Глава шестая
Макрон выругался и потянулся было к лежавшему у стены мечу, но преторианец отреагировал мгновенно, ударив кованым сапогом по запястью и придавив руку к полу. Центурион вскрикнул от боли, но, прежде чем успел еще что-нибудь сказать или сделать, почувствовал у горла острие клинка.
– Командир, мне не хотелось бы проливать кровь, – урезонивающим тоном промолвил преторианец. – Мы превосходим вас числом, застали врасплох, и в случае сопротивления вы оба будете убиты, прежде чем успеете обнажить мечи. Поэтому давайте не создавать друг другу лишних проблем.
Он выжидающе умолк, а когда Макрон кивнул, медленно поднял сапог, хотя клинок продолжал держать нацеленным на горло, и, не сводя с центуриона глаз, распорядился: – Фронтин, забери их оружие.
Один из его людей вложил свой меч в ножны и, пройдясь по комнате, собрал мечи и кинжалы центурионов. Только после того как тот вышел из помещения, начальник стражи убрал клинок от горла и отступил на шаг.
– Одевайтесь. И соберите свои пожитки.
Катон нахмурился.
– Пожитки?
– Да, командир. Боюсь, сюда вы уже не вернетесь.
По жилам Катона разлился холод, он онемел. Походило на то, что их сейчас отведут на казнь, а их имена будут навсегда вычеркнуты из истории. Впрочем, последняя мысль едва не заставила Катона горестно рассмеяться вслух. Что за нелепая претенциозность: они с Макроном не заслужили и строчки в примечаниях. Двое второстепенных участников провинциальной драмы отыграли свое – и обречены на забвение. Их имена не сохранятся даже в памяти людей, которые отведут их на смерть.
Все шло именно к тому, и в Катоне внезапно всколыхнулась ярость из-за того, что его жизнь обрывается так нелепо и бессмысленно, фактически едва начавшись.
– Куда ты нас поведешь? – спросил он начальника стражи.
– Я же сказал, командир: Нарцисс желает вас видеть.
Катон горько усмехнулся. Ну конечно, секретарь императора не преминет попрощаться с ними, чтобы у них и в последний миг не оставалось сомнений в том, кто определил их участь. Пусть это и мелочь, но ему хочется прочувствовать свое торжество лично.
В не столь драматических обстоятельствах Катон, возможно, задумался бы о том, не является ли подобная мелочность признаком неуверенности в себе, однако перспектива неминуемой смерти не оставляла в его сердце места ни для чего, кроме ненависти и отчаяния.
– А сейчас, командир, прошу, поднимайся. У меня и так утро выдалось нелегкое; кроме вас, еще уйма других поручений. Так что, если не возражаете…
Катон встал с тюфяка. В голове его бешено крутились мысли: он пытался придумать способ спасения, а заодно гадал, когда и где преторианцы их прикончат, и почему бы им не сделать это прямо сейчас. Впрочем, на последний вопрос ответ у него нашелся немедленно: тогда стражникам пришлось бы уносить трупы, а им лень. Куда удобнее, если жертвы сами придут к месту назначения.
Стараясь не поворачиваться к преторианцам спиной, Катон натянул и зашнуровал сапоги, после чего собрал скудные пожитки и завернул в одеяло. Макрон по ту сторону комнаты проделал то же самое, благо уносили они с собой немного, а оставляли и того меньше: остатки еды да кое-что из одежды, заношенное и уже не подлежащее починке. Сначала Катон не понимал, почему преторианцы велели им собирать вещи, но потом решил, что, наверное, они полагают, будто имущество двух центурионов может представлять какую-то ценность.
Увязав одеяло в узел, он туго затянул концы и забросил узел на плечо, как вещмешок. Макрон поступил так же, после чего подошел к Катону, встал с ним рядом, на некотором расстоянии от следивших за их действиями преторианцев, и, глядя себе под ноги, словно проверяя, хорошо ли завязаны шнурки, шепотом спросил:
– Как думаешь, стоит попробовать прорваться?
– Нет!
