Глава 3
Мужчина размеренно махал метлой, не отвлекаясь на прохожих, время от времени мелькавших у него перед глазами. Мысли его текли ровно, настроение было хорошее, как и полагается в выходной день, – и даже очередное дежурство «по метле» совершенно не тяготило. Всего-то делов – раз в две недели навести порядок рядом с крыльцом да притащить жене воды для уборки в подъезде.
Шух-х-шух-х, шух-х-шух-х…
Когда мести оставалось всего ничего, гибкие прутья метелки хлестнули по смутно знакомым валенкам. Порядком уже истрепанным и поношенным, но все еще крепким – разве что подошвы не мешало бы наново кожей подшить, старая совсем уж поистерлась. Подняв голову, Мартын тут же заулыбался.
– Ну здорова, брат! Смотрю, в дворники подался?
– Федька? Здорова, я бык ты корова! Ты когда приехать должен был, а? Пехом, что ли, добирался?
– Не, я, как все белые люди, на чугунке[4]. Слушай, вон те двое за мной от первых домов идут, и поглядывают как-то нехорошо. И сами они мужики подозрительные. Да ты чего ржешь-то?
«Мужички» в форме заводской охраны как раз подошли поближе. Но увидев, что приезжего встретили и даже обняли, тут же потеряли к нему интерес и, развернувшись, пошли в обратную сторону.
– Потом скажу.
Орудие недавнего труда моментально было забыто – какая уж тут метла, когда родная кровь в гости припожаловала! Похлопав друг друга по плечам, два брата от души обнялись, после чего старший забрал из рук младшего что-то среднее между котомкой и простым узелком и повел того в свою обитель на втором этаже. Первое, что сделал Федор, оказавшись в прихожей, так это в матерной форме позавидовал жилищным условиям, в которых приходилось ютиться его старшему брату. Между делом сравнив его замашки с господскими – это ж додуматься надо, специальная вешалка для шубеек!
– Ты бы еще для каждого сапога по отдельной полке сколотил!
Получив от старшого легкий подзатыльник, мужчина тут же исправился, громогласно и очень вежливо пожелав здоровья хозяйке, несколько отвыкшей от простых деревенских нравов. А заодно (можно сказать – оптом) и племянникам с племянницами. Разумеется, сразу после того, как они сами первыми поприветствовали дядьку. Гостя раздели, указали, где рукомойник (опять в отдельной комнате!), после чего так основательно накормили-напоили, что у Федора не осталось никаких сил удивляться дальнейшим чудесам. Пять комнат, новая мебель вроде угловато-массивного шкапа или кроватей, странная кухонная утварь, стены двух комнат, оклеенных полосами бумаги с затейливым рисунком, – все это молчаливо кричало о том, что брат Мартынка вполне успешно зарабатывает и на хлеб, и на толстый слой масла сверху. Или мяса. А еще от этого неслышного вопля у младшего брата начали гореть уши – до того сильно брала досада, что посмеялся в свое время над посулами вербовщиков. К вечеру и уши, и душа мастерового Людиновского паровозостроительного более-менее успокоились, поэтому первую четверть часа начавшихся посиделок он передавал хозяевам приветы от родни и многочисленных знакомых. Затем прошелся по новостям и видам на урожай (хреновым, если честно), отчитался на тему, кто родился или умер (среди все той же родни и знакомых), и только после этого перешел к важной для себя теме.
– Это что же, все мастеровые на фабрике так живут?
– Я тебе не какой-нибудь там токарь-слесарь, а бригадир. Фигура!
Мартын многозначительно потыкал указательным пальцем в беленый потолок и тут же получил незаметный тычок под ребра от любимой половинки.
– Пусть и маленькая, – самокритично и даже скромно признал он свою ошибку. – А живут примерно одинаково.
– Что, вот все прямо как ты, в пятикомнатных хоромах?
Хозяин каким-то странным жестом погладил-почесал левую сторону головы и честно признался:
– Нет, это только мне так повезло. У начальства на хорошем счету, недавно сам Хозяин приметил. Квартирой вот похвалил, до того в двухкомнатной жили. – И опять погладил голову.
– Ишь! Молодец.
– А то!
За небольшой тост последнее высказывание пошло просто замечательно. Поставив обратно на стол граненые стопочки – у мужчин пустые, у женщины на две трети полная, – родственники закусили-занюхали каждый по своему вкусу и подошли к обсуждению главного вопроса.
– Значит, так. Поговорил я с кем надо, поспрашивал, и вот что мне сказали. На фабрике свободных мест больше нет, но людей набирают. Вроде как Хозяин где-то новые заводы открывать будет, так вот туда. Возьмут сразу, я договорился. И тебя, и остальных наших, кто захочет.
Федор едва заметно приуныл, и это не осталось незамеченным.
– А еще меня один хороший человек надоумил, как можно и на фабрику устроиться.
Во взгляде брата читалась надежда, а вот у жены – удивление, приправленное гордостью за мужа.
