Глава 2. Черная роза
В двадцатый раз отключив будильник, я наконец открываю глаза и резко вскакиваю с постели, понимая, что опять проспала. О нет! Утро, я ненавижу тебя. И ненавижу это восстание из мертвых по утрам.
– Алло, Энн? – говорю я в мобильный, когда мне удалось дозвониться до помощницы. – Я это…
– Опять проспала? – отвечает она гораздо более бодрым голосом, чем у меня.
– Типа того. Ты можешь…
– Прийти пораньше и открыть магазин вместо тебя? – она снова договаривает за меня.
– Да. Пожалуйста. Обещаю отпустить тебя пораньше.
– А обещаешь отдать мне тот вчерашний букет, который мне понравился, если его никто не купит?
– Хм, ладно. Забирай.
– А дашь отгул в субботу?
– Так, не наглей, – наигранно строго говорю я ей.
– Ладно, ладно. Кофе допью и пойду.
– Спасибо. Что бы я без тебя делала?
– Обанкротилась бы как минимум.
Повесив трубку, я просидела еще на кровати какое-то время, пытаясь собрать свой организм и сознание по кусочкам. Давалось это мне с утра с трудом, так как мои беспокойные сны вытягивали из меня все силы. Когда мои знакомые говорят, что им редко что-то снится, моя зависть к ним становится запредельной. В этот момент я представляю себе, сколько сил они экономят, не видя снов. А мне приходится еженощно переживать очередной сумасшедший сценарий моего подсознания. Сегодня мне приснился зоопарк с несуществующими животными, вроде маленького леопарда с крыльями, коровы с хоботом, волка с огромными ушами и тремя ногами. Вы можете себе представить, сколько мозгу требуется энергии, чтобы придумать все эти картинки и привести их в движение, пока ты спишь? Уверена, что от этого вся моя рассеянность и разбитость по утрам. Ну и еще, наверное, от того, что я уже не помню, когда ложилась раньше чем в четыре утра. Никакие таблетки или другие успокоительные так и не смогли победить мою бессонницу. Какое-то время помогал алкоголь в больших дозах, и я просто вырубалась где попало, но затем я решила, что лучше мучиться бессонницей, чем похмельем.
Все же встаю кое-как с кровати и иду в душ. Сплю я всегда голой, поэтому меня сразу же, как только выбралась из-под одеяла, охватил озноб, по коже пробежали мурашки, и я скорей включила горячую воду, чтобы согреться.
По своей дурацкой традиции я снова задумалась о чем-то значительном, пока мылась. На этот раз темой для раздумья были ватные палочки. Нет, я серьезно. Ведь как-то так на них хитро наматывается вата с двух сторон, а сами пластиковые палочки такие тонкие. Интересно, а как это придумали? Надо будет загуглить. Подобные темы всегда меня одолевают с утра. Когда я смотрю в одну точку, сидя на кровати, или, например, моюсь в душе. Думаю, что если бы я меньше думала о подобных вещах, то не опаздывала бы всюду.
Закончив все свои дела в ванной, без суеты отправилась на совмещенную с гостиной кухню. Стандартный завтрак, который у меня обычно состоял из омлета с беконом и сыром, мне вдруг захотелось разнообразить. Поэтому я просто покрошила в большую деревянную миску листья салата, рукколу, томаты, перец, порубила кубиками бекон и залила бальзамическим соусом. Получилось вкусно и свежо. Надолго вряд ли хватит, но это уж точно лучше, чем закинуть в себя с самого утра кучу еды, а потом ходить то ли сонной, то ли заторможенной. Характерный звук подсказал мне, что мой капучино уже готов. Знаете, почему в Африке так много убийств? Нет, совсем не из-за внутренних войн или гражданских революций. У них просто нет капучино. Я серьезно говорю: начинали бы они день с него, были бы гораздо добрее. А занимались бы после этого йогой или подобной чепухой, вообще бы стали пацифистами. Не подумайте, что я наивная дурочка, которая ни черта не смыслит в политике и не разделяет горе миллионов людей, что гибнут в этих войнах, просто не хочу быть лицемерной. Я прекрасно знаю, какая нищета и голод в этих странах и как там гибнут люди. Но мне все равно. Моя жизнь или ее восприятие никак не изменится, если я увижу, как на полумертвого ребенка, который умирает от жажды, садятся мухи. Максимум это может испортить аппетит. Поймите, ни один человек в мире не может сочувствовать всем и сразу. Не хватает даже запасов сочувствия для своих близких, что уж говорить обо всей планете. Поэтому, когда я слышу разговоры о том, как люди места себе не находили после очередного выпуска новостей, в котором показывали очередную трагедию, мне их хочется припереть к стенке и сказать: а чего же ты тогда сейчас сидишь в ресторане и ешь свой аргентинский стейк под трюфелями, запивая его недешевым «Мерло»? Что же не отправился на помощь этим людям или не перечислил им все свои деньги, а сидишь и закатываешь глазки, разглагольствуя о жестокости этого мира? Лучше быть отрешенным, чем лицемерным. Вот как я.
Уже когда я собиралась выходить, то вспомнила, что так и не избавилась вчера от вещей, которые были в крови. И машина вроде тоже была заляпана немного. Придется решить это по дороге на работу. Да уж, я, видимо, самый безответственный серийный убийца. Исключительно каким-то чудом меня еще не поймали. Хотя, может, это только от того, что я никогда не нервничала и не переживала, что меня могут схватить. Интересно, как быстро нашли вчерашнего парня? О том, что меня мог кто-то увидеть, я совсем не переживала. Ну, за отпечатки пальцев и камеры я нисколько не переживаю. В конце концов Мерфи уже давно позаботился об этом. Хоть какая-то польза от этого придурка. А убийства в таком районе совершаются каждый день, и ни один полицейский не поверит, что это сделала маленькая хрупкая девочка. Скорее всего, как обычно спишут на разборки между наркодилерами.
Без особой спешки, захватив с собой обед и еще один капучино в картонном стакане, я отправилась к своему привычному месту избавления от улик. Признаюсь честно, это одно из самых моих гениальных решений, что я приняла в своей жизни. Доступное, неприметное, с круглосуточным доступом и, если учесть мою профессию, никогда не создаст мне ненужного внимания.
Одни серийные убийцы использовали свиней, диких животных и даже крокодилов, чтобы избавиться от тел и улик. Знаменитый доктор из Чикаго делал из тел жертв скелеты и продавал их медицинским школам, кто-то просто засовывал их в мешки и топил в море. Но ничего из выше перечисленного мне не подходило. Это неэстетично и слишком противно. Зато у меня есть своя прекрасная и приватная теплица в огромной оранжерее, что находится в черте города, куда я сейчас и направляюсь.
Там в земле, в ящике для компоста и удобрениях, закопано уже достаточно для того, чтобы посадить меня на электрический стул или что там сейчас модно. Ну, это при условии, если бы это вовремя обнаружили. Но благодаря некоторым особо ядовитым химикатам, которые мне приходится использовать, чтобы растить мои самые красивые цветочки, все эти тела, одежда, орудия убийства уже давно растворились и стали историей.
Сегодня я могу смело отправиться туда среди дня, так как мне не нужно тащить ничей труп в пластиковом мешке. Всего лишь одежда с каплями крови на ней. И нужно почистить машину. Причем не только от крови. Не знаю, что за хроническая у меня безалаберность, но через пару дней после чистки машины она чудесным образом превращается в свалку. Какие-то бумажки, бутылки, упаковки, чеки за парковку, одежда, нижнее белье. Нижнее белье для меня особенная загадка, потому что в последний раз я занималась сексом в машине в колледже, причем даже машина была не моя.
