Глава 6
Глубоко вздохнув, с трудом сдерживаясь, я присел и поднял миску, в которой оставалось еще чуть-чуть воды – на дне чудом сохранилось на маленький, очень-очень маленький глоток. Выпив который я понял, что такого наслаждения, наверное, никогда в жизни не испытывал.
С тоской мазнув взглядом по лужицам обволоченной пылью воды на земле, я поднялся и сделал шаг к стене, прислоняясь к ней спиной. И быстро стрельнул глазами в сторону террасы. Пустая.
– Так значит, да? – голос Таскера не предвещал ничего хорошо. Не торопясь, он подошел, под звон металла подтянул цепь, избавив ее от свободного хода, и все так же неспешно закрепил на месте удерживающий ее штырь.
– Животное, ты думаешь, твой хозяин – Каний? – оторвав зубами достаточно большой кусок мяса, проговорил наставник не очень внятно.
О том, что мой хозяин – какой-то неизвестный Каний, я совершенно не думал. Впрочем, Таскеру об этом говорить не стал – просто опустив взгляд, смотрел сквозь его ноги в пространство.
Раздался мерзкий звук – Таскер выплюнул кусок плохо пережеванного мяса вперемежку с сухожилиями, который влажно ударился мне в голень.
– Ты ошибаешься, скот! – раздалось вдруг совсем рядом – сделав быстрый шаг вперед, Таскер приблизился ко мне. Изо рта у него пахло погано, надо сказать, и, отвернувшись, я коротко глянул в сторону.
Терраса была по-прежнему пуста.
– Твой настоящий хозяин я! Я буду тебя драть утром, днем и вечером! Я смешаю тебя с дерьмом, которое ты будешь слизывать с моих ступней! Ты понял, отродье? Я заставлю тебя сожрать твои уши, ты будешь просить меня, скулить и…
«Ёпть, какая-то виртуальная херня собралась меня с говном мешать!»
Внутри поднялась волна злости, и я поднял голову, встретившись взглядом с Таскером. Даже то, что я прикован и нахожусь в заведомо проигрышном положении, меня не удерживало – внутри заклокотала ярость, и я уже открыл было рот, чтобы без прикрас и без оглядки на последствия высказать этому уроду все, что думаю. Но, встретившись с наставником взглядом, я невольно будто рванулся мысленно к нему, чувствуя, как почти физически передаю ему мое желание растоптать его.
И я, уже приоткрыв было рот для ругательства, замер – с Таскером произошло что-то странное. Наставник стоял будто загипнотизированный, невидящим взглядом глядя в пространство сквозь меня. Но задумываться я об этом не стал – поддавшись ярости, даже не полностью осознавая, что делаю, я подпрыгнул и, обхватив шею Таскера ногами, рванул его к себе, выгибаясь всем телом.
Голова наставника с глухим стуком колотушкой ударила в стену, а я, расцепив захват ног, дернулся, приподнимаясь на руках, и изо всех сил приземлился подошвами ему на шею. Больше не прыгая, но не в силах остановиться и обуздать свою ярость, я начал раз за разом бить ногой сверху вниз по голове и шее оглушенного Таскера. Хотя, если и были бы силы остановиться, не стал бы.
Кровь на ступни брызгала по-виртуальному щедро и по-настоящему горячо. Неожиданно наставник дернулся, стряхивая с себя оглушение, попытавшись подняться. Хрипло заорав, я снова рванулся, приподнимаясь на руках и в прыжке обеими ногами вбивая Таскера обратно вниз. Правая нога скользнула с шеи, босой ступней ударившись в землю, влажную и липкую от крови, а левая нога осталась на голове. Не убирая, я перенес вес тела на нее и правой ударил в лицо Таскеру, будто по футбольному мячу.
Досталось и мне – по косточке зубами зацепило, но боли я даже не заметил – музыкой прозвучал хруст шейных позвонков, и обмякшее тело Таскера замерло, перекрученное, с откинутой в сторону рукой и застывшим в последней гримасе мерзким лицом.
– Урод, – с ненавистью выдохнул я, плюнув на труп.
Удовлетворение от состоявшейся мести сейчас перевешивало беспокойство о последствиях.
«А я ведь человека убил», – мелькнула на задворках сознания мысль, от которой я отмахнулся. Виртуальность же.
