Глава 2
Увитая виноградной лозой веранда перед домом Брэндона служила прохладным убежищем от пламени ослепительного дня. Зеленая листва создавала даже какое-то подобие влажности, давая шерифу и окружному прокурору столь желанную передышку от сухого жара.
Миссис Брэндон вот уже более тридцати лет делила судьбу своего мужа: выпас скота, засухи на ранчо, фермерство. Ей редко доводилось жить в изобилии, но частенько приходилось испытывать удары судьбы, когда все нажитое их тяжелым трудом исчезало как дым. Но трудности лишь закалили ее характер. Она научилась философски относиться к жизни и придавать значение только тому, что действительно что-то значило. Ее жизненным кредо было – «помогай ближнему». Она умела создавать вокруг себя атмосферу уверенности и устойчивости. Миссис Брэндон могла приготовить обед на большую команду поденщиков, протянуть руку помощи немощному соседу или уложить единственным выстрелом с двухсот ярдов бегущего койота.
Младенец проснулся. Селби и Брэндон, покуривая на прохладной веранде, слышали капризные нотки в голосе ребенка, слабый и бесполезный протест против несправедливости окружающего мира.
Брэндон подошел к двери:
– Мать, может быть, тебе помочь?
Из кухни донесся голос миссис Брэндон:
– Я управлюсь. Она успокоится, когда я подогрею бутылочку.
– А ты еще не подогрела?
– Я купала девочку. Бедная крохотулька – столько проехать в автобусе и не ополоснуться. Возвращайся на место и поговори с Дугом. Здесь я все сделаю сама.
Брэндон вернулся с застенчивой улыбкой на лице:
– Снимай пиджак и отдыхай.
Селби вылез из пиджака, повесил его на спинку стула, закинул ноги на балюстраду веранды и закурил.
Спустя некоторое время к ним присоединилась и миссис Брэндон. Она не предпринимала никаких попыток скрыть свой возраст. Большая часть ее жизни прошла в тяжелом труде, вдали от салонов красоты. Ее образ жизни требовал мускулатуры, которую не приобретешь, сидя на диете шестидесятилетних дам, стремящихся сохранить фигуру двадцатилетних. Иногда она сама говорила: «Я ем от души, сплю как бревно, работаю как лошадь и наслаждаюсь жизнью». Какая-то часть этой суровой философии, видимо, нашла отражение в чертах ее лица – наблюдательные прохожие на улицах частенько оборачивались ей вслед, когда она шествовала мимо них.
В Мэдисон-Сити было свое избранное общество – кружок, который миссис Брэндон старалась избегать всеми силами. Иногда представительницы этого общества, лет на пятнадцать-двадцать моложе миссис Брэндон, изнемогая в бесполезной борьбе с лишними фунтами, говорили, что охотно отказались бы от диеты, если бы у них был такой же здоровый внешний вид, как у жены шерифа.
Селби всегда чувствовал себя великолепно, когда находился в обществе миссис Брэндон. Она заботилась о нем по-матерински и в то же время тактично, чтобы ненароком не сунуть нос в личные дела Дуга.
– Что ты сумела узнать? – спросил шериф у своей жены, которая устроилась в кресле и внимательным, хозяйским взглядом окинула веранду – не надо ли что-нибудь сделать.
– Мать оказалась очень заботливой. Думаю, она советовалась с доктором о том, как кормить малютку. Формула питания напечатана на машинке, указано также время кормления, есть и другая полезная информация. Я нашла все в маленькой сумке, включая смену одежды для девочки.
– А что в большой сумке?
– Я пока ее не открывала. Думаю, лучше будет, если мы это сделаем вместе. Дуг пока посидит покурит.
Шериф ухмыльнулся:
– Миссис Брэндон держит всех холостяков за забором, когда дело идет о женских тайнах.
Он поднялся, тщательно, как человек, проведший много лет в седле, пригасил сигарету и последовал за женой в гостиную. Десять минут спустя он опять появился на веранде и сказал:
– Готовься к сюрпризу, Дуг. Это жена Эзры Гролли, а младенец – его четырехмесячная дочь Руфь.
– Эзры Гролли?! – не удержался от удивленного восклицания Селби.
– Именно.
– Но каким образом, почему? Как я понял, это красивая женщина.
– В полном порядке. Там оказалась фотография, на которой она и Эзра. Ты бы его ни за что не узнал. Приоделся в костюмчик, сорочку и при галстуке.
– Где они поженились?