Когда я сложила испачканные кровью вещи в мусорный мешок и подошла к входу в мою личную теплицу, то неожиданно столкнулась с местным смотрителем Ником. Ник – кареглазый юноша примерно моего возраста, с кудрявыми черными волосами и носом с горбинкой. Очевидно было, что я ему нравлюсь, иначе не могу объяснить, почему он всегда так нервничал, когда я оказывалась рядом.
– Привет, Ким! Как поживаешь?
– О, Ник! Спасибо, хорошо. Как сам?
– Тоже неплохо, вот хожу тут, смотрю.
– Уверена, что одно удовольствие тут находиться. Запах невозможно чистый, не то что в центре города.
– Да? А почему? – не уверена, что он даже расслышал, что я сказала. Он откровенно раздевал меня глазами, отчаянно этого стесняясь.
– Ну, цветы, растения. А в центре только выхлопные газы.
– А, ну да, точно. – За какую-то секунду он заметно покраснел. Как это мило.
– Я тут заехала на пару минут, а потом обратно к себе в лавку.
– Это хорошо. А что у тебя в пакете? Новые саженцы?
– Не совсем. Но хочу кое-что попробовать. А то мои орхидеи стали слишком быстро вянуть.
– Жалко. Зато твои розы бесподобны. Лучшие во всей оранжерее. Я такого алого цвета никогда еще не видел. Думаю, в этом году опять приз будет твой.
– Скажем так, у меня есть секрет. И, надеюсь, ты окажешься прав и я снова выиграю.
– Если хочешь, я могу помочь тебе, – какой застенчивый молодой человек все же этот Ник. – Ну, с орхидеями.
– Спасибо, но я сама. И не хочу тебя отвлекать.
– Да ничего. Ты, если что, обращайся.
– Если что, к тебе первому.
Попрощавшись с ним, я наконец открыла теплицу и закинула мешок с вещами в угол. Мальчик вроде и неплохой, но уж слишком застенчивый. Если с таким начинать отношения, свихнешься уже через неделю, потому что он побоится прикоснуться к тебе лишний раз, а будет лишь преданно смотреть в глаза и ожидать похвалы. А если расставаться с таким – жди беды. Если быть точнее, то постоянных звонков, криков под окнами квартиры, слез, истерик, угроз покончить жизнь самоубийством и так далее. Был однажды у меня такой. Только кроме вышеперечисленного оказался еще и невообразимо тупым. Вы только представьте, этот идиот прислал мне на работу в качестве романтического подарка цветы. Да, мне – цветы. Владелице цветочного магазина, вот так взять – и прислать цветы. И что самое обидное, купил он их у моих конкурентов, которые находятся в паре кварталов от меня. Так что от таких особей полумужского пола лучше держаться подальше.
– Ну как вы тут без меня, мои красавицы? Я скучала без вас, – обращаюсь я к своим восхитительно красивым цветам.
Хоть теплица и была совсем небольшой, но зато в ней было все то, что я так люблю, а также то, на чем я зарабатываю. Часть цветов, что были в моем магазине, я получала от оптового поставщика, но самые редкие и дорогие цветы выращивала сама. Кроме того, что это было мое маленькое убежище от суеты и отравленного воздуха города, это еще было моим местом, где мне так ловко удавалось избавляться от улик.
Ник не зря подметил, что мои розы самые красные и красивые во всей оранжерее. Многие мои коллеги, соседи по оранжерее, считали, что это из-за того, что у меня талант или сорт такой особенный, а может, я их даже подкрашиваю чем-то. Но на самом деле никто не мог и предположить, что в землю, где растут розы, я сливаю ярко-алую человеческую кровь. Порой мои убийства происходят так, что от тел остается очень много крови. Но не в канализацию же ее сливать. Как-то это неэстетично. А земле такое удобрение как нельзя лучше подходит. Конечно, приходится использовать дополнительные смеси, чтобы не завелись жуки и червяки, но это того стоит. Цветы растут быстрее, бутоны становятся крупнее, а цвет – само загляденье. Что примечательно, кровь животных не имеет такого эффекта. Это помогает, но никогда не сравнится с человеческой кровью.
С одеждой и орудиями убийства тоже никогда не было особых проблем. Я использовала раствор из нашатырного спирта с перекисью водорода, который отмывал все явные следы с моих ножей, секаторов, кусачек и прочего инвентаря. Одежду я также замачивала в специальном ведре, что стояло в просторном шкафу, в котором я хранила все то, чем пользовалась в теплице. Если одежда или другие вещи были уже неносибельны, я также удаляла с них видимые следы крови, насколько могла, кидала это в мусор между растений и утилизировала в контейнер при выезде с оранжереи. Бояться было нечего, потому что мусор вывозили каждый день. Но вывозили его не на свалку, а в специальное место, где его сразу же сжигали. Так что в нем никто не копался, и я была спокойна, что мои тайны так и останутся только моими.
Приготовив раствор в ведре, я бросила туда секатор, покрытый засохшей кровью, насвистывая приставучую мелодию из рекламы йогурта. Одежда уже отмокала в другом корыте, но она точно пойдет в мусор, просто потому, что она мне надоела. Я люблю таким образом избавляться от старой одежды и вещей. Кто-то просто выкидывает ее или дарит в специальные центры для бездомных, а я люблю осознавать, что этих вещей не существует на земле. Что они не занимают лишнее место ни в моем шкафу, ни вообще где-то на планете. А еще таким образом можно избавляться от нежелательных воспоминаний. Жаль, что с памятью нельзя так же сделать. Вытащить из нее ненужный пазл из прошлого и просто сжечь. Поэтому приходится бороться с бессонницей и раз за разом переживать неловкие или неприятные моменты своей жизни, копаться в воспоминаниях, предполагая, правильно ли ты поступил много лет назад или нужно было поступить иначе.
Когда секатор был отмыт, а с одежды полностью исчезли все следы крови, я решила навестить мой маленький участок славы. Только вначале лучше надеть респиратор и сменить перчатки. В дальнем углу, за кустами цветов, у меня спряталась небольшая прозрачная герметичная коробка. Это было как теплица в теплице. То, что находилось в ней, было моей радостью и причиной для гордости. И нет, это была не конопля или другие опиоиды. Это кое-что пострашнее.
– Привет, красотки, – говорю я – обращаясь к цветам, которые росли внутри мини-теплички. – Никого сегодня еще не убили?
Поглаживая стебли и листья цветов, я улыбаюсь и рассматриваю каждое растение самым внимательным образом. Тут я собрала самые смертельные цветы из всех, что существуют в мире. Кальмия широколистная, чемерица, цербера и, конечно, мой самый любимый – лабазник. Мои красивые убийцы. У них нет ни жалости, ни сочувствия, ни других чувств. Зато они невероятно красивы и их запах столь притягателен, что так и хочется его вдохнуть. Правда, этот вдох может стать самым последним.
Каждое из растений обладает своим изощренным способом убийства. Но исход у всех одинаковый – неминуемый летальный исход. Конечно, есть противоядия, но прежде чем вы успеете понять, что отравлены этими красотками, сердце ваше остановится, и вас уже ничто не спасет.
