль журналистики «в раскачивании общественной лодки» на рубеже 1980-90-х годов трудно переоценить, а вот наладить общественное согласие, в котором заинтересованы сейчас не властные структуры, но многие члены общества, пока не удается, так как оснований для недовольства слишком много. К тому же состояние неудовлетворенности, в котором живет уже не одно поколение россиян, способствует более активному отклику на негативную информацию, чем на позитивную, но не подтвержденную их собственными ощущениями.

Заключает первый раздел анкеты вопросник, цель которого определить профессиональное самочувствие журналистов. Им было предложено выбрать 7 слов из 24, характеризующих их состояние. Все слова были разбиты на два столбца. В первом – позитивно окрашенные существительные, во втором – негативно. Соотношение подчеркнутых слов-состояний в первом и во втором столбцах говорит о сильном преобладании позитивных эмоций в среде провинциальных журналистов, а также о том, что молодые журналисты – оптимисты по своему мироощущению.

В первом столбце наибольшее количество баллов набрало понятие «увлеченность», отражающее суть как данной профессии, так и того личностного склада, который и предопределяет выбор жизненного пути. В журналистике, безусловно, немало рутины, но работать без интереса здесь нельзя. На втором месте по частотности стоит «надежда». Это состояние вполне гармонирует с «увлеченностью», вместе они составляют как бы основу профессионального самочувствия, общий вектор которой направлен в будущее, эта устремленность помогает преодолеть недостаточное ощущение стабильности и прочности своего положения, о чем свидетельствуют очень невысокие показатели у таких понятий, как «счастье», «благополучие», чуть чаще упоминались «бодрость», «свобода» и «возрождение», «уверенность» и «душевность». Анализ ответов показывает, что для данной группы журналистов свойственно предпочтение духовных ценностей, скорее символических, нежели материальных; так равное количество баллов набрали «гордость» и «честность». Если суммировать результат частоты других упомянутых ответов, то он приблизится к «увлеченности» и покажет, что представление о своей миссии в обществе у журналистов достаточно высоко, а отмеченные качества они считают важными свойствами своей профессии, недаром половина опрошенных выбрала «удовлетворение» как показатель своего профессионального самочувствия. Столько же респондентов, однако, назвали в качестве своего постоянного ощущения «тревогу». Журналистика во всем мире считается опасной профессией. Репортер, корреспондент, комментатор постоянно испытывают тревогу, даже не находясь в экстремальной ситуации: важно застать нужного человека, расположить его к беседе, преодолеть барьер недоверия и подозрительности, затем важно найти нужные слова, эффектно выстроить материал, вовремя его сдать редактору, ждать отклик. И на любом этапе работы над материалом не просто возможны, а неизбежны сбои, просчеты. И чувство «тревоги» не всегда самая большая плата за право заниматься журналистикой. Следствием тревоги, постоянных стрессовых ситуаций, в которых день за днем живут журналисты, является «усталость», что признала треть респондентов. Если к «усталости» прибавить «разочарование», то станет ясно, что чуть более половины опрошенных испытывают эти негативные эмоции, являющиеся как бы оборотной стороной увлеченности и надежды. Негативные эмоции связаны с очень большими ожиданиями, которые неизбежно кончаются «утраченными иллюзиями». Но вот тех настроений, которые «леденят душу», мешают ее чуткости и отзывчивости к болям и радостям мира, у журналистов почти не наблюдалось. Абсолютное отрицание вызвали такие слова как «злоба», «ложь», «безумие», «отрицание». Деструктивные настроения, обозначенные этими понятиями, не могут лежать в основе деятельности журналиста, поэтому они были отвергнуты как неподходящие.