– В Сан-Франциско, примерно четырнадцать месяцев тому назад.
– Да, кажется, Эзра исчезал на некоторое время. Правда, я не думал, что у него есть желание и… средства, чтобы жениться… Для этого ему, наверное, пришлось потратить все до последнего цента.
– Наверное, сохранил на память лишь первый заработанный никель[1], – согласился шериф. – Ладно, пойдем повидаем его. Хорошенько смотри за девочкой, мать.
Миссис Брэндон восприняла это ценное указание как нечто совершенно не заслуживающее ответа.
Брэндон поставил машину у входа в больницу графства. Юная, весьма решительная особа в регистратуре холодно объявила, что Эзра Гролли скончался за полчаса до их появления. Он, оказывается, впал в полное беспамятство вскоре после того, как сумел передать просьбу запереть его хижину.
Брэндон и Селби переглянулись.
– Я известила Гарри Перкинса, коронера.
– Позвольте мне воспользоваться вашим телефоном, – попросил Селби.
Девушка передала ему трубку. Прокурор вначале позвонил к себе в контору, затем шерифу.
– Я просто проверяю, – сказал он помощнику Брэндона. – Пусть кто-нибудь постоянно будет у телефона. Женщина может опять позвонить и сообщить адрес.
Позвонив Ларкину, прокурор узнал, что патрульные осмотрели все телефонные будки в городе и не нашли абсолютно ничего. Начальник полиции был склонен не придавать большого значения этой истории.
– Подумать только, вам приходится нянчиться с ребенком! В наше время их уже не оставляют у ступеней церкви. Мамаши теперь укладывают деток спать на автобусных станциях и звонят властям графства. – Он хихикал от радости, что окружному прокурору пришлось столкнуться с малоприятной ситуацией.
– Да, в ваших словах что-то есть, – был вынужден признать Селби. – Пожалуйста, держите кого-нибудь постоянно у телефона, чтобы в случае звонка можно было мгновенно выехать на место.
– Мы это уже сделали, – ответил шеф полиции, – но теперь, когда ребенок у вас, звонков больше не будет… Что удалось выяснить при осмотре багажа?
– По всей вероятности, женщина – жена Эзры Гролли.
– Эзры Гролли? – воскликнул Ларкин. – Не знал, что у него есть жена. Что сам Эзра говорит по этому поводу?
– Ничего. Уже полчаса, как он умер. Я звоню из больницы.
– О’кей, я буду на проводе, – пообещал Ларкин весело.
– Мы отправляемся в жилище Гролли, посмотрим, что и как, – сказал Селби. – Я попросил, чтобы все звонки переводились на помощника шерифа. Боб Терри сделает все, что нужно, если получит какое-нибудь известие.
– Не сильно надрывайтесь, – беззаботно посоветовал Ларкин. – Думаю, что вы лишь выиграли ребенка, ничего больше. – С этими словами начальник полиции повесил трубку.
«Ранчо» Гролли состояло из десяти акров земли, на которых произрастало несколько апельсиновых деревьев, а также разместились небольшой огород и загоны для кур и кроликов. Во время болезни хозяина заботу о них взял на себя сосед. О смерти Гролли он впервые услышал от шерифа.
Брэндон правильно истолковал уныние соседа, который, сдвинув на нос свое соломенное сомбреро, печально почесывал в затылке.
– Власти позаботятся обо всем, – сказал шериф. – Собственность будет распродана, и вы получите вознаграждение за свой труд.
– Ну это, конечно, в корне меняет дело, – сказал сосед с видимым облегчением в голосе. – Здесь немало работы, особенно в такую жарищу… Я повесил замок на дверь.
Шериф снял замок, и они вошли в дом. Это сооружение скорее можно было назвать лачугой. Там было убого, чем-то воняло, хотя оказалось достаточно чисто. На вколоченных в дощатые стены гвоздях был развешан весь гардероб Эзры Гролли: потертые, заляпанные грязью кожаные куртки, выцветшие синие рубашки, изношенные комбинезоны. Рядом с рукомойником в кухне находилась посудная полка, на которой лежало несколько тарелок, какие-то консервы и краюха черствого хлеба. Женщина по меньшей мере прикрыла бы полку занавеской. Но Гролли, очевидно, не нуждался в подобной роскоши.
