Продай свой текст. Почему одного лишь #таланта_недостаточно. Раздел 1. Написать (А. А. Сенаторов, 2018)

1. Между границ

В целом можно считать, что литература – это любая форма текста (или текста + дополнительных элементов, например аудио- или видеовкраплений), интерпретированная автором как литература (речь здесь и далее скорее не о жанровом/коммерческом сегменте). Ровно так же, как граница между прозой и стихом является сегодня почти прозрачной, граница между хорошо сделанным текстом и плохо сделанным – эфемерна, к тому же «хорошо сделанный» едва ли является комплиментом в реальности, где нейронные сети очень скоро по заданным лекалам научатся сплетать идеальные жанровые тексты и выверенность стиля или нарративная тщательность исчерпают свою ценность. Программа, впитавшая в себя всю глубину словаря синонимов и весь массив написанных текстов, будет на конвейере производить книги, мастерство которых останется для человеческой руки недосягаемым. Подражая этой машине будущего, сегодня огромное количество авторов ткут свои истории из фрагментов прочитанных ими историй и той речью, которая произвела на них наибольшее впечатление; интерес к поэту, воспроизводящему свои (конечно, такие же, как у всех остальных) чувства языком, заимствованным из важных для него стихотворений, примерно такой же, как к дублирующему эти действия автомату, ритмично воспроизводящему словесное волокно на заданную тему.

Что же является литературой? Вероятно, то, что названо литературной институцией, вкладывающей собственный социальный капитал в именование того или иного существующего текста, отделяющего свою репутацию в пользу этого текста издательства, издающего книги под своим логотипом (издание, конечно, перестало играть какую-то роль в донесении текста до читателей, никакой печатный станок и никакая система дистрибуции не могут конкурировать со свободным от ограничений полем Интернета; единственная задача, актуально решаемая печатной книгой, – это вопрос социального капитала, а значит, формулироваться он должен не «как издать свою книгу?», а «где издать свою книгу и почему именно здесь?»), критика и так далее. Необходимость в медиуме все еще является узким горлышком, делающим литературу зоной тоталитарного, впрочем, как любая солидаризация на определенном повороте может трактоваться как зона тоталитарного. Альтернативой этому должны выступать программы селф-паблишинга, лишенные как идеологической, так и коммерческой цензуры, – при избавлении от элемента солидаризации (издатель никак не соотносит себя с текстом, пропущенным через его механизм[1]) достигается полная авторская свобода в донесении конечного продукта (бумажная или электронная книга) до потребителя, отвечать перед которым остается исключительно автор. Понятно, как это может работать для коммерчески успешных текстов (которые ровно так же до этого реализовывали себя через «ЖЖ», а затем через паблики «ВКонтакте») или для наработавших собственную аудиторию скорее персонажей, чем просто авторов, но перспективы для лауреатов премии Андрея Белого (и того, что можно называть «новой литературой», отказывающейся от прикладного рассказа «хороших» (тривиальных и узнаваемых самым широким кругом) историй «хорошим» (легко читаемым самым широким кругом) языком) абсолютно туманны. Вероятно, тоталитарное (кураторская/редакторская работа, а также контекст) остается необходимым ингредиентом для существования таких текстов, – отказываясь от референта в лице абстрактного читателя, они вынуждены учитывать среду, внутри которой существуют.

Очевидно, что литература (как и все остальное) напрямую касается политики. Желание того или иного текста отклониться от нее – также является политическим; любовный роман чаще прочего транслирует консервативные и сексистские взгляды, а капиталистический аппарат вынужден потакать взглядам своего потребителя, то есть в том числе множить консервативные и сексистские высказывания.

2. Неуловимая современность

Одним из краеугольных камней литературного процесса который год оказывается поиск современности/релевантности времени в самом размытом значении слова. Именно этот запрос может скрываться под отвоевавшим свою нишу нон-фикшеном, который наконец перестал восприниматься как бы не совсем литературой (литературой с натяжкой, не до конца, для тех, кому «не удалось» справиться с художественным материалом): Светлана Алексиевич получает Нобелевскую премию за литературу, за – условно упрощая – вербатим, а в России расцветает любовь к Зебальду, чей текст отказывает себе в маркировке «фикшен» и рассматривает частное полотно памяти и частные координаты вполне себе как исключительный документ эпохи. [Коммерческие] издательские системы объясняют «современность» через умение автора четко попадать в узкую сетку читательского ожидания, выживание в конкуренции за его внимание не только с другими авторами, но скорее с самим духом времени (социальными сетями и информационным потоком) или же грамотное использование возможностей социальных сетей и информационного потока – способность громко сообщать о существовании текста как характеристика более важная, чем характеристики самого текста. Похожий – в других формулировках – поиск можно видеть в дискуссиях вокруг крупных премий: от литературы раз за разом требуют реагировать на современность и дешифровать ее смыслы – тем самым на нее накладываются жанровые, стилистические ограничения, раз за разом пытаясь отыскать роман, способный вместить в себя реальность и отрефлексировать ее «навылет». Здесь происходит закрепощение, удержание консервативных представлений о тексте, как о некоем документе, написанном специально подобранными маркерами, сумма которых предлагает давно отработанную стратегию чтения: большой роман, полифоническая структура, «имперский» размах – но, может быть, в силу противоречия подобных маркеров самому духу времени поиск каждый раз оказывается незавершенным. Это могло бы показаться даже ироничным, если бы это не накладывало на (в том числе) начинающих авторов определенных «обязательств», регламентируя стратегию их письма, адаптируя ее к конкретной стратегии чтения и требуя от них или преодоления инерции, или вмонтирования себя в существующую структуру – то есть в любом случае позиционируя себя так или иначе вокруг сложившегося порядка вещей.

Есть какая-то проблема с самой реальностью за нашими окнами. Кажется, не существует никакого адекватного языка и никакого готового решения, к которому можно прибегнуть, для того чтобы смонтировать адекватный этой реальности текст. Современная Россия – или современная Россия в отражении медиа – является неким черно-белым монументом, серьезный разговор о котором практически невозможен. С одной стороны, сегодня (и это хорошо) нельзя представить такую книгу, которая читается повсеместно, чья ткань разрывается на цитаты и впитывается в базовый культурный код (возможно, последней такой книгой является «День опричника», но даже здесь не до конца и абсолютно не повсеместно, хотя описание России через Сорокина давно стало общим местом), с другой стороны, невозможно на полном серьезе, используя традиционную романную форму и обращаясь к (размытому) широкому кругу читателей, рассказать ни об одном крупном историко-политическом событии новейшей истории, не превратив нарратив в пропагандистское полотно. Современная (официальная) культура не имеет языка, чтобы говорить про Курск, Беслан, Болотную, Крым и даже вооруженный конфликт на востоке Украины, между тем дух современности так или иначе напрямую касается этих вопросов, общая политизация пространства достигла такой планки, что, по идее, даже любовный роман сегодня должен писаться с включением сцены расставания из-за «крымского вопроса», а в детективе убийца скорее становится убийцей из-за разницы политических взглядов, а не из жажды наживы.

Подцензурная литература состояла в эстетическом (что, конечно, политическое) противоречии с советской властью, и весь ее опыт можно обывательски описать как разработку данного противоречия, нахождение не языка оппозиции, но языка уклонения от диктатуры. Вероятно, прямой запрет порождал в том числе и некий экзистенциальный накал, ускоряющий рост второй литературы. Сегодня же, когда никакого прямого запрета нет (хотя, очевидно, невозможно представить русский ЛГБТ-роман в шорт-листах Букера или «Большой книги»),[2] литература, ищущая реальность, вынуждена описывать ее не через умолчание, но через некую метафорическую оболочку, способную вместить в себя как атмосферу постоянного давления (в том числе – часто в первую очередь – экономического), так и сливающуюся с ней свободу жизненной стратегии; в отличие от советского опыта сегодня также невозможно представить, чтобы какой-либо текст существовал как социальный маяк. С подобным прекрасно справляется актуальная поэзия, чей опыт во всем многообразии передан в журналах «Воздух», «НЛО», альманахе «Транслит» etc., видимо, потому что поэзия чувствует себя в разорванном на кластеры пространстве наиболее комфортно и требует от автора не обобщения опыта (подобное давление на прозу все еще ощущается), а индивидуального высказывания об опыте частной оптики. Нелюбопытной для широкой аудитории (а значит, коммерчески неуспешной) ее делает именно желание сообщать, а не напоминать – что лежит в основе коммерческого книжного предложения: продажа книги А, аннотация которой обещает читателю ощущение, как от книги Б, атмосферу В и столь же харизматичных персонажей, как в Г.