Если сравнивать данные для этого опроса с результатами исследования, проведенного группой А.К. Симонова, И.М. Дзялошинского, В.В. Вильчека, то можно отметить совпадение, но не буквальное, по процентам, а по содержанию результатов. Так, оба результата показывают, что лидерами в первом столбце выходят «увлеченность» и «надежда», но в 1994 г. было больше надежды, чем увлеченности, а вот показатели «свободы» и «возрождения» с годами поубавились. Если сравнивать показатели по «негативному» столбцу, то в обоих случаях первенствуют «тревога» и «усталость», но это можно считать «родовыми» чертами журналистики, и также на третьей позиции стоит «разочарование». Можно высказать предположение, что с одной стороны, острота переживаний по поводу событий 1991-1993 годов стала сглаживаться, и к изменившейся реальности постепенно выработалась привычка, с другой стороны, негативные эмоции во время первого опроса были в большей степени свойственны пожилым людям, имеющим стаж работы в СМИ более десяти, а еще в большей степени более 20 лет. В последнем опросе принимали участие молодые журналисты, поэтому они менее болезненно воспринимают общественнополитические и экономические изменения в стране, они принимают новую реальность как данность, и их личностное становление происходит с ориентацией на сегодняшний день.

2.2 Размышления об условиях своей работы

Второй раздел анкеты предполагает исследование тех условий, в которых работают журналисты, и тех проблем, с которыми им приходится сталкиваться в ходе своей практической деятельности. Если первый раздел предлагал в некоторой степени создание образа идеального журналиста и давал некоторый допуск для желаемого вместо действительного, то второй раздел с его конкретными вопросами был нацелен на анализ внешнего мира и той среды, в которой журналист работает. На вопрос о том, с какими факторами им прежде всего приходится считаться при работе над материалом, большинство работников СМИ назвали мнение местных властей, финансовую зависимость небольших районных газет от местного бюджета и исполнительных властей. Отрадно, что треть опрошенных признали авторитет этических норм. С другой стороны, печально, что для двух третей они (этические нормы) не имеют существенного значения. На третьей позиции находится утверждение, что журналист вынужден считаться с мнением редактора. Если сложить количество голосов, отданных за приоритет этических норм, и добавить голоса журналистов, оглядывающихся на редактора, предположив к тому же, что редактор знает и соблюдает этические нормы, то получится равновесие: одинаковое количество баллов и у властей, с одной стороны, и у журналистского братства, с другой. Но если братство нарушено, то мнение власти явно перевешивает. В абсолютном меньшинстве оказались те, кто считал, что главное для журналиста – внутренняя свобода. Следующий вопрос был задан, чтобы выяснить, снимались ли у журналистов материалы под внередакционным давлением. Только 40 % респондентов отрицали подобные факты в своей практике, но большая часть журналистов знакома с такими формами давления. Среди тех, кто позволяет себе вмешательство в редакционные дела, на первом месте стоит местная администрация и ненамного от нее отстают правоохранительные органы. То, что власть пытается не допустить публикацию критических материалов в свой адрес, можно расценивать как естественное проявление защитного механизма, а вот есть ли подобный механизм защиты у журналистов, насколько они знают и умеют использовать законы, особенно конституционное право и профессиональные права, декларированные законом о СМИ, – ответа на эти вопросы мы не получим, если не углубляться в причины. Быть может, не давили, потому что работает внутренний цензор, который подсказывает, о чем можно, о чем нельзя писать журналисту, а может быть, СМИ научились давать отпор, и у властей пропало желание связываться со строптивыми журналистами. Но исходя из контекста содержания всей анкеты, последнее предположение скорее мечта, чем реальность. Еще более способны развеять идиллические предположения, что власти признали как равную «четвертую власть», ответы о том, какие факторы журналисты вынуждены учитывать при работе над материалом. Респондентам было предложено выбрать два пункта из четырех. Каждый второй признал, что вынужден учитывать мнение местных властей и позицию главного редактора, в незначительной степени журналисты считаются с политической целесообразностью поднятой проблемы, а еще меньше – с мнением рекламодателя или спонсора. Итак, приходится признать, что источник давления на свободу слова находится не только вовне, но и внутри.

