2. Городской пейзаж с зелёными лягушками
К своим отнюдь не положительным качествам Юля относила неусидчивость. Поэтому собрания вызывали у нее если не отвращение, то состояние унылой безысходности. Столько времени тратить на болтовню и бесполезное сотрясание воздуха в стремительном двадцать первом веке – это преступление, считала она. Но не прийти на заседание она не могла: слишком много накопилось вопросов перед грядущими новогодними праздниками. Рыбин прав, коллектив оказал ей доверие, и она должна честно выполнять обязанности профорга телестудии.
Возглавлял профсоюзный комитет Управления связи предприятия «Нефтегазмет» Александр Владимирович Величко. Фамилия ему досталась, по-видимому, от высоких предков. Однако, внешность праотцов ему не передалась. Был Александр Владимирович щуплым сорокалетним мужичком, правда с добродушной улыбкой и неизменным желанием «войти в положение». Это он сам так про себя говорил. На любую просьбу сотрудников он, почесывая затылок, вдохновенно произносил:
– Я с удовольствием войду в ваше положение, но…
Далее следовала самая уважительная причина, которую только можно придумать. Зная эту привычку шефа, Юля сразу положила перед ним два заявления от сотрудников телевидения на путевки в санаторий и показала жестом – очень важно! Он улыбнулся и, безнадежно махнув рукой, поставил свою визу и убрал бумаги в папку. Потом громко откашлялся и начал речь, обращаясь сразу ко всем:
– Господа хорошие, остается два с половиной месяца до новогодних праздников, а у нас столько мероприятий! Поэтому, давайте распределим обязанности между членами профкома и – за дело. Времени для разговоров у нас уже нет!
«Начал активно», – с иронией подумала Юля.
– Наш комитет насчитывает всего шесть человек, – продолжил Величко, – давайте выбирать, кому какое мероприятие по плечу!
– Давайте! – усмехнулась Ксения Романовна Фролова из технического отдела, сидящая рядом с Юлей.
– Итак, пункт первый, – Александр Владимирович посмотрел в свою шпаргалку, – концерт художественной самодеятельности. Кто у нас его курирует?
– Ну, я. Кто же ещё? – пожала плечами объемная дама из бухгалтерии. – Как обычно.
– Замечательно! – председатель поставил галочку в своем списке. – Далее, закупка и фасовка новогодних подарков для детей сотрудников, – он медленно оглядел собравшихся.
– Я, – поднял руку долговязый мастер электромеханического цеха, – уже со складом договорились.
– Отлично! – Величко заулыбался и снова уткнулся в свой листок. – Выставка работ изобразительного искусства коллектива предприятия «Нефтегазмет», – продолжил он, переводя взгляд с одного члена комитета на другого.
Никто не выразил желание заняться всеобщим вовлечением работников нефтегазового комплекса в процесс рисования.
– Так выставкой в прошлом году занималась Козлова, – подала голос помощница председателя профкома.
– Она в декретном отпуске, – развел руки Величко и после недолгой паузы обратился к журналистке, – Юлия Сергеевна, вы у нас первый год в профкомитете. Может, попробуете себя в организации экспозиции?
– Я? – Симонова даже привстала. – Дело в том, что я этим никогда не занималась. В смысле организацией. Нарисовать я, конечно, могу, но нужно найти самодеятельных художников во всех подразделениях нашего управления. А как это сделать?
– Так вы рисуете? – искренне удивился председатель.
– Немного, – она смущенно улыбнулась, – училась когда-то в художественной школе.
– Да вас, моя милая, нам сам бог послал! – обрадовался тот и уверенно поставил «галочку» рядом с фамилией журналистки в списке ответственных за предновогодние мероприятия.
После собрания Ксения Романовна по-дружески обняла Юлю за плечи и ободряюще шепнула:
– Не дрейфь, я тебе передам все наработки Валентины Козловой, которая занималась выставкой в прошлом году. Там списки наших художников-самородков и жюри. Напишешь объявления и развесишь во всех подразделениях! Ничего страшного!
