Глава 1
Как оказалось, стоит тебе убить бога, и у людей мгновенно возникает желание с тобой пообщаться. Паранормальные страховые агенты со специальными полисами защиты жизни для «богоубийц». Шарлатаны, предлагающие доспехи, гарантирующие «защиту от богов» и аренду убежища в других измерениях. Но в особенности другие боги, которые сначала поздравляли меня со столь грандиозным достижением, а потом предупреждали, чтобы я не устраивал подобных шуток с ними, после чего обычно следовали предложения прикончить одного из их конкурентов – естественно, в шутку.
Как только в различных пантеонах стало известно, что я прикончил не одного, а сразу двух представителей Туата де Дананн и отправил более могущественного из них в христианский ад, меня стали посещать владыки, герольды и послы, представлявшие самые разные религии. Все они хотели, чтобы я оставил их в покое, но поссорился с кем-то другим, а если мне удастся поразить бессмертного, который вызвал у них раздражение, меня обещали наградить так, что это превзойдет мои самые дикие мечты, бла-бла-бла.
Подобные посулы на самом деле – это гигантский кусок дерьма, как говорят в Соединенном Королевстве. Бригита, кельтская богиня поэзии, огня и кузнечного дела, обещала наградить меня, если я убью Энгуса Ога, но я не видел ее в течение трех недель после того, как Смерть утащила его в ад. Меня посетило множество богов, представлявших другие религии. А из моей собственной? Ничего, если не считать стрекота сверчков.
Японские боги хотели, чтобы я разобрался с китайскими, и наоборот. Старые русские боги пожелали, чтобы я добрался до венгерских. Греки, продемонстрировав противоестественную ненависть к самим себе и междоусобную зависть, мечтали, чтобы я убрал их римские копии. Но самыми странными оказались парни с острова Пасхи, которые попросили, чтобы я поквитался за них с какими-то гнилыми тотемами в районе Сиэтла. Но все – во всяком случае складывалось именно такое впечатление – жаждали, чтобы я убил Тора, как только у меня появится свободное время. Вероятно, мир устал от его интриг.
И первым среди них был мой адвокат Лейф Хелгарсон, старый исландский вампир, который предположительно почитал Тора в давние времена, но так и не рассказал мне, почему теперь питает к нему такую ненависть. Лейф выполнял для меня юридическую работу, а также регулярно проводил со мной спарринги, чтобы я не терял навыков фехтовальщика, и время от времени выпивал бокал моей крови в качестве платы за услуги.
Он ждал меня на крыльце на следующий вечер после Самайна[1]. В Темпе установилась прохладная погода, и я пребывал в хорошем настроении, ведь мне было за что благодарить судьбу. В то время как американские дети ходили по домам и выпрашивали сладости по случаю Хэллоуина, я ни на мгновение не забывал про Морриган и Бригиту, когда проводил свои собственные церемонии.
Кроме того, я испытывал волнение, ведь мне предстояло заниматься с ученицей и провести с ней праздничную ночь. Грануаль вернулась из Северной Каролины перед Самайном, и хотя мы почти не покидали рощу Друидов, эта ночь оказалась для меня лучшей за несколько прошедших столетий. Я был единственным оставшимся на земле настоящим друидом, и мысль о том, чтобы создать новую рощу после стольких лет одиночества, наполняла меня надеждой. Вот почему, когда Лейф, сидевший на стуле на моем крыльце, приветствовал меня в момент моего возвращения с работы, я слишком бурно отреагировал – так поступать не следовало.
– Лейф, жуткий ублюдок, как поживаешь, дьявол тебя забери? – И я широко улыбнулся, останавливая велосипед.
Он приподнял брови и, слегка вздернув свой нордический нос, посмотрел на меня сверху вниз, и тут я сообразил, что он не привык к столь любезному обращению.
– Я не ублюдок, – насмешливо ответил он. – Жуткий – ладно. И хотя со мной все в порядке, – уголок его рта слегка приподнялся, – должен признать, что я не такой бескручинный, как ты.
– Бескручинный? – Я приподнял брови.
В прошлом Лейф просил меня обращать внимание на его поведение, которое показывает, насколько он старше, чем выглядит.
Очевидно, сейчас он не хотел, чтобы его поправляли. Он шумно вздохнул, демонстрируя раздражение. Мне это показалось забавным – ведь он не испытывал необходимости в дыхании.
– Ладно, – сказал он. – Тогда не таким потешным.
– Теперь никто не использует подобные слова, Лейф, за исключением старых пердунов вроде нас. – Я прислонил велосипед к перилам крыльца, поднялся на три ступеньки и уселся рядом с ним. – Тебе следует потратить некоторое время, чтобы научиться не привлекать внимания. Поставь перед собой такую задачу. В последние годы массовая культура меняется гораздо быстрее, чем раньше. Сейчас не Средние века, когда церковь и аристократия изо всех сил старались оставить мир неизменным.