Преторианец улыбнулся, давая понять, что хоть и не слышал этого обмена репликами, но догадывается, о чем речь.
– Прошу, не надо делать глупостей. Я и мои ребята здорово поднаторели в эскортировании людей.
– Ты хотел сказать арестантов, – буркнул Макрон.
Преторианец пожал плечами
– Да мне все равно кого, командир. Наше дело простое: найти, кого приказано, и доставить куда надо. Люди попадаются разные, бывают сложные случаи, и я просто хочу предупредить, чтобы вы оба не пытались бежать. Толку от этого не будет, а вот неприятностей – куча. Вы меня поняли?
– До меня бы дошло быстрее, если бы ты говорил без обиняков, – заявил Макрон. – Мы, в легионах, не привыкли ходить вокруг да около и всегда называем вещи своими именами. Потому что нам приходится действительно иметь дело со «сложными случаями».
– Но мы ведь не в легионах, а, командир? В Риме все делается более утонченно.
– Смерть всегда смерть, парень. Ее ничем не замаскируешь.
– Ты бы удивился, узнав, сколько всего нам удается маскировать, – отозвался преторианец с холодной улыбкой, после чего отступил в сторону и указал на дверь. – А теперь, если вы не возражаете…
В сопровождении четырех, двое спереди, двое сзади, преторианцев с обнаженными мечами центурионы спустились по узкой лестнице на нижний этаж доходного дома. Приход стражников не остался незамеченным, и у выхода собралась небольшая толпа любопытствующих зевак. Когда арестованные и их стража ступили на мостовую, из пекарни выглянула жена булочника. При виде Макрона и Катона, несущих узлы с пожитками, глаза ее удивленно расширились, и она, сойдя с крыльца, преградила преторианцам путь.
– Катон, в чем дело?
– С дороги, женщина! – рявкнул стражник.
– Катон! – снова позвала Велина, заглядывая через его плечо, но конвоир без колебаний схватил ее за руку и отшвырнул к стене доходного дома. Арестованные и стража двинулись дальше.
Они прошли во дворец через один из служебных входов, открывавшийся на тихую боковую улочку в стороне от людных магистралей. Катон помнил эту дверь; он и сам пользовался ею в детстве, когда жил во дворце, там, где квартировали служители. Как они входили, почти никто не видел, и Катон вдруг понял, как легко может исчезнуть человек в самом центре огромного города. Миновав караул у входа, преторианцы провели их по длинному коридору к лестнице, откуда начинался путь в сердце императорского дворца.
– Так вы ведете нас не в казематы? – спросил Катон, повернувшись к старшему из стражников.
Тот поднял брови.
– Да уж, конечно. – На миг суровое выражение его лица смягчилось, и он почти добродушно пояснил: – Послушай, командир, нам было приказано доставить вас обоих к Нарциссу. Никаких других приказов, если тебя это заботит, мы не получали.
– Так вы нас не на казнь ведете?
– Нет, командир. Мы ведем вас к Нарциссу. Это все. Пока. Если он прикажет вас прикончить, дело другое: тогда мы отведем вас к ребятам, которые занимаются такими делами.
Катон вздохнул, глядя на служаку и гадая, как можно так относиться к подобным обязанностям. Впрочем, наверное, для преторианцев это просто дело привычки. Ему вспомнилось, как все три года правления императора Калигулы те только и делали, что хватали и казнили неугодных ему людей.
Одолев четыре пролета, они вышли в широкий коридор с узорчатой мозаикой на полу и большими, высокими окнами, заполнявшими его светом. Здесь Катону бывать не доводилось, а теплый ток воздуха под ногами дал ему понять, что пол подогревается.
Макрон поджал губы.
– Да уж, этот малый, Нарцисс, умеет устроиться.
Стража подвела их к впечатляющим, вдвое выше человеческого роста дверям, по обе стороны от которых стояли двое гвардейцев, а рядом, в нише, за большим ореховым столом сидел писец, плотно укутанный в тунику из мягкой шерстяной ткани. Заслышав шаги, тот поднял глаза. Старший из преторианцев кивнул ему.