– При фабрике курсы есть, запишешься туда. Жить у нас будешь. Поучишься, и если свой третий разряд подтвердишь – возьмут на испытательный срок. Поработаешь, люди на тебя посмотрят, ты на людей, покажешь себя, а там, глядишь, и на постоянную перейдешь. Наверное, тут я точно не знаю. Как, обойдутся твои месяца три-четыре без тебя? А то, если надо…
– Да нет, до весны всего хватит.
Но уверенности в этом заявлении все же недоставало. Поэтому супруги Бусыгины переглянулись, одновременно вспоминая, что на то они и родственники, чтобы помогать. Сегодня ты, а завтра тебе – на этом, как известно, весь мир стоит. Задавив своим авторитетом старшего брата все возражения, Мартын предложил по такому хорошему поводу еще немного понизить уровень водки в штофе, что все с облегчением и сделали. После чего младшенький стал расспрашивать о курсах – что за зверь такой и с чем его едят. И насколько третий разряд от четвертого отличается, в смысле расценок и жалованья.
– Да, кто бы другой мне рассказал, так подумал что дурят. Слушай, а вот если у человека пятый? Или даже шестой, а?
– Шестой!.. Таких на всю фабрику и двух дюжин не наберется. Хозяин их всех в лицо знает, по имени-отчеству величает, даже, говорят, и руку не гнушается пожать при случае.
– Ишь ты! А живут они как?
– Да как в раю. Квартирка почти бесплатная, мебеля в ней – тоже, случись приболеть самому или там кому из семьи – тут же дохтур прибежит, ну а кто заплатит ему за труды и микстуры, ты уж, поди, и сам понял. Денег взаймы можно взять сколько хочешь, без процентов. Только мало кто берет, им это без надобности.
– Как так?
– Да у них за неделю жалованье больше, чем у меня за месяц!.. А уж мне, чтоб ты знал, на это дело грех жаловаться. С таким достатком зачем в долги лезть? Короче, хорошо они живут. Ладно, засиделись мы, а завтра суеты да беготни много будет. Давай-ка еще по одной, да на боковую. Ну будем?
– Будем!
Двадцатого декабря одна тысяча восемьсот девяносто первого года, в небольшом городке Людиново состоялось историческое событие. Не сказать, что совсем уж большое, но по меркам некоторых уездов Брянской и Калужской губерний вполне значительное.
– Кха!..
Первое официальное собрание акционеров Товарищества Мальцевских заводов началось с того, что бывший владелец занял место председателя. Оглядел всех орлиным взором, с некоторым трудом задавил радостную улыбку и кашлянул снова, прося тишины:
– К моему глубочайшему сожалению, неотложные дела не позволили присутствовать на нашем собрании князю Юсупову. Его интересы будет представлять господин Юрьев. Далее, то же самое в отношении графа Игнатьева предпримет Юрий Степанович.
Нечаев-Мальцев с достоинством качнул головой, подтверждая, что все сказанное верно.
– Ну что же. Слово Петру Ионовичу.
Губонин не стал ни кивать, ни кашлять – вместо этого он раздал всем присутствующим папки с документами и акциями, а также чековые книжки Волжско-Камского банка. После чего предложил обсудить главное. А главным на данный момент был денежный вопрос.
– За то время, что товарищество находилось под казенным управлением, оборудование новее не стало. Да-с, не стало. И ремонтировали его с большой неохотой, да что там – вообще не ремонтировали.
Поглядев по сторонам, титулованный купчина покосился на председателя и продолжил изливать «оптимизм» на своих слушателей. Станки устарели, рабочие разбежались, поставщики наглеют и вздувают цены, руда беднеет, и недалек тот день, когда металл надо будет закупать на стороне. А так все хорошо, ага. Закруглил он свой монолог достаточно скоро (и десяти минут не прошло), напоследок озвучив следующее: господам акционерам предлагалось срочно изыскать тысяч семьсот – восемьсот на первоочередные нужды. А попозже еще тысяч триста – четыреста, на разного рода мелочовку, вроде новой оснастки для станков. И проводить изыскательские работы в карманах и финансовых закромах надо было достаточно быстро, так как уже на подходе крупный заказ для строительства Транссиба и, если его не возьмет товарищество, мигом набегут сволочи-конкуренты.
– Возможно, у кого-то будут предложения?
В ответ все многозначительно промолчали, изобразив на лице сильную задумчивость, в том числе и князь Агренев. Вот только причины немногословности Александра были совсем другие – на пути в Людиново он обнаружил очень настырных попутчиков. Вернее, поначалу у него просто случился внезапный приступ паранойи. Коя выразилась в очень четком ощущении чужого внимания к собственной скромной персоне – достаточно пристального, но в то же время странно нейтрального в отношении угрозы. Случись на месте князя кто другой, так он скорее всего такого внимания и не заметил бы, а вот для отставного офицера пограничной стражи даже легкого дуновения столь знакомого чувства было вполне достаточно. Девятимиллиметровый «малыш» переехал из скрытой кобуры в карман пальто, в глазах появилась приветливая внимательность, а в душе – постоянная готовность немного поработать указательным пальцем и легкое сожаление об отсутствующем ноже. Будь проще, и люди к тебе потянутся – и в полном соответствии с этой поговоркой Александр просто смотрел на окружающих и старался запомнить всех, кто только попадался ему на глаза. И увидел-таки людей, которые тянулись именно к нему. Вернее, за ним: он в поезд – и они в поезд. Он в экипаж – и они следом. Сладкая парочка, гусь да гагарочка, чтоб им пусто было!..