3. Новизна и стратегии чтения

Есть некий сбивающий с толку комизм в том положении, что капитализм (рассмотрение текста с точки зрения рынка) постулирует необходимость в УТП (то есть уникальности контента, существенного зазора между существующим и предлагаемым), но при этом своим главным свойством имеем универсализацию. Нацеленность на бестселлер принуждает рынок (и авторов) затирать частные особенности своих произведений, чтобы избегать как можно большего количества острых углов. Все, что содержится в тексте, должно быть максимально нейтральным – в пошлом смысле герои обязаны принадлежать к титульной нации, быть гетеросексуалами, аполитичными, выражать себя простым языком без частных особенностей – быть исключительно такими, с кем читатель (абстрактный экстракт читателя) хотел бы ассоциировать себя, то есть лучшей, так как лишенной глубины, копией читателя. Мне никогда не доводилось встречать человека со столь стерильной биографией, какой щеголяют герои бестселлеров, и это могло бы быть приятным, если бы не имело далекоидущих последствий, а именно:

– универсализация стоит на стороне консерватизма и не допускает широкого исследования ни одного из важных вопросов, вместе с тем она продолжает транслировать и широко распространять стереотипы (например, о межгендерных отношениях); упор сделан на узнавание, а не читательское открытие, опыт чтения должен так или иначе отсылать к опыту чтения других текстов, а отличия сужаются до декоративного норматива;

– также важно, что текст не доносится читателю исключительно как текст, а требует аннотирования; то же, что не может быть универсализировано через аннотацию, отбраковывается рынком при любом качестве текста. Машинное производство (то есть перебор вторсырья в поисках очередного бестселлера, а затем производство похожего на найденный контента) обращается к базовым представлениям читателя о реальности и требует от автора форматировать свою реальность под читательское ожидание. Но между тем сама идея бестселлера является консервативной и едва укладывается в реальность; то, что раньше требовало цементирующей среду романной структуры, сегодня легко может быть заменено популярным пабликом или видеоблогом, поглощение контента которых гораздо менее требовательно к усилиям потребителя;

– редакторский или издательский институт, во все времена являющийся неосвещенным коридором для авторов (до сих пор нет четкого ответа, читается ли самотек) с возможностью измерения читательского интереса к тому или иному виду аннотаций (в широком смысле), еще больше сдавливает автора. Пространство, где контент популярного паблика может быть перекроен в книжное волокно, а затем продан подписчикам данного паблика, заставляет автора не только быть собственно автором, но принуждает делать из себя персонажа. Только при наличии своего канала сбыта открывается возможность говорить собственным голосом без редакторского или издательского вмешательства в интонацию, но при этом сам этот канал сбыта существующий в параллели и конкуренции с каналами сбыта других гипотетических авторов, также требует подстройки к ожиданиям конкретных читательских ожиданий.

Есть общая магистральная стратегия, как именно (и для чего) читается бестселлер. Его атрибутивная функция – участвовать в застольной беседе, однажды быть экранизированным и быть проданным повторно в кинообложке. В то же время существуют альтернативные стратегии письма (те, что отказывают себе в возможности однажды стать бестселлером) и иные стратегии чтения.[3] Как уже говорилось, поэзии всегда удается максимально приблизиться к духу времени и выразить его. Когда бестселлер по своей природе универсален (говорит ни с кем и одновременно с каждым, при этом не задевая навылет), поэзия со своим желанием приблизиться к воспроизведению хода вещей, в том числе записывая в свой арсенал все новые и новые инструменты работы с реальностью, максимально далека от бестселлера. В противовес его безопасности, монументальному спокойствию (например, игрушечное садо-мазо, которое, конечно, совсем не садо-мазо, в «Пятидесяти оттенках серого»), поэзия или экспериментальная проза (с размытыми границами, нарративом, сбитым субъектом, плавающим повествованием, etc. – главной общностью этих текстов будет являться исключительно поиск сугубо авторской идентичности и индивидуальной речи) так или иначе будет работать с зоной частного аффекта: отказываясь следовать указанию рынка и/или традиции, такие тексты обращаются к потребностям к высказыванию самого автора или очень конкретной аудитории. Наиболее интересным в этом поиске (для меня) можно назвать русское феминистское письмо,[4] в прямом смысле противопоставленное рыночной идее поиска бестселлера не только потому, что бестселлер в подавляющем большинстве случаев обслуживает патриархат (в русском разливе – прямой сексизм, а иногда и пропаганду насилия над женщинами), но и потому, что его концепция жесткого иерархирования авторов (продавать А, как удачное Б, обрезая авторскую интонацию А в угоду рынка) является воплощением патриархата. Другим примером служит отражение военного конфликта на востоке Украины,[5] – очевидно, ни один массовый продукт не может позволить себе никакого серьезного (а тем более честного) разговора об этом. Еще раз – наиболее простым языком – рынок требует текстов исключительно для существования рынка, тогда как литература (в синонимическом ряде с прогрессом) требует текстов как заключения рефлексии на вызовы современности: автор порождает текст, потому что имеет потребность создавать тот текст, который пригоден исключительно ему самому как инструмент работы с реальностью; этот текст может содержать в себе любые необходимые для этой работы запчасти, любую внутреннюю темпоральность, и оправданность его существования – исключительно в праве человека на рассказ своей частной истории, в том числе исключительно частным языком.[6]

Рынок требует текстов исключительно для существования рынка, тогда как литература (в синонимическом ряде с прогрессом) требует текстов как заключения рефлексии на вызовы современности: автор порождает текст, потому что имеет потребность создавать тот текст, который пригоден исключительно ему самому как инструмент работы с реальностью; этот текст может содержать в себе любые необходимые для этой работы запчасти, любую внутреннюю темпоральность, и оправданность его существования – исключительно в праве человека на рассказ своей частной истории, в том числе исключительно частным языком.

4. Контекст

Ни один из текстов не существует вне (политического/временно́го/среды) контекста, который его порождает. Кажется, именно к этому должен отсылать совет «много писать и много читать», потому что при кажущейся доступности языковой работы (в сравнении с работой актера, режиссера или художника) она оказывается невозможна в читательском вакууме. Едва ли хоть один бестселлер написан без поглощения всех остальных бестселлеров и абсорбации их рыночного потенциала, и ни один литературный факт не производит себя вне других существующих литературных фактов. Одни из важных политических вопросов любому автору – не что он пишет, а что он читает (потому что пишет он, вероятно, именно то же самое) и почему он читает именно это? В узком пространстве литературных институций в России мне остается только составить субъективный список изданий, ознакомление с которыми желательно для тех, кто ощущает себя несколько ограниченным рыночным запросом (а со списком бестселлеров и листингом трендов, очевидно, ни у кого не возникнет трудности). На отчетный период (в сужающемся культурном пространстве любое изменение непредсказуемо/внезапно, но печально ожидаемо) представляю этот список не в алфавитном порядке и не в порядке значимости, а произвольно: журналы «Новое литературное обозрение», «Воздух», «Зеркало», «Носорог», «Иностранная литература», «Волга» и «Митин журнал», альманах «Транслит», а также Colta.ru и Textonly.ru.

Что такое детектив? Обязательно ли это убийства?

Прежде всего нужно разобраться. Итак, детективы – это расследования преступлений. Ситуаций, когда (за редким исключением) мы не знаем, кто виновен. Должно ли это непременно быть убийством? Нет. Это может быть серьёзная кража – например, какого-нибудь произведения искусства. Детектив, впервые проявив себя как литературный жанр в английской, французской и американской классике, не всегда подразумевал под собой именно убийство. Однако для того, чтобы вникнуть в суть дела, важно понимать, что существует понятие ставки.

Ставка кражи предмета искусства, как вы сами догадываетесь, отличается от ставки убийства семьи с тремя малолетними детьми. И если вы должны найти и покарать преступника, то ставки выше с убийцей, а не с вором. Наказание убийцы принесет сидящему, скажем, у бассейна с вашей книгой в руках читателю чувство более глубокого удовлетворения. Так тенденция к множественным убийствам исходит не из жанра, а из уровня развития этого жанра, который, что бы мы ни говорили, движется всё к большей и большей кровожадности.

Нужен ли в детективе хеппи-энд?

Нет, это может быть совершенно не хеппи-энд, но закон классического детектива – преступник должен быть обнаружен и наказан. Вспомним Артура Конан Дойля и как тот годами пытался избавиться от Шерлока Холмса. Для начала он нашел антагониста под стать своему герою – профессора Мориарти. И мы помним, что история закончилась трагедией для всех поклонников Шерлока. Хотя хеппи-эндом тут и не пахнет, преступника покарали. Справедливость всё равно восторжествовала – и это очень важный момент. Потому что это одна из причин, почему мы читаем детективы. Понимаете, мы живём в хаотичном мире, где мало что бывает наказуемо, а справедливостью и не пахнет. А детективы дают нам эту иллюзию: за преступлением следует наказание. И читатель может проследить за процессом его осуществления.