– Центурионы Макрон и Катон доставлены по требованию секретаря императора.
– У него сейчас встреча с императором. Придется подождать – вон там.
Писец указал стилосом на нишу по другую сторону коридора, где стояли скамьи с мягкими сиденьями. Вся компания перешла туда, и оба центуриона, с облегчением опустив на пол свою поклажу, сели. Двое стражников встали по обе стороны от них. Здесь, поблизости от рабочих покоев секретаря императора, царила строгая аккуратность, и Макрон вдруг ощутил неловкость от того, как не соответствует этой обстановке его изрядно помятая, разукрашенная синяками физиономия. Он покосился на Катона и увидел, что тот сидит, уставившись на мозаику под ногами, видимо, полностью поглощенный тягостными мыслями.
Беседа секретаря с императором Клавдием все никак не кончалась. Солнце над городом поднималось все выше, пока, наконец, не засветило прямо в окна, заливая коридор, включая нишу с задержанными, не только светом, но и теплом. Макрон откинулся назад, закрыл глаза и, несмотря на всю сложность их положения, постарался извлечь максимум удовольствия из представившейся возможности погреться на солнышке, которое даже сквозь опущенные веки давало о себе знать оранжевым свечением. Зажмурившись, он не видел, как с легким скрипом отворилась дверь: стражи тут же вытянулись по стойке «смирно», писец вскочил и поклонился. Катон тоже вскочил, но прежде, чем успел растормошить Макрона, в коридор уже вышли император Рима и его самый верный и доверенный слуга, Нарцисс.
– Ттт-ак ты и правда считаешь, что это важно?
– Да, Цезарь, – заверил его Нарцисс, энергично кивая. – Это важнейший элемент всей работы. Обойтись без него – значит навеки обездолить потомков.
Клавдий воззрился на него расширенными глазами, голова его дернулась еще сильнее, чем обычно.
– Ддд-ействительно? Ты действительно так думаешь?
– Да, Цезарь. Без сомнений.
– Положим, так: и ччч-то я могу сказать? Я думал, что мои ддд-етские стишки не годятся для автобиографии. – Он улыбнулся, снова подернул головой и сжал руку Нарцисса. – Но ты меня убедил. Как всегда, показал свой отменный вкк-ус и способность судить о произведении искусства.
– Цезарь, – молвил Нарцисс, подавшись к императору, – я не заслуживаю твоей похвалы. Любой смертный, хоть немного чувствующий литературу, безошибочно ощутит божественную искру, отмечающую все, написанное тобой.
Просияв, Клавдий благодарно сжал руку Нарцисса и тут же замер. Его взгляд случайно наткнулся на клевавшего носом на скамье Макрона.
– Я почему-то сомневаюсь, что этот малый разделяет твою точку зрения.
Нарцисс воззрился на нишу.
– Поднять этого дурака на ноги, – прошипел он.
Стражники схватили того с обеих сторон и резко подняли. Макрон открыл глаза и растерянно заморгал.
– Что? Что? Ох!
Узнав императора, он мигом вытянулся в струнку и замер, словно мраморная колонна. Клавдий подошел ближе и внимательно присмотрелся к нему.
– Этт-о те самые люди, о которых ты мне говорил, Нарцисс?
– Да, Цезарь.
– Не ссс-кажу, чтобы этот образчик производил благоприятное впечатление. Но, с другой стороны, таким человеком можно и пожертвовать, не лишившись сна, верно?
– Истинная правда, Цезарь. Ты, как всегда, прозреваешь мои мысли.
Клавдий повернулся к Катону, и на лице его отразилось удивление:
– А этот, другой: он ведь не может быть тем командиром, о котором ты говорил. Это почти мальчишка: с виду так он едва ли бреется.
Нарцисс выдавил смешок, угодливо подхваченный писцом. Клавдий тут же повернулся к столу.
– А тебя никто не просил подавать голос.
Писец застыл, побледнев и опустив взгляд.
– Вот так-то лучше, – бросил император, продолжая внимательно осматривать центурионов. – Ппп-олагаю, Нарцисс, ты знаешь, что делаешь. Второе дело, которое мы с тобой обсуждали, требует особого подхода. Ты уверен, что эти… эти люди годятся для такой работы?
