Глава 6. Беглец-невидимка
Снедаемый тревожным любопытством Лёня Ивлев едва дождался пяти часов вечера. Когда он запер свой кабинет и спустился на первый этаж, Воронцов уже ждал его у раздевалки. Судя по блестящим глазам и покрасневшим щекам, Миша успел принять какой-то допинг.
– Ну, что? Пойдём в ресторанчик через дорогу – помянем Курта? Заодно расскажешь, зачем я тебе понадобился, – предложил Лёня.
– Нет, наш разговор не для публичного места. Поедем ко мне домой, – озабоченно-серьёзно ответил Воронцов.
– За нами что, может кто-то следить? – искренне удивился Ивлев, считавший, что звание и место службы ограждают его друга от подобных неприятностей.
– Всякое может быть.
– Ничего себе…
Через полчаса школьные друзья, не чокаясь, выпили по рюмке коньяка на Мишиной кухне, и директор перинатального центра вопросительно посмотрел на полковника ФСБ.
– Всё, что я тебе сейчас расскажу, является государственной тайной, – ответил на молчаливый вопрос Воронцов.– И если тебя официально включат в нашу следственную группу, то придётся дать подписку о неразглашении.
– А нельзя в этой группе как-нибудь официально обойтись без меня?
– Можно, но очень сложно, – тривиально скаламбурил Воронцов.– Ты мне очень нужен. В нашей школе больше не осталось штатных проверенных психологов-левшей. А от правшей из центрального аппарата и новых психологов в предстоящем деле пользы немного.
– И чем же я могу помочь? – откровенно скептично поинтересовался Ивлев.– Устроиться на полставки психологом?
– Зачем же на полставки? Мне нужен полноценный напарник на полный рабочий день, но всего лишь недели на две.
– А куда подевались ваши старые штатные специалисты?
– Умерли…, – с пугающей откровенностью ответил директор по безопасности сорок шестой спецшколы.– Трое за полгода. И все в результате странных несчастных случаев. Анна Громова утонула. В прошлом августе она поехала отдыхать в ведомственный санаторий в Геленджик. Вечером пошла искупаться в море, а на следующее утро её тело выбросило на пляж. Никаких следов насильственной смерти, в лёгких только морская вода. А ведь она была прекрасная пловчиха. Другой психолог Алексей Борисов в новогоднюю ночь выпал с десятого этажа. Его сын купил новую квартиру и решил совместить Новый год и новоселье. Гостей было много: друзья, родственники, сослуживцы. Курить выходили на балкон пожарной лестницы. Алексей тоже выходил, потом как-то исчез, а когда рассвело, его тело увидели на козырьке подъезда. Дом – новостройка, народа полно и никто никого толком не знает. А Алексей практически не пил, и как он в трезвом виде вывалился с балкона – непонятно. И третий психолог – Сергей Порываев. В конце февраля поехал на зимнюю рыбалку к себе на дачу, у него там рядом водохранилище. Поскользнулся на крыльце и ударился затылком о каменную ступеньку. Умер от кровоизлияния в мозг. Он поехал на рыбалку вместе со своим дядей-алкоголиком. Так этот дядя, вместо того чтобы рыбу ловить, сразу нажрался как свинья, проспал целые сутки и обнаружил своего племянника только на следующий день. На теле никаких признаков борьбы или насилия, а ночью был снегопад и на участке никаких следов. А, между прочим, Сергей в юности серьёзно занимался спортивной акробатикой, и с вестибулярным аппаратом у него всё было в абсолютном порядке. Вряд ли он мог так неудачно поскользнуться без посторонней помощи. По моему убеждению, все эти псевдонесчастные случаи на самом деле являются хорошо замаскированными убийствами. И убил психологов, кто-то из их подопечных – недавних выпускников нашей школы. Я лично веду внутреннее расследование, но до сегодняшнего дня никак не мог вычислить, кому это понадобилось.
– И ты теперь собрался ловить на живца? Хочешь, объявить меня новым психологом, чтобы меня тоже попытались утопить или выбросить с балкона?! – шутливо возмутился Лёня.– Интересное предложение, но лично я категорически против!