Когда я осматриваю своего любимчика, лабазника, то прихожу в восторг, так как вижу, что он уже совсем созрел. А это означает, что, как только мне представится случай, я его обязательно пущу в ход. Люблю я этот цветок за то, что при его попадании внутрь организма через небольшой промежуток времени человека начинает лихорадить, тошнить, мучают страшные боли, и в конце концов он умрет, но при этом токсины цветка играют злую шутку с мышцами лица. Токсин расслабляет мышцы, и человек, мучаясь от боли, улыбается как ненормальный. И с такой же широкой улыбкой и умирает. Представляете, вы мучаетесь в предсмертной агонии и при этом улыбаетесь, словно у вас день рождения. Как по мне, это безумно красиво.
Аккуратно срезав несколько растений, я сложила их в герметичный пластиковый пакет и убедилась, что надежно его закрыла. Не хватало еще самой этим отравиться. Затем проверила, правильно ли настроена система полива, хватает ли остальным растениям в теплице удобрений, сложила весь инвентарь в шкаф, а секатор кинула в сумку. Выйдя из теплицы и закрыв ее на ключ, свернула в трубочку юбку и топик, которые были еще влажными после стирки, и засунула их в мусорный бак для отходов между сорняками и прочим органическим мусором. Плохая я девочка, очень плохая. Мало того, что я маньячка, которая выпускает людям кровь, так еще и мусор неправильно сортирую. Коммунисткой только осталось стать, и тогда точно фулл хаус.
– Прости, прости. Я заезжала в теплицу, – произношу я, открыв дверь магазинчика.
– Ким, ну хоть предупредила бы. Я подумала, что ты заснула и решила меня тут навеки оставить, – произнесла Энн, оторвавшись от своего телефона.
– Прости, дорогая. Закрутилась. Зато могу тебя обрадовать, побудь еще часик и можешь идти домой.
– Серьезно? Ты справишься? Сегодня неплохой день, кстати.
– Я постараюсь. В крайнем случае, всегда могу взять и уйти домой. Маленькие радости работы на саму себя.
– Вот везет-то, – сказала Энн, прищелкнув языком.
– Ага, скажи это мне, когда наступает время платить налоги.
– Ну не везде же праздник должен быть. Кстати, о праздниках: у нас заявка на оформление открытия нового ресторана. Вроде приличный заказ.
– Что же ты молчишь? Это отличная новость! – на радостях я подпрыгнула и несколько раз хлопнула в ладоши.
– Вот говорю. Я отправила им бриф на заполнение. Скоро должны прислать. Но на словах сказали, что им бы хотелось что-то в небесно-пурпурном оттенке с долей морской волны Средиземного моря.
– Чего? – Я девушка, к тому же флорист, но даже у меня такие названия оттенков цвета вызывают взрыв мозга. – Это они в каком псевдомодном журнале прочли?
– Ким, кому сейчас эти журналы сдались, когда любая тупоголовая провинциалка может завести себе Инстаграм и, приложив минимальные усилия, стать модным блогером? Главный секрет успеха, необходимый, чтобы раскрутиться – почаще выкладывать себя обнаженной. Или полуголой. Потом можно прилагать к этому тупые и ничего не значащие цитаты, обрести миллион фанатов, и все готово. Теперь ты модный блогер. Причем абсолютно неважно, на какую тему. Сегодня ты можешь написать про внешнюю политику США, а завтра вот тебе, пожалуйста, модный цвет этого сезона – небесно-пурпурная морская волна в Средиземном море.
– Чертов Инстаграм, – сказала я и направилась в сторону подсобки.
– Хотя, если говорить начистоту, – произнесла Энн мне вдогонку, – у нас там у самих очень много фанатов. И пишут приятные вещи. Что мы делаем шедевры и все такое.
– Пусть лучше приходят и покупают, а не ставят сердечки, – ответила я ей, не оборачиваясь.
Зайдя в небольшую комнату с холодильными шкафами для цветов и со всякой нужной утварью, я аккуратно достала секатор и положила его на место. Ну вот, словно он тут все время и лежал. Пакетик с ядовитыми цветами решила пока оставить в сумке, чтобы Энн невзначай его не нашла.
А насчет множества фанатов моя помощница и подруга Энн не соврала. Так как в свой магазинчик «Черная роза» я вложила все – душу, силы, деньги, время. И теперь шаг за шагом все это понемногу вознаграждалось. Вообще-то по образованию я дизайнер. Но когда я закончила колледж и нужно было выбирать работу или хотя бы отрасль, я никак не могла определиться, что именно я хочу создавать. Поэтому решила взять на некоторое время тайм-аут и поехать путешествовать по Европе. И там в небольшом, но очень уютном магазине цветов в Амстердаме я поняла, что работать только лишь с бумагой, глиной, компьютером я не смогу. Это все было мертвым и бездушным. А цветы – они и есть самое что ни на есть живое. Ведь самые роскошные цветочные композиции вырастают из нескольких маленьких зернышек. Но вся энергия человека, который их выращивает и заботится о них, передается растению, которым потом любуются, восхищаются и хранят, пока оно не завянет.
Мне так понравился тот цветочный бутик вблизи цветочного рынка, что захотелось увезти его с собой. Это я в какой-то степени и сделала. Просто позаимствовала его дизайн, но внесла некоторые изменения лично от себя. Сейчас мой магазин представляет собой вытянутое помещение в темно-коричневых тонах, с грубым серым кирпичом на стенах, черным паркетом на полу и с причудливыми светильниками, хаотично развешанными по потолку. Ближе к двери стоит массивный стол ресепшна. Он немного походит на старинную барную стойку. Столы, на которых вдоль стен расставлены цветы, я собирала по всевозможным барахолкам и реставрировала их собственными руками. И, как показала практика, чем меньше я старалась придать им европейский вид с нотками Прованса, тем лучше получалось. Однажды меня даже умоляли продать один из этих рустикальных столиков за неплохие деньги. Но я отказала, придумав кучу баек о том, что моя бабушка привезла его в Америку из оккупированной Франции. Кроме столов, было много предметов интерьера, которые придавали дух и атмосферу этому помещению. Например, небрежно раскиданные деревянные кадки с соломой внутри были чуть ли не лидерами среди тех вещей, с которыми фотографируются покупатели. Но моей персональной любимицей была большая старая деревянная бочка, что стояла у одной из стен и служила столом для тех клиентов, которые захотели бы выпить вина и обсудить заказ. Эта услуга была абсолютно для всех, кто мне нравился. Вообще, в своем магазине я никогда не делала разделения на богатых и бедных клиентов. Порой люди просто заходили, чтобы полюбоваться на красоту и подышать ароматом цветов.
Через пару часов я отпустила Энн домой и осталась в магазине совсем одна. В благодарность за то, что я отпустила ее пораньше, Энн оставила мне свой салат с индейкой, который я съела сразу же, как только она ушла. После обеда я проверила почту и обнаружила три онлайн-заказа на сегодня. Два букета и одна морская инсталляция в вазе. Как раз будет чем себя занять. Но стоит сменить музыку, доносящуюся из колонок, которые прикреплены по периметру потолка. Пожалуй, это будет Эдит Пиаф в лаунджевой обработке. Идеально подходит для моего настроения сегодня.
Когда я возвращалась из подсобного помещения с украшениями для букетов и инсталляций, неожиданно раздался телефонный звонок.
– Алло, – сказала я, прижимая телефон к уху.
– Привет, подруга. Как там сады Эдема? – раздался голос моей лучшей подруги Тары.
– Тара, какой Эдем? Это же ядовитый плющ! – смеюсь я в трубку.
– Как скажешь.
– У тебя как?
– Ким, ты знаешь, что такое сумасшедший дом?
– Ну, я догадываюсь, – сейчас от нее будет очередная смертоносная метафора.
– Тогда представь, что этот сумасшедший дом находится где-то в Китае, где говорят на непонятном тебе языке, а постояльцы этого дурдома даже не люди, а какие-то ядовитые создания.