– Если не они, то никто, Цезарь.
– Хорошо. Увидимся за обедом.
– Да, Цезарь.
Нарцисс поклонился: то же самое сделали преторианцы, писец и оба центуриона. Их головы оставались опущенными, пока Клавдий, пройдя по коридору, не исчез в боковой галерее, и как только император пропал из виду, у всех разом вырвался облегченный вздох. Макрон так и вовсе чувствовал себя так, будто разминулся со смертью только на волосок, и сердце его все еще отчаянно колотилось.
– Внутрь их! – приказал Нарцисс, окинув взглядом центурионов, повернулся и направился в свой кабинет.
Катон с Макроном подхватили поклажу и в сопровождении стражи проследовали в высокие двери, за которыми находилась канцелярия императорского секретаря.
Рабочее помещение было громадным с высоченным, как и в коридоре, потолком. Пол устилали звериные шкуры, от которых тянуло теплом подогрева. Стену по правую сторону занимал похожий на соты стеллаж, сплошь уставленный свитками и книгами, на левой красовалась картина: морской залив, уходящий к теряющемуся в дымке горизонту, а над берегом высилась колоссальная гора, по сравнению с которой жавшиеся к морю у ее подножия городки казались совсем крохотными. В дальней стене было четыре больших окна, из которых открывался впечатляющий вид на Форум и растянувшиеся позади склоны Субуры.
Нарцисс пересек комнату и устроился за дубовым письменным столом, по размерам вполне соответствовавшим помещению, если не огромному количеству громоздившихся на нем пергаментов, папирусов и табличек. От Нарцисса не укрылось удивленное выражение на лицах обоих центурионов, которые, выглянув в окна, впервые в жизни увидели столь широкую панораму города.
– Впечатляет, да? – с улыбкой промолвил он. – Это первое, на что обращают внимание все, впервые попадающие сюда. Я нахожу это зрелище воодушевляющим и в каком-то смысле пугающим. Даже устрашающим.
Отвернувшись от Катона с Макроном, он сам бросил взгляд в окно и задумчивым тоном продолжил:
– Империя управляется отсюда. Из этого дворца. Дворец – это мозг, который двигает мускулами Империи. Там внизу, на Форуме, можно узреть публичное воплощение этого могущества. Прекрасные храмы, посвященные дюжинам богов. Базилики, где создаются состояния и заключаются регулируемые законами сделки. Люди со всего мира собираются на Форуме и дивятся величию наших достижений. Вместе дворец и Форум представляют собой святилище могущества и порядка.
Он сделал паузу и взмахом руки указал на возвышавшийся склон Субуры, усеянный развалюхами, грозившими, казалось, сползти на Форум, словно грязевая лавина.
– С другой стороны, мы видим отсюда эти трущобы, воплощение хаоса, нищеты и порока, постоянно грозящие поглотить и уничтожить созданный и оберегаемый нами порядок. Субура – это постоянное напоминание о том, во что мы можем превратиться, если власть императора и тех, кто осуществляет его замыслы, будет сметена. Плебс – это те же варвары, но не за стенами, а внутри них. Пока мы кормим и развлекаем толпу, мы удерживаем ее в своей хватке. Но стоит допустить, чтобы плебс начал сознавать собственную силу… или, хуже того, позволить, чтобы кто-то другой стал играть на инстинктах толпы, на ее суевериях, – с нажимом произнес Нарцисс, – и нам всем перережут глотки.
Секретарь императора снова повернулся к центурионам с печатью усталости на лице.
– Так вот, моя задача, цель моей жизни в том, чтобы обеспечить сохранение порядка и пребывание Клавдия у власти. А это значит, что мой долг – выявлять и подавлять все возможные угрозы в отношении императора. Но это и ваш долг, ибо вы воины, принесшие ему клятву верности, а значит, обязаны помогать мне на этом поприще всеми способами, какие я найду нужными. Я ясно выражаюсь?
