Глава 3
Рассвет новой жизни
Я терпеливо ждал, когда свет в указанном окошке погаснет. Терпения мне не занимать, а вот шея быстро устала от беспрестанного выглядывания из-за капота.
«Перерыв!» – Я сцепил руки за головой и откинулся на решетку радиатора семерки.
Сквозь штакетник забора пробивался редкий свет окон университетского общежития. Чуть дальше чернели стекла НИИ, где на четвертом этаже когда-то была моя кафедра. Вечер воспоминаний, похоже, еще не закончился.
Моя эпопея с увольнением была еще свежа в памяти: «Подумать только! Прошло почти полтора года, а как будто вчера!»
За спиной стукнула дверь. Послышалось частое сопение, и не успел я опомниться, как кто-то уже лизал мне лицо.
– Пограничник, что ли? – потрепал я нескладного толстолапого щенка немецкой овчарки.
– Тоби! Тоби! – послышался шепот в темноте.
Я вжался в машину, и она подалась назад, но, слава богу, ненамного. Щенок запрыгал еще веселее. Собаки меня почему-то всегда любили и сейчас, похоже, придется за это поплатиться. Стараясь не шуршать оберточной пленкой, я взял букет и сунул благоухающие розы щенку под самый нос. Тот поморщился и громко чихнул. Я соскользнул с полена, на котором сидел, и нырнул за крыло жигуленка.
Мимо прошел кто-то в ватнике с высоко поднятым воротником. Щенок вприпрыжку понесся следом. Сквозь стекла автомобиля я посмотрел на дом. Света нигде не было.
– Неужели проспал?! – у заветного окошка были приоткрыты ставни.
Скрипнула калитка. Я оглянулся на дорогу. Человек в ватнике остановился посередине. Рядом послушно сел пес. Было самое время пробираться к окну, но что-то меня удержало. Под светом уличного фонаря были хорошо видны стройные девичьи ноги. Налетевший ветерок облепил ее бедра тонкой материей халатика и довершил чудную картинку! Протирая глаза ото сна, девушка вертела головой в разные стороны. Ее русые волосы рассыпались по плечам и играли на ветру. Приглядевшись, я понял, что она трет глаза не спросонья, а смахивает не то соринки, не то слезинки.
Вдруг девушка встрепенулась и шагнула в сторону, откуда мы приехали. Щенок вскочил на лапы и напрягся. Уши встали торчком, и до меня донеслось утробное урчание. Пес был девушке по колено и со стороны выглядел довольно грозно. На противоположной обочине поздний прохожий покачнулся и ускорил нетвердый шаг. Щенок тявкнул пару раз, но с места не сдвинулся. Девушка поникла и медленно побрела к калитке.
– Белоснежка, не нас ждешь?
– Ты! – выдохнула она.
– Не ты, а мы! Еще семь гномов в алых сюртучках! – я протянул ей букет.
– Ты! – она бросилась мне на шею, сжав между нами цветы. – Я думала, ты уехал!
Я поцеловал ее сквозь оберточную пленку букета, прилипшую к ее влажному лицу.
– Я предпочитаю безопасный поцелуй! – улыбнулся я.
– А я нет! – она отвела в сторону букет и прильнула ко мне жаркими губами.
Я прижал ее совсем как в электричке, и точно так же моя рука ощутила ее замерзшее тело пониже ватника.
– Давай-ка скорее в дом, а то я тут продрог в одном трико!
Мы двинулись в сторону приоткрытого окна. Щенок прыгал под ногами и не давал спокойно идти.
– Тоби! Веди себя прилично! – шикнула на него Танюшка.
Подойдя к окну, она, стараясь не шуметь, раскрыла рамы.
– Подсади меня, – прошептала она мне на самое ухо.
– С удовольствием! – я по-хозяйски взялся за уже хорошо знакомую мне часть девушки и подсадил ее наверх.
Она на удивление легко впорхнула в окно.
– Теперь Тоби! – она протянула вниз руки.
С собачьим подростком пришлось повозиться. В дом ему совсем не хотелось, а особенно через окно. Когда настала моя очередь, и я закинул ногу в комнату, Тоби умудрился схватить меня за шнурок кроссовки и начал играть со мной в перетягивание каната. Хорошо, что кроссовка соскочила, и щенок отвлекся на свою добычу.
Танюшка закрыла окно и прошептала:
– Прячься под одеяло! – и направилась к двери.
