Глава 3. Белый дом приходит в движение
В этот будничный, ничем не примечательный день над всей территорией Соединённых Штатов Америки от Тихого до Атлантического океана безраздельно господствовало жгучее майское солнце – предвестник засушливого лета. Небо было такое же чистое и бездумное, как личико пятилетнего карапуза, не обременённого финансовыми и иными житейскими тяготами. И как тот карапуз, оно дружески и доверчиво улыбалось каждому, кто обращал на него внимание.
Часы показывали без пяти минут двенадцать. Ровно в полдень в кабинете должен был появиться секретарь Президента Джо Крисман с традиционным ежедневным докладом, а до того хозяин Овального кабинета мог себе позволить короткий отдых. Для кого-то пять свободных минут пустяк, но для человека, рабочий день которого расписан едва ли не по секундам, любая отдушина на вес золота. Он поднялся из-за стола, с удовольствием потянулся и неторопливо направился к восточной двери, ведущей в Розовый сад. Распахнув дверь, остановился на входе и полуприкрыл глаза. Из сада потянуло характерным ароматом от бесчисленного количества раскрывшихся бутонов. Пять минут активной ароматерапии заменяли час физических упражнений и восстанавливали благостное расположение духа. Утомление сняло как рукой. Президент неторопливо затворил дверь и вернулся на рабочее место. На столе в папке «На подпись» тонкой стопкой всё ещё продолжали лежать несколько неподписанных документов.
Ровно с двенадцатым ударом часов распахнулась северо-восточная дверь, за которой находился кабинет секретаря Президента, и на пороге, на ходу произнося дежурную фразу «Разрешите, сэр?», появился Джо Крисман.
– Добрый день, мистер Крисман, – приглашая секретаря к столу, поздоровался Президент. – Чем порадуете? Если вы и сегодня пришли с хорошими новостями, то эту дату можно будет занести в книгу рекордов Гиннеса: целых полтора месяца хороших новостей и ни одной плохой. Если не ошибаюсь, такого ещё не было в новейшей истории Америки. Надеюсь, предчувствие меня не обмануло.
– Как вам сказать, сэр, – замялся секретарь, – и да, и нет. То есть я и сам в некоторой растерянности.
– Вот это уже забавно, – сложил губы в недоумённую улыбку Президент. – Уж если вы в некоторой растерянности, что говорить обо мне. Выкладывайте, что случилось? Надеюсь, не очередной теракт на Ближнем Востоке? Последние сорок минут я был слишком занят бумажной работой, чтобы интересоваться новостями.
– Нет, нет, – поспешил успокоить его Крисман. – Никаких терактов. Это было бы слишком болезненной новостью. Хватит и тех шести, которые имели место за последние восемь месяцев. Моя новость совершенно другого свойства.
– Так не тяните, выкладывайте.
– Дело в том… дело в том, – начал, аккуратно подбирая слова, Крисман, – что русские предложили мистеру Джону Дэвидсону Рокфуллеру должность Премьер-министра России.
– Не понял. В какой стране?
– Я же говорю – в России…
Президент сморщил нос и лоб так, будто секретарь дыхнул на него густым запахом чеснока.
– Простите, Крисман, сегодня не первое апреля? – не скрывая иронии, произнёс Президент.
– Нет, сэр, сегодня двадцать седьмое мая.
– Тогда русские выбрали не самую удачную дату для шуток.
– Это не шутка, мистер Президент, это официальное предложение, сделанное на очень высоком уровне… От имени русского правительства.
– Так-так, – поняв, что юмором здесь не пахнет, задумчиво произнёс Президент, постукивая подушечками пальцев по краю стола. – И кто же передал вам эту сногсшибательную весть?
– Сам Бенджамин Миллер, советник по национальной безопасности. Десять минут назад он позвонил мне по телефону и спросил, когда бы вы могли его принять.
– А от кого он её получил?
– От самого Джона Рокфуллера. Тот тоже в полной растерянности.
– Ничего удивительного. Тут не только растеряться, тут при известной фантазии недолго и рассудка лишиться. Впрочем, – Президент едва заметно повёл бровью, словно и сам не очень-то доверял пришедшей в голову мысли, – может, именно русские как раз и сошли с ума после обильного возлияния? Насколько я наслышан, эти парни не прочь время от времени крепко надраться, а в таком состоянии недолго и потерять контроль над своими поступками. Как вы полагаете?