– Не ёрничай, сначала дослушай до конца, – нахмурился Воронцов.– Я не собираюсь никого на тебя ловить. Для наших учеников психологи – это одновременно и родители, и воспитатели, и сторожа, следящие за их психическим и физическим здоровьем. Каждый ученик в трёхлетнем возрасте получает своего психолога-наставника, который потом ведёт своего подопечного всю жизнь, кем бы тот ни стал, хотя бы даже президентом или премьер-министром. Наши выпускники после школы поступают в самые престижные вузы, и со временем занимают довольно высокие должности. Среди них есть дипломаты, журналисты, министры, военачальники, а теперь даже олигархи. На первый взгляд это очень успешные и самостоятельные люди, но все они до конца жизни остаются сотрудниками госбезопасности, готовыми к выполнению самых нестандартных задач. Эдакие стойкие оловянные солдатики на службе у Родины. Но у некоторых солдатиков иногда всё же появляется желание выйти из-под контроля и начать собственную войну или отправиться в самостоятельный поход. Чтобы этого не происходило, и существуют личные психологи. Они следят за психоэмоциональным состоянием своих подопечных и заменяют им и семью, и духовника, и психоаналитика. А все результаты своих профилактических бесед и контрольных тестов заносят в личное дело. И если подопечный вдруг всё-таки выйдет из-под контроля и уйдёт в побег, то психолог, знающий все его привычки и склонности, должен помочь мне в поимке беглеца…
– И куда же они бегут?
– При социализме бежали очень редко и в основном на Запад. Но никто не переходил к иностранным спецслужбам. Все хотели дышать воздухом свободы и почему-то думали, что со своими способностями непременно станут успешными бизнесменами и миллионерами. А теперь уходят кто куда. Даже в религию. Год назад один очень крупный милицейский чин в приливе раскаяния сбежал на Тибет – познавать смысл жизни. Три месяца искали…
– И что вы делаете с беглецами, когда их находите? – предчувствуя самый худший вариант, с нескрываемым волнением спросил Ивлев.
– Устраняем, иногда прямо при задержании, – предельно откровенно подтвердил его предположения Воронцов.– Не под трибунал же их отдавать. Тем более что официально они сами уже куда-то исчезли.
– Но это жестоко… и незаконно.
– А что делать? Наши беглецы не какие-нибудь шестёрки типа Сноудена. Они слишком много знают. А как известно, в многом знании – много печали.
– И ты хочешь, чтобы я тебе в этом помогал? Неее, я на такое не подписываюсь, – не очень решительно отказался Ивлев.
– Теперь отказываться поздно, – иронично напел Воронцов перифраз из Розенбаума, давая понять, что дискуссия окончена.– Теперь ты тоже слишком много знаешь…
– Я беру дополнительную минуту на размышления, – пародируя «Что? Где? Когда?», в свою очередь пошутил Лёня.
– Время пошло, – насмешливо согласился Воронцов и посмотрел на часы.
Ивлеву совершенно не хотелось ввязываться в опасную и малопонятную авантюру, но неумолимое давление школьного друга и чувство долга перед погибшим Малером перевесили чашу весов. Через минуту он, не давая вслух своего окончательного согласия, задал новый вопрос:
– Если я правильно понял, то каждого ученика курирует только один психолог. Тогда зачем же этот беглец убил всех троих?
– Это, как говорится, – элементарно. Нашего беглеца – его зовут Сергей Каманин – курировала Анна Громова, которую он устранил первой. А вот двух других этот Каманин убил потому, что они были более-менее знакомы с ним по школе и, прочитав его личное дело, могли самостоятельно составить психологический портрет, определить запросы и приоритеты, а потом безошибочно отправиться по следу. Вопрос в том, откуда он знал, что наши психологи играют ключевую роль в поиске беглецов? Конечно, мы пригласили новых специалистов, но они не знакомы с беглецом, а его личного дела в школе почему-то нет. Видимо, Каманин умудрился каким-то образом его украсть. Вполне возможно, что в один из визитов к Малеру домой, он сделал слепок ключа от школьного сейфа. Но как Каманин потом проник в школу, тем более в директорский кабинет? Непонятно…
– А вы что, в электронном виде дела не храните? – удивился Лёня.