Например, в последней из написанных мною книг одно из убийств совершается человеком, которому на момент расследования уже около восьмидесяти лет. Передо мной возникла дилемма: сажать в тюрьму старушку малогуманно, да и невозможно за давностью преступления. Но и оставить ее безнаказанной я не могу. В результате пришлось вернуться назад по сюжету, добавив в характеристику персонажа острый страх умереть в нищете в доме престарелых. В конце книги её сын погибает, и убийца остаётся без наследства. Читатель понимает, что героиня совершенно точно попадёт в свой личный кошмар на все оставшиеся годы.

Как создать и грамотно выстроить хороший сюжет?

Первое – вы должны уяснить: есть понятие сюжета, а есть понятие идеи. Идея часто рождается мгновенно. Вы читаете, или смотрите кино, или идёте на выставку, или сидите в театре – и вот на вас накатывает волна! Но, по сути, идея не стоит ничего, поскольку сама по себе никуда не ведёт. А вот сюжет – это уже куда серьёзнее. История «Теней старой квартиры» зрела во мне более пяти лет – я долго и кропотливо приспосабливала её под свою главную героиню, «разминала» в голове сюжет. Конечно, есть книги, которые пишутся с большей лёгкостью. Но, как бы то ни было, речь идёт не о неделях. В лучшем случае – о месяцах, в худшем – о годах.

Каким бы долгим не показался вам процесс написания, время от времени необходимо – жизненно важно! – себя поторапливать. Об идее нужно думать постоянно: ломать голову каждый вечер, чтобы однажды пришло решение, оформляющее идею в сюжет. Однако есть ещё один немаловажный факт: одной идеи недостаточно, чтобы двигать сюжет полноценной книги. Обычно их нужно хотя бы две, при этом вторая должна поддерживать первую. Если приводить в пример мою первую книгу «Призрак Небесного Иерусалима» – сначала родилась «архитектурная» идея застройки Москвы по образу и подобию Небесного Иерусалима. Па-бам, вы решили оформить эту идею в детектив, в котором фанатик совершает преступления на местах, связанных с Небесным Градом. Мы понимаем где, но почему именно этих людей? Необходима была вторая идея, и тоже средневекового разлива. Ее дала раскольничья книга о мытарствах святой Феодоры. Грехи, описанные в книге, позволяли придумать и описать жертв.

Две ведущие идеи справились с проблемой куда лучше, чем одна.

Стоит ли записывать свои идеи?

Не важно, будет ли это телефон, планшет, блокнот или просто клочки бумаги… Как бы вы не полагались на свою память, она в любой момент может подвести. Отдельного дневника с подробной классификацией персонажей и их характеристиками я не пишу – но в этом что-то есть. В сценаристике существуют сложнейшие таблицы на несколько страниц, в которых вы дословно прописываете, есть ли у ваших героев домашние животные, хобби, любимые словечки, блюда и т. д. Находятся профессионалы, успешно ими пользующиеся. У меня же выходит какая-то мертвечина. Искусственность. Поэтому мой лучший друг – диктофон мобильного телефона, который всегда с собой.

Можно ли работать параллельно над несколькими произведениями?

Развивать сразу пару или тройку идей, планируя по каждой сюжеты наперёд, нормальная практика. Разумеется, какие-то из них будут созревать быстрее, потому что над каждой вы будете работать с разной интенсивностью. Что хорошо в параллельных идеях: они могут быть абсолютно разнообразны. Два мира. Занимаясь одним, вы отдыхаете от другого. А пресыщаясь первым, рады снова «нырнуть» назад. И перескакивать с одной идеи на другую получится довольно легко – например, представив, что вы переключаете их, как тумблер. Но не стоит забывать, что у вас, так или иначе, всегда должна оставаться в «оперативной памяти» основная, ведущая мысль. Неделю на одну идею, каждодневно прорабатывая структуру, сюжет, развивая персонажей. Следующую неделю – на другую.

Подготовительная работа должна быть тщательной!

Однажды я приехала в Питер и… вместо прогулок белыми ночами три недели просидела в публичной библиотеке, собирая материал для своей последней книги. И это в наш удобный информационный век! Листала старые журналы и подшивки газет, фотографировала на телефон интересующие меня иллюстрации, куски текста – слава богу, не конспектируя, как в советские времена. Ходила в музей культуры быта; брала интервью у женщин возраста 65–70 лет, которые застали ленинградские коммунальные квартиры в нужную мне эпоху. Наконец, набрав этот материал, я начала думать о персонажах, от лица которых буду вести рассказ. У меня ими стали разновозрастные дети, и для каждого нужно было придумать свой язык и словарь. Пришлось читать детские книжки той эпохи, смотреть фильмы. Важна оказалась политическая и экономическая ситуация, быт конца 50-х, фотографии интерьеров, игрушек и кухонной утвари. Все это приметы времени. Масса деталей, которые потребуются для вашей книги, может оказаться колоссальной! Для полноценного погружения необходимо обжить выбранную историческую эпоху.

И пусть Джон Толкин, полностью расписавший мир Средиземья, или Роберт Льюис Стивенсон, в деталях рисовавший свой «Остров сокровищ», или даже Джоан Роулинг, без устали прорабатывающая свой мир волшебства и магии, послужат вам примером! Признаюсь, даже я пока до высшего пилотажа не дохожу, но я тоже рисовала – например, план коммуналки в «Тенях старой квартиры». Где стоит телефон, куда выходят окна кухни и комнат каждой из семей, есть ли двор – всё, что так или иначе будет нужно по ходу развития сюжета.

Если работа буксует, откладывайте на потом?

Займите себя чем-то другим – например, другим проектом (см. выше). А если в конкретный момент ничто другое вас не интересует, или вы написали больше половины книжки и понимаете, что идеи и сюжет себя исчерпали, – выждите. Посмотрите телевизор, прогуляйтесь… и не забывайте думать об этом! Мозг – тот самый волшебный черный ящик. Рано или поздно вы что-нибудь придумаете. Запишите свои идеи, но помните, что первое решение не всегда самое удачное. Скорее всего, через несколько дней вам в голову придёт идея лучше прежней.

Как создавать своих персонажей?

Отдельного дневника с подробной классификацией персонажей и их характеристик я не пишу – но в этом что-то есть. В сценаристике существуют сложносочиненные рабочие таблицы на несколько страниц, в которых вы дословно прописываете, есть ли у ваших героев домашние животные, хобби, любимые словечки, блюда и т. д. Есть профессионалы, успешно ими пользующиеся. У меня же выходит какая-то мертвечина. Искусственность.

Потому все мои персонажи – сборная солянка из нескольких знакомых и, положим, любимого литературного героя. Бывает, что и расписывать ничего не нужно – достаточно вспомнить людей, с которых я пишу. Случается, правда, что я пишу с одного человека. К счастью, узнать себя в герое почти невозможно и никто из друзей пока не предъявлял мне претензий

Психология героя

В момент, когда вы определились с внешними обстоятельствами и средой, пора задуматься о внутреннем мире. Частично внутренний мир обусловлен внешними обстоятельствами, к примеру – профессией. Хирург несет в себе «комплекс Бога», а учитель со стажем – назидателен. Парадоксы хороши, но в умеренной дозе. Если главный герой – психопат, хорошо бы выяснить, как себя будет вести больной с тем или иным расстройством внутри придуманного сюжета. Бывает, консультация с другом-психиатром ломает мне всю заданную драматургию. Приходится выстраивать ее заново, но делать нечего. Зато потом в повествовании появляется логика, ведущая автора «нитью Ариадны» все последующие 300 страниц: вы уже точно знаете, как в той или иной ситуации поведет себя ваш герой, пусть и с расстройством психики.

Что делать с диалогами?

Если оттуда можно вынуть или вставить хотя бы одну фразу – значит, диалог требует существенной доработки. Да, у ваших персонажей может быть привычка разговаривать пространно, много слов-паразитов, важно, чтобы связка между репликами была крепкой, а логика повествования не терялась.

Как правильно и честно прописать антигероев?

Антигерой – это второй главный герой. Даже если он не появляется с первых страниц романа – он всегда незримо там присутствует. Антигерой – не картонный злодей. Чем приятнее он как человек, чем проще оправдать совершенные им убийства, тем больше читатель будет задействован эмоционально в процессе чтения. Мои самые симпатичные антигерои – ученые из «Ошибки Творца». Убийцы поневоле, они были вынуждены расплачиваться за научный эксперимент. И как бы ни было больно их наказывать, сделать это придется, если вы беретесь писать детектив. Как уже было сказано – отсутствие наказания для главного героя превращает детектив в психологическую драму. И это совсем другой жанр.