– Не думаю, сэр. Русские не такие идиоты, чтобы выставлять себя на посмешище всему цивилизованному миру. После Ельцина их политика стала значительно более трезвой. Во внутренней жизни они иногда позволяют себе делать разные глупости, но что касается внешней… Да и Президент у них, в отличие от своих предшественников, как известно, воздерживается от употребления алкоголя и даже занимается спортом. Новое поколение, сэр. Нет, это исключено. Тут что-то другое.
– Любопытно, что именно? Когда Миллер может приехать в Белый дом?
– Сказал, что готов прибыть в течение получаса.
– В таком случае пусть немедленно приезжает.
– Слушаюсь, сэр.
Крисман удалился, а Президент снова распахнул дверь в Розовый сад, закрыл глаза и ровно, глубоко задышал. Он пользовался этим приёмом всегда, когда ему необходимо было сосредоточиться и взвесить все pro и contra, прежде чем принять окончательное решение по особенно важным вопросам. Интересно, на что рассчитывают русские, выходя с таким предложением? Не сошли же они с ума! Но тогда что? Однако сколько Президент ни вдыхал умиротворяющий аромат, сколько ни пытался поставить себя на место противной стороны, сколько ни ломал голову, но так и не смог найти ни одного разумного объяснения. Но и держать русских за простаков означало бы совершить непростительную ошибку. А ошибки в политике, как известно, в итоге всегда оборачиваются большими материальными потерями. Нет, следует подождать Миллера, не исключено, что у него уже появилась более свежая информация. Президент не был честолюбив и хорошо запомнил напутственные слова своего старого и многоопытного родителя, когда объявил ему о своём желании вступить в схватку за кресло Президента Соединённых Штатов. «Держи своих соперников за что угодно, – произнёс он, – но не держи их за дураков».
Надышавшись ароматами и не придя ни к какому решению, Президент вернулся на рабочее место и на всякий случай включил телеканал CNN: не исключено, что ушлые журналисты уже пронюхали про сенсацию и обсасывают её, как чревоугодник баранью косточку. А уж какую околесицу они нагородят вокруг да около, какой произведут тарарам, трудно даже себе представить. Однако всё было тихо: как новостной CNN, так и добрый десяток других каналов, которые Президент перебрал на скорую руку, сообщали о чём угодно, только не об ЭТОМ. «Вот и чудесно, – удовлетворённо потёр он руки. – Необходимо предупредить всех, кого это касается, чтобы держали язык за зубами». Кто-кто, а уж он-то как бывший губернатор и действующий Президент отлично знал, как кодируют средства массовой информации общественное сознание, безбожно манипулируя им в зависимости от конъюнктуры и политических пристрастий своих работодателей. Да и тема представлялась настолько лакомой, что репортёры не упустили бы случая сделать её гвоздём всех своих новостных сообщений. Взрыв атомной бомбы на безлюдном атолле Тихого океана – и тот произвёл бы меньшее впечатление, чем это сумасшедшее предложение русских. А уж в том, чтобы раскрутить тему и довести телезрителей до экстаза, – им не было равных. Свобода слова в Америке не только была закреплена в конституции, но и, что намного важнее, эффективно реализовывалась на практике. Достаточно было публичной личности неосмотрительно задеть редакционную политику какой-нибудь бульварной газетёнки, как последняя, словно только того и ждала, под предлогом защиты свободы слова с таким наслаждением начинала размазывать эту публичную личность по стенке, что та трижды прокляла день и час, когда позволила себе неосторожное высказывание в адрес таблоида. Стоит ли после этого говорить о том, каким лакомым блюдом является для них любая сенсация, особенно если дело касается персоналий или крутых поворотов в политике.
Вывод напрашивался сам собой: единственно верный способ избежать различного рода спекуляций – это не допускать утечек до той поры, пока он как Президент и его команда не определятся с дальнейшей линией поведения. И обязательно следует предварительно выслушать мнение Миллера. Миллер – умница, у него голова не попкорном набита. Да и русских он знает не понаслышке: пять лет, проведённых в России в качестве одного из секретарей посольства, и знание русского языка позволили ему разобрать эту матрёшку на составные части, что удавалось далеко не всем и далеко не всегда.
