Глава 3
Знак свыше
134 – 63 до н. э.
Смуглая черноволосая рабыня со связанными за спиной руками брела босая по улице, доживая последние минуты своей жизни. Толстая веревка больно стягивала запястья, но какое значение это имело сейчас?.. Два воина, сопровождавшие ее к месту казни, двигались следом размеренным шагом, держась за рукояти своих мечей. Их лица радости не выражали. Казнить приговоренных – не самое почетное занятие, но это тоже работа.
На площади, где обычно происходили казни, было немноголюдно, и появление приговоренной к смерти вызвало среди случайных прохожих оживление. Такое зрелище всегда собирало немало зевак, но эта казнь была назначена столь скоропостижно, что кровожадные зрители о ней просто не узнали.
Повелитель Понтийского царства Митридат V Эвергет наблюдал за происходящим с балкона своего дворца, возвышавшегося над городом. Его взгляд был каменным, глубокие морщины, прорезавшие лоб еще не старого царя, подчеркивали недоброе выражение лица. Боги дали плохой знак, и теперь ему предстояло понять, к чему следует готовиться.
Утром над городом прошла необычайная гроза. Гулкие раскаты предупредили жителей о надвигающемся ненастье, и те успели найти укрытие. От молний загорелось несколько домов, однако последующий ливень потушил пожар. И царь благодарил высшие силы, пославшие воду с небес. Но одна молния ударила во внутренний двор резиденции. Оглушающий треск заставил охрану отвлечься от ворот, чтобы посмотреть, не принес ли с собой огонь гнев богов, и ужас переполнил солдат: в углу, под оливковым деревом, там, где обычно стояла колыбель царевича, полыхало пламя. Бросив щиты, воины, кинулись спасать ребенка. И – о, чудо! – не успели они добежать до колыбели – огонь исчез так же внезапно, как и появился. Ткани, которыми был обернут младенец, изрядно обгорели, но сам он не пострадал. Мальчик мирно спал, будто ничего не случилось.
Весть о чудесном спасении царевича тут же была доложена повелителю начальником стражи.
Воин преклонил колено перед хозяином:
– О, великий из великих! Смею доложить, что боги прислали испытание: небесный огонь ударил в колыбель твоего первенца.
Стражник промолвил это и в знак готовности принять наказание покорно склонил голову. Он хорошо знал, что может ожидать гонца с плохими вестями.
Вопросительно глядя на своего воина, Эвергет молчал, и тот, почувствовав милость царя, продолжил:
– Я не могу объяснить произошедшее, повелитель. Наследник жив и здоров. Это волшебное спасение, мой царь, это знак свыше.
– Не пристало тебе, мой преданный Клеарх, делать выводы о воле богов.
Эвергет поднялся и, запахнув одежды, проследовал к окну.
Там, над линией горизонта, где сливались воедино две синевы, морская и небесная, уже более тридцати дней висела комета. Ее белый изогнутый хвост убегал от солнца, но светило не торопилось его догонять – оно знало всю мощь своей силы. Как только после рождения наследника комета появилась на небе, многие мудрецы, не видавшие на своем веку такого, доложили царю: это знамение.
Не шевелясь, в ожидании своей участи Клеарх стоял посреди зала, преклонив колено.
– Поднимись, Клеарх, в случившемся твоей вины нет, – произнес Эвергет, не отводя взгляда от неба. – Ты думаешь, боги отвернулись от Понта?
– Я не провидец, мой повелитель, я воин. И все, что я знаю: с простыми людьми такого не происходит. Царевич выжил, как Дионис. И небесный хвост – неспроста это.
Понтийский царь, по-прежнему не оборачиваясь, стоял у окна.
– Где была кормилица во время грозы? – его голос звучал тихо, но от этого угрозы в нем не убавилось.
– Не могу знать, мой повелитель! – Клеарх опять рухнул на одно колено и преклонил голову.
– Казнить! Немедленно!
– Повелитель желает выбрать способ? Должна ли она пройти через очищающие муки, чтобы познать силу гнева повелителя? – об этом Клеарх спрашивал всякий раз, когда стоял выбор, залить ли в глотку виновного раскаленный металл, заколоть его мечом или же отдать на растерзание львам.
Решение царя зависело от степени вины приговоренного и необходимости произвести наказание в назидание возможным преступникам. Для публичных экзекуций с последующими казнями избирались самые изощренные способы, от которых жертва умирала долго, мучительно и зрелищно.