Нужно ли планировать целое произведение наперёд и составлять план, берясь за первую строчку?

Я всегда пишу план, местами очень подробно. Иногда даже с вкраплениями диалогов. Уже во время написания плана в голове у меня крутится свое «кино» – я пытаюсь визуализировать действие. Однажды я решила сымпровизировать, взяться без плана за новую книгу, начала писать начало – страниц двадцать современной истории. До сих пор эти 20 страниц лежат мертвым грузом – из них можно сделать рассказ, но для романа необходима сложная структура. И ее стоит прописывать заранее. И чем подробнее план, тем проще вам будет во время написания книжки.

Однако писать свою книгу полностью по плану вряд ли получится – что-то по мере движения сюжета поменяется. И это не страшно. Даже наоборот – это отличная новость. Значит, вам в голову пришли новые, лучшие идеи. Вы лучше стали чувствовать персонажей, и они живут своей, не всегда зависящей от вас, как от Демиурга, жизнью. Вспомним: Пушкин писал «Евгения Онегина» по заранее заготовленному плану. Казалось бы, роман в стихах не предусматривал четкой структуры. Однако даже Александр Сергеевич не поленился и составил план – правда, потом изрядно модифицируя его по мере продвижения работы. А ещё выкидывая, выкидывая и снова выкидывая, как ему казалось, всё лишнее. Задумайтесь над тем, сколько труда было вложено гениальным поэтом в его работу, от первого черновика до последнего белового варианта, и вы поймёте, что переписывать книги по двадцать-тридцать раз совершенно не стыдно. Тем паче, если вы – не наше все и не солнце русской поэзии. А также помните золотое правило: 30 процентов вашего текста должно окончить свою жизнь в корзине. И второе, также золотое: если вам кажется, что из книги надо выбросить тот или иной абзац, страницу или даже главу, – вам не кажется. Не тряситесь скупым рыцарем над собственными словесами. Режьте. И будет вам счастье и довольный редактор.

Снова о планах: о ужас, ужас! Планов в детективе должно быть два!

Итак, главный герой не знает, кто убил. И что означает окровавленная перчатка и загадочный ключ. Но вы – Бог вашей Вселенной и знаете все. Сразу. Поэтому я советую завести в плане отдельную колонку – для тех действий, что остаются секретными для читателя. Пусть они проявляются маленькими деталями, которые он, читатель, до поры до времени и не заметит. Но ваш тайминг должен быть четок: в момент, когда главный герой пьет кофе в Москве, убийца в Питере ворует изразцы. Когда сыщик находит труп, убийца пересекает границу с Финляндией, и т. д. Так вы избежите ошибок и лакун, на которые вам укажет ваш редактор или внимательный читатель, а ткань повествования, обогащенная такой «изнанкой», станет богаче.

Итак, любые тайные события, происходящие «на изнанке материи», выйдут на страницах книги едва заметными стежками. Эти стежки нужно отслеживать, а ваши главные герои должны пытаться по этим стежкам выйти к событиям финала. Всю работу так называемых подземных течений тоже важно расписывать как отдельный план!

Какова техника написания произведения?

Я стараюсь избегать сцен, которые мне не интересны. В любой истории есть яркие моменты, а есть не очень: так, герои романа «Тени старой квартиры» попали в заброшенный форт Ушаков, чтобы найти необходимые детали для своего расследования. В какой-то момент на них вышли антагонисты, и они оказались окружены. Дальше следовало описывать, как они нашли лодку, забрались, отплыли, как преследователи стреляли в них, но не попали, – и так далее. Но я поняла, что мне не хочется это описывать, мне скучно. А значит, и читателю будет скучно, верно? Пришлось сделать т. н. «финт ушами» и переместить героев сразу в следующую сцену, где они, уже выбравшись из переделки, вспоминают, без лишних нюансов, свои приключения. Оставляйте только самое яркое. Не надо проходных, связующих сцен. О многом можно рассказать кратко или дать косвенное упоминание в диалогах.

Как повести читателя по ложному следу?

Если же вы решили ввести читателя в заблуждение и обескуражить неожиданным сюжетным поворотом, запомните: каждый раз вам придётся использовать новые приёмы! Бывают и обратные ситуации – когда читатели находят двойное дно там, где его нет. В «Призраке Небесного Иерусалима» я не пыталась придумать специальных ложных следов, однако позже, уже в отзывах на книгу, меня возмущенно критиковали: автор, оказывается, подсовывал читателям ложного убийцу: и так, знаете, топорно, настойчиво, фу! А у меня и в мыслях такого не было! В последующих романах я исправилась: а в «Тайне голландских изразцов» даже прописала параллельную сюжетную линию человеку, которого мы подозреваем в убийстве. Это герой-историк, любитель раскапывать сокровища и вор. Мы подозреваем, что он ещё и убийца. А убийцей оказывается совсем другой.

В идеале, конечно, любому автору хочется максимально держать градус саспенса. Но если же вы решили задействовать в своём произведении т. н. приём двойного дна, важно помнить, что читатель должен подобраться к нему лишь в самом конце истории. Желательно, на последней странице. Однако, будем честны, это высший пилотаж.

Нужны ли бета-ридеры и дополнительные редакторы и стоит ли допускать их в свои тексты до того, как вы поставили финальную точку?

Свои первые романы я давала читать паре близких друзей. Это были люди, либо блестяще начитанные и ориентирующиеся в стилистике, либо обожавшие детективы, либо сценаристы, знающие, как грамотно построить сюжет. Я прислушивалась к их советам по мере написания, но сейчас делаю это, только когда в романе поставлена последняя точка.

Тогда я отсылаю роман паре-тройке человек и жду, когда они вынесут свой вердикт, – и уже после того, как я соберу их мнения воедино, что-то перепишу или уберу, приходит время отправить рукопись самому грозному и профессиональному критику – главе отдела женской остросюжетной прозы издательства «Эксмо» Ольге Рубис. Что же касается коллективного анализа произведений, то это должна быть избирательная фокус-группа, состоящая только из людей, крайне близких вам по духу. И даже в этом случае их суждения – крайне субъективны.

Пишите в том жанре, который вам нравится!

Мой европейский агент уже год как уговаривает меня поработать в жанре мелодрамы. Сюжет, однажды озвученный ей за ужином, она считает крайне удачным и обещает продажу прав в Европе и Америке. Так почему же я все не могу взяться за любовный роман? Ведь любовные истории продаются лучше любого детектива?

Проблема в том, что я сама любовные романы читаю крайне выборочно. Так же с другими жанрами: такими, как фантастика и ужасы. А вот в жанре детектива я читала и читаю до сих пор такое количество книжек, что этого своеобразного слоя «перегноя» из сюжетов и тем вполне хватает для обработки и последующего усвоения. Так же должно быть и в вашем случае – когда вы читаете максимум литературы того или иного жанра, у вас в голове строятся определённые схемы. Нужно выбрать некую стезю и стараться пройти по ней до конца. Например, вы хотите писать боевики – значит, вы должны смотреть только боевики, читать сценарии только боевиков. Разбирать их по полочкам, понимать, что к чему и зачем… Проблема состоит в том, что однажды вам надоест заниматься одним и тем же жанром… Совет тут может быть только один: браться за то, что интересно. Даже если поначалу опыта будет маловато. Опыт – дело наживное.

Каковы современные тенденции?

Мне нравится наблюдать за процессом развития жанра – он меняется каждые двадцать-сорок лет. В 60-е годы писали совсем другие детективы, чем сейчас. А уж в XIX веке – и подавно. Сужу большей частью по американским и европейским авторам. Российских авторов стараюсь не читать. Это не снобизм, просто мне известно, как работает вдохновение. Иногда вы прослеживаете связь между тем, что читали, и тем, что пишете. А иногда это происходит подсознательно. В отзывах на свои книжки я, например, иногда вижу: «Этот персонаж похож на героиню Марининой!» Конечно, когда я прописывала свою героиню, я и не думала ее у кого-то копировать. Но я и правда читала Маринину! В конце 90-х зачитывалась ее книгами. И пусть первый свой детектив я написала пятнадцать лет спустя, черт его знает, как сложился пазл из моей памяти и фантазии. Лучше не рисковать. И не «пастись» на том же поле «творческих идей». Мир большой.

Итак, прочитанные книги могут влиять на наше творчество самым что ни на есть прямым образом. Будьте бдительны!