Я огляделся. Кровать была только одна, и та полутораспальная.
– А ты?! – разочарованно спросил я.
– Уведу Тоби и закрою дом, – улыбнулась она в темноте.
Я закинул пыльный спортивный костюм под кровать и нырнул под одеяло. Футболка с трусами не спасли от холода постельного белья.
«Значит, даже не ложилась!» – я свернулся калачиком, пытаясь унять дрожь.
Дрожал ли я от холода или от ожидания скорой близости, не берусь сказать. Скорее всего, и от того и от другого.
Где-то зажурчала вода. Для чайной кружки звук был слишком долгим.
«Может, собаке пить наливает?»
Когда она тихо приоткрыла дверь, я понял, что не ошибся, она действительно наливала пить, но не собаке. В ее руках была высокая стеклянная ваза.
«Совсем забыл про цветы!» – из-за края одеяла я наблюдал за тем, как она устраивает букет на подоконнике.
Она была уже без ватника, и я увидел, что ее стройное тело облегал вовсе не халатик, а не по сезону легкая сорочка на ажурных лямочках. Проникающий сквозь окно свет белой ночи растворял воздушную материю, и девушка скользила в оконном проеме, не подозревая о собственной наготе.
Я позабыл о холоде и наслаждался чудным театром Эроса. Но вот шторы задернулись, и комната погрузилась в темноту. Танюша приподняла угол одеяла. Я откатился к стене, уступая ей нагретое место. Озноб забил еще сильнее.
– Не дрожи так сильно, папа уже спит! – пошутила она.
– Поздно! Я со страху тебе тут уже напрудил!
Она неожиданно прильнула ко мне. Ее горячее тело было обжигающим.
– Что ты врешь! – прошептала она, упираясь бедром туда, где должно было быть мокро.
Мы лежали обнявшись и грелись друг о друга. Ее волосы щекотали лицо, а легкие прикосновения губ – душу.
– Спасибо за цветы! Мне таких шикарных роз никогда не дарили!
– Не придумывай! Чтобы такой красавице – и никто не дарил цветов?!
– Ну, почему никто? Ученики.
– А я-то думаю, почему мне захотелось быть послушным мальчиком! Поучи меня чему-нибудь.
– Чему?! Я же учу начальные классы!
– Так у нас как раз все и начинается!
Она так крепко прижалась ко мне, что я ощутил каждый изгиб ее стройного тела. Я перекатился через нее на край кровати.
– Мужчина должен быть снаружи, чтобы первым встретить опасность! – я поймал ее губы. Время разговоров закончилось…
Когда за шторами забрезжил рассвет, я не мог с точностью сказать, чтó этой короткой ночью было сном, а что явью. Танюшка положила мне голову на плечо и тихо спросила:
– Ты останешься сегодня со мной?
– А тебе не надо на работу?
– У меня начались каникулы!
– Тогда я весь твой!
– Правда?
И она снова утянула меня в мир неведомых доселе чувств! Рассвет набирал силу, наши же были на исходе. Утомленные, мы провалились в царство Морфея. Но долго погостить у него мне не дал «гидравлический будильник». Моя нимфа почувствовала, как я ворочаюсь, и тоже проснулась.
– Твой папа не будет против, если я выйду в туалет? – я спустил ноги с кровати.
– Лучше не рисковать! Там на тумбочке банка с водой для вьюнов. Вылей ее в окно и вперед! Как ты там мне говорил? Расслабься, у нас куча времени! – она обняла меня сзади и поцеловала в спину.
Я посмотрел на стены и только теперь заметил несколько настенных горшков с переплетенными между собой вьюнами.
Пол-литровую банку для них я нашел без труда.
«Хватит ли ее? Терпел-то я долгонько!»
Я отодвинул вазу с розами, открыл окно и выплеснул воду.
Заняв позу сдающего анализ пациента, я вспомнил медкомиссию в военкомате: «Все-таки армия – сильная вещь!» В школе, да и в медучилище я недолюбливал туалеты. Не то чтобы стеснялся – показать было что, – но вот при других не мог выдавить из себя ни капли. В учебке из меня эту дурь выбили и корабельным гальюном меня было уже не напугать!
Я все не решался открыть свой краник и продолжал стоять перед распахнутым окном: «Не лучше ли по этикету слазить на улицу?»
– Ты нас заморозить решил? – раздалось совсем рядом.
Я оглянулся. Прямо за мной стояла Танюшка и улыбалась.