– Нет, – Воронцов посмотрел на своего друга как на непроходимого невежду.– Электронные носители слишком уязвимы. У нас все личные дела хранятся исключительно в бумажном виде в директорском сейфе до тех пор, пока наш выпускник не окончит институт и не приступит к работе. Тогда он прикрепляется к соответствующему управлению, а его досье уходит в отдел кадров на Лубянку, и оттуда похитить документы абсолютно невозможно. Обычно нелегально покинуть нашу систему пытаются успешные состоявшиеся агенты старше тридцати лет. Я понимал, что психологи гибнут не просто так, и что их, возможно, устраняет какой-то потенциальный беглец, но я даже подумать не мог, что это делает сопляк-мальчишка двадцати одного года отроду. Если он ещё до побега убил трёх психологов и Курта, то я даже боюсь представить, какие у него могут быть планы на будущее. Я всегда ловил беглеца в паре с его ведущим психологом – он был моим поводырём. А теперь таким поводырём будешь ты.
– Редкая собака – ищейка-поводырь? – съязвил Ивлев.
– Не надо утрировать, – уязвлённо проворчал Воронцов.– Повторяю для особо непонятливых: ты будешь моим напарником-психологом.
– Да я не больше тебя понимаю в психологии. Тем более левшей.
– Но ты же писал диссертацию о левшах.
– Во-первых, я её так и не написал, а во-вторых там не было ни единого слова о психологии.
– Какая разница? Ты левша, и, значит, у тебя такие же перевёрнутые мозги как у Каманина. К тому же Курт был очень высокого мнения о твоих способностях. Он говорил, что если бы ты учился в нашей спецшколе, то без сомнения был бы лучшим учеником.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – Лёня Ивлев символически сплюнул через левое плечо и в придачу трижды постучал по деревянной столешнице.– Слава богу, что я не сирота и не учился в вашем шпионском инкубаторе. А почему ты не хочешь взять в напарники какого-нибудь левшу-суперагента? Ведь ваши выпускники работают и в ГРУ, и в СВР?
– Это исключено. Никто из выпускников, а тем паче учеников спецшколы ничего не должен знать о беглецах. Такая информация может оказать на них крайне негативное воздействие. Во-первых, дурной пример заразителен, а во-вторых может сработать корпоративная солидарность, и выпускник вместо того, чтобы ловить беглеца сам начнёт ему помогать.
– Тогда расскажи мне подробнее о беглеце.
– Сергей Каманин – двадцать один год, студент факультета международной журналистики МГИМО. Молодой человек, которого ожидала блестящая карьера. Как теперь выяснилось, последнее время он встречался с Куртом каждую неделю. Иногда оставался ночевать. Вот и вчера приехал к своему учителю около десяти часов вечера. Судя по отпечаткам пальцев, они всю ночь просидели на кухне за бутылкой коньяка, а под утро, видимо, повздорили и Каманин ударил Курта кулаком в грудь. А у старика, как ты сам знаешь, было больное сердце, и оно не выдержало. Он так и умер в кресле на кухне. А Каманин отыскал в секретере тетрадку с собственным досье и ушёл, помахав ручкой, в неизвестном направлении с ещё более неизвестными намерениями. В этом деле очень неприятно то, что Курт вопреки всем инструкциям помимо официальных личных дел вёл на своих учеников ещё и собственные тайные досье, которые хранил у себя дома.
– А что вообще могло связывать Курта с учеником, который ему в правнуки годится? Почему они ночью пили на кухне коньяк?
– А вот это большая загадка. Из показаний консьержей следует, что Каманин стал приходить домой к Курту с середины прошлого лета, и последнее время они встречались всё чаще и чаще. Я бы сам очень хотел узнать, что они обсуждали на своих посиделках.
– А почему ты так уверен, что это именно Каманин так замысловато убил всех трёх школьных психологов? Ведь никаких доказательств у тебя нет, и это действительно могла быть череда несчастных случаев?
– Никаких прямых доказательств у меня нет, но у Каманина имелся явный мотив. Будущий беглец устранял своих потенциальных преследователей. К тому же в прошлом августе он отдыхал в одном пансионате с Анной Громовой.
– Но это ещё ничего не доказывает.
– А я ничего и не собираюсь доказывать – мне достаточно убийства Курта. Видеозаписи и отпечатки пальцев – это неопровержимые улики. Осталось только найти и ликвидировать беглеца, пока он ничего нового не натворил. Беда в том, что у нас нет по нему никаких материалов кроме фотографии и медицинской карты. Рост, вес, чем болел. Свой мобильник и планшет он выкинул в мусорный бак. И никаких подозрительных контактов там нет. Только звонки и переписка с однокурсниками. Постоянной девушки у него не было, близких друзей тоже. Словом не человек, а призрак…
– А есть у этого призрака хоть какие-то отличительные человеческие черты? – удручённо поинтересовался Лёня Ивлев.