Тенденции развития детективного жанра в мире, с моей точки зрения, идут к некоему психологизму героев. Мне кажется, это реверанс в сторону творчества Агаты Кристи в большей степени, чем Джеймса Чейза. В издательском бизнесе сейчас царит сумасшедшая мода на скандинавские детективы. Началась она с трилогии Стига Ларссона «Девушка с татуировкой дракона» – это как раз таки и есть то зерно, из которого выросли скандинавские северные авторы. Есть еще любимый мной британский автор, которого зовут Питер Мей, он пишет о шотландском острове Льюис, затерянном в Атлантическом океане. Его, как и скандинавов, отличает особая специфика медленного, мрачного, монохромного повествования. Там нет ярких блондинок, кадиллаков, страстного секса в углу, однако присутствует потрясающая атмосфера. И если мне придётся выбирать между кадиллаками с блондинками и туманным островом в Атлантическом океане, я, конечно, выберу остров Льюис.

Для тех, кто после всего вышеперечисленного всё-таки решился взяться за свой первый детектив

Разные авторы могут давать совершенно разные, порой даже противоположные советы. У Стивена Кинга, например, есть отличный роман «Как писать книги» – где он даёт прекрасные напутствия, особенно в том, что касается литературного языка. Но Стивен Кинг, например, не составляет никаких планов, а когда приступает к своему очередному шедевру – слушает тяжёлый рок и пишет то, что ложится на душу. Вывод – из многочисленных обучающих письму книг берите то, что подходит именно вам.

К сожалению, в России жить только писательским ремеслом невозможно (за редким, редким исключением). Соответственно, этот труд, скорее всего, останется для вас хобби. Хобби подразумевает, что у вас есть основное дело, которым вы зарабатываете на жизнь, а в свободное от основного дела время вы пописываете детективы. К несчастью, хобби, любительщина часто не подразумевает профессионализма. Очень легко скатиться в плане качества, тем более что стандарты не очень высоки. Вы должны помнить – ваши авторские стандарты должны быть выше издательских. Выше средних стандартов издательства, которые могут потребовать с вас не детальной работы над словом, но скорости написания и объема, достаточного для твердой обложки. Все-таки детектив считается служебным, легким жанром, престижных литературных премий за него не дают. Получается – с одной стороны: денег не платят, а с другой – и погордиться нечем. Может, раз так, опустить планку и начать штамповать по пять книжек в год, чтобы хоть как-то заработать, несмотря на повальное пиратство, съедающее подчистую ваши гонорары? У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Для себя я решила, что если уж я посвящаю писательскому делу столько времени, мне должно быть не очень стыдно за результат.

И последний довод в сторону качества. Если вы пишете хорошие книги, то они могут быть востребованы не только в нашей стране, но в остальном большом мире, где не принято воровать у авторов.

Выйдя на следующий уровень – уже не российский, а международный, – вы сможете хотя бы жить сочинительством, если уж не обогатиться. К этому нужно стремиться, а иначе не пытаться вообще – потому что надо понимать, что никаких огромных бонусов писательство вам не принесёт. Видя, что пишут наши заграничные коллеги (скандинавские, английские авторы), как они работают со словом, как поднимают детективный жанр на определённую высоту, надо браться за дело! И раз уж взялись – делать его хорошо.

Если заглядывать в «глубокую древность», мой творческий путь начался еще со школы. Я родился в Башкирии, в детстве время от времени писал тексты для школьных КВН-выступлений, затем хотел поступить в Ленинградский университет, но провалил вступительные экзамены и пошел в армию. И, наверное, с армии я и взялся за писательское ремесло – ввиду того, что появилось много свободного времени. Мои первые сборники стихов «Первый завтрак» и «Варварство» вышли в 2009-м и 2010 годах – они были выпущены путем сотрудничества с сайтом «Самиздат», причем предложил их издать мой друг. Этот момент стал стартом для всего остального творчества, после чего вышло еще несколько книг, в том числе и другие сборники стихов. Если рассматривать прозу, мой первый роман «Кулинарная книга» был написан в 2012 году, после чего питерское издательство «Антология» предложило мне сотрудничество с целью его продвижения. Когда роман вышел в «широкий прокат» и стал популярным, его путь продолжили два новых – «Где валяются поцелуи» и «В каждом молчании своя истерика». Они образовали трилогию, которая вскоре стала очень популярной.

Процесс написания книги – мотивация, настрой и писательские ритуалы

Я не сажусь в четыре стены, чтобы накропать пару страниц. Раньше, когда мне приходили дельные мысли или идеи, я записывал их на клочки бумаги, но теперь в ход пошел уже куда более удобный телефон. Все, что приходит на ум, я скидываю в свой электронный блокнот, а потом уже весь этот набор рассматриваю в спокойной обстановке. Что-то, конечно, сразу отправляется в корзину, но находится и то, что требует дальнейшего развития. Если говорить о том, как созревает целый роман, «скелет» произведения, то нужно понимать, что к моменту написания он должен существовать в голове. Просто на этот скелет необходимо нарастить «мясо» – сюжет, героев и т. д. Каких-то глобальных привычек у меня нет: отчасти мне помогает классическая музыка – Моцарт или Шопен. Музыка настраивает на нужную волну, и лучше всего она позволяет сконцентрироваться на написании книги либо поздней ночью, либо ранним утром. Для многих писателей ночь – самое оптимальное время работы, по крайней мере какая-то ее часть. В это время вам никто не мешает, нет посторонних звонков, ты остаешься наедине с самим собой и можешь вести с собой куда более конструктивный диалог. Творческая работа во многом зависит от биологических часов конкретного человека.

Как писателю отыскать мотивации писать свою книгу? Это внутреннее движение, так же, как многим нравится бегать по улице. Когда мне приходят мысли, я их записываю, а потом развиваю. Мне нравится работать с языком, словом, нравится выжимать из текста по полной – по сути, это напоминает работу огранщика алмазов. Текст всегда можно сделать лучше, чем он есть, – и никогда не придет ощущение того, что достигаешь совершенства. Всегда есть куда развиваться: порой ты понимаешь, что грани можно заточить по-другому, чтобы сам камень стал для тебя другим, даже другого цвета. В случае если не пишется, лучше всего на время поменять свою сферу деятельности, чтобы освежить себя. Я, например, занимаюсь живописью. К своим же текстам я отношусь с любовью: конечно, я не тот человек, который помнит все свои сюжеты досконально, особенно самые старые. Но пренебрегать каким-то своим старым, ранним текстом я не могу – в любом случае это был другой период жизни, другой отрезок другого видения. С ним уже ничего нельзя сделать, и, что главное, – ничего делать и не нужно. Самое главное понимать, что сейчас вы можете написать лучше.

Построение вашего произведения – три важнейшие составляющие

Три основополагающих кита, на которых базируется построение текста произведения, – это ваш пережитый жизненный опыт, определенный талант (все-таки важно хорошо владеть языком!) и, самое главное, ваша фантазия. Именно она показывает, настолько писатель может выйти за рамки и скольких людей сможет этим увлечь и заинтересовать.

Три основополагающих кита, на которых базируется построение текста произведения, – это ваш пережитый жизненный опыт, определенный талант и, самое главное, ваша фантазия.

Жизненный опыт. Допустим, вы можете написать роман об обычном окне. Вы подходите к окну, смотрите на улицу – и уже там можете найти достаточно информации, чтобы написать как минимум какой-нибудь интересный рассказ. Если же писать о чем-то в более глобальном понимании, процесс проходит не всегда гладко: перед вами встают определенные вопросы, на ум приходят переживания, деловые, экономические проблемы или просто те ситуации, которые могли случиться не только с вами, но и с вашими друзьями, родителями, знакомыми. Все, что хоть как-то вас коснулось, затронуло и взволновало, можно смело высказать и выложить на бумагу. Жизненный опыт человека включает не только его личные переживания, но и то, с чем он сталкивается в рамках личного круга: дом, работа, друзья. Наша задача как авторов – интерпретировать этот опыт и переложить его на бумагу, переводя в литературную форму. Главное – понимать, насколько эта тема интересна вам самим. Как только интерес заканчивается, ваш литературный язык сразу становится трудновосприимчивым и ваши читатели тут же чувствуют неладное. Ваш сюжет обязательно должен быть основан на личном опыте, и именно он должен вас вдохновлять!

Талант и владение языком. Запомните: если вы беретесь за книгу, в вас всегда должна быть доля определенного терпения. Если представить текст глыбой мрамора, перед вами встает цель ее отточить – придать ей форму и создать именно ту скульптуру, которая вам нужна. То есть придать рождающемуся набору букв лицо. Для этого нужно постоянно работать со словом: слово несет в себе достаточно информации, но не менее важно место, куда вы его поставите. Каждое слово должно встать на свое место, чтобы донести до читателей свой смысл. Здесь упор ставится на работу над собой – с тем чтобы как можно быстрее и как можно ярче донести свою мысль до читателя. Если брать в качестве примера мои тексты, то они довольно емкие и в них достаточно мало воды. Иногда за такой подход я тоже получаю критику, но мне гораздо интереснее писать именно так.