– Теперь ты меня понимаешь? Как ты думаешь, могла я расслабиться там, в электричке? – она обхватила меня за поясницу и положила подбородок на плечо.
Спине сразу стало тепло. Я нежно погладил ее свободной рукой по бедру. Мы стояли, глядя в окно, вспоминая нашу такую странную встречу. Казалось, что прошла уже уйма времени, как мы знаем друг друга.
– Я тоже схожу по мокрым делам, – прервала она молчание, – и торопиться не буду! Так что у вас с другом, – она кивнула на содержимое пол-литровой банки в моей руке, – полно времени!
«Все-таки на улицу!» – решил я и оседлал подоконник.
Только я хотел перенести другую ногу, как в нос ударил запах табачного дыма. Я осторожно выглянул из-за рамы. Второе от нас окно было тоже раскрыто. Кто-то кашлянул.
– Прекращай нервничать! – раздался женский голос. – Ничего же не случилось!
– А ну если кто-то видел, в каком часу она домой заявилась! Как я буду командиру в глаза смотреть!
– Кому какое дело?! Она взрослая девочка! Ну, погуляла на свадьбе, так что? Ты скажи спасибо, что там ночевать не осталась или с собой никого не притащила!
«Правда ваша! – согласился я. – Не притащила! Я сам притащился!»
– Я бы ей притащил! – раздался удар кулака по подоконнику.
«О, о!» – я как от выстрела отпрянул от окна.
Предательская нога осталась на улице. Быстро втянуть ее не получится, могу сбить вазу с розами! Я застыл в ожидании.
– Вот скажи, мать, в кого она у нас такая?! Нам только слухов не хватало перед Валеркиным возвращением! – мимо окна проплыло облачко табачного дыма.
– А когда они с учений? – сладко зевнул женский голос.
– Военная тайна!
– Окно закрывай, военная тайна, ложись давай, вставать уже скоро!
Вылезать на улицу больше не хотелось.
«Теперь компрометировать Танюшку нельзя ни в коем разе!» – я осторожно втянул ногу в комнату и приступил к сдаче анализа.
Признаться честно, я не знал, чего в тот момент страшился больше: скомпрометировать свою девушку перед соседями или попасться на глаза ее папашке? Поэтому, когда я удобрял травку под окном из теплой баночки для вьюнов, из окна торчала только моя рука. Лишь после того, как я закрыл рамы, моя душа вернулась из пяток. А вскоре вернулась и душа-девица и тихо притворила за собой дверь.
После предрассветных хождений моя ненаглядная быстро заснула. Я же продолжал изучать хитросплетения вьюнов.
Чувствуя себя героем старого мультика, я пробормотал: «Если мы не встретим этот рассвет, то опоздаем на целую жизнь!» и аккуратно выбрался из-под руки Танюшки.
Я подошел к окну и отодвинул краешек занавески. В дальней утренней дымке проступали очертания зданий университета. Они угрожающе грудились темными прямоугольниками на фоне бледно-розового горизонта. Судьба как будто говорила, что попасть в те розовые заоблачные дали можно будет только через черные университетские торосы.
«Пробовал я уже бодаться с этими торосами! Причем начал в тот же день, как получил от Сруля зажигалку-камеру».
По дороге домой я тогда позвонил Маришке:
– Что на кафедре?
– Я тоже рада тебя слышать! Вечером приезжай, расскажу!
– А можно новости сейчас, а расплата вечером?
– К вечеру набегут проценты!
– Годится!
– Тогда слушай. Игнатик будет вести вечернюю лабораторную отработку вместо тебя. Белка остается его курировать. Так что твоя болезнь для кого-то обернется праздником плоти! – недвусмысленно хихикнула Маришка.
– До вечера! – отключился я – в голове уже зрел план.
– Где шлялся? – встретила мать.
– Вагоны разгружал! – Я отдал ей пять тысяч из конверта.
Глянув на меня, она решила поверить. Да и как не поверить? Ночь с Маришкой – это вам не фунт изюма!
Подремывая после горячей ванны, я с облегчением думал, что теперь есть чем расплатиться с долгами за вчерашний поход в ресторан.
Если Маришкина наблюдательность нас не подвела, то вечер обещал быть интересным, и я решил тайком наведаться в лабораторию.
Вахтер не удивился моему позднему визиту и по-дружески кивнул. Вечерами мы частенько обсуждали с ним спортивные новости, когда мне приходилось пережидать длинные инкубационные стадии экспериментов.