– Мне уже стоит позвонить Линчу? Или ты сама отправишь ему сценарий?
– У меня этот сценарий каждый день.
– Встреча с невестой и ее мамой?
– Сегодня хуже. Невеста, ее сестра, ее мама и мама жениха. Встреча идет четвертый час, и у меня уже не один глаз дергается, а оба, несинхронно. Так что, думаю, даже никто не заметит.
– Тебе нужна детоксикация от этого серпентария. Как насчет сегодня вечером? В нашем месте?
– Боже, была бы ты мужиком, цены бы тебе не было, – произнесла Тара, жалобно постанывая.
– Я подумаю над твоим предложением. В нем есть свой определенный здравый смысл.
– Обожаю тебя, Ким, – прыснула она со смеху. – Позвонишь Тайлеру и Диане? А то, боюсь, закручусь и забуду.
– Конечно. Давай в девять там?
– Отлично. До встречи, – бросила она напоследок и отключилась.
Моя ненормальная Тара. Человек, который делает твое настроение. Причем необязательно хорошим. Но ее невероятная энергетика проникает в тебя, не оставляя ни единого шанса на сопротивление. Это одна из причин, почему она такой успешный организатор праздников. В основном она занимается свадьбами, на одной из которых мы и познакомились. Я тогда только начинала работать флористом, и одна из наших общих знакомых дала ей мой номер. Тара сделала мне заказ, а после торжества позвала отметить и поболтать. Возможно, все дело было в текиле, а может, и правда мы на одном эмоциональном уровне, но так уж вышло, что уже несколько лет мы не разлей вода.
Еще Таре редко везет с мужчинами. Дело не только в ее напоре и порой излишней эмоциональности. Дело еще в том, что Тара под два метра ростом. Она совсем не толстая, но и не анорексичка. Она похожа на итальянскую атлетку с пышными, длинными каштановыми волосами, высоким лбом и телом как скрипка. Не девушка, а мечта художника. Но многие мужчины, даже самые храбрые, теряются рядом с ней. Все их внедорожники и лимузины сужаются до малолитражки при общении. И это я не только о машинах, если вы меня понимаете. Но при всей ее мощи, физической и духовной, у Тары очень нежный и высокий голос, как у двенадцатилетней девочки. Только у такой психопатки, как я, может быть такая противоречивая подруга.
Наша сегодняшняя встреча – это даже не просто поход в бар с целью потрепаться. Это скорее соревнование между нами, у кого больше с последней встречи произошло из ряда вон выходящих историй и событий. Потом мы вчетвером их обсуждаем, анализируем и приходим к выводу, что этот мир сошел с ума.
Иногда мы ходим на концерты нашего друга Тайлера. Виртуозным гитаристом он не стал, зато у него был отличный нюх на новые таланты. Он обладал действительно хорошим чутьем и мог помочь обыкновенному уличному музыканту пробиться в мире шоу-бизнеса. Тайлер не делал их звездами, он был кем-то вроде проводника между тем временем, когда музыканты доедали последний сэндвич и больше не могли себе позволить оплачивать квартиру, и до того момента, когда он передавал их в руки звездных продюсеров. Тайлер устраивал им концерты в небольших, но хороших клубах, джаз-кафе и даже в Миллениум-парке, в который я особенно любила ходить. Там всегда стояла дружелюбная атмосфера и были отличные шоу с невероятным видом на город. Но чего не делал Тайлер, так это не лез сам на вершину продюсерского мира. Как он объяснял, он не хотел становиться таким же животным, как они все. К тому же он подчеркивал, что тогда некому будет подбирать с улиц этих бедных, но чертовски талантливых ребят. Возможно, он и говорил правду, но в его взгляде при этом разговоре чувствовался страх. Страх, что он просто не справится с новым уровнем. А в его зоне комфорта, в которой он уже находился много лет, ему тепло и уютно. К всеобщему удивлению наших знакомых, Тайлер был абсолютно гетеросексуален. Но люди не могли понять, чего это такой красавчик делает с тремя девушками, как мы, и ни с кем из них не спит. Мы и сами удивлялись поначалу, но он нам довольно ясно растолковал, что ему неинтересна мужская компания, потому что он не может часами говорить о пиве, плюсах и минусах силиконовой груди, шансах «Уайт сокс»[1] в этом сезоне и объеме двигателя у очередного увеличителя члена на колесах. Но в то же время правда была и в том, что никто из нас с ним не спал. Как однажды нахально заявил Тайлер, что если переспит хоть с одной из нас, то остальные две помрут от зависти, и ему придется спать со всеми тремя, а столько времени у него нет. Ну разве он не душка?
Четвертой в нашей неуравновешенной компании была Диана. Эта курносая блондиночка с ангельским личиком была, скорее всего, самым нетворческим человеком из нашего квартета. Мультиязычный переводчик с самым невероятным чувством такта и выдержки. Нет, правда, я никогда такого не видела. Она очень веселый и приятный человек, но когда ее что-то раздражает или злит, она может посмотреть на тебя настолько ледяным взглядом, что не на шутку станет страшно, но никогда не повысит голоса и ни в коем случае не нагрубит. Может, это воспитание, а может, в этот момент она представляет, как давит джипом своих обидчиков. Я, кстати, никогда не задумывалась, но вдруг она тоже убивает людей? Надо бы приглядеться к ней получше. Но то, что ее профессия не слишком творческая, не мешает ей быть с нами на одной волне. У нее, как и у Тайлера, четко выраженный синдром мягкого старого пледа. Это когда вроде и нужно что-то поменять в жизни, так как жутко надоело, но совершенно нет желания из-за старой привычки находиться в зоне комфорта. В основном она переводит скучные научные статьи или учебники. Хотя ей не раз предлагали, и мы ей советовали стать переводчицей книг. Но она наотрез отказывалась, мотивируя тем, что для этого надо быть писателем или, по крайней мере, хотеть этого. Но право выбора есть у каждого, так что сам решай, кем тебе быть. Мы ее принимаем такой, какая она есть. Она нас тоже.
Вот с такими тараканами, странностями и причудами существует наша компания. Мы никогда не навязываем друг другу свою точку зрения, если этого не просят. Ведь это уже будут не друзья, а люди, которые готовы изменить жизнь чью угодно, кроме своей. Такие люди были вокруг меня раньше, но они быстро меня доставали своей нелепой опекой, и я просто вычеркивала их из своей жизни.
В настоящий момент ни у кого из нас не было серьезных отношений, только мимолетные интрижки, поэтому личного времени было достаточно и мы собирались вместе очень часто. В основном это происходило в баре на северной Стэйт-стрит[2]. Это уютное местечко находилось в восьмиэтажном здании на самой крыше. Летом там было очень уютно сидеть на низких кожаных диванах в окружении необычных светильников, свисающего плюща, не напрягающих людей за соседними столиками. Ну и музыка, которая была достаточно громкой, чтобы заглушить уличный шум, все же давала слышать собеседника. Когда наступали холода и поднимался ветер, площадку на крыше застекляли, и там становилось так же тепло, как и летом.
Когда нам надоедали бары, а никаких интересных концертов не было, мы часто собирались у Тары. Она была самая обеспеченная из нас и жила в роскошном пентхаусе с видом на озеро Мичиган. Это место как нельзя лучше подходило, когда нам было слишком лень приводить себя в порядок после тяжелого дня, и там мы могли творить что угодно без оценивающих взглядов посторонних людей.
