5. Лозовое
ОТ МИКИТЫ К УЛИАНИЦЕ.
Пойди за мене. Яз тьбе хоцю, а ты мене. А на то послух (свидетель жениха)
Игнат Моисиев.
Откуда-то из закоулков памяти выплыло загорелое, смеющееся Ленкино лицо. Она сидела в ореоле брызг на камне у моря. А там на большом просторе пенились волны и рвались на берег… Помнит ли он Лозовое? Конечно, да. А что им с Еленой еще помнить?
Они поехали в Лозовое в сентябре 97-го года, через четыре месяца после свадьбы – раньше никак не получалось. Молодожены-аспиранты. Медовый месяц с отсрочкой. И денег, ясное дело, в обрез. Идею подбросил, кажется, Костя Тарасов или Шепчук… а Лобов сразу за нее ухватился. Ребята работали тогда в Краснодарском крае, в районе большого Сочи, на Красном кургане[5]. Сидели они там плотно с весны, освоились, обзавелись знакомствами, вот и договорились с жильем. Маленькую живописную хибарку на скале молодоженам сдали почти даром. Обстановка скромная: стол, стулья и железная кровать, которую они с Ленкой регулярно испытывали на прочность. Удобств, понятно, никаких, но зато садик с виноградом, рыболовные сети и старая лодка «Пират» на ржавой цепи. Потом на этом «Пирате» они едва не утонули по неопытности. Лодка-то с течью была… Впрочем, тогда они с Ленкой даже не испугались. В молодости все воспринимается просто, легко. Легко таскать по жаре трехлитровые банки с вином, легко мотаться к друзьям на раскоп, пять км туда, пять обратно, легко нырять со скалы вниз головой, доставать со дна ракушки, плавать наперегонки… Ленка всегда отлично плавала, лучше, чем он. Но теперь себе такое даже представить страшно, чтобы главный бухгалтер строительной компании ночью голышом купался…
Вода пенится, искрится. Все гибкое Ленкино тело покрыто маленькими светящимися пузырьками, она и сама светится, лучится, точно русалка.
– Смотри, Ленка! Лунная дорожка! – срывающимся голосом кричит ей Лобов, и в горле у него от счастья что-то щекочет, он прижимает ее к себе, не хочет отпускать…
«Митя и Лена – попугайчики-неразлучники» – прозвал их Костя Тарасов. Он частенько навещал их после работы, один или вместе с другими ребятами, с Леней Шепчуком, с Женькой Ярис.
Услышав звук мотора старой экспедиционной «Нивы», Лена с Митей спешно натягивали на себя одежду, о которой в любовной неге напрочь забывали. Костя привозил арбузы, сыр, свежую рыбу, вино, а для дам – шампанское. И они закатывали настоящие пиры. Тарасов любил шиковать. Хотя с деньгами у него, впрочем, как и у всех, тогда было туго.
В 90-е археология переживала не лучшие времена. Работали практически даром, на чистом энтузиазме. Некоторые из коллег навсегда ушли из профессии, другие же метались в поисках более хлебных направлений. Больше всех суетился Шепчук, который уже не раз менял «тематику». Начав, как и Лобов, с Новгородчины, он вдруг двинул в калмыцкие степи в погоне за каким-то валютным грантом. Когда же по институту разнесся слух о спонсорах из Краснодара, он тотчас прикатил к Тарасову под крыло. Даже шутка тогда родилась, что, мол, археологи, если судить по их доходам, подразделяются на две категории: сытые, благоденствующие «Дети капитана Гранта» и «Сыновья лейтенанта Шмидта», вечно стоящие с протянутой рукой у министерского порога.
Лобов с Тарасовым, относившиеся ко второй категории, не одобряли шепчуковских метаний. Тот же яростно с ними спорил, апеллировал к общественному мнению, то есть к Ленке.
– Это ты, Лобов, сейчас так говоришь! Но помяни мое слово, когда у вас с Еленой Прекрасной родится ребенок, ты мгновенно забудешь о своих драгоценных принципах. Они хороши для фанатиков, аскетов, холостяков. А у тебя, дружочек, теперь семья. Сохранять верность можно кому-то одному, либо семье, либо Господину Великому Новгороду!
Костя Шепчуку возражал, а Лобов смотрел на Ленку, которая от этих разговоров делалась тихой и скучной.
Потом все вместе поднимали бокалы и провозглашали тосты не за нынешний раскоп, понятное дело, потому как примета плохая, а за Рюриково городище, за Боспорское царство, за царя Митридата VI Евпатора, все глубже и глубже зарываясь в культурные слои…
Однажды, уже под конец их медового отпуска, к ним приехал Костя Тарасов. Он был без вина, сосредоточен и деловит.
– Слушай, Димка, нам сегодня из города позвонили… – начал он, с опаской поглядывая на Лену. – Словом, просили срочно выделить сотрудника, хорошего специалиста. В Сочи. Как я понял, там проводится какая-то экспертиза по нашей части, нужно авторитетное мнение. А у нас, ты же знаешь, с народом беда, некого послать. Сам я с бумагами закопался, скоро сам и за лопату возьмусь… Вот я и подумал, что вам вроде до самолета всего дня два осталось… Ленк, там, кстати, обещали с гостиницей похлопотать, – прибавил серьезный аргумент Тарасов и умоляюще посмотрел на Лобова, тот на Елену, а она, рассудив, что в Сочи еще не была, сразу взяла и согласилась.