«Точнее, два гуся, не очень приметной наружности. Неужели сподобился и ко мне наблюдение приставили? Интересно только кто – жандармы или их подопечные?»
Так что голова у молодого акционера была занята совсем другим. С одной стороны, филеров всего двое, и при желании он достаточно легко отправит их к Харону. С другой – а если это «привет» от Третьего управления собственной его императорского величества канцелярии? Или Особого департамента полиции? Тогда его могут неправильно понять. А если окажется, что пропавшие сотрудники были достаточно ценными – так и вообще обидеться. Сложный выбор, однако!
«Ладно, торопиться не будем, пока просто понаблюдаем».
– Значит, предложений не будет, – почти с искренней печалью констатировал Губонин. Увы, но возможностью дополнительно вложить свои деньги, причем с неопределенным, и уж точно не скорым результатом-отдачей, так никто и не заинтересовался. Зато единогласно (Мальцев хоть и со скрипом, но все же согласился) одобрили инициативу Петра Ионовича насчет того, что надо бы продать лишние активы принадлежащего им акционерного общества. И за счет полученных денег решить вопрос с модернизацией и ремонтом заводов – а если хорошо постараться, так и прибыль кое-какую получить. Кивнув сам себе (типа я и не сомневался в вашей поддержке, господа), купец-банкир тихим голосом стал перечислять все то, что висело свинцовой гирей на ногах новорожденного товарищества. Вот тут скромность и стеснительность некоторым из присутствующих все же изменили: предлагаемое к продаже стекольное производство тут же застолбил за собой господин Нечаев-Мальцев, как и большой кусок земли рядом с Калугой. Лесопилки и винокурни никого не заинтересовали, как и кирпичные заводики, – соответственно, все это богатство отошло калужским купцам. И ведь что интересно – заводики продали, а вот глиняно-песчаные карьеры просто сдали в аренду. Далее решили судьбу слегка обветшавшей недвижимости в Санкт-Петербурге, Москве и Нижнем Новгороде – выставить на продажу по максимальной цене. Когда очередь дошла до фаянсового производства, за своего хорошего знакомого господина Кузнецова замолвил словечко сам Губонин. Что-то вроде «для вас, господа, это несущественная мелочь, а моему приятелю она в самый раз будет». Надо сказать, что и сам Александр не остался в стороне от столь увлекательного процесса: когда очередь дошла до брянских земель, где много глины, мела и прочего очень полезного материала для выделки цемента, он тут же поинтересовался, когда сможет считать его своим. Узнав, что как только, так сразу (то есть после поступления денег на счет товарищества), молодой акционер задал уважаемым компаньонам вопрос: а нельзя ли устроить небольшой бартер?
– Это каким же таким образом, Александр Яковлевич? Поясните?
– Охотно, Сергей Иванович. Видите ли, на моем металлургическом заводе в числе прочего есть все необходимое для производства как рельс, так и колесных пар. Оборудование самое что ни на есть современное, германской выделки, отменного качества, и я просто уверен, что оно окажется весьма к месту на Людиновском паровозостроительном заводе. Также отмечу, что в этом случае модернизация завода будет закончена в самые кратчайшие сроки. Скажем… месяца в полтора-два.
Господин председатель на несколько минут впал в глубокую задумчивость, отчасти схожую с комой, а потом заскользил взглядом по лицам остальных совладельцев.
– Господа, ставлю этот вопрос на голосование. Кто за? Против? Благодарю, господа. Александр Яковлевич, ваше предложение принято.
«Еще бы вы не приняли. Участок оценили в сто восемьдесят тысяч, а станки и прокатный стан обошлись мне почти в двести пятьдесят».
Тем не менее такой неравноценный обмен был выгоден и товариществу, и самому князю. Так как оба они избавились от ненужного в обмен на полезное. Фабрикант с легкой душей отдал оборудование, для которого так и не смог найти ни одного заказа. А акционерное общество не менее легко рассталась с куском голой земли, на которой, кроме полыни и одуванчиков, никогда ничего и не росло. Да и те размерами не впечатляли.
– Господа, я думаю, нам стоит ненадолго прерваться. Скажем, полчаса?
Стоило только Сергею Ивановичу объявить о небольшом перерыве, как акционеры тут же разделились на две группы: в первую вошли такие «старички», как Губонин, Нечаев-Мальцев и Мальцев, а также господин Юрьев, а во вторую – «молодежь» в лице князя Агренева и просто Нечаева. Причем второй поначалу хотел присоединиться к родственнику, но на полпути был перехвачен и тут же озадачен вопросом: может ли он поставить, так сказать собрату-акционеру, со своих карьеров кое-какие каменные изделия?