Не стоит впадать в идеализм и призывать журналистов «по капле выдавливать из себя раба», потому что нигде так быстро, как в политике, экономике или журналистике не рушатся иллюзии, и не очевидна их бесплодность. Знать и учитывать внешние факторы, которые будут воздействовать на прохождение материала, вовсе не означает, что мысли, идеи, эмоции журналиста в нем не воплотятся. Вопрос журналистского мастерства заключается в том, чтобы сказать нечто в форме достаточно ясной читателю и не задевающей чьи-то болезненные амбиции. Журналистам почти всегда приходилось творить не благодаря, а вопреки. Не стоит их обвинять в том, что они не знают о трудностях прохождения материала во внешнем мире и пытаются заранее уберечь свое детище. Вся история мировой журналистики изобилует подобными примерами, но это не значит, что правдивое слово так и не было сказано.

О том, что журналисты намерены бороться за свое творение, свидетельствуют и ответы на следующий вопрос, что будут они делать, если материал снимут по конъюнктурным соображениям. Только один из четырех опрошенных был готов смириться или избежать конфликта, отдав свой материал в другое СМИ, тогда как большинство заявило, что будут отстаивать свой материал, хотя при этом готовы искать компромисс. Из контекста видно, что компромисс они не расценивают как поражение, а как способ проявления своего журналистского мастерства. Очень трогательно и по-русски беззаботно прозвучал один из ответов: «Что-нибудь придумаю». Все это свидетельствует о том, что не голословным утверждением был вывод об оптимизме молодых журналистов, об их увлеченности своей профессией.

Вопрос, касающийся субъектов давления на журналистов, дал неожиданные результаты: оказалось, что испытывающих давление больше, чем тех, кто ранее отвечал на иначе сформулированный вопрос. При кажущейся противоречивости ситуации, она вполне объяснима: в первом случае вопрос касался материалов, снятых под внередакционным давлением, во втором – давления на самого журналиста. Если последнего удавалось запугать или добиться, чтобы негативные факты или информация, неприятная для местных властей, не попала в статью, репортаж, то и снимать материал, вовлекая в это других свидетелей: свое начальство или руководство СМИ, уже нет необходимости. Таким образом, разница в цифрах – показатель уступчивости журналиста. Как и прежде местные власти лидируют среди тех, кто пытается запугать журналистов, на втором месте стоят учредители, что в большинстве случаев только маскирует давление со стороны тех же самых властей, и практически равное небольшое количество баллов набрали коммерческие структуры, криминальные структуры, политические силы и конкуренты. Общий вывод неутешителен: о каких этических принципах можно вести речь в обстановке постоянного давления извне. Легко поддаться искушению и заявить: пока с нами играют без правил, мы будем отвечать тем же. Но, к сожалению, вслед за этим наступает время санкций со стороны уже не власти, а читателей: время недоверия, а без опоры на веру аудитории вся работа бессмысленна. Вот и вынужден журналист, зажатый в тиски между прессом власти и публики, создавать и защищать свой кодекс поведения, который в равной степени может стать ему охранной грамотой.