За два часа я справилась с онлайн-заказом и успела вовремя к тому моменту, когда клиенты пришли получать свои букеты. Мне было несказанно приятно, что композиции пришлись им по вкусу и они обещали прийти еще. Все же, не считая наличных, комплименты и довольные улыбки клиентов в твой адрес – это самое приятное, что может быть. Конечно, не все они такие, хамов везде хватает, но в основном люди, которые решают подарить цветы, более тонкие и чувственные натуры. Вообще, по тому, какие человек делает подарки, о нем можно многое сказать. Я имею в виду не определить размер его кошелька, а то, насколько у него развито чувство стиля, насколько важен или же, наоборот, безразличен ему человек. А главное, является ли для него этот подарок безвозмездным или же он дарит его с какой-то определенной целью.
Например, нет ничего проще, чем определить, выбирает ли мужчина цветы для первого свидания, когда он уже в длительных отношениях или жене. Для первого свидания букет собирается самым тщательным образом: каждый цветок, веточка, листик, и не дай бог, если стебли будут разных размеров. Цена вопроса практически никогда не имеет значения. Когда мужчина заходит ко мне в магазинчик и оглядывает столы с цветами, а затем выбирает самые необычные и странные композиции, сразу понятно, что состоит в длительных отношениях. Он до сих пор так и не запомнил ее любимых цветов и пытается удивить ее таким странным выбором. Но когда, только лишь успев поздороваться, мужчина с порога называет то, что ему нужно – от названий цветов до того, как это будет упаковано, нет никаких сомнений в том, что цветы будут подарены жене. Не потому, что ему все равно и он годами уже запрограммирован на одно и то же, а скорее потому, что он знает, чего хочет его женщина.
Уже под вечер, когда я планировала закрываться, дверь магазина открылась, и в нее вошла женщина за сорок, всем видом показывающая, что ей если и не принадлежит половина города, то она к этому уж точно стремится. Она была одета в строгий, элегантный синий костюм, в руках была сумка от Hermès, на голове – шляпка в стиле Chanel. Но больше всего мое внимание привлек шарфик, который был показательно небрежно намотан вокруг шеи. Я даже понять не могла, что это за материал… вроде как шелк, но явно необычный, невероятно белого цвета, с красивым кружевным узором на кончиках.
– Добрый вечер! – поприветствовала я ее.
– Да, добрый, – сказала она и снисходительным взглядом осмотрела помещение.
– Я могу что-нибудь вам подсказать?
– Как вас зовут?
– Меня зовут Ким, и я владелица этого…
– Послушайте, Ким, – она перебила меня, – мои друзья посоветовали ваш, хм, цветочный бутик. Мне требуется украсить дом в эти выходные. У меня состоится прием, где будут очень важные и влиятельные люди. Скажите, вы сможете справиться с таким заказом?
– Прежде всего мне нужно знать, что именно вам нужно. – Терпеть не могу, когда перебивают. – А с нашими работами можете ознакомиться в этих альбомах или на нашем сайте.
– Было бы замечательно, – сказала она, когда я пододвинула альбомы с портфолио к ней поближе.
Пока она с чрезмерным вниманием рассматривала фотографии моих работ, я никак не могла отвести взгляда от шарфика, слишком он шикарен. Но еще я думаю, зачем обязательно быть такой стервой, причем намеренно, а не подсознательно, если ты общаешься с человеком, чей достаток гораздо ниже твоего? Что за необходимость доминировать и унижать? Ее что, били в детстве? Или она таким образом пытается избавиться от каких-то комплексов?
– Я, конечно, ожидала чего-то более интересного, но у меня нет времени, так что сойдет, – произнесла она, наконец оторвавшись от фотографий.
– Вы так и не сказали, что именно нужно.
– Обычно флористику мне делает дизайн-студия из Парижа, – не унималась она, раскрывая свое необъятное эго передо мной. – Но прием получился неожиданный, так что сроки сжатые.
– Париж – это прекрасно, но я по-прежнему понятия не имею, чего вы хотите. – Послать бы ее да выпроводить за дверь. Этого права нет у Энн, зато есть у меня. А еще у меня есть счета за аренду, закупки, квартиру, выпивку в баре, в конце концов. Так что потерять такого хорошего потенциального клиента я не могла.
– Ладно. В общем, я хочу розы, я хочу лилии. Сделайте, чтобы смотрелось дорого. Высокие композиции. Высокие.
– И все это нужно вам в…
– В субботу, ровно в семь вечера все должно стоять на своих местах, а ваших людей уже не должно быть. За два часа до вашего прибытия я должна получить фотографии заготовок на почту. Если меня что-то не устроит, вы обязаны будете переделать композиции.
– Суббота, которая послезавтра? – спрашиваю я.
– Дорогая, ну не на Рождество же.
– Хорошо. Но должна вас предупредить, что за такую срочность будет двойная оплата.
– А я разве спрашивала о деньгах? – она говорит таким тоном, словно это я ей должна заплатить.
– Нет. Просто мой долг предупредить.
– Хорошо. Я услышала. Вы сможете сейчас определить сумму оплаты?
– Мне нужно время, но, в общем, смогу.
– Тогда поторопитесь, – произнесла она ледяным голосом.
Искоса взглянув на канцелярский нож, что находился возле моей правой руки, невероятной силой воли я выбрасываю из головы мысль полоснуть ее им по горлу и начинаю рассчитывать смету. Как я уже говорила ранее, в моем магазине нет разделения на бедных и богатых. Я рада всем и ни разу в жизни не отдавала кому-то из них предпочтения. Но вот такие люди, как эта женщина, вызывают у меня только лишь гнев. Не сочувствие, не злость, не зависть, не презрение, в конце концов, а именно гнев. Никто не дал им права так разговаривать и вести себя подобным образом. Может, их личный банкир в комнате для особо важных персон и отдает таким предпочтение, но Бог и даже сама конституция говорят, что все люди равны. А вот подобные ей персонажи всегда хотят превознести себя над другими. Я бы даже поняла, если бы она была гениальным ученым, президентом какой-нибудь страны, борцом за справедливость, рок-звездой, в конце концов. У таких людей и правда нет времени на расшаркивания со средним классом, если за их плечами нет сотни камер, следящих за каждым словом. Но передо мной была очередная королева бала двадцатилетней давности со Среднего Запада, которой посчастливилось стать женой такого же банального короля не «оптовой торговли выпивкой». Ему она, правда, надоела уже через год после замужества, да вот беда – тогда брачные контракты были не в моде. И сейчас ему выгодней ее убить и отсидеть срок в «Марион»[3], чем развестись.
– Вот приблизительная смета на ваше мероприятие. – Я вырвала лист из моего блокнота с расчетами и протянула ей. На всякий случай я умножила все мои расходы на два – может, с нее сейчас сойдет вся спесь, когда она увидит сумму.
– Итак, выходит три тысячи двести долларов, – сказала она, смотря на листок.
– Верно. Возможны небольшие погрешности, но не критичные. Я ведь еще не знаю вашего адреса.
– Дорогая… как там тебя?
– Ким, – ответила я ей, смотря прямо в глаза.
– Послушай и пойми меня правильно, – уголки ее губ подрагивали, словно она пытается удержать улыбку. – Если ты можешь гарантировать мне, что выполнишь свою работу безупречно и, главное, в срок, забыв о своих заказах, я удвою эту сумму и прямо сейчас выпишу тебе чек.
– Но смета, что тут написана, идет по моему прайс-листу.
– Как скажешь. Но мне не нужно как для всех. Нужно именно для меня. Так ты можешь мне гарантировать?
– Миссис…
– Мисс, – поправила она меня.