– Не вижу в том никакого затруднения, Александр Яковлевич. Что именно вы желали бы получить?
– Вот список, в нем указанны размеры и количество, материал – гранит и габбро[5]. Еще, Роман Исаевич, меня очень интересуют сроки исполнения. Роман Исаевич?
Нечаев, начавший свою карьеру делового человека как раз с небольшой мастерской по изготовлению памятников и надгробий, моргнул, отводя взгляд от листка бумаги, и с некоторым удивлением поинтересовался: а зачем князю такое количество столь массивных каменюг? Да еще и из столь неудобного в обработке материала?
– К моему сожалению, другие основания под высокоточные станки гораздо хуже. Кстати, у меня к вам есть еще одно небольшое дело…
Когда Нечаев-Мальцев решил полюбопытствовать, о чем беседует молодежь, он с удивлением услышал, как они обсуждают плитку. Причем не какую-нибудь, а дорожную, и не из гранита, а совсем даже бетона, пяти разных цветов и целой дюжины форм. И надо сказать, что Юрий Степанович сам очень заинтересовался столь перспективной новинкой. Разумеется что никакой конкуренции граниту мостовых она составить не сможет, но вот в качестве дорожек на курортах, по коим так любит прогуливаться приличная публика… Уже втроем они обсудили все возможные перспективы, причем в столь теплой и дружелюбной манере, что едва не договорились до создания небольшой совместной компании, лишь в последний момент вспомнив, что выбрали для этого не самые подходящие время и место. В отличие от столичного особняка старшего Нечаева, где хорошо разговаривалось на самые разные темы, в том числе и коммерческого толка, с чем они все и согласились, не забыв обговорить подходящие для такого разговора день и час.
– Ну что же, так и решим – после рождественских праздников жду вас у себя.
Подтвердив свое согласие почти незаметным движением головы, первый из молодых людей тут же отошел в сторону и осторожно присел в кресло, стараясь поудобнее расположить правую ногу.
«Старая травма или свежая рана? В этот раз трость явно используется по своему прямому назначению. Все же маловато я знаю о своих компаньонах. Как и они обо мне, надеюсь».
Второй из представителей молодежи и не подумал прекращать столь полезное общение. И, как оказалось, был полностью прав – довольно скоро выяснилось, что собеседники имеют на удивление много общих интересов. Например, старый промышленник очень любопытствовал по поводу устроенного при Сестрорецкой фабрике реального училища, и в особенности насчет того факта, что дети мастеровых учатся без какой-либо платы. Надо сказать, интерес его был не совсем праздный: Юрий Степанович довольно много благотворительствовал именно на тему образования беднейших слоев населения империи и был рад любому даже не союзнику, а просто человеку, разделяющему его устремления. А князь Агренев разделял, да еще как! Но так как оружейный магнат был человеком крайне разносторонним, то они поговорили и о стекольных заводах Нечаева-Мальцева. Точнее, о возможности развернуть на их базе производство нормальных лампочек с вольфрамовой нитью. А не того недолговечного и увесистого убожества, коим приходилось пользоваться повсеместно, – с цоколем и толстостенной колбой самой причудливой формы и угольной нитью, рассчитанной аж на сорок часов работы. Всего. Правда, один плюс у нее все же был – путем достаточно несложных манипуляций плохая лампочка легко превращалась в хороший стакан. Пусть и не совсем устойчивый, зато очень вместительный, грамм этак в триста. А как удобно он лежал в руке!
– Ну что же, я вижу, нам действительно есть о чем поговорить при следующей встрече.
Молчаливо согласившись с этим утверждением, молодой аристократ глянул на небольшую тумбу напольных часов, удивился и посмотрел на акционеров – оказывается, перерыв уже закончился. Проводил взглядом господина Юрьева, как раз направлявшегося к своему месту, поправил запонку на рукаве. И как-то совсем не к месту вспомнил про то, каким больным выглядел последний из рода Юсуповых.
«Прекрасный повод закруглить беседу, заодно и про самочувствие компаньона узнаю. Вернее, почему оно такое плохое».
К удивлению Александра, вопрос оказался не таким простым, как он думал, – Нечаев-Мальцев немного помолчал, еще раз окинул взглядом всех присутствующих и с некоторой неохотой ответил:
– Ходят слухи, что, когда Николай Борисович отдыхал в Бадене, у него случился приступ сердечной болезни. К счастью, непоправимого не случилось…
Собеседники одновременно вспомнили «цветущий» вид последнего Юсупова и понимающе переглянулись, добавив про себя короткое слово «пока». Увидев, как председатель пробирается на свое место, Юрий Степанович тихо закончил разговор на условно оптимистичной ноте:
– Будем надеяться на лучшее, князь.