Четвертый этаж был пустым и только из-под дверей нашей лаборатории пробивался свет. Я бесшумно подкрался и заглянул внутрь. В дальнем углу, у стеллажей гремели склянки. Белка с новым ассистентом стояли ко мне спиной. В глаза бросилась открытая дверь тайного закутка шефини. Чем она там занимается, никто не знал. На моей памяти эта дверь открывалась лишь однажды, когда шефиня вылетела оттуда, тряся рукой и брызгая кровью. Она бегала как полоумная в поисках аптечки, которую уже давно пристроила к себе в лексус. Как выяснилось позже, ее руку погрызла лабораторная мышь. Случай был беспрецедентный, и тут же поползли слухи, что заведующая работает над секретным заказом от армии и испытывает препарат, повышающий агрессию. Слухи росли как снежный ком. К ним добавилась информация о том, что исследованиями руководит ее сын и что они вот-вот получат какую-то премию для династий выдающихся ученых.
Сейчас открытая дверь манила в чертоги выдающейся династии. Соблазн был слишком велик! Я бесшумно юркнул в святая святых профессорши и тихо прикрыл дверь, оставив щель для наблюдения. В нос ударил знакомый мышиный запах. Из-за марлевой занавески на стене раздавалось характерное шебуршание грызунов.
«Мыши потом! Первым делом оценить пути отхода!»
В замочной скважине дальней двери, что вела в коридор, торчал ключ. Отлично! Если же времени будет в обрез, то можно спрятаться в ближнем углу за грудой мешков с подстилкой и кормом для мышей. Контрольный взгляд в лабораторию: шефиня со своим лизоблюдом расставляют реактивы по местам. Хотя это скорее он расставляет, а она топчется рядом, держа по колбе в каждой руке.
Я уже спокойно огляделся. Кабинет состоял из двух рабочих зон. Там, где стоял я, была мини-лаборатория, дальше начинался офис. Теперь можно было заглянуть под марлевую занавеску. На стеллажах стояли пластмассовые контейнеры с решетчатыми крышками из нержавейки. В углублении решеток были вставлены поильники и разложен корм.
«Интересно, кто ей разрешил держать здесь мышей? По правилам вся лабораторная живность должна находиться в ветеринарном блоке!»
Судя по маркировке, на верхней полке жили самки, на нижней самцы.
«Надо же! Даже тут она держит самцов поближе!» – не отказал я себе в удовольствии поерничать.
Взгляд задержался на контейнерах с самцами. Странно! Несколько мышей умудрилось просунуть головы сквозь металлическую решетку и висело в воздухе, будто повешенные. Некоторые из них еще дрыгали лапками, другие же, похоже, сдохли. Я постучал пальцем по прозрачному пластику. В контейнере произошло какое-то движение, и вдруг из дальнего угла на мой палец кинулся самец. Он так разогнался, что врезался открытой пастью в стенку, да так, что поцарапал нижними резцами пластик.
«Бешеные что ли?!» – я рефлекторно отдернул палец и посмотрел на маркировку контейнера.
Там от руки был обозначен незнакомый мне вирус «vMZN».
«Ладно, позже посмотрю в Интернете».
У самок был тот же вирус на маркировке, но у них в клетках не было никаких «повешенных».
Короткий взгляд в лабораторию: там все то же.
Я пробрался к дальней двери, тихо повернул ключ и выглянул в коридор. Никого! И тут сердце оборвалось! За спиной щелкнул замок. Я выскочил в коридор и кинулся к лестнице: «Лишь бы со спины не узнали!»
Позади все оставалось тихо. Я осмелился оглянуться. За мной никто не гнался. Уняв сердцебиение, я вернулся и заглянул в лабораторию. Дверь в секретный закуток шефини была закрыта, а шефиня вместе с Игнатиком переместились к огнеупорному шкафу. Они теснились перед ним с колбами в руках и никак не могли его открыть.
«Сквозняка испугался, придурок!»
Восстанавливая дыхание, я наблюдал за «королевой» с «принцем», как их окрестила Маришка. Они, наконец, справились с металлической дверцей шкафа. Та тягуче скрипнула и открылась, скрыв за собой неуклюжую пару. Нужно было менять диспозицию.