– Прошу прощения, – кто бы сомневался. Он все же нашел лазейку, чтобы развестись с тобой. Или, может, он просто умер. – Я могу вам гарантировать первоклассное качество, которое мы предоставляем, и уверяю вас, что все будет сделано в срок.
– Прекрасно. Большего мне и не нужно. Но чтобы вы знали, что приоритетно сейчас, – она снова снисходительно обвела помещение взглядом, – я выпишу вам чек на шесть тысяч долларов. Уверена, этого будет более чем достаточно.
– Этого хватит вполне, – ответила я, а сама смотрю в окно и вижу припаркованный лимузин, который, очевидно, ждет ее, и хороню мысль о том, чтобы отрубить ей голову тем самым мачете, что лежит в подсобном помещении.
Пока она выписывала чек и спрашивала мое полное имя, я не переставала гипнотизировать ее шарф и гадать, кто же автор сего творения. После того как я вернулась из своего европейского путешествия, не было ни дня, чтобы я не мечтала о поездках по всему земному шару. Жестокая реальность такова: если ты начинаешь свое дело практически на последние деньги, то твоей второй половинкой становится работа. Но каждый божий день в своих мечтах я бродила по узким улочкам Голландии, Франции, Италии, Испании, Португалии и других стран, выбирая себе милые дизайнерские вещички, которые торговцы продавали в таких же уютных магазинчиках, как и мой. В них всегда пахло благовониями, и в большинстве из них я никогда не обнаруживала надпись на внутренней стороне вещей «Made in China». Это означало, что вещи сделаны вручную, а их низкая цена рождалась не из-за низкого качества, а из-за отсутствия средств на рекламу и раскрутку. Зато эти вещи были в единственном экземпляре, а для женщины обладать чем-то в единственном числе – все равно что обладать Граалем. Причем неважно, что это: одежда, украшение или мужчина.
– Скажите, – я обратилась к своей посетительнице, когда она вручила мне чек вместе с адресом, куда нужно будет доставить цветы, – а откуда у вас такой красивый шарфик?
– В смысле? – она вскинула бровь.
– Мне он очень понравился. Очень элегантный и красивый.
– Конечно же, он тебе понравился, – она неожиданно перешла на «ты», – но такого второго в мире нет. Авторский заказ у очень дорогого лондонского дизайнера.
– А можно потрогать? Для меня просто загадка, что это за материал. Не переживайте, руки у меня чистые.
– Нет. Нельзя, – отрезала она. – Твои руки для него недостаточно чистые, и я не вижу смысла, чтобы давать его трогать. Сама понимаешь, это лишь раздразнит твой аппетит, а позволить такую вещь ты себе никогда не сможешь. Она слишком дорогая.
– Могу хотя бы поинтересоваться, сколько она стоит? – я еле сдерживалась, чтобы не оторвать ее голову голыми руками, и изо всех сил вцепилась в край столешницы.
– Я повторяю, она очень дорогая, – и, как контрольный выстрел, она лишь слегка ухмыльнулась, убирала в сумку чековую книжку и направилась к выходу.
– Что ж, тогда до субботы, – сказала я ей уже в спину, не получив никакого ответа напоследок.
А ты меня разозлила, так грубить незнакомым людям нехорошо. Мало ли чем они занимаются в свободное время? Кто-то йогой, кто-то в тренажерном зале, уроками вокала или кулинарии, а кто-то просто серийный убийца. Нельзя быть таким недальновидным, это может сыграть потом с тобой злую шутку. На чеке было написано: «Дебра Стэнтон». Что ж, мисс Стэнон, мы с вами обязательно встретимся. И будьте уверены, я научу вас хорошим манерам.
Где там мой мобильник? Вот он. Мои пальцы быстро заскакали по буквам:
«Дебра Стэнтон. Ты не поверишь, что за сука!»
– А где Тара? – спрашивает меня Тайлер, держа в руке ром с колой, усаживаясь поудобнее на диван напротив меня.
– Не знаю, уже должна была прийти. Это она, кстати, предложила сегодня встретиться.
– Бьюсь об заклад, где-нибудь сейчас суетится или орет на водителя такси, – говорит Диана, не отрывая взгляда от телефона.
– Не сомневаюсь даже. – Я отпиваю свой джин с кампари.
– Не понимаю, как ты можешь это пить, – говорит Тайлер, взглядом указывая на мой бокал.
– Ничего ты не понимаешь. Это очень вкусно. И цвет, посмотри какой цвет.
– Он красный, как маникюр у шлюхи, – подкалывает меня Тайлер.
– Фу! Лучше уж как кровь, – ловлю себя на мысли, что мне было бы интересно попробовать, какая кровь на вкус у других людей.
– О’кей. Этот коктейль красный, как кровь шлюхи с красным лаком.
– По-моему, ты только что дал название ремиксу Криса де Бурга «Женщина в красном», – говорит Диана, убирая, наконец, свой телефон в сумочку.
– Если бы он сочинил эту песню в наши дни, в этот две тысячи четырнадцатый год, уверен, она так и называлась бы, – он взглядом проводит по публике бара. – Сами посмотрите, вы многих хотя бы тут можете назвать «леди»? Я не имею в виду аристократию или искусственную интеллигенцию. А хотя бы о поведении, манерах, умении вести себя.
– И эту тему затрагивает человек, который дольше выбирает в магазине очередной блейзер, чем раскручивает незнакомую девушку на секс, – усмехается Диана, поправляя свои очки от Persol «typewriter edition» в черной оправе.
– Как раз это и подтверждает мои слова. Ну, сама посуди, разговор с интересным человеком, с девушкой в моем случае, может завести тебя гораздо сильнее, чем самый умопомрачительный минет. Интрига, намеки, неприступность заставляют мужчину, у которого есть больше чем одна извилина, изнывать от желания. А когда тебе хватает пятнадцати минут, чтобы увезти абсолютно любую девушку к себе домой, с утра бывает просто жалко потраченного времени на эти кувырки в постели.
– Но в любом случае, лучше потратить так время, чем быть в одиночестве всю ночь, – вставляю я свою фразу, с которой даже сама не совсем согласна.
– Бывает так. Но у меня правило, которое вызывало немало истерик и хлопаний дверей. Я никогда не остаюсь у девушки спать и не позволяю им спать у меня. По мне это слишком личное, спать с кем-то в обнимку. И я не могу делать это с незнакомыми девушками. Это как дать ей попользоваться своей зубной щеткой.
– Поправь меня, если я тебя неправильно поняла, – говорит Диана, – то есть трахаться с ней всю ночь и обмениваться всеми видами ДНК и прочее, о чем нам лучше не знать, – это можно. А просто лежать обнявшись и проспать до утра для тебя неприемлемо и противоречит твоей утонченной натуре?
– Немного претенциозно, – Тайлер качает головой, – но в целом именно так.
– Ты больной, мой друг, ты больной, – резюмирует Диана.
– Ой, кто бы говорил, – возмущается Тайлер, поправляя свои кожаные браслеты на руке, – напомни-ка нам, из-за чего ты порвала с последним парнем?
– Ты опять? Вот покоя тебе это не дает, – закатывает глаза Диана.
– Хорошо, я напомню. Ты порвала с тем красавчиком только потому, что он делал опечатки в эсэмэсках. В чертовых эсэмэсках, которые сейчас состоят из одних лишь смайликов и слов типа «лол».
– Это были не опечатки! – видно, что ее задели за живое. – Это были орфографические ошибки в простейших словах. Я ничего не могу с этим поделать. Это то же самое, если бы ты встречался с девушкой, которая пела бы голосом, как у чау-чау. Или если бы у Ким был парень, который называл цветы сорняками или вениками.