Наличие развитой фантазии. Новые впечатления в жизни важны – особенно яркие. Можно заставить себя просто переходить из одной комнаты в другую, оставаясь при этом в одной и той же квартире, а можно выйти на улицу, отправиться в путешествие, в горы и т. д. Все зависит от того, насколько вам хватит смелости самовыражаться: раскрывать свои возможности, искать новые выходы. Важно найти золотую середину, чтобы не потерять ту нить, что приведет к вам ваших читателей. В свое время был такой французский писатель Луи-Фердинанд Селин, автор романа «Путешествие на край ночи» (отличного романа, с глубоко прописанной историей), который доказал, что в любой успешной книге важны крик души, умение чувствовать общество, чувствовать, какие истории сегодня востребованы.

Чтобы избежать избитых приемов в построении истории, необходимо использовать оригинальные повороты сюжета

Вы сможете избежать клише, если будете направлять свою фантазию на построение оригинальности, в том числе и в сюжете. Не нужно ходить далеко за примерами – можно присмотреться к своим знакомым, увидеть что-то необычное даже из своего окна (особенно если живешь на первом этаже). Необычные вещи придумать вполне возможно – просто нужно немного расслабиться и впустить их, и они сами к вам придут. Никогда не бойтесь критики. Ее нужно воспринимать спокойно. Помните: критики – это неудавшиеся художники.

Для начинающего писателя также нелишним будет поработать над подробным синопсисом будущего произведения. На начало работы с новой книгой у меня обычно уже имеется «скелет», однако некоторые повороты сюжета, интересные моменты возникают только по мере написания. Иногда такие повороты и сочетания появляются независимо от вас, а порой кажется, что сами персонажи додумывают за вас свои поступки и решения. Они начинают жить своей жизнью, и потом автор уже просто наблюдает за ними. Повествование, если идет, не должно быть пересказом, будто вы хотите отчитаться перед своим читателем. Сложение событий должно быть построено литературным языком, чтобы ваш роман не был сухим сборником фактов и простым построчным описанием. Нужно держать планку!

Чтобы вдохнуть содержание в героев, можно использовать их мысли, размышления, чувства, мысленные монологи, тем самым подводя читателя еще ближе к персонажу или даже проникая с ним в его внутренний мир. Это помогает лучше понять героя. Концентрируя внимание на деталях, можно за счет одной-единственной детали оказать очень сильное эмоциональное воздействие на читателя. Эта деталь может обладать куда более мощным эффектом, чем описание самой внешности. Когда вы ведете обыкновенное перечисление предметов, обычно такие моменты в книге читателями опускаются и читаются на автомате, лишаясь осмысливания, а если вы описываете одну, знаковую, вещь, вы заставляете читателя сконцентрировать на ней внимание, обдумать и запомнить ее. Если же вы описываете человека и хотите его «приблизить» к читателям, чтобы они его увидели, вы можете заострить внимание на нем: что он делает, что держит, как действует. Или на глазах, на чем-то еще – выбирайте определенную деталь, которая лучше всего сможет передать образ героя.

Авторский стиль – нужен ли он?

Как я вырабатывал свой авторский стиль? В свое время я получил художественное образование, став художником-оформителем, и узнал об интересном приеме: во время работы над картиной нужно чередовать разные цвета, раз за разом нанося рядом с теплым холодный, и следить, чтобы картина получалась яркой, сочной и объемной. Я думаю, то же самое происходит и в моих произведениях: если в них присутствует сцена с трагическими, тяжелыми событиями, то следом обязательно появится яркая и позитивная, после которой останется ощущение, что все не так плохо, а жизнь продолжается.

Не все любят читать книги с тяжелым началом. Мы всегда живем на грани трагического и смешного, и трагическое не должно слишком сильно смещать чашу весов в вашем сюжете. Такой подход утомляет, а многим читателям попросту не подходит – как итог, ваша книга может оказаться невостребованной. Для многих из нас книга является способом уйти от собственных проблем, и если она будет создавать их еще больше, ее попросту не станут читать. Современный текст не должен представлять собой тяжелый поезд, который сбивает своего читателя, оставляя его в кювете, и он не должен быть длинным и скучным составом на переезде, состоящим всего лишь из логически скрепленных слов и предложений. Ваш роман должен стать музыкой: текст – оркестром, а писатель – дирижером, который выжимает из своего текста по полной!

Но это – лишь один из приемов, которыми я пользуюсь. Есть и другие довольно интересные приемы, однако они уже больше касаются филологии. Чтобы красиво писать, совсем не обязательно прочесть кучу книг. Есть же люди, которые по своей природе обладают очень красивой и грамотной речью. Здесь очень важно слышать, как говорят люди, о чем они говорят – и в то же время слышать самого себя, голос своей души. Именно этот диалог и поможет вам писать красиво, сильно – так, как вы мечтаете.

Как придать тексту нужную атмосферу?

Здесь довольно просто: нужно влезть в шкуру своего героя, понять, что он должен переживать в те или иные моменты, как на него действуют те или иные предметы и люди. И вам придется не просто описывать и перечислять, но и выражать само отношение окружающего мира к герою. Обратная реакция внешнего мира немаловажна! Если у вас интересная книга и постройка сюжета, не забывайте также добавлять души вашим персонажам! Внутренний мир иногда бывает даже интереснее, чем окружение и красивый язык текста. Те стены, в которые вы помещаете героев, тот воздух, которым они дышат, могут подчеркивать характеры и мотивации куда сильнее, чем вы думаете.

Вы можете добавлять новые сюжетные линии. Не обязательно вводить их сразу – некоторые авторы начинают их только с середины, иногда даже в самом конце книги. Важно использовать любой способ увлечь и заинтересовать своего читателя: играть со словами, в том числе с глаголами, менять смысловые составляющие, сами слова, использовать абсолютно неожиданные моменты в самых разных местах – запомните, вы можете делать все! Самый простой способ сделать свой текст легким – насытить его диалогами. Но с ними ни в коем случае нельзя перебарщивать! Когда писатель становится дирижером своего текста, он знает, где сделать громче, где тише, где поставить нужное слово, чтобы оно либо совсем не звучало, либо могло достучаться до самого сердца. В идеале эти мелодии должны совпадать с мотивами читателя – он их слышит и напевает, втягиваясь в вашу книгу, и превращается в вашего настоящего поклонника.

Метафоры и цитаты – их место в вашем романе

Писатель не должен становиться конъюнктурщиком и писать по требованию общества, но, с другой стороны, он должен передавать его состояния: его настроение, дух, ожидания… Для этого автору приходится использовать сравнения, метафоры, аллюзии и диалоги, чтобы даже из самого нереального мира возвращать читателей в нашу действительность. Главное – не использовать шаблоны. Читатели любят сравнения, об этом говорил еще сам Маяковский. Именно сравнения дают нам самый большой простор для фантазии. Если вы хотите передать глубже что-то острое, например тему секса, но при этом вам не хочется скатываться к нецензурным выражениям и откровенности, вы также можете использовать метафоры. Некоторые писатели наполняют свой текст таким густым, мощным мысленным потоком, что не дают своему герою ни думать, ни двигаться – иногда это позволяет передать происходящие с вашим героем события особенно остро. Иной раз за счет тех же метафор хорошо получается подсвечивать характер сцены. В процессе описания обстановки, чтобы сделать ее объемнее, можно постараться за счет игры слов привязывать одну вещь к другой с помощью метафор. Вы можете даже одушевлять предметы – иногда это отлично прописывает композицию. Привязанность людей к вещам в книгах нередко проявляется даже сильнее, чем те же отношения к другим людям.

Не стоит забывать и о потенциальных цитатах. Красивые цитаты – это своего рода золотые нити. Они должны быть по месту, как говорится, в нужное время и в нужное сердце. Каждый автор сам чувствует, где прошить свой текст золотыми нитями: бывает, у писателей рождаются отдельные цитаты в жизни, на улице, в транспорте… В основном, конечно, они появляются во время написания текста – или даже в тот момент, когда уже написанная книга шлифуется.

Как грамотно выстроить композицию вашего произведения?