Вернувшись через коридор в каморку шефини, я приоткрыл захлопнутую сквозняком дверь и понял, что вовремя! С моего наблюдательного пункта было видно, как часто вздымалась полная, высоко поддерживаемая бюстгальтером грудь Белки. Она так далеко выдавалась вперед, что облегающий ее белый халат, казалось, вот-вот лопнет. Похоже, обладательница пышных форм испугалась того же и расстегнула пуговицы. Вместе со смущенным Игнатиком мы увидели полупрозрачное бледно-лиловое платье, сквозь которое откровенно просвечивало ажурное нижнее белье. Я тихо присвистнул и полез в карман за камерой-зажигалкой. Объекты наблюдения молча и сосредоточенно ставили реактивы в шкаф. Я максимально приблизил картинку на камере, и теперь ни одна деталь не ускользала то меня. Каждый раз, когда шефиня поворачивалась за новой порцией склянок, она неизменно задевала усердного помощника своим необъятным бюстом. Ее набухшие от возбуждения прелести, наверное, стали настолько чувствительны, что даже легкое прикосновение к ассистенту вызывало непроизвольную дрожь во всем ее теле.
В какой-то момент она потеряла контроль над собой и откровенно уперлась ими в смущенного помощника. Несколько секунд она не могла заставить себя оторваться от него. Бедный Игнатик попытался отступить вбок, но зацепился плечом за открытую дверцу шкафа. Теперь я видел только его затылок. Зато раскрасневшееся лицо Белки смотрело прямо в объектив. С горящими глазами она обхватила своего ассистента за напрягшиеся ягодицы. Его руки были заняты колбами, и он стал судорожно оглядываться, ища глазами, куда бы их пристроить. Наконец он решился и, подавшись вперед, вплотную прижался к разгоряченной женщине. Этого оказалось достаточно, чтобы дотянуться до полки огнеупорного шкафа позади нее. Та приняла это за порыв страсти и, не дав ему опомниться, подарила своему осмелевшему герою горячий и влажный поцелуй. Не отрывая губ, она переместила одну руку вперед. Не знаю, что она там обнаружила, но глаза ее расширились и загорелись еще больше. Стеснительный ассистент попытался отстраниться от энергично работающей руки, но научная руководительница крепко держала его другой рукой за упругий зад.
Поняв эфемерность своих попыток, он сдался на милость победительницы. Белка, наверное, почувствовала это. Ее руки внезапно съехали вниз и встретились между его бедер. Сцепив пальцы замком, она страстно сжала все, что попалось в ее ладони. По лаборатории разнесся стон не то боли, не то блаженства, который тут же был оборван жарким поцелуем. Игнатик пару раз дернулся и переступил ногами. Теперь греховодники как по заказу стояли ко мне боком. На экране мини-камеры было видно, как похотливый язычок профессорши вторгся между губ ассистента. Вдоволь наигравшись, Белка оторвалась от своей жертвы и быстро огляделась. От входной двери они были скрыты распахнутыми дверцами огнеупорного шкафа, и можно было не бояться, что кто-то войдет и станет свидетелем их любовных утех. Встав на колени, она расстегнула ему брюки.
«Зря Сруль переживал за слабый микрофон!»
За все время съемки никто не проронил ни слова. Игнатик был слишком робок, а ласковый язычок Белки был занят другим.
Моя же миссия была выполнена. Я тихо покинул сцену грехопадения, с надеждой, что в сладострастном угаре шефиня не заметит, что дверь ее кабинета, ведущая в коридор, осталась не запертой.
Не знаю, увиденное ли подвигло меня на собственные подвиги, но ту ночь я снова провел у Маришки. И следующую. И выходные. А в понедельник мы вместе отправились на работу. В лаборатории моему выздоровлению несказанно обрадовались, особенно те, кому я был должен за поход в ресторан. И лишь шефиня слегка кивнула, даже не спросив про больничный.
– Я отлеживался дома, – все равно решил объясниться я, – но если нужен больничный, могу сходить в поликлинику.
Тут я ничуть не соврал, я действительно отлеживался дома, а у кого именно, это уже никому не нужные детали.
– Да что я буду тебя гонять за два-то дня? Ты вон каждое воскресенье здесь! Так что уже с лихвой отработал! – подозрительно добродушно ответила Белкина.