– Спасибо! – благодарно кивнула журналистка, накидывая куртку.
– И сама обязательно принеси свои работы, – улыбнулась коллега, – уверена, они у тебя – классные!
– Да, я давно не рисовала.
– Кажется, художники не говорят «рисовала». Они пишут! – засмеялась добродушная Ксения.
– Художники пишут, а я – рисую, – хмыкнула Юля, – кстати, у меня даже холста нет, – разочарованно добавила она.
– Холста? – собеседница покачала головой. – С этим я тебе, пожалуй, тоже помогу! Мы год назад купили квартиру, а на антресолях я нашла несколько подрамников с холстами. Остались от бывших хозяев. Не выбросила, подумала: вдруг пригодятся!
– Это было бы очень кстати, – обрадовалась Симонова.
– Заходи как-нибудь после работы, – она подала свою визитку, – передам из рук в руки. Твори на здоровье!
По дороге домой деятельная Юлия стала обдумывать: кто, кроме нее, из студийного коллектива может принять участие в выставке. Главный режиссер Никита Важнов как-то приносил свои рисунки гуашью. Парня обязательно надо привлечь, решила она, вспомнив его отличные работы. Стоп! От мысли о Викторе она даже вздрогнула. А не она ли восхищалась его живописью в июне, когда приходила к нему домой. Она тут же вспомнила, что у него на торцовой стене висели два морских пейзажа и одна пастораль. Там, кажется, был изображен мальчик-пастушок. И Виктор, со свойственной ему иронией, сказал, что он всего лишь копиист. Юлю обдало жаром, когда она задала сама себе волнующий вопрос:
– Мог ли ее друг и коллега написать копию картины Огюста Лепажа «Юная пастушка»?
И мысленно ответила:
– Мог.
Опять полил октябрьский дождь, а холодный ветер подхватил ее и понес, обдувая бока, развивая волосы и усугубляя и без того скверное настроение. Дома она выпила горячий чай с парочкой бутербродов и, накрывшись теплым пледом, устроилась на диване.
Юля проснулась от еле слышного поскрипывания полов. Она открыла глаза и в сумраке комнаты увидела склоненного над собой мужчину.
– Я тебя разбудил? – спросил Андрей шепотом.
– Да, – она сонно потянулась и тихо проговорила, – не дождалась тебя и задремала. А который час?
– Около десяти, – Осипов присел на край разложенного дивана.
– Ты, наверное, голодный, – она уже совсем проснулась и привстала на локтях, – пойдем на кухню, я тебя покормлю.
– Марту разбудим, – произнес он виновато.
– Она у мамы, – Юля откинула шерстяной плед и встала с постели.
– А почему мы тогда шепчемся? – хмыкнул он и, протянув руку, включил ночник.
Комната залилась уютным оранжевым светом.
Пока Андрей ел наскоро разогретый ужин, его любимая женщина сидела рядом в трикотажной пижаме и наблюдала за ним.
– Ты похудел, – промолвила она, поправив прядь его непослушных волос, спадавшую на лоб.
– Дело сложное, – по своей холостяцкой привычке он положил грязную тарелку в раковину и включил воду.
– Оставь, я потом помою, – махнула она рукой, – лучше расскажи, что случилось.
Андрей вернулся за стол и придвинул к себе бокал с чаем. Он сделал большой глоток и задумчиво посмотрел в окно.
– Мы сегодня уже собирались по домам, когда поступил вызов. Убита молодая женщина Камилла Гафурова, – майор уголовного розыска Осипов отхлебнул ещё глоток и, вздохнув, печально добавил, – осталась пятилетняя дочка.
– Что же будет с ребенком? Отец есть? – участливо спросила Юля.
– Муж Гафуровой ушел от них полгода назад. Так что девочка теперь сирота. И никаких родственников, представляешь?
– А где ее убили?
