Прогулка 1. Знакомство с Алисой
Я выходил из здания школы, где два раза в неделю вел уроки литературы в 11‑х классах (больше для успокоения души, нежели для заработка), и собирался ехать домой, для чего мне нужно было пройти метров триста до остановки троллейбуса. Накрапывал мелкий октябрьский дождь, теплый, но довольно противный, отучившиеся ученики и отбывшие номер учителя спешили скорее добраться кто до остановки, кто – непосредственно до дома. Я завозился было с плохо раскрывающимся зонтом, и в это время… кто-то бережно тронул меня за рукав моего плаща. Я с недоумением оглянулся и в первый раз, как мне показалось тогда, увидел ее…
Алиса оказалась невысокой светловолосой девушкой лет шестнадцати на вид. Цвет глаз ее был довольно необычным – серый с зеленоватым оттенком, похожий «на глаза осторожной кошки». Одета Алиса была неброско, но элегантно – в короткую коричневую куртку, высокие бежевые сапожки и темный берет с каким-то неясным рисунком слева. Через ее плечо была небрежно перекинута пурпурная сумка на коротком ремешке. Сумка, как мне показалось, несколько дисгармонировала с ее нарядом, но, возможно, я ничего не понимал в молодежной моде. Алиса, чуть нахмурив брови, смотрела на меня спокойно и насмешливо.
– Я Вам писала по поводу встречи, но ответ не был получен, – вместо приветствия сказала она. – А почему?
– Ты мне писала? – удивился я, с трудом соображая, по поводу чего это она собирается со мной беседовать.
– Я прочла Ваши стихи в этой… желтой книжке и написала, – Алиса наморщила нос. – Кажется, две недели тому назад.
– Да-а, – я начинал вспоминать записку сумбурного содержания, которую неожиданно обнаружил у себя в сумке дней десять назад и которую посчитал дурацкой шуткой своих учениц. – Действительно, записка, припоминаю.
– А почему Вы не ответили? – настырно спросила Алиса.
– Там не было обратного адреса, – сухо заметил я и собрался двигаться к остановке, так как на нас уже стали посматривать выходившие из школы старшеклассники. – И что за спешка?
– Это дело жизни и смерти! – почти вскрикнула Алиса. – Мы должны пообщаться немедленно.
– Так ты и есть Алиса Чудесная? – решив не раздражать нервную девицу, заметил я. – Да, я прочитал, и стихи твои весьма…
– Я бы поговорила не только о стихах, – уточнила Алиса.
– А о чем еще говорить? – не сговариваясь, мы стали удаляться от крыльца школы несколько в сторону. – Разве тебя интересует что-то еще?
– Меня интересует Ваше творчество, – заметила Алиса, – в данный момент жизни. И еще кое-что хотела обсудить в плане написания. В классе, где Вы ведете, подруга моя учится, она кое-что мне рассказывает…
– У меня в четверг факультатив по истории поэзии, – я соображал, как мне вежливо отделаться от нервной собеседницы. – Народу обычно мало ходит. Так что твое присутствие никого не обременит…
– Хорошо, – кивнула Алиса. – Пожалуй, приду в четверг, если у меня ничего срочного не будет!
– Вот и хорошо, – завидев троллейбус, я сделал рывок в сторону остановки. – Приходи с новыми стихами.
– Вы стесняетесь гулять со мной? – кивнула Алиса. – Понятненько! Тогда возьмите тетрадь – здесь кое-что новое.
– Хорошо. Прочитаю обязательно, – я схватил протянутую мне сероватую 12-листовую тетрадку и с наслаждением забился в переполненный троллейбус, чувствуя себя неуверенно наедине с новоявленной Ахматовой.
– До встречи! – крикнула Алиса и помахала мне рукой.