– Ну, хорошо, раз уж ты такой акробат слова, балансирующий на натянутом канате духа времени, просвети меня. Как мне следовало ответить?
– Для начала избавься от слова «хорошо». Теперь его никто не использует. Все говорят: «классно» или «клево».
Лейф нахмурился.
– Но это же неверно с точки зрения грамматики.
– Современным людям плевать на грамматику. Если ты им скажешь, что они используют прилагательное как наречие, они посмотрят на тебя, словно ты превратился в жабу.
– Насколько я понимаю, их образовательная система многое утратила.
– Ты мне будешь рассказывать? Вот что тебе следовало сказать: «Я не такой оголтелый, как ты, Аттикус, и я на расслабоне».
– «На расслабоне»? Это значит, что я в порядке или со мной все клево, верно?
– Все правильно.
– Чушь! – запротестовал Лейф.
– Современный разговорный язык. – Я пожал плечами. – Общайся сам с собой, если хочешь, но, если ты будешь продолжать пользоваться выражениями XIX века, все вокруг будут считать тебя жутким ублюдком.
– Они все равно так думают.
– Из-за того, что ты выходишь из дома только по ночам и сосешь их кровь? – спросил я тонким невинным голоском.
– Совершенно верно, – ответил Лейф, на которого мои насмешки не произвели ни малейшего впечатления.
– Нет, Лейф. – Я с серьезным видом покачал головой. – Они это понимают слишком поздно, если вообще понимают. Люди думают, что ты жуткий, из-за того, как ты разговариваешь и ведешь себя. Они сразу видят, что ты не такой, как они. Поверь мне, дело не в твоей коже цвета двухпроцентного молока. Многие в Долине Солнца боятся рака кожи. Но как только ты открываешь рот, ими овладевает ужас.
– Я же действительно старый, Аттикус!
– А я старше тебя более чем на тысячу лет, или ты забыл?
Он вздохнул, уставший старый вампир, который не нуждался в дыхании.
– Нет, не забыл.
– Отлично. Тогда не жалуйся мне, что ты стар. Я провожу время со студентами колледжа, и им даже в голову не приходит, что я не такой, как они. Ребятишки думают, что деньги я получил по наследству или они поступают из трастового фонда, и с удовольствием со мной выпивают.
– Мне тоже очень нравятся учащиеся колледжа. И я бы с удовольствием с ними выпил.
– Нет, Лейф, ты хочешь выпить их крови, а не с ними, и они это подсознательно чувствуют, потому что у тебя аура хищника.
Его показное поведение разобиженного мужа, находящегося под башмаком жены, исчезло, и он бросил на меня пристальный взгляд.
– Ты же говорил, что они не способны чувствовать мою ауру, в отличие от тебя.
– Нет, они это делают на бессознательном уровне. И они замечают твою непохожесть главным образом из-за того, что ты ведешь себя не так, как должен человек твоего возраста – каким они тебя видят.
– И на сколько я выгляжу?
– Ну… – Я оценивающе на него посмотрел, пытаясь отыскать морщины. – Я бы сказал, что тебе под сорок.
– Я выгляжу таким старым? Меня обратили, когда мне еще не исполнилось тридцати.
– Тогда жизнь была труднее, – сказал я, пожимая плечами.
– Пожалуй. Мне нужно поговорить с тобой о тех временах, хотя бы на протяжении часа.
– Конечно, – ответил я, закатывая глаза. – Но прежде позволь мне взять песочные часы и надеть отвратительную домашнюю куртку. Ты только себя послушай, Лейф! Ты хочешь не выделяться из толпы или нет? На протяжении часа? Так сейчас никто не говорит.
– А что тут такого?
– Это слишком формально! Тебе следовало просто сказать: «если ты свободен», а еще лучше – «если ты не занят».
– Но мне нравится стихотворный размер звучания «на протяжении часа», а потом я бы…
– Боги преисподней, ты говоришь белым стихом? Тогда нет ничего удивительного, что ты не в состоянии даже полчаса провести с девушкой из женского клуба! Они привыкли болтать со студентами, а не со специалистами по Шекспиру!
«Аттикус? Ты дома?»
Это был мой ирландский волкодав Оберон, который общался со мной напрямую при помощи телепатической связи. Вероятно, он находился по другую сторону двери и слушал нашу беседу. Я попросил Лейфа подождать немного и заговорил с Обероном.
«Да, Оберон. Я дома. Здесь со мной на крыльце Лейф, который ведет себя в полном соответствии со своим возрастом».