– Так точно, – в один голос ответили Макрон с Катоном. Конечно, последний понятия не имел, чего именно хочет от них секретарь императора, но в его словах прозвучал намек на какую-то службу, а казненные центурионы никаких услуг не оказывают. В его сердце начала воскресать надежда.
Нарцисс кивнул, одобряя их готовность, подался вперед, опершись руками о столешницу, и продолжил:
– Тогда слушайте внимательно. У меня есть для вас задание. Сразу скажу, опасное, связанное с большим риском. Но ведь вам нечего терять. Не так ли, центурион Катон?
– Прошу прощения?
– Юноша, только не надо прикидываться дураком! Твоя жизнь ничего не стоит. Я могу кликнуть стражу, и тебя убьют на месте. И тебя, да и твоего друга с тобой заодно. И никто даже не спросит меня, в чем причина. Раз я так поступил, стало быть, у меня имелись веские основания. Видишь? – Он поднял со стола свиток. – Это письмо прибыло вчера из Британии. Догадываешься, от кого оно?
Сердце Катона упало.
– От командующего Плавтия.
– Верно. И ты можешь догадаться, что он пишет, – промолвил Нарцисс с легкой улыбкой. – Смертный приговор остается в силе. Вдобавок командующий считает, что существует достаточно косвенных доказательств, чтобы вынести такой же приговор и центуриону Макрону по обвинению в мятеже и убийстве. Так что вы оба – покойники.
Он выдержал эффектную паузу, буравя центурионов взглядом глубоко посаженных карих глаз. Катон встретил его взгляд со злобой и страхом, ибо понимал, что их новые беды – дело рук императорского секретаря, преследующего какие-то свои цели. Молодой центурион нервно сглотнул и уточнил:
– Мы покойники, если не примем твоего предложения?
– Верно, – кивнул Нарцисс. – Вы примете мое предложение или до исхода сегодняшнего дня отправитесь кормить стервятников.
– А что за дело нашлось у тебя для нас? – скривившись, спросил Макрон. – Надо кого-нибудь убить? Сделать так, чтобы человек исчез? Что?
– Ну уж нет, – рассмеялся Нарцисс. – Стал бы я разглагольствовать тут с вами из-за такой ерунды. Исполнителей подобных услуг у меня более чем достаточно. Нет, для того, что у меня на уме, мне требуются не убийцы и костоломы, а два толковых командира, умелых, решительных и, опять же, находящихся в отчаянном положении, что заставит их добиваться успеха любой ценой. Нужны люди, знающие, что от выполнения приказа зависят их жизни. Короче говоря, именно такие, как вы двое. И учтите: то, что я намерен вам предложить, свидетельствует о моем уважении к вашим умственным способностям. Выбор за вами: либо соглашаетесь, либо умрете, здесь и сейчас. Все, что осталось, это сообщить вам детали. Все понятно?
– Так точно… почтеннейший.
– Вот и отлично.
Нарцисс откинулся в кресле, собираясь с мыслями.
– Так вот: месяц назад неподалеку от побережья, близ Равенны, был захвачен торговый корабль. Такое случается время от времени. Всегда находятся желающие попробовать свои силы на пиратском поприще и начинают грабить суда. Конечно, до поры до времени мы можем мириться с потерей посудины там, посудины здесь, но когда жадность морских разбойников становится чрезмерной, посылаем эскадру, чтобы их пугнуть. Тут, однако, случай особый: пираты захватили судно, на борту которого находился один из самых доверенных моих агентов, выполнявший очень важное и деликатное поручение. Он угодил в руки пиратов, был подвергнут пыткам, а потом они прислали требование уплатить за него выкуп. Приложив к нему палец, на котором тот носил перстень. Я так понимаю, это своего рода пиратская традиция.
– Ты хочешь его вернуть? – спросил Катон. – В этом твое поручение? Это все?
– Не совсем. У моего агента было при себе нечто, очень важное для императора.
– Сокровище? – нахмурился Макрон. – Ты посылаешь нас на охоту за сокровищем?
– Сокровище? Можно сказать и так, – ответил Нарцисс. – Но сокровище более ценное, чем все золото и драгоценности Египта.