– Диана права, – говорю я, – невозможно быть с таким человеком. Если уж не разделяешь интересы, хотя бы проявляй уважение.
– Но работа – это не то, что ты есть. Это только лишь часть тебя, – говорит Тайлер.
– Серьезно? – спрашиваю я. – То есть, когда мы гуляем по улице и ты замечаешь какой-нибудь уличный бэнд, мы, конечно же, не стоим по полчаса, сначала слушая их, а потом еще ждем полчаса, пока ты поговоришь с ними и предложишь прослушивание. И, естественно, мой дорогой Тайлер, ты постоянно не стучишь в такт музыке по всему, что издает звук.
– Хорошо, Тайсон, этот раунд за тобой. Но все равно парень был неплохой.
– Может, тебе дать его номерок, Тайлер? Я вижу, он тебе приглянулся, – подмигивает ему Диана.
– Ну вот, опять твои гейские шуточки. Подожди еще пару лет, и за них будут сажать в тюрьму.
– Плевать, – говорит Диана, – это свободная страна. Их не устраивают притеснения, меня не устраивают их парады и постоянное изображение из себя жертв.
– Не знаю, о каких притеснениях ты говоришь, Диана, но если ты гетеросексуален, у тебя нет шансов устроиться в сферу моды, стиля, искусства и, Тайлер не даст соврать, в шоу-бизнес.
– Ким права, – кивает Тайлер, – даже если ты стопроцентный натурал и вдруг становишься популярным, однажды в твою дверь постучит твой пиарщик или пресс-секретарь и скажет, что для того, чтобы пластинки лучше продавались, тебе нужно взять в рот. Причем необязательно на самом деле это делать, но засветиться в гей-клубах и признаться, что ты готов ко всем формам любви, придется.
– Я в жизни тебе не поверю, что все эти разоблачившие себя звезды на самом деле натуралы и сделали это только для пиара, – возмущенно фыркает Диана.
– Ну нет, это из ряда фантастики было бы, – говорит Тайлер. – Просто уточняю, что не все они искренне говорят о своей ориентации.
– Искренность вообще сейчас не в моде. Как и любовь, – произношу я, смотря куда-то вдаль сквозь толпу.
– К чему ты это? – спрашивает Тайлер, но вопрос так и остается без ответа, так как к столику буквально подбегает Тара со слегка всклокоченными волосами и горящими глазами.
– О боги! Я добралась. Чертовы пробки и таксисты, почти не говорящие по-английски, когда-нибудь сведут меня с ума.
– Привет, – Тайлер здоровается с ней.
– Да, всем привет. – Она ловит официантку и выпаливает ей скороговоркой: – Повторите им всем, что они пьют, а мне водку с мартини и еще четыре егермейстера.
– Тара, сладкая, может, мы не будем егермейстер? – жалобно спрашивает Диана.
– А кто сказал, что это вам? – она смотрит на Диану, словно та сказала какую-то глупость. – Я физически не смогу сегодня заснуть и хоть немного сейчас успокоиться, если не напьюсь.
– Тогда все хорошо, – улыбается Диана.
– Так, мне срочно нужен туалет. И покурить.
– Не в этом городе, дорогая. – Я намекаю ей, что девяностые уже давно в прошлом, когда можно было курить где угодно.
– Что ж, видимо, придется совместить. Пусть выпишут штраф, если захотят, – говорит она и уходит в сторону туалета.
– Интересно, – произносит Тайлер, – а если, к примеру, она умрет и захочет, чтобы ее кремировали, можно мне будет взять немного ее праха?
– Зачем? – спрашиваю я.
– Мне кажется, что, если его вдохнуть, это будет самый сильный стимулятор в мире. Возможно, даже появится суперсила.
– Тайлер, зайка, прости, но ты на всю голову больной, – резюмирует Диана.
– А что? Ну представь, ты можешь стать супер-Тарой. Энергией твоего тела можно питать весь Чикаго.
– Диана, расслабься, – успокаиваю ее я, – он же у нас любит повторять подвиги рок-звезд. Вот теперь, видимо, захотел подражать Кейту Ричардсу. Тот однажды признался, что вынюхал прах своего отца.
– Зачем? – спрашивает Диана.
– Ты считаешь, у звезд такой величины вообще существует такое слово, как «зачем»? Им уже давно похрен все вокруг.
– Ким права, в основном всю эту чуму они творят просто от скуки. Им даже в качестве рекламы это уже не особо нужно. У них все есть, и они легенды.
– Ты бы хотел стать легендой? – спрашиваю я Тайлера.
– Не то чтобы легендой… но хотелось бы остаться в истории. Чтобы то, чем ты занимался, пока ходил и топтал землю, не предали забвению, как очередную певицу-однодневку. Но именно легендой, наверное, нет. Для этого одного таланта мало. Нужно быть съехавшим на всю голову, чтобы изо дня в день работать на износ и вытворять разные безумные вещи. А еще нужно хоть немного любить людей, но у меня с этим, как вы знаете, определенные трудности.
– Серьезно? А как же все твои наработанные связи? Телефон, который не замолкает?
– Это всего лишь работа. И я воспринимаю ее как необходимость, – он допивает ром с колой и ставит пустой стакан на столик. – Но ни за что бы не хотел пересекаться с этими людьми в нерабочее время. Вы трое – мое единственное исключение. И только потому, что я вас считаю еще более ненормальными, чем сам.
– Прекрати, Тайлер, – говорит Диана, – ты просто без ума от нас, и тебе льстит, что все думают, что у нас любовный… эээ… квадрат.
– Из-за вас как раз меня часто отшивают девушки. У них слишком много вопросов о природе наших отношений.
– Да, я получила эту дозу! – восклицает Тара, вернувшись из туалета. От нее так пахнет сигаретами, что, думаю, она курила сразу две.
– Успела кого-нибудь изнасиловать? – спрашиваю я.
– Да. Свои легкие. Но им понравилось, и скоро они обязательно попросят повторить.
– Кстати, – говорит Диана, когда официантка приносит наши напитки и ставит их на стол.
– А вечер-то начинает мне нравиться все больше, – произносит Тара и одним глотком выпивает стопку с егермейстером.
– Если не притормозишь, то он для тебя быстро закончится, – говорю я.
– Не выйдет, – без долгой паузы вторая рюмка настойки отправляется в рот Тары. – Я сегодня попробовала шестнадцать видов торта. Во мне столько жира, что хоть сейчас на липосакцию иди. Причем без наркоза, так мне, свинье, и надо.
– А тебе-то зачем пробовать? – удивляется Тайлер. – Не ты же выбираешь?
– Тайлер, милый мой мальчик, когда клиент говорит тебе, вы должны это попробовать, тебе придется это попробовать, даже если там крысиный яд или у тебя диабет.
– Ужас! – восклицает он.
– Она права, у меня тоже сегодня был подобный субъект, – я вспоминаю мою сегодняшнюю клиентку. – Из десяти минут, что она находилась в моей студии, девять она поливала меня грязью. И ничего ты с этим не поделаешь, если хочешь хорошо зарабатывать.
– Именно так! – соглашается Тара и делает перерыв в егермейстере, переключаясь на коктейль. – Правда, мне сегодня немного повезло, клиенты не хамили, но мозг изгрызли сильно. На втором часе обсуждения шрифта, которым будут написаны приглашения, мне захотелось облить свой офис бензином и поджечь его вместе с ними и с их гадскими приглашениями.