О том, что и в реальности, завалив такого, грустить бы не стал, думать не хотелось.
Напрягшись, ногой отпихнул тело как можно дальше от себя. Получилось не очень – труп откатился едва на полметра, а дальше я не доставал – цепи держали.
«Ладно, скажу, что он сам таким пришел», – с бесшабашной, но не очень радостной веселостью и удовлетворением подумал я.
«Если спросят», – ожгла беспокойством мысль.
«Завтра будет завтра», – попытался успокоить я сам себя, провиснув на цепях и полуприкрыв глаза.
Когда становилось совсем плохо, посматривал на поверженного Таскера.
А круто я исполнил, красавчик! Нормальный мне персонаж достался, вполне, вполне себе… Вот только имя: Велунд… Интересно, это со смыслом или просто от балды?
В очередной раз глянув на тело Таскера, я подобрался. Догадка появилась неожиданно, но принесла нешуточное волнение – вдруг он воскреснет? Или его воскресят – виртуальность же?
Вот мне весело-то станет, а… виртуальность виртуальностью, а телесные пытки здесь вполне себе реальные…
Поздравляем! Вы уже более четырех часов подвергаетесь телесным и моральным пыткам, ни разу не закричав!
Дух: + 1!
Поздравляем! Подвергаясь телесным и моральным пыткам, укрепляя свой дух, вы получили достижение «Стойкость духа»!
Изучена новая способность: «Медитация»!
В ходе тренировки духа и тела вы приобрели возможность отрешиться от всего земного, перестав обращать внимание на телесные муки!
Прекрасно, дайте две! Вот только как эту медитацию включить?
Разбирался недолго. Даже показалось, что появилось интуитивное знание, как включать эту медитацию. Всего-то надо было два раза глубоко вздохнуть, а на третий вздох способность активировалась, отстраняя сознание от тела. Отстраняя, но от тела не отпуская, впрочем, – просто уходила боль, жажда и голод, оставляя меня наедине с собой и своими мыслями. Но от душевных мук медитация не избавляла, поэтому я выдержал недолго, снова вернулся к обычному состоянию.
Теперь висеть было не так комфортно – мысли о том, что Таскера могут воскресить, тревожили. Если этот урод с ходу меня так невзлюбил, как же он на меня после воскрешения будет реагировать?
Стремно, блин. Одна надежда теперь на новоприобретенную способность.
Пока висел на цепях, добавилась еще одна единица к духу. Через пять часов.
Утром, несмотря на мое откровенное желание рассказать о том, что Таскер сам таким пришел, никто спрашивать и не собирался. Решение было вынесено даже без доследственной проверки – появившиеся с рассветом во дворе стражники удивленно посмотрели на безжизненное тело наставника гладиаторов, после чего скрылись там, откуда пришли. Минуты две царила тишина, а после гладиаторский двор будто ожил – где-то заголосили, послышалась рявкающая череда выкриков, и вокруг сразу все загремело дверями, затопало бегущими подошвами. На плац из решетки главного входа вывалилось сразу десятка два стражников, один из которых тащил внушительный крест из двух железных полос.
Цепи кандалов, держащие меня, стравили с предосторожностями – двое стражников цепко держали мои руки, а несколько едва кожу мне на груди остриями копий не протыкали, напряженно всматриваясь, ловя взглядами каждое мое движение. Стоило только разомкнуться наручникам на руках, как стражники меня в позу ласточки поставили, еще и кто-то древком припечатал сверху. Снова защелкнулись кандалы, но в этот раз не только на запястьях – меня прикрепили к принесенной железке в форме ровного креста, к двум из концов которого пристегнули запястья, на одном был специальный обруч для шеи, а к ногам от последнего, ткнувшегося мне в поясницу, просто кольца на цепях провели.
Небольшим утешением служило то, что когда один из воинов подошел к трупу Таскера, поднимаясь, он сделал характерный жест «все», обернувшись к кому-то в стороне. В стороне и наверху. «На террасе, наверное», – подумал я, но удостовериться не смог – голову уже было не повернуть.