– Правда? – Макрон фыркнул. – Как-то слабо верится.
– О какого рода сокровище мы говорим? – перебил друга Катон.
– О свитках, – ответил Нарцисс. – О трех свитках. Пираты требуют за них десять миллионов сестерциев.
– Десять миллионов? За три свитка?
Макрон рассмеялся и покачал головой.
– Ты ведь это не серьезно, почтеннейший.
– Напротив, я в жизни не был настолько серьезен.
Смех Макрона застрял в его горле: по выражению лица секретаря императора было видно, что тот и вправду не шутит.
– Да что в них такого, в этих свитках?
Нарцисс смерил центуриона взглядом.
– А вот этого вам знать не обязательно. Вы узнаете больше, если того потребует ситуация, а пока достаточно того, что обладание ими позволит мне отвести серьезную угрозу от императора. В настоящий момент вас должен беспокоить только успех вашей миссии. Вам необходимо найти свитки, вернуть их и доставить сюда. Желательно, конечно, вместе с моим агентом, но это уж как получится. Но если придется выбирать между ним и свитками, без агента можно и обойтись.
– Кто еще знает об этом? – спросил Катон.
Нарцисс задумался.
– Император. Мой писец… Ну, и еще один человек.
– Кто именно, почтеннейший?
Нарцисс улыбнулся и покачал головой.
– Этого вам тоже знать не нужно. Пока. Между тем я устроил для вас назначение в Равенну, на морскую базу. Мы направляем туда подкрепление для осуществления операций против пиратов, к этой колонне и присоединитесь. Префект получит приказ найти и уничтожить логово пиратов, но для вас главное, когда они будут разгромлены, найти свитки и моего агента. Да, и проследить за тем, чтобы никто из пиратов, читавших свитки или хотя бы имевших с ними дело, не остался в живых. И последнее, – он подался вперед. – Вполне возможно, что пираты послали предложение выкупить свитки не только мне. Если так, то мои враги в Риме не остановятся ни перед чем, лишь бы заполучить их в свои руки. Поэтому никому не доверяйте. Ясно?
Оба центуриона кивнули.
– Когда нам отправляться? – спросил Макрон.
– Без промедления. Подкрепление для Равенны выступило из Рима на рассвете. Закончим разговор, и отправляйтесь вдогонку.
– А как с нашими бумагами, приказами и всем таким?
Нарцисс махнул рукой.
– Все уже готово: выйдите из кабинета и получите у моего писца. Так что, если не хотите натереть мозоли, догоняя отряд, не затягивайте и отправляйтесь.
– Последний вопрос, почтеннейший, – промолвил Макрон.
– Что еще?
– Деньги. Нам надо на что-то жить, да и в Равенне могут потребоваться расходы.
– Это точно. Хорошо, получите мелочь на расходы у моего писца.
– Спасибо.
– Не за что, – улыбнулся Нарцисс. – Сделаете дело, и будем в расчете. Ну а сейчас – в дорогу.
Он откинулся назад и скрестил руки на груди, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен. Катон с Макроном повернулись к дверям, и когда подошли, их распахнули перед ними стоявшие по обе стороны преторианцы. Писец поднялся из-за стола, держа в обеих руках восковые таблички, и, как только центурионы вышли в коридор, протянул им их. Взяв свою, Катон начал было засовывать ее в вещмешок, но, бросив случайный взгляд напротив, замер. Макрон, заметив это, проследил за его взглядом. В нише сидел крепко сбитый, полнеющий мужчина в тоге сенатора. При виде двух центурионов на его лице расплылась ухмылка.
– О, если не ошибаюсь, это мои давние товарищи по оружию, центурион Макрон и его юный оптион.
Потом его взгляд упал на гребень высовывавшегося из узла Катона шлема, и он развел руками:
– Не оптион, а центурион Катон! Глазам своим не верю.
Катон склонил голову, формально приветствуя старшего по рангу, и холодно отозвался:
– Трибун Вителлий? Вот уж не чаял, что мы встретимся снова.