– Ты знаешь что… ты пей, пожалуйста, не прекращай, – говорю я ей, а сама думаю, что не только у меня садистские наклонности. Хотя, в отличие от Тары, эти свои фантазии я обычно воплощаю в реальность.
– Стараюсь.
– Тара, слушай, а когда у тебя последний раз был секс? – спрашивает Тайлер таким тоном, словно проводит соцопрос.
– Хм, дай подумать. – Она прикладывает указательный палец к губам. – Точно не помню, но Иисуса вроде уже прибили к кресту. Хотя, может, что-то путаю, но примерно в это время.
– Нет, серьезно. Неужели даже никаких интрижек?
– Тайлер, ты забываешь о разнице в роде наших занятий. Вокруг тебя постоянно полуголые пьяные фанатки и групи, готовые на все, что угодно, даже если в некоторых странах за это могут закидать камнями. А кто вокруг меня? Шизанутые невесты, стилисты-геи, даже подрядчики, – она кивает в мою сторону, – и те женщины. А на свидания времени совсем нет.
– Ну-у, так нельзя, – говорит Тайлер. – Кроме всего приятного, это самый лучший антидепрессант. Ну, может, только месячный отпуск на Бали лучше. И то это подразумевает, что там будет секс без остановок.
– Ок. Две недели назад я нашла свободное окно, и попался вроде неплохой персонаж. Успешный финансист, великолепно выглядит в костюме, приятно пахнет, хорошо сложен. В общем, удачный вариант как раз для снятия стресса. Но пока мы ужинали и я наивно полагала, что наконец инициатива будет в чьих-то других руках, а не в моих, он все время смотрел на меня как испуганный сурикат. Вы знаете, как выглядят испуганные сурикаты? – Тара делает очень жалобное лицо, выпучивает глаза и подкладывает ладони под подбородок. Зрелище смешное, но жалкое, если представить в такой роли мужчину на свидании. – Весь вечер он просидел так, будто я его сейчас поведу домой, прикую к стене и буду драть до рассвета плеткой с шипами и двухметровым дилдо. Как понимаешь, желание после такого куда-то быстро улетучилось, и я поехала домой. Думаю, он даже рад был этому.
– Эй, сладкая, – я глажу ее по колену, – это не из-за тебя. Просто мужчины стали какие-то трусливые в последнее время. Боятся собственной тени, боятся либо того, что они бедные и умрут с голоду, либо того, что богатые и их посадят в тюрьму или убьют за деньги. Они даже уже не боятся импотенции, но они в ужасе, если на их профайл-фото в Фейсбуке будет мало лайков.
– И что предлагаешь? Уйти в лесбиянки? Дать объявление, что ищу самца образца девяностых? Когда все было можно и жутко опасно?
– Я предлагаю тебе не впадать в истерику, – говорю я, – а расслабиться и наслаждаться компанией друзей. И еще не трать время на неудачников. Ничего, кроме сожалений о потраченном времени, не получишь. Поверь мне, получишь ты своего бесстрашного.
– Да уж. Надеюсь, у меня еще к тому времени останется рассудок и я не буду мочиться под себя.
– Ты отвратительна, – говорит Диана, закрывая уши.
– Ей сегодня можно, – оправдываю я Тару.
– Единственный мужик, который был то, что нужно, – это…
– Даже не начинай опять, – перебиваю я Тару, зная, что она сейчас скажет.
– Да. Именно. Был твой брат, – она все же заканчивает. – Вот это настоящий самец. Он просто увидел, я ему понравилась, и он взял меня штурмом. И при этом его не смущало, что я выше его на голову. А если на каблуках, так на две. Его вообще, по-моему, ничем не смутишь.
– Серьезно? – я бросаю на нее взгляд, полный удивления. – Он все же смутился, когда я застала вас голыми в моей, мать вашу, постели.
– Ты сама виновата. Пропадала где-то всю ночь. Нам было скучно, мы выпили…
– Да, я знаю. Не напоминай, пожалуйста, – я хорошо помню ту прошлогоднюю ночь, то есть весь вечер и всю ночь, что я провела в заброшенном доме. Растворяла в ванной, заполненной щелочью, труп, который раньше принадлежал хозяину помещения, что я арендую под свой магазин. Этот ублюдок хотел выгнать меня и отдать место под салон красоты своей очередной любовнице. Был бы он нормальным и будь причина для моего выселения более веской, наверное, я бы даже ничего не сделала. Но после всех вложенных трудов в эту мою флористическую студию просто взять и отдать помещение под салон красоты – это непростительный грех. К тому же он был еще и довольно мерзким человеком. И, конечно же, нельзя исключать тот факт, что я уже давно никого не убивала в то время. А стоит сделать это хотя бы единожды – и все, пути назад нет. Одолевающий тебя голод каждый день словно бы наполняет чашу. И как только она переполнится, ты не сможешь себя удержать, пока не ощутишь снова, как отбираешь у другого человека жизнь. Это не наркотик, это просто какая-то часть тебя, без которой ты не можешь жить. Жажда, которую не утолить. И чем больше ты убиваешь, тем больше потребности в следующей жертве. Иногда я могу контролировать себя и ни в коем случае, никогда не причиню вреда своим близким. Но если я замечаю, что по улицам ходит подонок, не заслуживающий ничего, кроме смерти, или человек, который просто лишний на этом свете, я делаю так, что они исчезают навеки.
Еще пару часов мы проболтали, сидя на этой жутко уютной мебели. Наш разговор переходил то в смех, то в жаркие споры, но в конце концов мы стали расходиться. Тайлер с Дианой взяли одно такси на двоих, так как им обоим в одну сторону, а мы с Тарой вышли из бара и, наконец, смогли нормально закурить, не боясь получить штраф от славного штата Иллинойс за курение в неположенном месте. Тара добилась, чего хотела, еще в самом начале встречи и сейчас с трудом держалась на ногах.
– Знаешь, Ким, я вот подумала сегодня…
– Продолжай, начало мне нравится.
– Ну прекрати. Я серьезно.
– О’кей, прости, – я выдыхаю сладкий яд сигаретного дыма.
– Я подумала о том, почему мы вчетвером, а особенно мы с тобой, такие неправильные для общества, но нам все равно так хорошо.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, мы четверо холостые, никак не стремящиеся к браку, детям, планированию отпуска за два года. Да черт, никто из нас даже не стремится сделать себе карьеру. Если бы были карьеристами, хоть какое-то оправдание было бы. А мы просто делаем свою работу и довольны. И при всем при этом нам хорошо. Мы же не страдаем от депрессии, одиночества, отсутствия ясных перспектив и прочей хрени, которая заставляет людей глотать пачками антидепрессанты и отчаянно быть с теми, кого они не любят. Мы просто принимаем себя такими, какие мы есть, и не стараемся изменить, чтобы соответствовать нашему положению и возрасту.
– Тара, а ты правда счастлива? Или ты хотела бы быть счастлива по-другому?
– Возможно, это алкоголь, возможно, я просто задолбалась, но врать не буду, мысли проскакивают о том, что я бы не отказалась провести несколько вечеров в неделю в компании мужчины в каком-нибудь теплом и уютном месте. И чтобы телефон не звонил, а единственным местом, куда бы я выбиралась из постели, была бы ванная и кухня. Но честное слово, такой вечер, как сегодня, с тобой и ребятами, я ни за что не променяла бы ни на какого альфа-самца с самым большим членом и самым уютным домом.
– Даже на моего брата?
– М-м-м, а можно совместить? – она поджимает губы.
– Люблю тебя, озабоченная ты моя.
– Сочту это за комплимент, – говорит Тара и обнимает меня.