– Есть. Только, скорее, нечеловеческие, – так же удручённо отозвался Воронцов.– Каманин обладает собачьим обонянием. Он с завязанными глазами определяет человека по запаху за тридцать метров. В школе у него было прозвище собака.
– У него, что от рождения такой звериный нюх?
– У нас у всех от рождения звериный нюх. У новорожденного младенца, который ещё ничего не видит и почти ничего не слышит, в обонятельном эпителии насчитывается более пятидесяти миллионов клеток. Для сравнения у собаки их порядка двухсот миллионов, а у взрослого человека около пяти. Благодаря такому количеству обонятельных рецепторов младенец ориентируется в окружающем мире: находит материнскую грудь, различает родителей и чужих людей. При незнакомых запахах малыш начинает беспокоиться и плакать, почувствовав знакомые запахи успокаивается. Однако уже после первых трёх месяцев жизни обонятельный эпителий начинает стремительно истончаться, и через год количество рецепторов сокращается практически втрое. Это истончение продолжается всю жизнь, и именно поэтому у пожилых людей иногда начисто исчезает обоняние.
– А у этого Каманина вопреки законам природы обонятельный эпителий почему-то не истончился? – с недоверием спросил Ивлев.
– Ему не дали истончиться. В конце восьмидесятых – начале девяностых годов в нашей школе работал микробиолог по фамилии Крольчевский. Говорили, что он гений в области генной инженерии. Его прислали с целью развить у наших учеников какие-нибудь скрытые неординарные способности. Крольчевский уверял, что в геноме человека имеется множество так называемых спящих генов, доставшихся нам от очень далёких предков. В частности некий вестибулярный ген, позволяющий человеку ходить по веткам и прыгать по лианам не хуже любой обезьяны. И ген обоняния, позволяющий улавливать любые запахи в радиусе едва ли не километра. Когда-то эти гены были жизненно важны для первобытного человека, но потом надобность в них отпала, и они «уснули». Как разбудить эти спящие гены Крольчевский не знал, зато он умудрился ввести двухмесячному Серёже Каманину вакцину собственного изобретения, предотвращавшую истончение нюхательного эпителия. Вакцина сработала, но ничего хорошего из этого не получилось. Подросший ребёнок безумно мучился от ненужных посторонних запахов и засыпал, только заткнув ноздри ватками. Потом он привык и даже нашёл некие преимущества в своём обострённом обонянии, но, если верить медицинской карте, Каманин до сих пор, чтобы нормально выспаться, иногда использует сильные снотворные препараты и, по возможности вообще удалил бы свой обонятельный эпителий.
– Это конечно кое-что, но как-то маловато для серьёзного поиска, – печально усмехнулся Лёня.– Ты хочешь, чтобы я поставил себя на место нашего беглеца и догадался, куда поведёт его обонятельный эпителий?
– Ну, как-то так…
– Знаешь, я не Шерлок Холмс и не ясновидящий. Я, конечно, очень хочу отомстить за Курта, но плохо представляю, как можно охотиться на человека-невидимку. Особенно если этот невидимка может сам унюхать тебя за тридцать метров. Есть на него ещё хоть что-нибудь?
– В медицинской карте имеются результаты теста четырёх признаков. По ним Каманин – ЛПЛЛ.
(Примечание: тест четырёх признаков, определяющих левша человек или правша:
1. Переплетите пальцы рук, Палец какой руки сверху? Л или П.
2. Определение ведущего глаза. Возьмите лист бумаги и сделайте в нём отверстие. Посмотрите через это отверстие на любой предмет сразу двумя глазами. Затем, не меняя положения, закройте попеременно левый и правый глаз. Вы увидите предмет только ведущим глазом. Л или П.
3 Поза Наполеона. Переплетите руки на груди. Какая сверху? Л или П.
4. Поаплодируйте. Какая рука сверху? Л или П.)