Обратно в камеру меня волокли довольно грубо, несколько раз чувствительно приложив об углы коридора. Когда конструкцию со мной забросили обратно в каменный мешок, один из стражников шагнул следом и пристегнул свободную цепь к крюку на стене. Хлопнула массивная дверь, отсекая меня от ровного света магических светильников в коридоре. И снова почти сразу мрак вокруг начал тускнеть, играя серыми тонами. Несколько мгновений, и я опять хорошо различил очертания стен каменного мешка, где очутился.
Попытавшись выпрямиться или присесть, с большим трудом удержался от стона – время-то идет, дух тренируется. Если бы не это, точно бы плевался долго – положение, в котором оказался, было не хуже первого визита сюда, но гораздо неудобнее и унизительнее: железка в форме креста, к которой я был пристегнут, разводила руки в стороны, не давая им сгибаться. Шею также притягивало обручем, а перекладина вдоль позвоночника не давала спине согнуться.
Цепь, которая от поясницы поднималась вверх, к крюку, также была длиннее, чем в первый раз. Я даже лечь мог. На живот, так что лицо елозило бы по каменному полу, устланному обрывками соломы и крысиным дерьмом. А вот для того чтобы перевернуться на спину, длины цепи не хватало.
Кое-как усевшись на корточках, я чуть поерзал и вдруг интуитивно подогнул ноги и уселся в позе лотоса. Как раз еще и спина прямая, руки в стороны, только жесты особые делай, как в йоге принято. Самое то для медитации.
При мысли о том, что можно отключиться сейчас от всего сущего, не чувствовать неудобств и, самое главное, так никуда не девшейся жажды, я зажмурился. Все же плоть слаба – последние сутки для меня были слишком насыщенными событиями, унижениями и мучениями. И даже такая неожиданная победа над Таскером не давала иллюзий по поводу того, что мучения мои вскоре кончатся.
Я сдался.
Несколько раз глубоко выдохнув, прикрыл глаза и отрешился от тела, что подтвердила едва видимая табличка, появившаяся перед глазами. Сразу стало легко и свободно, причем было ощущение, что захоти – и сознанием можно вырваться из тела, отправившись на прогулку.
Я хотел, но чего-то не хватало.
«Может быть, еще пяти единиц духа и очередного достижения?» – появилась в голове догадка. Мысли сейчас текли легко и приятно, и мне даже доставлял наслаждение их ничем не сдерживаемый полет.
Так, до этого у меня была одна единица духа, заработанная предшественником тренировкой. Еще четыре я сегодня за сутки заработал, перед получением достижения и способности к медитации. Еще одну единицу совсем недавно. Значит: шесть плюс семь плюс восемь плюс девять – прикинул я количество часов еще на четыре единицы. Тридцать часов.
«Да ну на фиг!» – мысленно удивился я. Тридцать часов подвергать себя телесным и моральным пыткам. Не, это реальный дзен будет по окончании такого марафона, пусть даже и разделенного на четыре отрезка. И после такого я наверняка смогу летать бесплотным духом по округе.
Тридцать часов еще. Херня, как два пальца об асфальт.
Обязательно сделаю. Но потом.
Непроизвольно, пораженный перспективой и убегая от действительности, я погрузился в воспоминания. Дом, работа, любимая… Яркие, ласкающие теплотой картинки совсем недавнего прошлого. Или не недавнего – я вспомнил дату серверного времени.
От разных мыслей, приятных и не очень, меня отвлекли красные брызги перед темнотой внутреннего взора. Такие бывают, когда на свет посмотришь и после глаза закроешь, только сейчас огоньки появлялись строго на периферии и были ярко-алыми. И почти сразу все тело пронзило тянущей усталостью, вернулась жажда, снова ощущалась сухость в горле и саднящая боль от крепких пут. Не открывая глаз, я едва-едва повернул голову, чувствуя, как опадает с меня пелена отрешенности, возвращая полную гамму ощущений. Опустив вниз взгляд закрытых глаз, заметил красный силуэт у моей ноги. Крыса. Крыса меня жрет.
«Вот сволочь!» – рванулась внутри злость. Но не только к грызущей меня твари – добавилось еще и разочарование от того, что физический урон снимает эффект медитации.
Несмотря на периодические укусы, я остался спокойно сидеть, пока не дергаясь и наблюдая. Лишь едва-едва глаза приоткрыв, чтобы не спугнуть. Крыса была похожа на ту, которую я убил не так давно – большая, почти с кошку размером. У этой так же ярко светились в темноте угольки глаз, настороженно глядящих на меня. Кусала она меня наскоком – резкий скачок, боль в ноге, в которую вонзались серьезные клыки, и почти сразу же прыжок обратно.