«Я знаю, я уловил его запах. Нечто вроде туалетной воды смерти. Однако я не стал гавкать, как ты просил».
«Ты хороший пес. Хочешь посидеть с нами?»
«Конечно!»
«Но я должен тебя предупредить, это может быть скучно. Лейф хочет поговорить, и он выглядит мрачным и нордически холодным. Возможно, у него какая- то эпическая проблема».
«Все нормально. Ты можешь чесать мне живот во время вашего разговора. Я обещаю не шевелиться».
«Спасибо, приятель. А я обещаю, что мы пробежимся после того, как он уйдет».
Я распахнул входную дверь, и из дома выскочил Оберон, не обращавший внимания на то, что его виляющий хвост наносил неслабые удары по предплечью Лейфа.
«Давай пойдем на озеро после того, как мертвый парень скажет «прощай». А потом в «Рула Була».
Он назвал свой любимый ирландский бар, откуда меня недавно изгнали.
Менеджер «Рула Була» все еще на меня сердится за то, что я увел у него Грануаль. Она была их лучшей барменшей.
«До сих пор? Но это же было так давно».
«Прошло всего три недели, – напомнил я Оберону. Собаки не слишком хорошо разбираются в вопросах времени. – Я позволю тебе побегать по полю для гольфа, и ты сможешь оставить себе всех кроликов, которых сумеешь поймать. Ложись, я почешу тебе живот. Мне нужно поговорить с Лейфом».
Оберон тут же повиновался и повалился на ступеньку между мной и Лейфом.
«На свете нет ничего лучше! Когда тебе чешут живот – это замечательно. Круче только французские пуделихи. Помнишь Фифи? Хорошие были времена. Очень хорошие».
– Хорошо, Лейф, теперь мой пес счастлив, – сказал я, почесывая Оберона. – Так о чем ты хотел поговорить?
– Все сравнительно просто, – начал он, – но, как и со всеми простыми вещами, чрезвычайно запутанно.
– Подожди. Ты используешь слишком много наречий. Следует говорить в самом деле и очень во всех случаях, – посоветовал я.
– Я бы предпочел так не поступать, ты уж меня прости. Раз я не скрываю свою истинную природу с тобой, могу я говорить, как мне хочется и удобно?
– Конечно, – сказал я, оставив при себе совет почаще использовать сокращения. – Сожалею, Лейф, ты же знаешь, я просто хочу помочь.
– Да, и я это ценю. Однако мне будет трудно, даже если не придется пропускать свои слова через фильтр безграмотности. – Он сделал глубокий, ненужный вдох, закрыл глаза и медленно выдохнул. Казалось, он пытался сосредоточиться и отыскать точку чакры. – Есть много причин, из-за которых мне потребуется твоя помощь, и много причин, чтобы ты согласился ее мне оказать, но это может немного подождать. Вот краткая версия, – сказал он, открывая глаза и поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. – Я хочу, чтобы ты помог мне убить Тора.
«Ха! Пусть встанет в очередь!» – сказал Оберон.
Он был жутко собой доволен, как и во всех случаях, когда ему удавалось выдать что-нибудь смешное. К счастью, Лейф не понял, что мой пес над ним потешается.
– Хм-м-м, – протянул я. – Несомненно, деятельность Тора наводит на мысли об убийстве. Ты далеко не первый из тех, кто мне это предлагал в течение последних трех недель.
– И это одна из причин, по которой тебе следует согласиться, – взорвался Лейф. – У тебя будет полно союзников, ты сможешь получить любую помощь, а в случае успеха у тебя появятся благодарные поклонники.
– И множество плакальщиков, если меня постигнет неудача? Если все его так ненавидят, почему до сих пор никто с ним не разобрался?
– Из-за Рагнарёка, – сразу ответил Лейф, очевидно, ждавший подобного вопроса. – Все боятся Тора из-за пророчества, и это сделало его невыносимо заносчивым. Вот как они рассуждают: если он будет присутствовать, когда наступит конец света, значит, сейчас с ним ничего нельзя сделать. Какой вздор!
Я улыбнулся.
– Ты хочешь сказать, что Рагнарёк – это вздор?
Оберон снова пришел в восторг.
– Не все обещанные концы света наступят, – продолжал Лейф, не обращая внимания на мои слова. – Только один из них, возможно, произойдет, или все предсказания окажутся ложными. Мы не можем позволить, чтобы какая-то древняя легенда, родившаяся в замерзших мозгах моих предков, связывала нам руки. Мы можем все изменить прямо сейчас.
– Послушай, Лейф, я знаю, что ты можешь рассказать мне сагу, наполненную доводами, которые должны заставить меня сделать то, что тебе нужно, но я не в состоянии их усвоить. Энгус Ог и Брес явились ко мне и затеяли ссору, я лишь ее завершил. И ты прекрасно знаешь, что все могло закончиться иначе. Тебя там не было: я уцелел чудом. Полагаю, ты это видел?