Такое потепление в отношении ко мне я отнес за счет прогрессирующей личной жизни шефини и без задних мыслей втянулся в работу. Игнатик сиял, как новый пятак, и с двойным усердием перенимал у меня опыт молекулярного конструирования фагов. Зажигалка с компроматом лежала в заднем кармане джинсов и, как талисман, защищала мою задницу от неприятностей. Маришка держала руку на пульсе административных пертурбаций и ежедневно снабжала меня свежей информацией. Но однажды источник иссяк.
– Я больше не секретарша Белки! – с тревогой сообщила Маришка. – Похоже, наши худшие опасения сбываются!
На следующее утро у доски приказов толпился народ. В самом центре висел приказ о назначении профессора Белкиной Галины Афанасьевны исполняющей обязанности ректора.
«Приплыли! Неужели придется пускать талисман в действие?» – я пощупал задний карман брюк.
После обеда меня вызвали в бухгалтерию.
– Поздравляю с повышением зарплат! – встретила меня добродушная тетя Ната. – Подписывай перевод со стипендии аспиранта на ставку ассистента!
– С какого перепугу, Наталья Ивановна!?
– Приказ Белкиной!
– А моя подпись об ознакомлении на том приказе есть? – заученно выпалил я.
Маришка проинструктировала меня основательно, и контрмеры были детально проработаны.
– Да я и приказа-то не видела! Мое дело маленькое, мне позвонили, я приняла к исполнению.
– Нарушаем, Наталья Ивановна! По трудовому законодательству с приказом работодателя работник должен быть ознакомлен под роспись! А если нет моей подписи, то многоуважаемая Галина Афанасьевна может засунуть этот приказ сами знаете куда!
Я повернулся и понесся в ректорат.
– Вы записаны? – проскрипела секретарша ректора.
«Неудивительно, что ректор позарился на Белку!» – подумал я, глядя на пенсионерку за секретарским столом. – Александр Федотов, меня вызывали! – соврал я.
В приемной была приличная очередь. Видно, за время безвластия накопилось много неразрешенных вопросов.
Селектор что-то пробурчал.
– Ждите! – перевела секретарша.
Ждать пришлось то тех пор, пока не закончились все посетители. Шефиня встретила меня широкой улыбкой. Глаза ее горели совсем как давеча возле огнеупорного шкафа.
«Похоже, властью она наслаждается не меньше, чем сексом!» – думал я, подходя к тому самому дубовому столу, под которым совсем недавно так уютно себя чувствовала его нынешняя обладательница.
– Хотелось бы взглянуть на приказ! – без предисловий начал я.
– Пожалуйста! – она была сама любезность.
Первое же предложение вывело меня из себя, и я нарочито громко перечитал его вслух:
– В связи с несоответствием аспиранта Федотова занимаемой должности и вследствие недостаточной мотивации и продуктивности, а также за систематические прогулы исключить означенное выше лицо из аспирантуры.
– А теперь, пожалуйста, по пунктам! – задохнулся я.
– Пожалуйста! – продолжала улыбаться она. – С защиты я тебя сняла, потому что не хочу с тобой позориться! У тебя и половины диссертации не готово!
– Так вы же сами отдали другую половину Белявскому!
– Кандидат наук Белявский, под моим чутким руководством, написал собственную замечательную диссертацию и с блеском ее защитил! Так что я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.
– А давайте у него самого спросим!
– Он тебе скажет то же самое!
– Понятно, здесь вы свои задницы прикрыли капитально! Ну, а откуда взялись немотивированность и прогулы?!
– Ну как же! Не далее как на прошлой неделе ты прогулял два дня!
– Да вы же сами сказали, что ничего страшного?!
– То есть ты хочешь сказать, что я покрывала твои прогулы! – все так же мило улыбалась она. – Читай дальше и увидишь, что я пошла тебе навстречу и оставила тебя ассистентом с приличным окладом. Так что подписывай, что ознакомился с приказом и приступай к своим новым, хорошо оплачиваемым обязанностям!
Я несколько раз глубоко вдохнул.
– У меня другое предложение! Мы оставляем все как было обговорено раньше. Я весной защищаюсь, и мы мирно расходимся. Поверьте, вам лучше со мной дружить!
– Уж не угрожаешь ли ты мне! – улыбка пропала с ее лица. – Подписывай, пока я не передумала и не уволила тебя по статье!
– Ну, что ж, воля ваша! – я, как фокусник, свернул приказ вчетверо и одним движением оторвал уголок.
Развернув листок, я посмотрел сквозь образовавшуюся в центре дырку на шефиню.