– У Каманина ведущий правый глаз, и он хорошо стреляет с правой руки. Всё оружие в мире изготовлено под правшей, и при стрельбе с левой руки всегда возникают проблемы с курком и предохранителем. Затворная рамка часто «жуёт» кожу, а стреляные гильзы иногда летят прямо в лицо. У большинства наших учеников ведущий левый глаз, и они пользуется пистолетами, специально переделанными под левую руку, а вот Каманин может легко использовать стандартное оружие.
– А ещё у твоего Каманина, судя по психологическому анализу тех же четырёх признаков, сильный, но ненавязчивый характер, практически не поддающийся убеждению. Основная черта – внутренняя агрессивность, прикрытая внешней мягкостью и эмоциональностью. В отношениях с людьми быстрое взаимодействие, но медленное взаимопонимание.
– А говоришь, что ничего не знаешь о психологии левшей.
– Это простейшие тесты. Я их с Куртом ещё в юности проходил. Ерунда это всё.
– Ерунда, не ерунда, но на Каманина очень похоже. Волк в овечьей шкуре. А, кстати, какая твоя характеристика по тестам?
– Какая разница? Это к делу не относится, – уклончиво отмахнулся Лёня.– А с чего ты решил, что Каманин представляет какую-то угрозу лично для меня?
– С того, что Каманин очень много и плотно общался с Куртом, и тот мог невзначай что-нибудь рассказать и о тебе. А судя по тому, как тщательно наш беглец зачищает возможных преследователей, он может на всякий случай избавиться и от тебя как от потенциальной угрозы.
– Ты мне льстишь.
– Считай, как знаешь, но уходящие в побег агенты бывают очень изобретательны, и всех предыдущих беглецов мы вычисляли только с помощью кураторов-психологов. Кстати, упустил одну странную деталь. Каманин зачем-то оставил на столе у Курта плюшевого зайца, – директор по безопасности вспомнил свой сон и внутренне поёжился.– Мне кажется, что это какая-то угроза или предупреждение.
Воронцов вышел в соседнюю комнату и через несколько секунд вернулся, держа за уши плюшевую игрушку. Глаза зайца, раскрашенные красным фломастером, действительно выглядели угрожающе.
– Это не заяц, это кролик, – поправил своего друга Лёня.
– А чем кролик отличается от зайца? – язвительно поинтересовался Воронцов.
– Не знаю, – безразлично пожал плечами Ивлев.
– Тогда почему ты решил, что это кролик?
– Потому что это кролик…
– Ну, кролик, так кролик, – так же безразлично согласился Воронцов и поставил игрушку на стол.– Так ты согласен стать моим напарником? Максимум на две недели.
– Мне надо посоветоваться с семьей.
– Это исключено. Дело совершенно секретное.
– Ладно, уговорил. Наливай! – решительно махнул рукой Лёня – трагическая и неожиданная смерть Курта Малера зацепила его за живое.
Воронцов разлил по рюмкам коньяк и, подражая знаменитому персонажу Булдакова, произнёс:
– Ну, за сотрудничество!
Лёня Ивлев поднёс рюмку ко рту, но вместо того, чтобы выпить, посмотрел на стоявшую посреди стола игрушку и неожиданно спросил:
– Так, как говоришь, звали вашего гениального микробиолога?
– Дмитрий Крольчевский.
– А где он сейчас?
– Понятия не имею. Наверно, окончательно спился. Основным препаратом, который Крольчевский выписывал для своих опытов, был этиловый спирт. И в середине девяностых его уволили за беспробудное пьянство.
– А как же он в таком состоянии проводил свои эксперименты?
– Нормально. Голова у него варила хорошо. Просто у нас учебное заведение, и Крольчевского уволили, чтобы он не смущал своим видом и поведением наших школяров.
– Его можно найти?
– Если он жив и не бомжует, то без проблем. Ты думаешь?
– Белый заяц с красными глазами – это Крольчевский, – утвердительно кивнул головой Лёня Ивлев.
– Этого не может быть! – безапелляционно возразил Воронцов.
– Почему?
– Потому что, сам Каманин ничего не знал о проведённом над ним опыте. Он думал, что его собачье обоняние – это результат какого-то генетического сбоя. Эксперимент с вакциной обоняния не был согласован наверху. О нём знали только Курт, я, главврач нашей школы и начальник сорок шестого спецотдела.
– Значит, Курт проговорился Каманину…