Третья группа вопросов касалась проблем самореализации журналиста. Предполагалось выяснить, с чем связывают работники СМИ свои творческие успехи, в чем видят причины, мешающие им развить свои способности. На вопрос, в чем они видят главное препятствие для самореализации журналиста, треть опрошенных ответила «раздробленность и беззащитность», четверть опрошенных назвала «отсутствие технического оборудования», и равное количество отметили «необходимость профессиональной учебы» и «отсутствие свободы слова». На первый взгляд, поражает несоответствие между такими глобальными понятиями, как «свобода слова» и «техническое оборудование», кажется, что журналисты озабочены решением частных проблем и не придают большого значения фундаментальным. На наш взгляд, источником такого подхода является то настроение, которое выразилось в беззаботно-разухабистом: «Что-нибудь придумаю». Журналисты, воспитанные на традициях лавирования, компромисса, «лисьего верчения хвостом», как назвал это когда-то В.Г. Белинский, считают, что достаточно иметь мощную корпоративную взаимовыручку и хорошее оснащение, а вдобавок к этому профессиональную выучку, и они сумеют обойти все препоны и сказать то, что нужно. Безусловно, так и складывалась традиция творчества в условиях несвободы. Раздробленность и отсутствие технического оборудования, как уже говорилось выше, являются двумя сторонами одной и той же медали: именно наличие факсов или электронной почты помогло бы не только ускорить обмен информацией, но и наладить личные контакты между журналистами, разделенными расстояниями, способствовало бы обмену профессиональным опытом и даже секретами сопротивления.

Следующий вопрос продолжает развивать заданную тему, но вместо того, чтобы охарактеризовать препятствия, предлагает определить факторы, способствующие профессиональной самореализации. Среди предложенных вариантов ответа нужно было выбрать три подходящих. Значительного перевеса не получил ни один из пунктов. На первом месте оказалось желание иметь дружную, здоровую обстановку в коллективе, на втором месте – «технические возможности», на третьем месте – «высокий творческий потенциал коллег», на следующей позиции оказалось «финансовое благополучие», по одинаковому количеству процентов получили «простота получения информации» и пожелание «меньше запретов», и на последнем месте оказались «высокие заработки» – меньше одного из десяти. Хотя и не стоит абсолютизировать результаты анкетирования в фокусгруппе, тем не менее они дают основание подвергнуть сомнению устоявшееся представление о корыстности журналистов: респонденты разделили по степени значимости «финансовое благополучие» издания и собственные «высокие заработки», и последнее оказалось менее важным. По-прежнему для журналистов районной глубинки и даже городских газет существенным является техническое оснащение, позволяющее быстро связываться с источником информации, создать собственную базу данных с последующим использованием для аналитических материалов или проверки данных. Всему: факсу, радиотелефону, диктофону, компьютеру, автомобилю или вездеходу – найдет журналист применение, все использует на благо дела. Но еще более важной для журналиста является корпоративная гармония, потребность в которой респонденты отмечают не первый раз. «Дружная обстановка в коллективе» и «высокий творческий потенциал коллег» особенно важны для молодых журналистов, потому что они испытывают потребность приобщения к коллективному профессиональному опыту, подключения своей личной практики к полю традиционных ценностей, в том числе и этических, что позволяет в период становления выдержать искусы и противостоять давлению. При всей относительности полученных результатов они дают основания считать: процесс выработки этических и профессиональных ценностей уже идет в самой толще жизни провинциальных российских журналистов. Как бы своеобразной проверкой устойчивости «морального императива» был следующий вопрос, как журналист поступит, если ему в руки попадет исключительный материал, способный рикошетом задеть невинных людей. Больше половины заявили, что предпочтут воздержаться от публикации, и только каждый пятый не упустил бы такой возможности. Почти столько же журналистов заявили, что будут искать компромисс. Итак, большая часть молодых журналистов не жаждет сенсаций любой ценой.

Далее работникам СМИ было предложено обозначить профессиональные проблемы, которые их наиболее волнуют (нужно было указать не более трех пунктов).

Ответы распределились следующим образом:

1) творческая учеба;

2) отсутствие техники;

3) правовая защита и помощь;

4) дефицит творческого общения.

Совсем ничтожно мало число страдающих из-за отсутствия этического кодекса – меньше трех из десяти. Последнее не огорчает и не удивляет, если под ним понимать свод правил, писаных на бумаге: неписаный закон, закрепленный в нормах поведения, передающийся как эстафета от опытных к начинающим, важнее и ценнее мертворожденных инструкций на бумаге.

Конец ознакомительного фрагмента.