– В своей собственной квартире. Правда, там такая квартира, – он грустно усмехнулся и посмотрел на Юлию, – скорее, небольшая комната в коммуналке. Вечно пьяные соседи по общей кухне, грязь, вонь, беспорядок. Как можно жить в таких условиях, да ещё с ребенком? – добавил Осипов и покачал головой.
– А эта Камилла где-нибудь работала?
– В парикмахерской, недалеко от своего дома. Сотрудницы сказали, что она была человек добрый. Клиенты ее любили, хвалили за качественную работу.
– И что, никаких подозреваемых?
– Никто ничего не слышал. У нее был сегодня выходной, дочка в садике, немолодые соседи (муж и жена, нигде не работающие) по мусорникам шарили в округе. Вернулись, стали пить. Обнаружила тело воспитательница, которая привела девочку из детского садика домой.
– Ужасная история, – вздохнула Юля и тут же поинтересовалась, – какие-нибудь зацепки есть?
– Нет. Убийца завернул в тряпку что-то тяжелое и стукнул жертву по голове. Вполне возможно, что это мог быть обыкновенный кирпич. Учитывая, что рядом нет стройки, предполагаю, что преступник заранее где-то подобрал будущее орудие убийства, значит, сделал это не спонтанно, а преднамеренно. Никаких следов, – Осипов развел руки, – все продумал, гад.
– А из комнаты что-нибудь пропало?
– Соседи говорят, что всё на месте. Хотя, – он качнул головой, – им разве можно верить? Но, на первый взгляд, следов грабежа нет. На шее убитой осталась золотая цепочка, а на пальце – колечко.
– Вот как? – удивилась журналистка.
– Да, – мужчина откинулся на спинку стула, – обыкновенный воришка золотые вещицы взял бы.
– Андрюша, – Юля посмотрела на собеседника, – а где находится парикмахерская, в которой работала эта Гафурова?
– Ты что, собралась туда идти? – удивился он.
– Давай, я тебе помогу! У меня завтра вечерний эфир и никаких съемок, полдня буду дома!
– Но учти, это у черта на куличках! Дзержинский район, там сплошной бомжатник! Парикмахерская называется «Кокетка» на улице Октябрьская.
– Хорошо, – улыбнулась она.
В этом районе города журналистка Юлия Симонова никогда не была. Расположенный на окраине, он представлял собой застройку из старых кирпичных двухэтажек с потрескавшейся штукатуркой. На многих балконах беспокойно развевалось застиранное постельное белье, скрепленное почерневшими деревянными прищепками, торчали старые детские санки, ненужные ящики и коробки, а на одном – даже сломанный велосипед с кривыми ржавыми спицами. Между домами, в зеленых застоявшихся лужах, бойко прыгали мелкие бледно-зеленые лягушки, а из приоткрытых форточек раздавалась ненормативная лексика. Юлия быстро отыскала парикмахерскую, разместившуюся на первом этаже жилого дома.
– Здравствуйте! – громко сказала она сонной тетке, уныло смотревшей в окно.
Та молча кивнула, смерив взглядом необычную клиентку в красивом пальто с модной сумочкой.
– У вас по записи или…
– Или, – перебила вялая администратор, – чего будем делать?
– Укладку, – спокойно ответила Юля.
– Садитесь вон в то кресло, – она показала пальцем на место у окна, – мастер сейчас придет.
Через пару минут открылась дверь служебного входа, и вошли две женщины в синих халатах, на ходу что-то обсуждая. Одна была немолодая, полноватая коротышка с металлическими бигудинками на голове. Ее собеседнице было лет двадцать. Она была худенькая, с выступающей нижней челюстью и негустыми соломенными волосами, забранными в хвост толстой резинкой. Лишь только дамы появились в помещении, тут же запахло табаком.
«С перекура вернулись», – догадалась Юля.
– Леся, к тебе на укладку сели, – обратилась администраторша к молоденькой.
Та сразу подошла к своему креслу и, подняв у клиентки волосы с затылка, предложила:
– Пойдемте мыть голову, – и кивнула в сторону потрескавшейся раковины с коричнево-рыжими разводами от ржавчины.