Я показал на свое изуродованное правое ухо. Демон, похожий на талисман группы «Айрон Мэйден», отгрыз его, и я сумел регенерировать лишь исковерканную массу хрящей. (Я уже не раз замечал, что начинаю напевать: «Не тратьте время на поиски утраченных лет»[2].)
– Конечно, видел, – сказал Лейф.
– Мне еще повезло, что я понес столь незначительный ущерб. И хотя все закончилось удачно и убийство Энгуса обошлось не слишком дорого, мне пришлось пережить несколько весьма неприятных визитов других богов. И все потому, что я по-прежнему остаюсь мелкой рыбешкой. Ты можешь себе представить, что сделают другие боги, если мне удастся прикончить могучего Тора? Они объединятся и уберут меня со сцены только для того, чтобы избавиться от угрозы. Да и вообще, я не думаю, что его можно убить.
– Вполне возможно, – сказал Лейф, погрозив мне пальцем. – Северные боги подобны Туата Де Дананн. Они обладают даром вечной юности, но их можно убить.
– Так было вначале, – согласился я. – Но я читал старые тексты и знаю, что тебе нужен Тор, версия 1.0. Однако тебе следует понимать, что сейчас существует более одной версии Тора, как и множество Койотов, Иисусов, Будд и Элвисов. Мы можем вторгнуться в Асгард[3], убить Тора 1.0, а потом, если сумеем избежать мести остальных северных богов, вернуться сюда, в Мидгард, где Тор из комиксов прикончит нас, словно жалких шутов. Ты подумал о такой возможности?
Лейф выглядел смущенным.
– Существуют комиксы о Торе?
– Да, и я не понимаю, как ты мог их пропустить? О нем даже фильм есть, основанный на комиксах. Здесь, в Штатах, он настоящий герой и совсем не похож на настоящего придурка Тора. Он не станет обращать на тебя внимания, если только ты сам его не привлечешь, но вторжение в Асгард очень быстро его заинтересует.
– Хм-м-м. А если я сумею создать коалицию существ, готовых принять участие во вторжении в Асгард, которые потом вернутся вместе с нами в Мидгард? Смогу ли я рассчитывать на твою помощь при таком варианте развития событий?
Я задумчиво покачал головой:
– Нет, Лейф, мне очень жаль. Одна из причин, по которой я все еще жив, состоит в том, что я никогда не вставал на пути у бога грома. Это успешная стратегия выживания, и я намерен ее придерживаться и дальше. Но, если ты все-таки хочешь с ним разобраться, советую избегать Локи. Он сделает вид, что на одной стороне с тобой, но тут же сдаст тебя Одину, после чего весь Пантеон начнет за тобой охотиться, вооружившись осиновым колом.
– Возможно, такой вариант подойдет мне больше, чем продолжать существовать рядом с ним. Я жажду мести.
– И за что же ты хочешь ему отомстить?
Обычно я не пытаюсь разобраться в психологии вампиров, потому что с ними все просто и предсказуемо: их интересуют только две вещи – могущество и территория. Однако им нравится, когда кто-то задает вопросы, потому что тогда они могут тебя игнорировать и казаться таинственными.
У Лейфа так и не появилось шанса мне ответить, хотя он явно собирался. Как только он открыл рот, его взгляд метнулся к моей шее, где висел амулет из холодного железа, а я почувствовал, как пространство между моими ключицами стало нагреваться – более того, я ощутил сильный жар.
– Хм-м-м, – сказал Лейф после небольшой паузы, – и почему твой амулет так сияет?
Я чувствовал, как жар поднимается, словно ртутный столб в августовское утро, на коже головы выступил пот, в ушах раздалось шипение, и мне показалось, что я поджариваюсь, как бекон. И, хотя у меня возникло инстинктивное желание сорвать с себя амулет и швырнуть его на лужайку, я подавил этот порыв, потому что только тлеющий кусок холодного железа давал мне возможность остаться в живых.
– Я под магической атакой! – прошипел я сквозь стиснутые зубы, изо всех сил сжимая ручки кресла и сконцентрировавшись на том, чтобы заблокировать боль.
Я делал это не только для того, чтобы успокоить свои вопящие нервы, поскольку понимал, что, если позволю боли победить, мне конец. Боль – самый быстрый способ разбудить мозг рептилии, который заблокирует все высшие функции головного мозга, оставив лишь неразумные инстинкты, способные работать только на уровне схватки – и тогда я не смогу контактировать с Лейфом, на случай если он пропустил главное: «Кто-то пытается меня убить!»