В троллейбусе я с трудом запихнул Алисину тетрадь себе в портфель, а через пару минут и думать забыл об этой встрече. В ту пору мне было почти тридцать четыре года, я мнил себя великим, но еще не признанным поэтом, и работа в школе была только дополнительным способом заработать себе на пропитание. К тому времени у меня вышла книжка прозы в Москве, которая принесла мне больше разочарований и проблем, чем радости и гордости, и одна книжка стихов в Билибинске, о которой упомянула Алиса. Впрочем, я честно выполнял свою работу и даже находил в ней много положительных моментов. Детских и юношеских стихов, по долгу службы, я перечитал к тому времени огромное количество. В городе раз в год проводились поэтические турниры, которые требовали некоторого отбора представляемых школьниками текстов. Большая часть «произведений» была, впрочем, стихотворным переложением мыслей и чувств подрастающего поколения, весьма важным и нужным для развития письменной речи подростков. Примерно четвертая часть стихотворений оставляла лично у меня хорошее впечатление, после стилистической правки стихи приобретали некую гармонию формы и смысла, вполне достойно смотрелись потом в сборниках юных поэтов. Но и эти тексты испарялись из моей памяти еще быстрее, чем я того хотел.
Я бы, наверное, уже и не вспомнил о серой тетрадке до четверга, а то и более. Однако, вечером, проверяя сочинения своих учащихся на свободную тему о прошедшем лете (искренностью в большинстве из них не пахло), я наткнулся на подброшенную мне судьбой поэтическую тетрадь. Поскольку после десятка проверенных сочинений на меня уже стала наваливаться вселенская тоска, я все же решил «пролистнуть» тексты симпатичной Алисы. В проверяемых мной сочинениях одна симпатичная девица (весьма раскованного поведения) слезно рассказывала, как она все лето помогала бабушке и дедушке возделывать огород, и какой хороший урожай был собран. Другая девица (ударница и спортсменка-бегунья), путаясь в сложноподчиненных и бессоюзных предложениях, как в преодолеваемых ею барьерах, подробно поведала, как они с подругой летом бегали то короткие, то длинные дистанции, то на роликах, то своим ходом, то по шоссе, то по лесу. Третий автор – прыщавый, белобрысый юноша, обычно предпочитавший прикорнуть за своим объемным портфелем к концу урока, – с несвойственным его меланхоличной натуре энтузиазмом описал в сочинении трудоемкий поход, предпринятый им по заповедным местам Среднего Урала. Рассказ был живописен, изобиловал подробностями походной жизни и любопытными наблюдениями, а еще – был целиком слизан из одного популярного блога в Интернете.
Не дочитав до конца очередное нудное откровение про «веселые» летние каникулы, я раскрыл разрисованную какими-то малопонятными узорами светло-серую тетрадку и решил внимательней прочитать то, что было написано Алисой явно не в расчете на пятибалльную оценку. Первый текст Алисы, которая для пущей загадочности избрала себе псевдоним «Чудесная», носил довольно забавное название «Себе любимой».
Рискну привести основную часть этого стихотворения целиком:
СЕБЕ ЛЮБИМОЙ
Ах, я славная нимфетка,
Просто девочка-конфетка:
Стройная, как елочка,
Светленькая челочка…
Мама с папкой говорят:
"Ты не доченька, а клад!".
Наш сосед дядя Сережа
Глаз с меня не сводит тоже.
Не женат он, без детей:
– Эй, Серега, посмелей!
А на улице мальчишки,
Наглецы и хвастунишки,
Мне нахально вслед глядят –
Видно, спать со мной хотят…
Только мне на них плевать:
Не из кого выбирать.
Мужички на улице,
Как коты, мне жмурятся:
"Славная девчушка,
Пойдем со мной в кафушку!
Чипсами и пивом угощу, вином…
Как мы классно вечер
Вместе проведем".
Только мне на них плевать:
Из кого тут выбирать?
Честно? Жду я одного –
Только принца своего
С серыми глазами,
С сильными руками…
Он сильнее всех мужчин,
В целом мире он один
Девочку полюбит,
Меня приголубит.