Юля безропотно двинулась за мастером, успокаивая себя тем, что укладка – не стрижка, и студийный мастер Рэночка перед эфиром все исправит.
Пока мастер не включила фен, посетительница спросила:
– А у вас тут работает Камилла? Мне одна знакомая советовала у нее обслуживаться.
– Уже не работает, – произнесла коротышка с соседнего кресла, со скучающим видом рассматривая свои ногти.
– Уволилась? – Юля не собиралась отступать.
– Нет, – Леся сняла вафельное полотенце с головы клиентки и посмотрела на нее через зеркало, – ее убили. Она с Надей дружила, – добавила девушка, махнув рукой в сторону коллеги.
– Убили? – с удивлением переспросила Юля, переводя взгляд с одного парикмахера на другого.
– Девка хорошая была, но уж больно доверчивая, – проговорила Надя, снимая с головы бигуди, – только у нас тут её Милой называли. Камилла – слишком замысловато, – усмехнулась она.
– Говорят, у нее дочка маленькая? – журналистка решила расположить к себе парикмахеров. – Что же будет с ней?
– Яська пока у меня живет, – вздохнула коротышка, – я как узнала вчера, что Милку убили, побежала туда и взяла её дочку к себе. А сегодня утром позвонила в отдел опеки и спросила, как удочерить девчонку, но баба по телефону сказала, что государство и без меня позаботиться о ребёнке. А у меня площадь не позволяет, и мужа нет. Как будто, я в этом виновата! Мне тоже хочется жить по-человечески! – она опять вздохнула.
– Вот как? – покачала головой журналистка.
– Да, вот так! Короче, заберут Яську в детдом, – она устало махнула рукой, – зато по закону.
– Яська – это Ярослава? – успела спросить Юля перед тем, как у ее уха зашумел фен. Она увидела, что добросердечная Надя кивнула. Леся, подхватывая пряди волос, наматывала их на металлическую круглую расческу и сильно тянула вниз, одновременно направляя сопло фена на голову.
– Ой, – Юля потерла пальцами рядом с ухом, – горячо!
– Жгет? – удивилась мастер.
Журналистка поморщилась от этого «жгет». Эта девушка с Марса? Так издеваться над родным языком!
– Жжет, – строго сказала Симонова, но девица и ухом не повела, решив, что это в порядке вещей. Когда, наконец, фен утих, Леся потянулась к большому баллону с надписью «Прелесть».
– Нет, – испугалась Юля, – мне лаком не надо!
– Так без него укладка держаться не будет, – важно возразила парикмахер, взбалтывая ёмкость.
– И не надо, – пожала плечами клиентка.
– Дама не хочет, не делай, – махнула рукой Надежда.
– А у девочки нет отца? – вернулась к разговору Юля. – Жалко ребенка: проведет все детство на казенных харчах.
– Говорю же: законы у нас такие, – женщина повернулась к посетительнице на крутящемся кресле, – с мужем она разошлась. Он бросил Милку полгода назад, и родителей она лишилась. Поэтому и оказалась в этом гадюшнике. Райончик у нас криминальный.
– А, может, все-таки попробовать найти отца девочки? – Юля тоже повернулась к Надежде и посмотрела на нее в упор. – Я работаю на телевидении. Дайте мне его данные, я попробую отыскать.
– Думаю, его милиция раньше отыщет, – усмехнулась парикмахер.
– Ну что вам жалко?
– Да нет, – пожала Надя плечами, – Гафуров Илья Тимурович, – она закатила глаза, вспоминая, – с Милкой они были одногодки, значит, семьдесят восьмого года рождения.
– А вы не знаете, где она раньше жила?
– Где-то в центре. Рассказывала, что квартира у них была большая, но, – разговорчивая парикмахер усмехнулась, – Илье вдруг понадобились деньги. Говорили, он в какой-то переплет попал, вот и уговорил Милку продать квартиру родителей и купить комнатенку. Все обещал, что «развернется», разбогатеет, дом построит! На уши ей лапшу навешал! А эта дурочка всему верила! Вот и попала в коммуналку на окраину.