– Это называется нервный срыв, – сообщил я багровеющей на глазах Белке. – Я на больничный. Так что счастливо вам получить мою подпись!
Я выскочил из кабинета и надел приказ дыркой на авторучку секретарши, которая отмечала что-то в журнале посещений. Глупо хихикнув, я вылетел в коридор, не обращая внимания на истерические крики новоиспеченной исполняющей обязанности ректора.
Через час зажигалка-камера была у Сруля, а через две недели временно исполняющая обязанности ректора Белкина Галина Афанасьевна, неожиданно для всех, отказалась от участия в конкурсе на место ректора и вернулась под бдительное око Маришки. Наш план сработал. Сруль помог с больничным, и я все еще числился аспирантом.
– С вашей головой, молодой человек, вам надо не от нервного срыва лечиться, а найти хорошего научного руководителя, и желательно из нашего со Срулем сословия! – напутствовал меня психиатр, подписывая больничный.
Кто бы знал, что больничный от родственника детектива мне не поможет! Стоило мне появиться на работе, как меня тут же вызвали к новому ректору.
– Заходите, коллега! – за столом сидел профессор морской биологии по прозвищу Рыб Рыбыч.
Напротив него, развалившись в мягком кресле, сверкала коленками Белка.
– Не вызвать ли нам заранее психиатров? – ехидно спросила она, в упор глядя на меня.
– Не на-а-до, – протянул ректор. – Ведь нашего коллегу лечили почти три недели! Не так ли?
«Когда это они успели спеться? Неужели Белка уже и к нему слазила под стол?»
– Хочу довести до вашего сведения, что пока вы болели, докладная записка профессора Белкиной была рассмотрена на ученом совете и единогласно одобрена. Так что подписывай, сынок, без всяких нервных срывов! – он положил на край стола новый приказ и авторучку.
Это был конец. Я вышел в приемную и написал заявление об уходе по собственному желанию.
Когда я собирал свои скромные пожитки, в лаборатории появилась Белка.
– Куда это ты намылился? – встала она в проходе.
– Это засекреченная информация. Я, конечно, могу вам сказать, но тогда мне придется вас убить!
Я с таким чувством это сказал, что Белка невольно отступила, но тут же оправилась:
– Ты обязан отработать две недели!
– Что, некому разрабатывать тему для диссертации Игнатика?!
– У аспиранта Вишневского своя голова на плечах, и работать он ею умеет получше тебя!
– А той, что не на плечах, он тоже отменно работает? – понесло меня.
– Что!?
– Что? – наигранно переспросил я. – А-а-а, это я о нашем, о мальчишеском!
Она быстро глянула в сторону копошащегося около микроскопа Игнатика.
– Он вас так нахваливал! – я оттопырил вверх большой палец.
– Что?! – начала свирепеть шефиня.
– Как научного руководителя! – выдержав паузу, улыбнулся я. – Я же говорю, зачем вам терпеть меня еще целых две недели!
– Будешь работать как миленький! – взвилась она. – Без моих рекомендаций ты никто, и ни одна лаборатория тебя не возьмет! А решишь саботировать эксперименты, уволю по статье!
– Это я уже слышал! А потом, как я могу работать над тем, с чем незнаком? Я же не специалист по пище для космонавтов!
– Какой пище для космонавтов?!
– Ну, такой, из тюбика!
– Из какого тюбика?! Ты что, не долечился?
– Ну, как из какого? Я точно описать не берусь, но вам он должен быть хорошо знаком! Вы же его видели так близко! Давайте-ка дружно попросим у новоиспеченного аспиранта Вишневского, чтобы он показал нам свой тюбик!
– Убирайся! – прошипела Белка. – И забудь про свои фаги! Я сделаю так, чтобы тебя больше ни в один приличный институт не взяли!
Здесь она ошибалась. Если бы у меня не было путей отхода, я, возможно, не вел бы себя так нагло. Причем отход на заранее подготовленные позиции был в такую организацию, где вес голоса Белки приближался к нулю. Спиридон был невысокого мнения о профессорше Белкиной, а его командование, от которого зависело мое назначение, и не подозревало об ее существовании. Тогда я еще не знал, что мой отход не будет таким гладким, как я его себе представлял, и затянется на неопределенное время.
Ну а пока, как вы могли догадаться, положенные две недели мне отрабатывать не пришлось, но, как ни странно, стипендию за них заплатили, что составило ровно сороковую часть от гонорара, полученного от Сруля…
– Ты опять о чем-то думаешь! – послышался с кровати сонный голос Танюшки.