– Конечно, потеря наследника сравнима с изменой, но он… он ведь остался жив! Потому… пусть не страдает. Для справедливого суда используй меч.
– Мой господин, твоя воля будет исполнена немедленно.
Отдав необходимые почести, Клеарх решительно двинулся к выходу.
Через некоторое время в зал вошла молодая женщина в красной, обрамленной орнаментом тунике. Под легкой тканью угадывалась стройная фигура. На груди складки ткани аккуратно обходили идеальные формы, а золотой пояс – знак принадлежности к царскому роду – подчеркивал тонкую талию. Красивых женщин в Понтийском царстве было немало – смешение южных кровей давало дивный результат, но царица Лаодика VI выделялась и в этом ряду.
Ей с детства прививали чувство собственного достоинства. Она, блестяще образованная наследница греческих и македонских династий, умела быть не только хорошей женой, но и уверенной в своих силах царицей. Свои обязанности – от царского ложа до приемов посланцев – Лаодика выполняла так, будто от этого зависело все ее будущее. Подобная предусмотрительность имела основания. Скольких ее царственных родственников постигла печальная участь!
Теперь же Лаодика училась быть идеальной матерью.
Когда ей принесли сына, царица первым делом удостоверилась, что он цел. Малыш, очень недовольный повышенным к себе вниманием, схватил материнскую грудь и улыбнулся так, как это умеют делать только маленькие дети – без тени лицемерия.
– О твоем спасении знают теперь все. Твой отец восхваляет богов. Наверное, будешь долго жить, царевич, – с этими словами Лаодика отняла сына от груди и передала рабыне. – Не своди с него глаз, иначе тебя постигнет такое же наказание, – предупредила она.
С ребенком на руках служанка почтительно поклонилась и бесшумно удалилась.
Через зал, украшенный помпезными фресками и тканями, Лаодика проследовала на балкон к Митридату, который наблюдал за происходившей казнью.
Чтобы обозначить свое присутствие, царица заблаговременно обратилась к супругу:
– Я слышала, мой повелитель, ты сжалился над служанкой?
– В этом дворце вести разносятся чересчур быстро. Если такая смерть – снисхождение, то – да.
– Нет более справедливого и благородного человека, чем ты, мой Эвергет.
В это время с площади донесся гул толпы и глухой стук падающего тела. Рабыня не издала ни звука – ни до, ни после смерти.
Царь повернулся и, словно не заметив стоящую рядом жену, быстрым шагом направился вглубь зала к своему трону. Выполненный из золота трон стоял на обитом дорогой тканью постаменте, ступить на который никто не имел права, – это могло быть расценено как покушение на власть и стоить жизни.
Лаодика не относила себя к числу тех, кому не дорога жизнь, а потому, приблизившись, стала перед троном на одно колено:
– Эвергет, в твоей душе я вижу смятение.
– Да, моя верная жена. Ты, как обычно, проницательна. Пришла меня утешить?
Теперь царь смотрел на нее так, как смотрит мужчина на страстно любимую и желанную женщину.
– Скажи мне, что тебя тревожит, мой повелитель?
Царь провел рукой по черным волосам Лаодики.
– Каким бы ни являлось настоящее время, оно никогда не откроет тайну нашего будущего. Только предупредит избранных. Слишком много знаков послано нам богами… – многозначительно изрек Эвергет и в задумчивости подошел к окну. – Да, Лаодика, я в смятении. Вопрошать жрецов было бы серьезной ошибкой. Любой из старцев может истолковать эти знаки так, как ему того захочется, чтобы повлиять на ход событий. Но правитель пока я, и творить историю только мое право. Да и нужно мне не толкование, а скорее само провидение.
– Осмелюсь сказать тебе, Эвергет, что есть способ развеять твои сомнения, которые касаются сына. В Элладе, в Дельфах, над крутой скалой, стоит храм, воздвигнутый в честь Аполлона. При храме есть оракул[1]. Его так и называют: дельфийский оракул. С дарами для пифий[2] вели снарядить экспедицию, и, быть может, они до нас снизойдут.
– Снизойдут?! – глаза царя сверкнули гневом.
– Именно так, Эвергет. Пророчества их крайне редки, но всегда чисты и правдивы. Притом еще нужно будет понять, что они скажут и к какому придут выводу. Они всесильны, потому как знают будущее. Ты, мой повелитель, могуществен – это бесспорно. Но ведь ты сейчас говорил, что хочешь знать будущее. Пусть пифии выполнят свою работу!
– И в царстве никто не узнает о пророчестве?
– Думаю, да, мой повелитель…