Бенджамин Миллер вошёл в Овальный кабинет лёгкой уверенной походкой, как входят люди широких демократических убеждений, уверенные, что и их собеседники придерживаются точно таких же демократических позиций, а следовательно, являются их единомышленниками. По всем статьям Миллер был стопроцентным янки, начиная от генетических корней, уходящих в далёкое прошлое к периоду заселения Америки первыми колонистами, и кончая всем остальным: убеждениями, открытой улыбкой, раскованными манерами, одновременно дружелюбной, независимой и располагающей к искренности манерой вести беседу. Всем своим внешним видом он отдалённо напоминал покойного Джона Кеннеди, 35-го Президента Соединённых Штатов Америки: такой же высокий, стройный, темноволосый, с тщательно ухоженной причёской с аккуратным пробором слева и чуть посеребрёнными висками. Глядя на его широко улыбающееся лицо, невольно хотелось ответить взаимностью. Люди с подобной внешностью и подобным характером околдовывают женщин легко и уверенно, чем он активно и пользовался в бытность свою секретарём американского посольства в России. Он любил русских красавиц, а они любили его, будучи не в состоянии устоять перед его мужским обаянием. Но что любопытно, за всё то время, что Бенджамин прослужил в России, он ни разу не попался на крючок русской контрразведки, хотя она, хорошо осведомленная об этой его слабости, регулярно подсовывала ему время от времени привлекательных дам без комплексов, готовых послужить родине своим молодым и упругим телом. Однако во всех сомнительных случаях он предпочитал за благо давать задний ход, и все попытки подловить его на сексуальных контактах с подставленными секс-бомбами заканчивались боевой ничьёй.
Вернувшись в Америку, Бенджамин Миллер в корне изменил своё отношение к адюльтерам. С одной стороны, он был достаточно пресыщен любовными похождениями в России, а с другой, американские женщины, даже самые привлекательные, не шли ни в какое сравнение с русскими красавицами. Тут уж он не мог с собой ничего поделать. Была ещё и третья причина, заставлявшая его умерить любовный пыл: в силу своего ответственного положения в Администрации Президента, было бы безответственно подставляться отечественным пираньям пера и телекамер. Кстати, именно тогда, на излёте своих любовных похождений, он постепенно пришёл к твёрдому убеждению, что нет ничего дороже семейных ценностей. В принципе, вполне нормальная эволюция мужчины от самца к мужу.
Секретарь закрыл дверь, оставив Президента и его советника с глазу на глаз. При появлении Миллера Президент поднялся из-за стола и сделал несколько шагов ему навстречу, на ходу протягивая руку для приветствия. Они давно знали и отлично понимали друг друга.
– ..Присаживайтесь, Бенджамин, рад вас видеть, – указал Президент на кресло по другую сторону рабочего стола и, когда тот присел, заговорил так, как будто они уже сорок минут беседовали на заданную тему, а может, и просто экономил время. – Итак, как, по вашему мнению, нам следует реагировать на это странное предложение русских?
Однако Бенджамин Миллер не спешил отвечать на заданный в лоб вопрос. Президент пытливо вглядывался в лицо собеседника, словно пытался угадать ответ, но натолкнулся на непроницаемый экран. Наконец лицо Миллера снова разгладилось и обрело привычное дружелюбное выражение.
– Видите ли, – начал он, – по своему менталитету русские не слишком далеко ушли от египетских сфинксов, если их кто и переплюнул в искусстве плести словесные кружева, так только китайцы. Они тоже любят время от времени задавать загадки, над которыми нам, европейцам, – а мы в этом смысле такие же европейцы, – приходится долго ломать голову, прежде чем удастся докопаться до сути.
– Ну и в чём суть?
– Пока не могу сказать. Нам её ещё только предстоит вычислить.
– Так сложно?
– Да уж не просто. Ответов много, но какой из них правильный?
– А что думает по этому поводу сам Рокфуллер?
– В конце нашего короткого общения по телефону он мне высказал прямым текстом буквально следующее: «Если все предыдущие поколения Рокфуллеров считались людьми умными и дальновидными, то меня, если я приму предложение русских, многочисленная родня сочтёт безнадёжным идиотом. Я уж не говорю про остальную Америку, включая престидижитаторов из жёлтой прессы. Однако…
– Что «однако»? – подхватил Президент, словно только и ждал подобного поворота мысли.
– То-то и оно, что на этом слове он подавился рыбьей косточкой.
– Его гложут сомнения?
– Что-то в этом роде, хотя… – Миллер играючи покачал головой. – Слово «однако» может означать всё что угодно: от твёрдой решимости отвергнуть предложение русских, до надежды, что родственники не будут столь категоричны, и кончая полной растерянностью.