Если вы собрались написать роман, то, как и в живописи, нужно соблюдать основные правила композиции. Пространство нужно позиционировать сознательно, не загоняя его в узкие рамки. Никогда не бойтесь выходить за эти рамки – читатели гораздо лучше воспринимают текст, когда все визуальные элементы в нем сбалансированы и взгляд, блуждая по повествованию, плавно переходит от одного элемента к другому, в конце концов останавливаясь на главном объекте. Помните, что именно вы должны подвести к нему вашего читателя! Можно описывать и вертикально, и горизонтально – не бойтесь переворачивать вещи и события с ног на голову. Неожиданные повороты всегда интересны! Также старайтесь, чтобы главный объект с точки зрения композиции находился не в центре вашей картины – у него должна быть возможность смотреть на происходящие события со своей точки и под своим углом зрения. В этом отношении, как и в других видах искусства, важную роль играет правило золотого сечения. Это отлично помогает отразить характер героя и суть сцены, в которой он принимает участие. Единственное, ваш главный герой должен быть все время в фокусе – определите, что в вашем тексте должно быть резким, а что размытым. Разделите объекты на фон (атмосферу, стены и т. д.) и то, что всегда будет видно.

Не стоит ждать, пока ваш роман нарастит достаточно деталей, чтобы считать его завершенным. Ваш герой может быть прописан в двух предложениях – наращивать много «мяса» на «скелет» не всегда обязательно. Главное, чтобы персонаж был важным. Существует литературный прием, когда автор не описывает героя, вместо этого акцентируя внимание на его окружении: кто рядом с ним, где он находится… Это создает нужную картину и выглядит необычно на фоне большинства остальных книг. Однако в любом случае надо помнить, что является главным в конкретной сцене. Для этого совсем не обязательно прописывать вашего героя от ресниц до ногтей – для читателей куда более интересными могут быть, например, люди или единичные объекты, находящиеся рядом. Так, концовку своих книг я обычно пишу по ходу работы над романом, а иногда она рождается даже раньше, по мере написания. Начало и конец романа – важнейшие его составляющие. Поэтому лично для меня точкой в романе является середина, где фактически я и ставлю для себя все точки над «i». Также не забывайте, что ваш диапазон намного шире, чем диапазон читателя. Текст не должен быть безлюдным, поэтому не ленитесь вписывать вторые и третьи роли со своими диалогами – используйте это так же, как и описание природы. Ее, природы, не должно быть слишком много, но не стоит забывать, что и она должна присутствовать.

Нужно ли читать больше?

Безусловно, чтение других авторов дополняет, обогащает ваш лексикон, также во время чтения к вам могут прийти различные мысли и идеи. Полет души – именно так называют это ощущение. В этом случае любая прочитанная книга войдет в «вашу копилку». Из тех книг, которые я прочел (а все, кто учился на филфаке, прочли много книг!), я изучил обилие как русской литературы, так и зарубежной. К тому же моя тетя работала в деревенской библиотеке, и с «Незнайки на Луне» Николая Носова начался мой путь читателя, после которого было еще много значимых книг известных авторов: Федора Достоевского, Генри Миллера, Буковски и т. д.

О тенденциях и публикации

Автору стоит уходить от общепринятых тенденций, особенно если находятся те, кому такие книги будет читать гораздо интересней. Но стоит ли прислушиваться к игрокам, знающим правила рынка, или мнение автора – это святое? Скорее всего, если это не нарушает вашей основной концепции, изначально все-таки стоит прислушиваться к словам вашего редактора. Но если вы пишете уже вторую книгу, издавая ее в том же издательстве, она минует редактора, отправляясь сразу в корректуру. Это говорит о том, что редактор доверяет автору. Конечно, когда на начальном этапе редакторы видят недочеты, обращайте на них внимание – по крайней мере, старайтесь найти какой-то компромисс. Помните: главное – чтобы ваша книга вышла! В то же время писатель не должен заниматься чужими душами, работая исключительно со своими словами и думая только над тем, что волнует его.

Иногда мне задают вопрос, стоит ли показывать друзьям и близким свои тексты до их публикации. Некоторые авторы считают, что лучше дождаться, пока книга выйдет и окажется у них на руках в полном виде, печатном или электронном. Однако я думаю, что все-таки стоит – особенно если в вашей книге есть что-то личное, касающееся конкретных людей. Это обязательно нужно делать, чтобы получать обратную связь. Без нее очень трудно сориентироваться и понять, что ты делаешь и, главное, для чего ты это делаешь.

Другие секреты, с помощью которых можно сделать свой текст лучше и гармоничнее

Пишите как можно больше, всегда имейте при себе записную книжку. Не важно, бумажную или электронную, – носите ее с собой, не оставляйте дома, не жалейте на нее своего времени. Мысли приходят и уходят, и записывать их нужно немедленно, потому что прилетевшая мысль может устать от ожидания и попросту улететь. А еще спонтанные мысли помогают в дальнейшем избегать избитых клише, потому что они – ваши собственные идеи и это самый лучший рабочий материал, из которого вы можете строить свое произведение.

Писатель должен понимать: если он хочет закрутить какую-то интригу сюжета, то лучше это делать не с мелкими деталями, а играть по-крупному. Например, с самим сюжетом. В идеале его лучше перезапустить: если рассматривать примеры, таким приемом успешно пользовался Габриэль Гарсиа Маркес и латиноамериканская литература в целом. Текст их произведений формировался и прорисовывался последовательно, раз за разом, и, как Леонардо да Винчи рисовал свою «Тайную вечерю» в течение многих лет, так же и в ваших книгах будут постепенно прорисовываться запланированные задумки.

Порой я слышу от своих читателей вопрос, сколько черновиков романа нужно написать, прежде чем появится финальный текст. Черновик у меня обычно один – он лежит в моих основных документах, и с ним я постоянно работаю. Если раньше я писал свои черновики на бумаге, сейчас в этом нет никакого смысла – в электронном формате всегда можно все исправить, подкорректировать. В итоге все получается гораздо удобнее. Часто план самого произведения в процессе его развития меняется, появляются вещи, которые по ходу письма переосмысливаются, изменяются, и не только в каких-то фрагментах. Другое дело, если вы пишете последовательно. Не надо бояться совершенства – если выбранная тема вам интересна, смело ее развивайте! Все в ваших руках – и только вы решаете, с чего начать вашу книгу.

Уже около двадцати пяти лет я пишу исторические либо историко-фантастические романы о раннем Средневековье (эпохе викингов) на Руси и в Скандинавии, поэтому могу поделиться соображениями о специфике исторического направления романного творчества.

Специфика эта прежде всего в том, что здесь никак нельзя обойтись одной фантазией и вдохновением. Фантазия исторического писателя должна питаться знанием, но чем дальше вы будете изучать свою эпоху, тем лучше будете осознавать трудности ее постижения – какой бы она ни была. Есть авторы, которые вчера писали про Клеопатру, сегодня пишут про Рюрика, а завтра отважно возьмутся за Ивана Грозного, прочитав пару книг о каждом. Но до своих читателей они не донесут ничего, кроме популярных стереотипов и собственных фантазий. На изучение одной исторической эпохи надо жизнь положить, и будет мало. Но только в процессе постоянного познания можно добиться результата, о котором вообще стоит говорить.

Один из наиболее волнующих вопросов в этой области: насколько допустимо для авторов отклонение от «учебника», то есть насколько он вправе привлекать альтернативные или даже фантастические версии исторических событий?

Исторический роман – это художественное произведение на научном материале. Очень важно понять обе части этой специфики, баланс ваших, как автора, прав и обязанностей. Писатель – не бог, он не творит заново уже однажды случившееся, он создает в произведении свой мир, в котором идет своя жизнь. Роман – не научный труд и не учебник, он создается в первую очередь ради художественной задачи, а не ради передачи научных фактов. Любители твердых фактов легко найдут их в соответствующих местах. Задача писателя – через яркие образы показать дух эпохи. Возможно, вы желаете прояснить ход и смысл исторического процесса как такового – тогда вы подбираете имеющиеся факты, нужные для решения этой задачи. Поэтому автор имеет право перегруппировать события так, чтобы прояснить их исторический смысл. Мысль художника – тот гребень, которым он проводит по спутанным прядям жизни, причесывая события прошлого, чтобы выявить их смысл и красоту. Но вот что важно: смысл должен быть прояснен, а не запутан. Драма должна стать более яркой и выпуклой, а не бессвязной и непонятной. Всегда нужно держать в голове смысл, ради которого вы вносите изменения в историю. И если в произведении этот смысл виден, то вас никто и не спросит «почему так?» – всем это будет очевидно. Даже если история в итоге получится совсем альтернативная.

Если ваш роман будет силен, ярок и состоятелен как художественное произведение, вызовет сопереживание читателя, то ему легко простится отклонение от фактов. Читатель сам станет вас оправдывать: «это же не учебник». Но если роман будет слаб и невыразителен, то близость к фактам его не спасет – он и как художественное произведение не состоится, и учебнику в познавательной ценности проиграет. А вот если вы сумеете создать яркое действие без грубого нарушения фактов – тогда совсем здорово.