– Сколько с меня за укладку? – Юля достала кошелек и посмотрела вопросительно на Лесю.
– Триста пятьдесят, – ответила небрежно та, метнув хитрый взгляд на свою сотрудницу.
«Многовато для такой услуги в низкосортной парикмахерской», – подумала журналистка, протянув купюры мастеру.
– А как вы думаете, кто мог убить Милу? – она вновь обратилась с вопросом к коротышке.
– Да кто же это знает? – пожала та плечами. – Даже менты ничего не нашли.
– А может, ее бывший муж? Вдруг ему опять понадобились деньги.
– Илюшка? – женщина сунула в рот палец и стала сосредоточенно грызть ноготь. – Не знаю, – протяжно проговорила она, – но денег и драгоценностей у Милки не было, а эта зачуханная комнатка в коммуналке стоит копейки. Какой резон ему убивать? – в раздумье повторила она и добавила: – Но народ говорит, что его могут посадить… У нас как бывает: настоящего убийцу не найдут, найдут «крайнего»!
– Надежда, а вы не в курсе: он на неё руку поднимал, когда они жили вместе? – на всякий случай спросила Юля.
– В смысле бил? – усмехнулась коротышка.
– Да.
– Нет, никогда! – она замотала головой. – Он интеллигентный парень был. Они, кажись, даже не ругались.
– Так почему же развелись?
– Бабу он другую нашел, – задумчиво проговорила та.
Когда Юля вышла из маршрутного такси и направилась к студии, опять пошел дождь. Она раскрыла зонт и ускорила шаг.
– Девушка, вы куда так спешите? – раздался рядом знакомый голос.
Она оглянулась и увидела своего сотрудника – оператора Виктора Николаева.
– На работу, дяденька! – засмеялась она.
– Какой же я тебе дяденька? Ты забыла, что старше меня почти на два года! – заулыбался он.
– Николаев, а тебе объясняли в детстве, что неприлично говорить женщине о ее возрасте?
– «Я начал жизнь в трущобах городских, и добрых слов я не слыхал. Когда ласкали вы детей своих, я есть просил, я замерзал», – пропел он известную песню и сделал жалобный вид.
– Вот я сегодня видела настоящие городские трущобы, – уже серьезно произнесла журналистка.
– Где же тебя носили твои изящные ножки? – спросил мужчина, подлезая под Юлин зонт и положив свою руку ей на талию.
– В Дзержинском районе!
– Зачем?
Она вздохнула:
– Там молодую женщину убили.
– Опять двадцать пять! Она тебе кто: сестра, подруга или какая другая родственница?
– Никто, – Симонова вошла в услужливо распахнутую Виктором дверь на телестудию, – она просто несчастная женщина, у которой осталась пятилетняя дочка.
– А я подумал, что ты начнешь расследовать дело с подменой картины, – задумчиво сказал он.
– Это дело я не потяну, – вздохнула Юля.
– Почему? – Виктор театрально развел руки в разные стороны и с иронией добавил: – В мазках Лепажа ты разбираешься…
– К сожалению, у меня нет связей в Интерполе, – в тон ему ответила Симонова, – пусть органы выясняют это без меня!
– С тобой им было бы легче, – опять пошутил Николаев.
– Гораздо! – усмехнулась журналистка и тут же строго добавила: – А вот найти убийцу, сделавшего ребенка сиротой, это важно.
Оператор остановился и вполне серьезно спросил:
– Я опять в деле?
– Этим занимается убойный отдел, а я лишь помогаю Андрею, – она сложила зонт в коридоре, – но если ты со мной, буду рада!
– Ты же знаешь, – он улыбнулся, – я с тобой!
После эфира Николаев галантно выставил локоть, предлагая жестом Юлии опереться на него.