Он возьмет меня с собой
В край далекий, дорогой,
Где не будет грязи,
Этой всякой мрази…
Будем только Я и ОН –
Это словно сладкий сон
Мысль мою лелеет,
Душу нежно греет.
Ох, я бедная нимфетка –
Да какая там конфетка!
Грустная как елочка,
И поникла челочка…
Сначала мне захотелось исправить в тексте очевидные ляпы и некоторую нарочитость, но, подумав, я не стал этого делать. Я решил, что вряд ли Алиса ждет корректорской правки своих стихов, скорее, она, как и всякий начинающий автор, мечтает об идеальном читателе и возвышенных переживаниях. В этом плане было бы глупо пытаться говорить с «девочкой-конфеткой» о технической стороне писательского ремесла. «А дядя Сережа еще тот жучара!», – почему-то решил я, хотя в этом тексте и не вполне была прояснена роль скромного соседа-созерцателя.
Второе стихотворение Алисы сопровождал эпиграф из Анны Ахматовой: «Я сошла с ума, о мальчик странный…», и я радостно потер руки. Диагноз вырисовывался теперь сам собой. Облик Алисы разом терял загадочность и привлекательность. Обчитавшись ранней Ахматовой или зрелой Цветаевой, юной, творчески настроенной девице трудно совладать с собой и не выдать «на-гора» пару сборников дамской лирики. Текст назывался «Хороший мальчик», а вот и он, читатели, перед вами:
Ты – хороший мальчик, ты мне очень дорог.
Помню я объятья нежные твои…
Только ненадолго этот милый морок,
И он не замена истинной любви!
Ты в любви признался мило так, наивно –
Чуть не рассмеялась, слушая тебя…
Мной ты любовался словно бы картиной!
Только не поймешь ты, маленький, меня.
Ты пока не знаешь, что любовь – сжигает!
Иссушает душу, губит все подряд.
У влюбленной девы сердце з а м и р а е т,
Лишь она заметит Его грубый взгляд.
Ты со мною, мальчик, быстро повзрослеешь,
Ты забудешь, милый, счастье и покой!
Удержать меня ты просто не сумеешь –
Так что до свиданья, мальчик дорогой!
Ты прекрасный мальчик, ты мне очень дорог!
Не забуду руки нежные твои…
Только не заменит этот милый морок
Странной и жестокой, но истинной любви.
В целом написано это было неплохо и даже бойко. Из текста было совершенно ясно, что именно хочет сказать «хорошему» мальчику новоявленная Анна Домини: ты, друг, молод и хорош собой, но к «взрослым» отношениям со мной пока не готов, а вот я-то, конечно. Наверное, своего одноклассника охмурила, наговорила ему тысячу дамских колкостей, а он в ответ с тоски то ли повесится, то ли напьется дешевого пива, то ли так переживет. Да уж, вот – настоящее сочинение на тему, что я делала этим летом. Остальные стихи были выполнены Алисой Чу– примерно в том же русле: кое-где в них на законных основаниях блистала девичья слеза, и выражалось сожаление озябшим воробушкам и синицам на зимнем дворе, и содержалась инвектива «подлым, коварным подругам» за их бесчувствие и пристрастие к дорогим вещичкам.
«А ведь, пожалуй, и неплохо для 16 лет…» – важно решил я и, закрыв Алисину тетрадку, тяжко вздохнул и вернулся к четырем оставшимся лживым детским сочинениям. Проверить все ж надо, а то ведь на следующем уроке каждый только о своей оценке и спросит. Кстати, про Алису… Надо ведь еще будет придумать, что ей про ее стихи сказать! А то ведь загордится, юное дарование, если уж слишком расхвалить, или наоборот – совсем не то подумает.
На этой оптимистичной ноте я закончил проверку скучных ученических работ и отправился в ванную принять вечерний душ. День, несмотря ни на что, явно удался.