Как же создать это яркое действие? Автор, слабо знакомый со своей эпохой, выдает себя школярским усердием, с которым он списывает в текст источники и хвастается полученными знаниями. Допустим, его персонажи едут по Днепру мимо порогов. И вот он нам начинает цитировать Константина Багрянородного: «Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи»… Или герои, уединившись в лесу в ситуации нечаянного любовного свидания, зачем-то начинают пересказывать друг другу мифы и предания, вместо того чтобы поговорить о своем. Беда-то в том, что мифы – единственный элемент духовной культуры героев, в котором автор уверен. И для него куда легче пересказывать мифы, чем строить лично-любовный диалог, исходя из психологии эпохи. Но это у вас роман или энциклопедия «Мифы народов мира»? Читатель-то хочет знать, как у них все было, а мифы он в любой книжке прочитает.

Не надо пытаться донести до читателя все полученные вами знания (как правило, такое желание присутствует, пока объем этих знаний невелик). Максимально полная картина должна быть сформирована в вашем собственном сознании, а для читателя вы будете извлекать только то, что нужно в данный момент. Несколько оригинальных, ярких деталей, поставленных в нужное место, создадут более красочную и живую картину эпохи, чем длинные описания, которых все равно сейчас никто не читает. Легкая доступность любой научной информации в сети во многом сняла с писателя, даже исторического, задачу снабжать читателя информацией как таковой. И усложнила его задачу: теперь вы должны дать читателю то, чего он в сети не найдет. То есть – материал художественный, а не научный. Вы сами должны знать весь уклад жизни и тип мышления персонажа и понимать, как это влияет на его поведение. Если вы нашли сборник заговоров, не заставляйте героя заболеть только для того, чтобы к нему позвали бабку-знахарку и она начала над ним шептать: «На море-океяне, на острове Буяне…» Пусть герой болеет, если его болезнь что-то решает в сюжете. А вы просто помните, что в представлении ваших персонажей болезни происходят от семидесяти семи злых лихорадок, которых обычно держат на цепи в подземном царстве. И пусть эти знания сказываются в их поведении, мотивах, решениях и так далее. А заговор можно вообще не читать.

Где взять вдохновение?

Я как-то проанализировала источники вдохновения, указанные «типичными писателями». Указывают «любимую музыку», фильмы, книги, природу и так далее – средства возбудить эмоции, расчистив внутреннее пространство в комфортной для себя обстановке. Но это все прекрасно, если вы про несчастную любовь собрались писать. Если же вы хотите писать об истории, то настоящий источник вдохновения у вас должен быть один – сам исторический материал. Никакая музыка, даже трижды любимая, не позволит вам пронзить время и увидеть древнюю Москву. В лучшем случае это будет иллюзия, которой делиться не обязательно. Позволят вам увидеть древность только толстые, нудные, полные технических подробностей монографии археологов либо труды историков, которые уведут вас в глухие дебри толкования скудных источников. И вот если вы за «планом разреза вала» можете увидеть, как все это выглядело тысячу лет назад, когда на валу росла трава, из рва несло затхлой водой, на кровлю надвратной башни садились голуби, внизу по реке тянулись челны рыбаков, а где-то рядом видите человека из этого мира, и он уже открывает рот, чтобы рассказать что-то о своей жизни, – у вас есть талант исторического писателя.

Где взять достоверный материал?

Не используйте в качестве источника чужие произведения. Даже самые знаменитые, авторитетные и любимые. (Скольких авторов совратила песня про Марусю, внушив убеждение, будто кольчуга на человеке звенит! А ничего подобного.) Так вот, любой писатель, даже классик, писал исходя из своих представлений. Никто не всеведущ – любой классик мог чего-то не знать, потому что в его время какие-то темы еще не были исследованы. Мог чего-то не найти, или исказить ради выражения собственных идей, или вовсе не ставил перед собой задачу отразить реальность, а лишь использовал образ древности как повод поговорить о своем (как Валентин Иванов в «Повестях древних лет»). Рисовал свою картину мира, но у вас-то должна быть своя. Поэтому опираться следует только на аутентичные источники: непосредственные документы эпохи и на серьезные научные исследования по ним. Отчеты археологов, сборники статей и монографии, где в выходных данных значатся рецензенты, члены редакционной коллегии и ответственные редакторы – доктора и кандидаты исторических наук.

Кино – самый доступный источник «картинки» и в то же время самый неверный. Не верьте джентльменам на слово: даже если они позиционируют свой дорогущий проект как «кинодокумент эпохи», это может быть с их стороны лишь рекламный трюк и на самом деле их реальность – чистая фантастика. Киношные поединки – в большинстве случаев лажа. Киношные костюмы – та же история. Они тоже делаются для красоты (ну, или антикрасоты) и в большинстве случаев фантастичны для эпохи.

Поэтому, если ваша задача – серьезное произведение, направленное на раскрытие духа эпохи, источником антуража будут служить только научные работы по материальной культуре. И тут я хочу сообщить вам очень радостную новость. Оно существует – такое явление, как историческая реконструкция. Она живет и процветает по всему миру, в том числе и в России, уже два-три десятка лет. Это движение – десятки тысяч человек, в том числе с учеными степенями, которые двадцать лет совместными усилиями изучают материальную культуру разных эпох: костюмы, оружие, быт – как делать эти вещи и как ими пользоваться. Ваша задача (если вы еще не там) – найти этих людей и взять у них материал, которым они обычно охотно делятся. По всей России (и не только) круглый год проводятся десятки фестивалей, открытых для туристов, где всякий может и увидеть эпоху, и получить любые консультации. При наличии такого источника заимствовать мир киносказок – просто несерьезно.

Весьма многих волнует вопрос о языке исторического романа: насколько обязательно сохранять всякие «вельми понеже» и в какой мере допустимо его осовременивание.

Вопрос этот неоднозначен. С одной стороны, язык – важная примета времени. Но и здесь необходимо соблюдать меру. Полное воспроизведение языка эпохи, отстоящей от нас хотя бы лет на двести, уже ни к чему – оно сложно для восприятия. Читатель так много сил потратит на понимание смысла, что не успеет проникнуться чувством. Между ним и персонажем будет стоять такой барьер, что сопереживание станет как минимум сильно затруднено, а это снизит художественный эффект. К тому же герои говорили на языке, который для них-то был современным. Поэтому разница не должна очень резать глаз. Я стремлюсь поставить между героем и читателем как можно меньше барьеров, то есть сделать язык романа наиболее близким к современному, насколько это не противоречит здравому смыслу и исторической достоверности. Для создания колорита эпохи лучше выбирать даже не конкретные устаревшие слова, а метафоры, которые показывают специфику тогдашних взглядов, строение фраз, историзмы (которые нельзя заменить). Важно избегать слов, которые в русский язык пришли позже вашей эпохи. Огромное количество западных заимствований появилось в петровскую эпоху и позже, мы к ним привыкли и почти не замечаем, но в повествованиях о временах ранее Петра они режут глаз. По возможности их не должно быть вообще – ни в речи персонажей, ни даже в авторской. Сомневаетесь в происхождении слова – словари в помощь. То есть в целом язык должен быть достаточно нейтральным, а примет времени в нем должно быть немного, но ярких. Это довольно тонкий момент, определяемый вкусом и чувством языка. Лишние архаизмы и просторечия (при помощи которых часто делают стилизацию под древность) нежелательны, поскольку нарушают атмосферу естественности и правдоподобия.

Следующий важный вопрос – персонаж. Персонажи исторического романа бывают двух родов: реальные исторические лица и вымышленные. Обычно в романе присутствуют и те и другие и на роль главного героя может претендовать как реальное лицо, так и вымышленное. Одно есть между ними общее: те и другие существуют не просто так, а для все той же цели – выразить дух эпохи и раскрыть идею автора.

Для начала запомним следующее: никакой, ни один литературный персонаж не тождественен своему историческому прототипу. Человек не в силах заново воссоздать уже однажды жившего человека, персонаж – это всегда творение авторской фантазии, отражение авторских знаний, представлений, часть созданного автором мира, а главное, художественной задачи, которую автор при помощи этого персонажа решает. Иван Грозный из какого-либо романа никогда не будет, не может и не должен быть точным подобием Ивана Грозного исторического. Он – порождение не внешнего мира, а нашего романа. Наш Александр Невский имеет право отличаться от того Александра Невского, который существует в сознании других людей. Главное, чтобы образ был убедителен в рамках данного произведения и чтобы по реально-историческому персонажу было видно, каким образом именно этот человек сыграл в истории именно ту роль, благодаря которой мы его знаем. Тогда роман состоится как художественное произведение.

Конец ознакомительного фрагмента.