Вторая часть заседания оказалась гораздо скучнее и короче первой – еще раз пройдясь по всем решениям и договоренностям, титулованные (и не очень) акционеры завизировали протокол собрания, придав ему тем самым статус официального документа. Сердечно попрощались друг с другом, и в особенности с Людиновом, в которое компаньоны по товариществу приехали в первый и последний раз – следующие заседания совета акционеров планировалось проводить, не выезжая из пределов гранитных набережных города Петра.
Обратная дорога в Сестрорецк оказалась не такой тоскливой, как того можно было бы ожидать. Первую, и самую длинную, часть пути Александр скоротал в разговорах с Нечаевым-Мальцевым и Губониным – эти во всех смыслах достойные господа так же, как и он, стремились поскорее вернуться в столицу. Первого заинтересовал «внезапно» изобретенный аристократом-промышленником метод непрерывного производства стекла, а второй на удивление тактично намекал князю на тот факт, что в Волжско-Камском банке его деньги будут в гораздо большей сохранности. И условия кредитования предложат лучше, и процент по вкладам будет «жирнее», да и вообще примут как родного – в отличие от Русско-Азиатского, в коем молодого промышленника ценят явно недостаточно. С последним утверждением уговариваемый склонен был согласиться – на память он пока не жаловался и прекрасно помнил, как ему «рожали» самый первый кредит. Да и со вторым что-то не торопились… Собственно, от смены основного кредитного дома фабриканта удерживало только одно. В данный момент все рентные платежи из заграничных источников перечислялись на его именной счет как раз в Русско-Азиатском банке. В случае любых изменений требовалось внести поправки в такое количество документов, что перед мысленным взором представала стопка бумаги высотою как минимум до облаков. А учитывая тот факт, что у конторы «Лунев, Лунев и сыновья» и так работы хватает, причем срочной и важной… В общем, пока система работает и денежки капают, острой необходимости что-то менять нет. Бывший купец, а ныне потомственный дворянин в чине тайного советника такую точку зрения встретил с пониманием, но также и с демонстративным сожалением. Которое, впрочем, не помешало ему напоследок заметить, что предложение остается в силе. А тот, кого он столь терпеливо соблазнял на измену своему официальному банку, еще часа два обдумывал источники столь выдающейся осведомленности Петра Ионовича о состоянии его финансовых дел. Легальных дел, разумеется. Вывод из всех размышлений был один, вполне закономерный – о нем уже давно собирают информацию. Не сказать, что новость такая уж неожиданная, но и приятной ее тоже назвать не получилось. Времена, когда его сиятельство князь Агренев был всего лишь одним из многих (и соответственно никого не интересовал), увы и ах, безвозвратно уходили. Вернее, уже прошли.
А вторую часть пути одного из владельцев Товарищества Мальцевских заводов развлекали другие попутчики. Наблюдение за наблюдающим – оказалось, это чертовски интересное занятие! Благо, нежданно-негаданно образовавшиеся филеры опекали его достаточно незаметно и даже деликатно, очень разумно не провоцируя своего подопечного на крайние меры – то ли их так проинструктировали, то ли они сами догадались, чем чревато неудовольствие со стороны молодого аристократа. Который, между прочим, спокойствием их не баловал, внезапно воспылав настоящей страстью к небольшим прогулкам по перрону. А один раз вообще ушел в ресторанчик на станционной площади, воспользовавшись тем обстоятельством, что паровоз начал пополнять запасы воды и угля. Заказал там плотный обед, а в качестве приправы к нему любовался на то, как филеры с немалым удовольствием пьют чай «без ничего» и время от времени поглядывают на часы. При этом интересуясь не столько поднадзорным, сколько миловидными (и не очень) барышнями, то и дело дефилирующими по улице мимо ресторанных витрин. Вообще, была у Александра мысль – сдать столь любопытных личностей ближайшему городовому, но по зрелом размышлении он от нее отказался, вернее, отложил ее исполнение на неопределенный срок. Тем более что нежданные попутчики растворились в узеньких улочках Сестрорецка почти сразу, как только показались фабричные корпуса, но кое-какой осадочек после себя все же оставили. Так сказать, на долгую и неприятную память.
– На этом позвольте закончить, Александр Яковлевич.
Фабрикант отвернулся от большого окна в своем кабинете и поглядел на управляющего, всего несколько минут назад закончившего свой доклад о состоянии дел в компании. Надо сказать, эти самые дела шли очень даже неплохо. А если бы не мелкие шероховатости, вроде сильного превышения спроса над предложением, так и вообще можно было бы подумать над словом «великолепно». Мелочи же были в том, что «мирную» продукцию Сестрорецкой фабрики начали потихоньку-полегоньку подделывать. Спрос на нее был, и немаленький, предложение за ним просто катастрофично не успевало, и вполне закономерно нашлись люди добрые, решившие помочь отечественному потребителю. Пока самая заметная «помощь» шла по линии производства зажигалок «Бенза» – их клепали из всего, что только было под рукой и годилось в дело. Тонкая сталь, бронза, черная жесть, кровельное и котельное железо, латунь и даже медь – все это шло в ход и приводило к невиданному разнообразию конечного продукта. С весьма однообразным качеством выделки, коей хватало максимум на полгода эксплуатации. А иногда свежеприобретенная вещица отказывалась работать сразу, прямо на глазах у покупателя, но все равно охочих до такой полезной штуковины меньше не становилось.