Вокруг двух отверстий, пробитых в крышке банки со сгущенным молоком, образовалась твердая желтая корка, узкая полоска такого же цвета тянулась по ее боку. Рядом – закопченный оловянный кофейник. Разнокалиберные, обожженные до черноты сковородки развешаны на гвоздях. На столе стояла банка, в которой когда-то находился джем, а теперь хранился топленый свиной жир. В серой от пыли, наполовину заполненной сахарнице кишели муравьи. Для приготовления пищи Гролли использовал двухконфорочную керосиновую плитку.
В крошечной спальне стояла железная кровать, некогда выкрашенная в белый цвет. В углу комнаты находился старомодный сундучок с выпуклой крышкой, рядом с которым лежал дешевый картонный чемодан, оклеенный искусственной кожей. Большой фанерный упаковочный ящик был превращен в еще один предмет меблировки весьма простым способом – к его верхней крышке владелец дома прикрепил дверные петли.
Солнце превратило тонкостенную лачугу в подобие духовки.
– Нечем дышать, впустим сюда хоть немного свежего воздуха, – сказал Брэндон и поднял оконную раму.
Они услышали, как по разбитой дороге к дому подкатила машина. Через несколько секунд в дверях возникла длинная, сухая фигура Гарри Перкинса.
– Что удалось найти здесь, Рекс? – спросил он.
– Будь я проклят, если знаю, – ответил шериф с широкой улыбкой. – Вообще-то я хочу узнать побольше о его жене.
– Жене?
– Да.
– Я-то принимал его за убежденного старого холостяка.
– Все так полагали, – согласился Брэндон.
– Однако, если серьезно подумать, Гролли вовсе не был стар, – заметил Селби.
– Ему было около пятидесяти. Подумать только, всего-навсего мой ровесник, – сказал коронер, – но почему-то он всегда казался мне стариком. Постоянно небритый, не носил ничего, кроме комбинезона, свитера или синей рабочей рубашки. Кажется, доктора после первого удара весной сказали, что ему недолго остается жить. А что это за история с женой?
– Позвонила какая-то женщина, – сказал Селби. – Назвалась Алисой Гролли. Она оставила своего ребенка на автобусной станции. Кто-то заставил ее сесть в машину под тем предлогом, что шериф якобы хочет ее видеть. Женщина не имела возможности все рассказать, ее, видимо, оттолкнули от аппарата и повесили трубку. Я слышал мужской голос.
Коронер явно помрачнел.
– Что случилось с ребенком?
– Мы отправились на станцию и забрали его. Там же оказался и багаж. Он принадлежит, без сомнения, жене Гролли, мы нашли свидетельство о рождении ребенка и брачное свидетельство. Видимо, когда женщина упаковывала вещи, она предвидела возможность того, что ей придется доказывать свою личность.
– Да, похоже на то, – согласился Брэндон.
– Каким образом ее заставили сесть в машину? – спросил коронер.
– Мы не знаем. Ей не удалось закончить рассказ.
– Ладно, давайте осмотрим дом, – предложил Перкинс.
Брэндон хотел открыть сундучок, но он оказался заперт. Тогда шериф выбрал маленький ключик из связки, оставленной Гролли, вложил в скважину и повернул. Теперь можно было поднять крышку.
Перкинс издал свой типичный сухой смешок.
– Великий боже, оказывается, у старого Эзры имелся отличный костюм. Вот он, аккуратно сложен. А вообще странно, весь сундук заполнен консервами. И при этом лишь консервированной мукой, – сказал шериф, извлекая одну из банок. Он поднял крышку, заглянул внутрь, насупился, подошел поближе к свету и вытряхнул содержимое себе на ладонь. Это оказался толстый сверток десятидолларовых банкнотов.
– Вот старый скряга! – воскликнул Перкинс.
– А ты утверждал, что у него остался лишь один никель – первый заработок в жизни, – заметил Селби, обращаясь к шерифу.
Коронер расправил банкноты и провел по краю большим пальцем.
– Только десятки, что-то около сотни штук. Одним словом, тысяча долларов.
Вторая банка из-под муки выдала им пятьдесят двадцаток, третья содержала двести пятидолларовых бумажек.
Теперь они работали быстро, в изумленном молчании. В сундучке оказалось двадцать пять банок из-под муки, в каждой по тысяче долларов в различных купюрах.
Мужчины смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил шериф Брэндон:
– Вот чудеса! У человека целое состояние, а жил он как последний нищий, без гроша в кармане. Всегда покупал только черствый хлеб да самый дешевый бекон. Не знаю, был ли он хоть раз в кино и купил ли хотя бы одну газету.
Селби указал на юридические последствия, вытекающие из их открытия:
– Думаю, за наследство развернется главная драчка.