– Прощаюсь с прошлой жизнью! – я отвел взгляд от университетского городка за окном и так быстро задернул штору, как будто испугался, что она увидит мое прошлое.
Не успел я обернуться, как был заключен в объятья.
– Да ты совсем продрог! Пойдем, я тебя отогрею!
Только мы залезли под одеяло, как из коридора донеслись звуки шагов и приглушенные разговоры.
– Родители собираются на работу, – шепнула Танюшка.
Следующие полчаса мы тихо лежали обнявшись, не позволяя себе никаких глупостей, хотя очень хотелось. Зато, когда шум отъезжающей машины оставил за собой лишь обиженный лай Тоби, мы предались любви не боясь быть услышанными!
Около полудня нас разбудил телефонный звонок из-под кровати. Я свесился и выудил оттуда свои спортивные штаны.
– Ты куда запропастился? – услышал я недовольный голос Сруля. – Время не терпит!
– А где я должен быть? – прошептал я, вися вниз головой.
– Ты должен был мне отзвониться, как только фотокарточки на загранпаспорт будут готовы!
– Загранпаспорт?
– Просыпайся, мать твою! Вспоминай!
Я попытался проиграть в голове наш вчерашний разговор, но недавняя волна воспоминаний и ночная буря эмоций оставили там полный кавардак.
– Мы говорили о..? – я затянул паузу, ожидая подсказки.
– Ты что? Влюбился там что ли? Я тебя таким идиотом не помню!
– Влюбился, влюбился, не томи!
Начавшая уже шевелиться Танюшка вдруг замерла. Я выскользнул из-под одеяла и тихо перетек на пол.
– Через три дня ты улетаешь в Сибирь!
– Куда?!
– Через час жду тебя в «Стекляшке» с фотокарточками! Все! Отбой!
Я сидел на полу, слушая короткие гудки. Вытащив из-под кровати свою спортивную куртку, нашел в кармане мятый конверт с деньгами: «Кажется, вчера я подписался на какую-то аферу!»
– Что случилось? – Мой потерянный вид озадачил Танюшку.
– Где у нас ближайшее фотоателье?
– Напротив платформы.
– Мне надо отлучиться на пару часов.
– Я с тобой! Но сначала покормлю тебя завтраком! – соскочила она с кровати, чуть не наступив мне на голову.
– Завтраком тебя буду кормить я, пока готовятся фотографии!
– А зачем тебе фотографии? – наконец спросила Танюшка, когда мы уже сидели в кафе напротив фотоателье.
«Умничка! – подумал я. – Целый час скрывала свое любопытство! А действительно, зачем?! Загранпаспорт у меня есть, а для Сибири он и не нужен!»
– Извини, что спросила, – потупилась девушка, расценив мое молчание по-своему.
– Ну, ты что, милая! – я тронул ее за руку. – У меня от тебя секретов нет! Это нужно для очередного спецзадания.
– Знаю, знаю! По переводу клиентов через границу!
– Запомнила! – рассмеялся я.
– Конечно, запомнила! Я же тебе говорила, что у меня отец пограничник! Да еще и мать на таможне служит! Кстати, они оба дежурят сутками.
– То есть ты хочешь сказать, что сегодня ночью мы будем одни?!
– Я буду одна!
– А как же я?!
– А ты будешь на спецзадании! – ехидно заметила она.
– Ну, не сердись, малыш! Работа у меня такая. Правда!
Она замолчала, о чем-то думая. Я смотрел на ее насупленные бровки и сморщенный носик, и мне не хотелось ни в какую Сибирь.
«А на какие шиши ты будешь жить со своей ненаглядной?» – спросил я себя, и поездка к черту на куличики стала необходимостью.
– Ладно! Будем считать, что я поверила, но как вернемся домой, поставлю тебя в угол!
– А как же мультики! – заканючил я.
– Заслужить надо! – обворожительно улыбнулась она.
– Всегда к вашим услугам-с! – я поднялся из-за стола и по-гусарски щелкнул каблуками.
Вместо стука получился залихватский свист резиновых кроссовок по пластиковой плитке. Ничуть не смутившись, я галантно поцеловал даме ручку:
– Не скучайте-с мадам-с, я скоро-с!
Подошло время забирать карточки.
Уже из ателье я позвонил Срулю, что скоро буду.