Князь вздохнул, сделал себе мысленную пометку – озадачить Горенина решением давно ожидаемой проблемы, и задал вопрос. К удивлению управляющего, совсем на другую тему, никак не связанную с недавним докладом:
– Андрей Владимирович, сколько всего у вас помощников?
– Пока четверо, Александр Яковлевич…
– Кто-нибудь из них может заменить вас в вашей нынешней должности?
Услышав такое, Сонин непроизвольно выпрямился и ОЧЕНЬ внимательно поглядел на начальство. Но тем не менее ответил честно и без малейшей задержки:
– Да, ваше сиятельство. Один – почти сразу, а другому потребуется некоторое время – примерно месяца два-три работы под моим присмотром, затем справится не хуже, чем я сейчас.
– Это хорошо, что не хуже.
Хозяин фабрики опять отвернулся к окну и опять задал не тот вопрос, что от него ожидали. Впрочем, Сонин уже привык.
– Насколько я помню, Андрей Владимирович, ваш сын в новом году заканчивает учебу в гимназии. Вы уже выбрали университет, где он продолжит образование?
Услышав обращение по имени-отчеству, управляющий слегка расслабился. Да и сам вопрос зримо свидетельствовал о благорасположении князя, так что про его «сияние» он больше не вспоминал.
– Не совсем, Александр Яковлевич. Прежде чем окончательно определиться в своем выборе, я бы хотел узнать ваше мнение по этому вопросу.
– Вы вправе выбрать любой университет в империи или же за ее пределами, как я и говорил вам когда-то. Хотя должен заметить, что отечественный храм науки все же предпочтительней иностранного. На тот вполне вероятный случай, если Эдуард захочет пойти по вашим стопам и работать в компании.
Прозвучавший намек заботливый и очень понятливый отец воспринял правильно, тут же уверив работодателя, что в своем поиске ограничится высшими учебными заведениями Москвы и Санкт-Петербурга.
– Вот и прекрасно. Да, пока не забыл – Андрей Владимирович, вы настолько хорошо организовали курсы для наших будущих и нынешних мастеровых, а также реальное училище при фабрике, что ими уже интересуются известные меценаты и благотворители. А господин Нечаев-Мальцев заинтересовался настолько, что вскоре прибудет сам, посмотреть, как у нас устроено обучение детей мастеровых. Если увиденное ему понравится, то вполне возможно, что Юрий Степанович решит поучаствовать в открытии подобных заведений. Причем в доброй дюжине губернских городов.
– Дюжине?
– Скорее всего, даже больше – мы ведь тоже не останемся в стороне от такого хорошего дела. Наша компания просто-таки обязана заниматься благотворительностью на постоянной основе, а тут и затраты сравнительно небольшие, и польза огромная. Да и к тому же у вас явный талант к делам подобного рода, а значит, все будет организовано очень быстро и на высшем уровне. Не так ли?
Сонин едва заметно порозовел от удовольствия и завуалированной похвалы.
– Можете не сомневаться, Александр Яковлевич, все так и будет.
– Прекрасно. Однако вернемся к другим делам. Я принял решение изменить организацию управления компанией. И в качестве подготовки к такому шагу – разделить станкостроительное, механическое и оружейное производства, попутно усилив их специализацию.
Князь отошел от окна (к большому облегчению своего подчиненного) и сел на свое место, с легким вздохом покосившись на посконные мешки, набитые разнообразнейшей корреспонденцией. Два из них за вчерашний день он кое-как одолел, осталось еще четыре плюс письма от Круппа, Тиссена и прочих деловых партнеров, сложенные в отдельную стопку на его столе – прочитал он их одними из первых, а вот написание ответа отложил на потом.
– Как вы знаете, в Москве строятся несколько заводов, вот они и примут кузнечно-прессовые и механические цеха фабрики. В Ковров уедет персонал оружейных цехов, а в Сестрорецке останется, и попутно сильно расширится, станкостроительное производство общего типа. Кроме того, у компании есть интересы и в Кыштымском горнозаводском округе.
Александр прервался и посмотрел на своего управляющего. Увиденное понравилось: в глазах внимание, руки совершенно самостоятельно делают заметки – в общем, профессионал за работой.
– Одного вашего заместителя вы подготовите для Кыштыма, второй поедет в Ковров. За московскими заводами первое время вы будете приглядывать сами. Пока не найдете человека, способного делать это за вас и под вашим руководством. Вопросы?
– Ну, вот так сразу, пожалуй, и нет… А кто же останется начальствовать в Сестрорецке?
– Герт, Иммануил Викторович.