– Давайте-ка, братцы, лучше как следует поищем завещание, – сказал Брэндон.
– Насколько я знаю, сестрица Гролли находится здесь, – прокомментировал ситуацию Перкинс. – Она как-то связана с автомобильной аварией.
– Точно. Вы проводите слушание сегодня в семь? – спросил Селби.
– Я отложил его, – сказал Перкинс. – Как раз намеревался сказать об этом, но совсем забыл. Миссис Хантер застопорила дело. Решила, что может собрать кое-какие средства в Сан-Франциско. Я дал ей деньги на автобусный билет. Она предполагает вернуться завтра к вечеру.
Селби извлек из кармана записную книжку.
– Значит, в пятницу, в семь вечера?
– Да, наверное… А Лосстены заявляют, что во время аварии уже были в постели?
– По крайней мере, мне они так сказали, – ответил Брэндон.
– Конечно, свидетели видели лишь машину, – задумчиво проговорил Перкинс, – они не заметили, кто был за рулем… Дуг, существует ли закон, по которому за аварию должен отвечать владелец машины?
– Только по гражданскому праву. Уголовной ответственности подлежит лицо, непосредственно управлявшее машиной.
Со стороны полуразвалившегося крыльца лачуги послышались чьи-то быстрые шаги, раздался стук в дверь, и в комнате зазвучал веселый девичий голос:
– Берегитесь! Девица вторгается в убежище холостяка – девица, жаждущая новостей.
Они слышали, как обладательница веселого голоса быстро прошла через кухню. Это была Сильвия Мартин, ведущий репортер городской газеты «Кларион», издания, которое придерживалось диаметрально противоположных взглядов, нежели «Блейд» – вторая газета Мэдисон-Сити. Дуг Селби и Рекс Брэндон были очень многим обязаны Сильвии. Сейчас она подозрительно оглядывала их, стоя в дверном проеме.
– Что за странная таинственность? – спросила она. – И эта суматоха по поводу младенца, оставленного на автобусной станции?
Брэндон выудил кисет из кармана расстегнутого, обвисшего жилета.
– Ты расскажи ей, Дуг.
Сильвия Мартин обратила смеющиеся карие глаза на молодого прокурора.
– Давай скорее, Дуг, я чую, должна получиться отличная статья.
– Кто тебе посоветовал приехать сюда? – спросил Селби.
– Просто я шла по вашему следу.
– Следовательно, твое появление никак не связано со старым Гролли?
– Нет. С какой стати? Ага, значит, Эзра Гролли – это еще один материал.
Селби показал на расставленные на полу банки.
– Материал, который будет стоить двадцать пять тысяч долларов.
Сильвия Мартин достала из кармана блокнот и приготовилась записывать.
– Рассказывай все, Дуг, – потребовала она.
– Во-первых, Гролли оказался женат. По описаниям, его жена – привлекательная женщина лет двадцати семи – двадцати восьми. Она исчезла. Четырехмесячный ребенок, оставленный на автобусной станции «Грейхаунд», видимо, его дочь. Шериф желает узнать местонахождение матери в настоящее время. Все красоты и орнамент к этой истории сочинишь самостоятельно. Надо, чтобы материал увидел свет. Нам необходимо найти женщину.
– Ты можешь сказать, как стало известно о брошенном ребенке?
Селби задумался на секунду и ответил:
– Нет. Думаю, об этом пока лучше помолчать…
– Что еще находится в сундуке?
– Именно это мы и выясняем в данный момент. – Брэндон повернулся к сундучку. – Какие-то бумаги, – сказал он.
Аккуратно сложенные листочки были перетянуты резиновой лентой. Бумага, старая на вид, оказалась очень хрупкой и легко крошилась.
– Думаю, у него давно не было случая заглянуть в эти документы, – сказал Брэндон.
Резинка лопнула, едва шериф попытался ее снять.
– Кажется, там банковская книжка, – заметил Перкинс.
– Целых две, – добавил Селби.
Книжки были выписаны банками в Сан-Франциско. На каждой хранилось по двадцать тысяч долларов. На первой книжке было обозначено, что вклад сделан почти двадцать лет назад, на второй – шесть лет спустя. Со времени начисления процентов в последний раз прошло больше десяти лет. Никакая сумма с вкладов не снималась.
В пачке документов завещания не оказалось.
– Вот это да, – прошептала Сильвия Мартин. – Весь город забурлит, прочитав мою статью.