– Рокфуллер во главе русского правительства… Вам не кажется, что более абсурдную ситуацию даже трудно себе вообразить?
– Отчего же, времена меняются, и то, что ещё вчера казалось фантастикой, сегодня вполне вписывается в общественную мораль. Возьмите хотя бы для примера ситуацию с гомосексуалистами. Ещё совсем недавно, по историческим меркам, пуританская Америка считала их париями, отверженными и даже преследовала, а сегодня они только в Филадельфии заселили территорию размером больше китайского квартала, развесив на всех домах свои радужные флаги, и чувствуют себя не хуже нас с вами. Я уж не говорю об их ежегодных многолюдных парадах. За последние несколько десятилетий абсурдизм стал достаточно модным явлением.
– Знаете, что мне в вас восхищает, Миллер? – дружелюбно взглянул на Миллера Президент: – Ваше умение убеждать. Хорошо, предположим, что мистер Рокфуллер примет предложение русских, хотя я в этом далеко не уверен. Но – чем чёрт не шутит. Каков интерес русских, мы теперь знаем: они сели в лужу со своей хвалёной экономической моделью и молят о помощи. С русскими всё понятно. Но в чём заключался бы его интерес?
– В том и проблема, что него нет видимых стимулов для переезда на работу в Россию. Поэтому наша задача на данном этапе убедить мистера Рокфуллера вступить с русскими в переговоры, а уж там будем решать, отпускать его или нет.
– Не понял. Поясните, пожалуйста. Зачем?
– Хотя бы для того, чтобы понять, насколько серьёзно их предложение и нет ли под ним второго дна. Сфинкс, с вашего позволения. Но главное даже не в том. Если предложение русских продиктовано искренним желанием поправить собственные дела в экономике с нашей помощью, то мы просто обязаны его поддержать. Только представьте себе, какую пользу смогут извлечь Соединённые Штаты из такого сотрудничества. По-моему, тут есть над чем поразмыслить.
– Вот это уже интересно. Так вы полагаете, что Рокфуллеру не следует сходу отказывать русским? И даже, если я верно вас понимаю, в случае успешного завершения переговоров принять предложение?
– Полагаю, что – да. Согласившись на участие Рокфуллера в русском правительстве, мы получаем колоссальные возможности для влияния на все сферы их общественной и хозяйственной жизни. Шаг за шагом они вынуждены будут согласовывать с нами также и свой внешнеполитический курс. Иными словами, мы повяжем русских по рукам и ногам, а выражаясь дипломатическим языком, установим с ними самые тесные добрососедские отношения. Это с одной стороны. А с другой… Полагаю, будет большой ошибкой безоговорочно поверить в искренность их намерений. Русские не такие уж идиоты, чтобы не видеть все опасности такого сближения. Какой отсюда следует вывод? На мой взгляд, только один: идя на сближение, они надеются переиграть нас на своём поле или рассчитывают на что-то ещё. Хотелось бы знать, на что? Но если они собираются вступать с нами в честную игру, то преимущества такого сотрудничества не поддаются оценке. Вообразите себе, как изменится геополитическая картина мира, если Россия и Америка станут стратегическими союзниками? Европа, с одной стороны, а Китай и вся Юго-Восточная Азия, особенно – Китай, с другой, автоматически окажутся между молотом и наковальней. Оторвав Россию от Китая, мы лишим его последнего стратегического союзника. Это будет самая большая бескровная победа, которую мы одерживали за последние двести лет. Ему ничего не останется, как приползти к нам на коленях.
– Да, заманчиво, ничего не скажешь, – задумчиво постучал Президент пальцами по столу. – А если русские всё-таки готовят нам западню: предлагают одно, а замыслили совершенно другое…
– Увы, выяснить это мы сможем только вступив с ними в прямые переговоры. Рано или поздно они будут вынуждены раскрыть карты. И если окажется, что они пытаются нас объегорить…
Последнее слово Миллер произнёс по-русски.
– Простите, не понял? – наморщил лоб Президент.
– Извините, – смутился Миллер, – это такой глагол, происходящий от русского мужского имени Егор. Вероятно, этот Егор в стародавние времена кого-то так здорово надул, что его имя стало нарицательным. С тех пор русские очень часто вместо слова «обмануть» употребляют слово «объегорить».