Сонин понимающе покивал. Оглядел свои записи, сморгнул и откровенно признался, что задавать толковые вопросы пока не готов.
– Тогда на сегодня все, продолжим через два дня.
Еще раз выказав свое расположение управляющему путем проводов до двери, Александр вернулся за стол, еще раз покосился на мешки и решительным жестом пододвинул к себе финансовый отчет по предприятию. Выбирая из двух нелюбимых, но необходимых занятий, он отдал предпочтение тому, что полегче. Не сказать, что приятнее, но вникать в цифры было все же проще, чем в смысл многочисленных посланий со всего света. О чем ему только не писали! Львиную долю корреспонденции составляли письма непризнанных гениев, которым для успеха не хватало (в зависимости от наглости и фантазии) достаточно скромных сумм. Скромных для князя Агренева, разумеется. На втором месте стояли послания для главного инспектора господина Долгина, приходящие на имя Александра – именно Гриша взвалил на себя тяжелейшую обязанность разбираться с письмами девиц и женщин, предлагающих себя в содержанки (а для большего удобства «работы» тридцатилетний ловелас даже не поленился квартирку в Питере снять). На третьем шли просьбы о финансовой помощи по разделу благотворительности, и иногда на эти послания даже приходил ответ, особенно если письмо было написано на официальном бланке какой-либо больницы или приюта для сирот. Ну и последняя категория посланий, этакий своеобразный золотой песок на фоне пустой породы, это действительно интересные и очень перспективные предложения о деловом сотрудничестве, письма с реально полезными и применимыми изобретениями и тому подобная корреспонденция.
По сравнению со всем этим скучнейший в принципе отчет по финансовому состоянию всех компаний князя воспринимался им как своеобразный отдых – не надо ломать глаза и голову, разбирая причудливый почерк и гадая, что именно выдумал очередной энтузиаст-изобретатель. Или сохранять спокойствие, поняв, что опять потратил время на пустышку в конверте. Читай себе и читай, просматривай ровные столбцы цифр и наслаждайся приятностью суммы чистой годовой и месячной прибыли. Красота! И в подробности вникать совсем не тягостно, а совсем даже наоборот – чрезвычайно увлекательно. Вот, например, что это за строчка такая интересная? А! Понятно. Это сразу в трех министерствах распробовали всю прелесть папок на пружинных переплетах, кнопок-скрепок, дыроколов и прочих канцелярских приспособ, крайне милых нежному чиновничьему сердцу. Так распробовали, что заказов на полгода вперед набросали… и еще набросают, за ними не заржавеет. А это что за цифра такая, откуда она взялась? А из карельских и вятских лесов и взялась, где вот уже какой месяц производят арборит. И не просто производят, а тут же продают – и в данном конкретном случае заказы расписаны уже на год вперед. Лепота, одним словом.
«Наверное, имеет смысл подумать о расширении производства фанеры – раз так хорошо покупают. В империи она пока мало кому нужна, зато в забугорье, и особенно в Англии и САСШ, отрывают чуть ли не с руками. Да, определенно подумаю. Консервы – дела идут просто замечательно, разве что управляющему пришлось изменить вес банки в угоду военному ведомству, чтобы для солдатских пайков подходила. И дополнить и так немаленький ассортимент гороховой похлебкой и кашей с мясом – ну, это для повышенной крепости духа, не иначе. Заказ… ого, большой заказ, но завод справляется. Пока справляется, но уже понятно, что дело надо расширять. Что еще? Управляющий предлагает наладить выпуск чего-нибудь вкусного и полезного для гурманов в офицерских мундирах. Сосиски, паштеты, супы, всякая плодоовощная экзотика… Черт с ним, пусть пробует. Ну что же, дружба с Ванновским уже положительно сказывается на моих предприятиях».
Словно бы в доказательство этого утверждения на следующей странице отчета фабрикант узнал о том, что военный министр империи организовал небольшой заказ Русской оружейной компании – на три комплекта военно-полевых госпиталей и столько же лазаретов. Так сказать, на пробу. И можно было не сомневаться – если армейским медикам и почетному члену (как звучит, а?!) Военно-медицинской академии генерал-адъютанту Петру Семеновичу Ванновскому понравится то, что они получат, новые заказы не заставят себя ждать.
«Н-да, скоро придет пора большого турне по военным училищам империи. Или ограничиться теми из них, что поближе? Или вообще посетить только родную альма-матер да Михайловскую артиллерийскую академию, а остальные и без моего личного присутствия обойдутся. А может, и не обойдутся. Все же реклама себя любимого – дело такое, что абы кому не перепоручишь. Ладно, время подумать и решить есть. Что там у меня дальше?»
А дальше был первый (он же единственный) металлургический завод, на котором его владелец так ни разу и не был. Да и не собирался, если честно. Но это никоим образом не мешало заводу приносить хорошую, а главное – регулярную прибыль и обеспечивать своей продукцией все нужды разрастающейся империи князя. Напоследок, видимо в качестве десерта, шла фабрика, хотя по получаемому с нее доходу она уже давно и прочно занимала первое место.