Снова мое тело смогло меня удивить. В тот момент, когда крыса, выждав несколько мгновений, видя, что я по-прежнему не шевелюсь, бросилась, я под звон цепей взвился вверх, и припечатал ногой к полу не успевшую остановиться тварь. Хрустнуло, крыса протяжно запищала – моя пятка опустилась ей на спину, ломая позвоночник.
– Еще кто? – открывая глаза, хрипло от пересохшего горла спросил я, поворачиваясь к стене, откуда тянуло теплом тел. Зашуршало, и больше в углу никого не было. Поверженная мною крыса между тем продолжала пищать, скребя передними лапами по полу, пытаясь скрыться. Преодолевая брезгливость, я придвинул ее ногой поближе к себе, не давая уползти.
– Решением военно-полевого суда за попытку меня сожрать приговариваю тебя к высшей мере наказания, – попытавшись хмыкнуть, произнес я, глядя в единственный видимый сейчас глаз извернувшейся крысы. Язык от жажды уже двигался с трудом, губы пересохли и потрескались.
Я поднял ногу, готовясь нанести удар. Крыса, будто что-то почувствовав, вдруг истошно запищала. А оттого, что это была довольно большая крыса, ее визг разносился весьма громко, пробирая до дрожи.
– Боишься, – обратился я к заметавшейся твари, которая судорожно перебирала передними лапами, извиваясь всей верхней половиной тела. Нижняя в это время оставалась неподвижной, понемногу волоком передвигаясь за панически пытающейся уползти крысой.
– Я тоже боюсь, – хрипло произнес я, выпрямившись и резко ударив ногой. Хрустнуло, и писк затих, как отрезало. В этот момент на меня кинулось сразу несколько тварей – резко, одновременно. Зубы впились в меня со всех сторон – ожгло болью руки, ноги, одна крыса повисла у меня на загривке, впившись когтями в спину, пытаясь добраться до шеи. Заорав от неожиданности и испуга, я попытался извернуться, схватить хоть одну, но получалось плохо, ведь я мог свободно двигать только кистями – браслеты на запястьях железных полос держали вытянутые руки крепко. Рвали меня уже штук шесть крыс – взъярившись, я заметался, увидев красную пелену, застилавшую глаза. Одну тварь смог стряхнуть и припечатал к полу ногой, на вторую упал всем телом, придавив бедром. Крыса попыталась выскользнуть, но я извернулся, стараясь не дать ей уйти, и в этот момент перед глазами оказалась та, которая по-прежнему грызла мою шею. Я интуитивно дернул рукой, но только кожу на запястье под железным обручем дернуло болью, и тут же почти не думая вцепился в крысу зубами.
Короткая шерсть хрустела под сомкнутыми зубами, забивалась в рот, мешая добраться до кожи. Зажмурившись, я что было сил сжал зубы, чувствуя на губах горячую жидкость, и камеру огласил пронзительный визг умирающей крысы, настолько громкий, что даже от стен отражался, гуляя эхом.
Поздравляем! Получено достижение «Утонченный гурман»!
Если бы это было в реальном мире – точно бы вытошнило. А здесь – противно, неприятно, но никаких позывов совершенно. И бонусом – приятное ощущение влаги, наполняющей рот. Если бы кровь была прохладной, было бы гораздо вкуснее. Но и так ничего оказалось на удивление – почти как вишневый сок, только не такая сладкая.
За всю оставшуюся ночь ни шороха не раздалось с той стороны, где из стены выходили крысиные норы. Ни шороха, ни шевеления и ни одного намека на постороннее присутствие. Даже за трупами бесславно погибших товарищей никто не пришел, хотя напившись кровью, я тушки отбросил от себя. А после, рывками пытаясь раскачать цепь, забил их ногами как можно дальше.
Надеюсь, когда меня отсюда заберут, убитых крыс никто не будет рассматривать: так-то ладно – не поделили камеру, бывает, но мне очень не хотелось, чтобы кто-то другой узнал о том, как я неожиданным образом утолил жажду. Даже самому хотелось об этом забыть и никогда больше не вспоминать.