– А-а-а, любопытно, – равнодушно откликнулся Президент. По-видимому, этимология слова показалась ему малоинтересной, и он вернулся к теме беседы. – Так как же нам поступить, Бенджамин? Отправить Рокфуллера в свободное плавание? Вы же понимаете, что без нашего одобрения он не станет даже разговаривать с русскими.
– Думаю, можно попробовать. Практически мы почти ничем не рискуем. Если русские искренне настроены на сотрудничество, то выгода будет обоюдной. А если нет… Две-три недели – и мы расколем этот орешек, как раскалывали все предыдущие. Все дальнейшие переговоры будут вестись на межгосударственном уровне, а в контракт между русским правительством и мистером Джоном Рокфуллером необходимо будет внести новеллу, согласно которой он получит право в любой момент отказаться от занимаемой должности и покинуть Россию без объяснения причин, толкнувших его на этот шаг. И тогда русские окажутся у нас на крючке. Полагаю, юристы Госдепа сумеют составить такой контракт, чтобы он максимально защитил интересы Соединённых Штатов и мистера Рокфуллера персонально.
– Очень, очень заманчиво. И, тем не менее, я лично не готов принять целиком на себя такую ответственность. Слишком уж щекотливая ситуация. А уж наши друзья республиканцы, имеющие большинство в Сенате, не преминут воспользоваться любым моим промахом, чтобы перетянуть на свою сторону как можно больше избирателей перед предстоящими выборами в Конгресс. Эти парни готовы все пять пальцев разом положить себе в рот. Поэтому, полагаю, нам необходимо подстраховаться и до начала переговоров созвать Совет национальной безопасности, пригласив на него несколько влиятельных республиканцев, а также мистера Джона Рокфуллера, и уже там тщательно ещё раз взвесить все «за» и «против». Тем самым заодно мы крепко пристегнём этих господ к нашей колеснице – пусть разделят на паритетных началах ответственность за принятое решение. Хотя слон и осёл животные разные, но тот и другой едят из одной кормушки. Да и мистер Рокфуллер ещё не определился. А без его согласия, как вы понимаете, не о чем говорить.
– А кого именно из республиканцев, по вашему мнению, следует пригласить?
Президент несколько раз потёр подбородок, прежде чем с его губ слетело:
– Как бы вы отнеслись к таким кандидатурам как Эрик Брегг и Калвин Бейнер?
– По-моему, оптимальный выбор: лидер республиканского большинства в Сенате и влиятельный конгрессмен от штата Техас. Если мы перетянем их на свою сторону, то они, полагаю, сумеют убедить своих однопартийцев не совать нам палки в колёса. К тому же в состав СНБ входят несколько ястребов, которые на генетическом уровне в равной степени ненавидят как Китай, так и Россию. Им ничего не стоит устроить обструкцию. И в этом случае даже самые твердокаменные республиканцы скорее могут оказаться нашими союзниками, чем эти члены Совбеза.
– Кого конкретно вы имеете в виду? Только искренно.
– Госсекретаря Флоренцию Тейлор, директора ЦРУ Скотта Локхарта и директора ФБР Алана Джонсона.
– Я так и предполагал. Вы правы: эта троица не даст нам расслабиться.
– Не даст, – охотно согласился Миллер. – Хотя в определённой степени их можно понять. Если бы я был, к примеру, директором ЦРУ или ФБР я бы тоже каждого, кто набивается к нам в союзники, прежде всего проверял бы на детекторе лжи, и только потом, по результатам проверки, принимал окончательное решение. Хотя это и не всегда помогает.
– Вот и давайте попробуем их переубедить. Надеюсь, у нас с вами получится.
– Давайте, – привычно улыбнулся Миллер, как он всегда это делал в завершении даже самого серьёзного разговора.
Президент поднялся из-за стола, поднялся и Миллер. И уже пожимая на прощание руку своему советнику, Президент добавил:
– Думаю назначить совещание недели через полторы – две. А вы тем временем выясните, пожалуйста, кто именно по поручению русского правительства сделал предложение мистеру Рокфуллеру и как вообще оно было обставлено. Думаю, мистер Рокфуллер не откажет вам в подобной любезности. Содержание разговора доложите лично мне ещё до совещания.
– Будет исполнено. Я как раз собирался созвониться с Рокфуллером и договориться о встрече.
– Да, да, разузнайте из первых рук. И пожалуйста, не забывайте о конфиденциальности, – на всякий случай напомнил Президент, хотя последнее было явно лишним. Миллер был из числа разговорчивых, но не болтливых – качество, за которое его особенно ценил Президент.