«Так, бухгалтерия настойчиво подтверждает все то, что мне недавно доказывал Сонин, – так что придется поверить. Черт, Герт и сюда умудрился пропихнуть обоснование о необходимости расширения своего хозяйства! Неугомонный какой, полгода потерпеть не может. Ладно, с доходной частью все понятно, перейдем к расходной. Будущий центр специального и высокоточного станкостроения, а также качественного оружия, славный город Ковров… Да уж! Всегда подозревал, что такие проекты – крайне дорогое удовольствие, а теперь Лазорев доказал мне это опытным путем – сколько ему ни дай, все мало. Но что делать, придется потрясти мошной, раз обещают закончить к лету. Кыштым… Зараза, сам по себе обошедшийся в шесть миллионов и практически обнуливший все мои счета в Русско-Азиатском банке. Ну, тут все на стадии готовности фундаментов».
Вспомнив, во сколько ему обойдется все это счастье, Александр вздохнул.
«Русская аграрная компания. Ну, тут прибыли долго не будет… Если она, эта самая прибыль, вообще будет при моей жизни».
Просмотрев данные по разной мелочи, вроде оружейного магазинчика в Санкт-Петербурге, молодой промышленник закинул труды своих бухгалтеров в сейф, а вместо них достал стопку чековых книжек. Налил себе бокал рейнского «Ауслезе», устроился поудобнее на стуле и принялся раскладывать весьма своеобразный пасьянс.
«Русско-Азиатская банка, многолитровая и сейфовая – одна книжка от моего именного счета, другая – от того, на который капает рента. Итого две чековые книжки. Сувениры из замечательнейшей страны Швейцарии: по две книжки мне подарили у Хоттингера и в «Шаффхаузен Кантональбанке». О! С первого раза выговорил, хотя бы и про себя. Какой я молодец, однако. Итого у меня уже шесть стильных и очень красивых чековых книжечек. Теперь пройдемся по германским землям: «Дрезднер банк» дал мне всего одну штучку, зато в «Дойче банке» – сразу три. Правда, все они на разные фамилии, но ничего, пригодятся. Ну и последнее мое приобретение, от Волжско-Камского банка. Общий итог в одиннадцать штук. А неплохая коллекция собралась!»
Пополнив сладкой золотисто-топазовой жидкостью свой бокал, хозяин кабинета тут же его опять ополовинил, после чего разлиновал подходящий листочек на расходную и доходную части и принялся считать.
«Доходы среднемесячные: от ренты и лицензий – на семьсот тысяч, от предприятий – примерно столько же. И на счету компании накопилось миллиона этак три с половиной. Было больше, но пришлось потратиться на акции Товарищества Мальцевских заводов и вступительный взнос в З.И.Г. Ну и французские бумаги. Теперь смотрим расходы. Тиссену за его постоянную заботу и дружескую поддержку – аж пятнадцать миллионов рублей. И ведь все Августу мало, постоянно интересуется насчет новых заказов – как будто я деньги печатаю. Прорва ненасытная, блин. Далее, старине Фридриху Круппу, которому скоро исполнится аж тридцать восемь лет, – три с копейками, то есть три триста. Минимум столько же уйдет за океан брату моего стряпчего, и примерно шесть миллионов отпечатанных бумажек – «Строительной конторе Бари», за качественное и очень быстрое исполнение всех моих пожеланий. Так, бумаги из «Лионского Кредита» освоили. Что дальше? А дальше десять миллионов Геннадию Луневу в течение самое большее двух лет, а вернее, даже полутора. Значит – вынь да положи ему тысяч по семьсот в месяц. Ну, это нормально, тем более что на стартовый рывок уже есть. Полтора миллиона на покупку недвижимости в Москве – и личный счет в Русско-Азиатском опять станет пустым… Сто пятьдесят – двести тысяч ежемесячно на Лазорева, и небольшая поддержка научной мысли в России, особенно мыслей Менделеева и его учеников. Плюс небольшие инвестиции в свое дальневосточное поместье, и постоянные отчисления по лицензиям – не только мне платят, за кое-что и самому приходится раскошеливаться. Хм, получается, тысяч на двести пятьдесят – триста в месяц свободных денег я могу рассчитывать. Живем! Но не забываем о скромности, которая, как известно, очень украшает человека. А попутно – избавляет от множества проблем с завистниками. Так что показываем всем максимум сто пятьдесят тысяч официального ежемесячного дохода, а остальное скидываем в далекую Швейцарию. Ну что, вроде все?»
Александр собрал со стола чековые книжки, подхватил листочек со своими расчетами и, мурлыкая себе под нос невнятную мелодию, закинул все эти важные документы в маленький сейф. Захлопнул дверцу, неплохо притворяющуюся куском пола, проверил дверку большого и повернулся к окну. Хмыкнул, глянул на подарок Григория и досадливо вздохнул. Два часа ночи!
– М-да, как упоительны в России вечера…