– На ступеньках скользко, – предупредил он.
– Погода сегодня хорошая, – втянув в себя ночной воздух, задумчиво проговорила журналистка, когда они вышли из здания телестудии, – Виктор, чувствуешь? Пахнет грибами.
– Это не грибами, а сыростью пахнет, – засмеялся коллега, – если хочешь прогуляться, пожалуйста!
– Хочу! – сразу согласилась она.
Аккуратно обходя неглубокие лужи на тротуаре, они шли по ночному городу, будто заговорщики. И не хотелось думать ни об Андрее, который скорее всего уже вернулся со службы, ни о жене Виктора, возможно, ожидающей мужа. Только ночь, неоновые вывески, желтый свет уличных фонарей, редкие машины и влюбленная парочка, идущая под руку. Как по мановению волшебной палочки исчезла, испарилась куда-то дневная суета. Таинственный сумрак будто черным сверкающим плащом накрыл город, который безропотно притих, повинуясь фантастическим чарам феи ночи.
– У нас с тобой завтра съемка, выезд в десять.
– Знаю, – журналистка устало улыбнулась, – а как ты думаешь, в картинной галерее, действительно, висит подделка?
– Не знаю.
– Но ты же сам пишешь копии, – напомнила она Николаеву.
– Давай лучше поговорим о деле в Дзержинских трущобах, – Виктор хмыкнул, – расскажи, что тебе известно про убийство этой женщины, – попросил он, – чтобы я был в курсе с самого начала.
Юля очень удивилась тому, что Виктор не стал комментировать возможную кражу «Юной пастушки». Но вида не показала. Она лишь разочарованно вздохнула и спокойно начала излагать факты, которые ей были известны, добавив в конце:
– Я узнаю у Андрея адрес, где жила Камилла, и пока он ищет её бывшего мужа, мы с тобой туда сходим и пораспрашиваем соседей.
– Да, – согласился он, – ты умеешь найти ключик к любому человеку. Что-нибудь, да нароем.
– Я постараюсь, а уже потом будем делать выводы.
– Кстати, эта дамочка давно проживала в коммуналке? – поинтересовался Николаев. – Думаю, надо и с этими соседями поговорить. Ну не все же там алкаши?
– Скорее всего, оперативники обошли все квартиры, но я согласна с тобой – народ у нас «уголовку» не любит, особенно в таком районе. Надо будет в выходные пройтись по подъезду.
– Юль, – мужчина остановился и нежно взял подругу за плечи, – какая ты сейчас красивая, – он трогательно поправил воротничок ее блузки, выглядывающий из куртки, и заметил, как профессионал, – свет от фонаря мягко падает слева. Получается такой таинственный образ.
Она не улыбнулась и не отшутилась, как это бывало раньше. Молодая женщина молча двинулась дальше.
– Обиделась? – смущенно спросил он.
– Нет, – Юля опустила голову, – устала сопротивляться. Знаю, что поступаю неправильно, а сделать ничего с собой не могу. Перед Андреем стыдно. Хочу, чтобы было как раньше, – она махнула рукой, – а не получается. Моя беда в том, что я не могу притворяться.
– Я тоже сначала пытался сохранить семью, – Николаев опять остановился, достал из кармана трубку и табак, – но понял, что всё бесполезно. Переживаю только за дочку.
Их взгляды вновь встретились, и Виктор порывисто обнял Юлю.
– Не могу без тебя, понимаешь? Жить, дышать, работать, ничего не могу! Раньше на телестудию шел, чтобы заниматься любимым делом, а теперь – только, чтобы тебя увидеть!
– Я тоже, – прошептала она и почувствовала прикосновение его губ на своем лице. Мужчина крепко прижал ее к себе, и она мгновенно ощутила, как от него приятно пахнет табаком, который смешался с запахом волос. Её руки безвольно упали вдоль тела. От невероятной слабости и непреодолимого волнения она лишь вздохнула и подумала, что уже не в силах противостоять охватившему её чувству.