Словом, через час Митя с Леной уже сидели в экспедиционном автомобиле, слушая неиссякаемый поток армянских анекдотов водителя Рубена. Через три часа, бросив вещи в какой-то гостинице, они встретились с молчаливым «человеком из органов» (!) Иваном Ивановичем и той самой разноглазой Алиной. А еще через полчаса Ленка отправилась гулять по набережной, а Лобов впервые в жизни едва не потерял сознание. По правде сказать, было от чего…
ОТ БОРИСА К НАСТАСЬЕ.
Как придет эта грамота, пришли мне человека на жеребце. […] А у меня тут дел много.
Алина Дмитриевна (или Дмитриева – за давностью лет теперь и не вспомнишь) в самом деле была дамой роскошной. Высокая, статная, белые кудри рассыпаны по скульптурным плечам, глаза ярко подведены… Их разный цвет придавал ей какую-то особую пикантность. В первые минуты Лобову казалось, будто она ему подмигивает.
Теперь он ее отчетливо вспомнил. Вспомнил даже то, что под взглядом-рентгеном «человека из органов» Алина заметно нервничала, и по ее гладкой коже в бездонное декольте устремлялись струйки пота.
Говорила она быстро, с малоросскими интонациями, часто повторялась, будто оправдывалась:
– Понимаете, я сразу позвонила, хотя все было как обычно. Постоянный клиент принес на комиссию вещь. Вот и запись в книге прихода, у нас с этим строго. Но вещь сотрудница принимала без меня. И как только я пришла и увидела, то сразу ей сказала, сразу поняла и позвонила… – Грудь женщины высоко вздымалась.
Впрочем, Дмитрий Сергеевич впал в состояние столбняка не от вида глубокого декольте директрисы антикварного магазина. Он вообще про него забыл, стоило ей извлечь из сейфа нечто абсолютно фантастическое.
– Уверяю, не каждому из нас доведется такое увидеть! Тем более подержать в руках! – рассказывал он потом коллегам, все еще находясь под впечатлением.
И дело было даже не в золоте, хотя и в нем, конечно, тоже. Потому что диадема, а именно этот предмет лежал тогда перед Лобовым на столе, была выполнена из чистейшего золота. Но все же было нечто другое, что так заворожило молодого археолога.
– Понимаешь, это трудно объяснить… – В тот же вечер он позвонил Косте Тарасову, который в ответ только охал и ахал. – Тут будто бы сама история ожила, будто древние эллины в дверь постучались… Ты не смейся! На мгновение мне даже почудилось, что я вижу эту прекрасную гречанку…
Само собой, для Ивана Ивановича, «человека из органов», и его коллег у археолога Лобова нашлись более вменяемые слова.
В экспертном заключении он указал все основные параметры предмета:
«Изделие: головное украшение в виде незамкнутого кольца, диадема или венец. (Украшение предпол. женское.) В центральной части предмета имеются три камня зеленого цвета, без огранки. (Предпол. изумруды.) Внешняя стенка изделия украшена геометризованным орнаментом. Орнамент выполнен в стилистике позднего эллинистического искусства. (Предпол. время изготовления: II–III вв. до н. э.) Сохранность хорошая. – Далее он, тщательно измерив и взвесив диадему, записал ее высоту, диаметр и вес, потом, подумав, прибавил: – Требуется детальная экспертиза. Эрмитаж».
Про специалистов из Эрмитажа Лобов тогда еще не раз повторял.
– Да ей в музее место, а не в антикварной лавке! – расхрабрившись, заявил он.
После чего люди из органов многозначительно переглянулись, забрали документ и ушли. Остался лишь Иван Иванович. Он еще задал Лобову несколько вопросов, но, узнав, что на следующий день тот возвращается в Москву, помрачнел – надо было осмотреть и отписать бумаги еще на несколько предметов.
– Боже мой! Откуда только вы их берете? – поперхнувшись, глупо спросил Дмитрий. – Очень жаль, что не получится на них взглянуть.
Тут весьма своевременно поступило предложение вместе отобедать – Алина Дмитриева на правах хозяйки пригласила «своих гостей» в соседний ресторан.
Как раз за обедом к ним и присоединилась Елена. Разговор пошел живее. Лобов расхваливал Ивану Ивановичу своего друга Тарасова:
– Он отличный профессионал! Специализируется на древнегреческой культуре. Да он лучше меня справится! Не беспокойтесь.
Теперь тот самый обед в ресторане «Галеон» вспомнился Дмитрию Сергеевичу во всех деталях, что ели, что пили, где сидели, какая играла музыка. Именно тогда после плотной трапезы, винных возлияний и танца с разноглазой Алиной Дмитриевой под «Ace of base» он вручил ей эту злосчастную визитную карточку, на которой за неимением мобильного был указан номер телефона московской квартиры.
«Воистину удивительна человеческая память, которой, в сущности, мы совсем не умеем пользоваться. Шестнадцать лет прошло, а кажется, будто вчера это было…» – подумал Дмитрий Сергеевич и принялся рыться в дорожной сумке в поисках клочка бумаги с номером телефона капитана Неверова.